Поющий Койот. Перекрёсток Времён

А после обеда у меня были запланированы первые после отпуска встречи. Народ очень удивлялся тому, насколько я изменился за прошедшее время. Спрашивали, что произошло. Я отшучивался, кому-то говоря, что влюбился, кому-то, что повзрослел, кому-то, что решил сменить амплуа. Почему-то не верили. Но и не докапывались. А я пересматривал отношение к людям, глядя на них уже с высоты четырёхсот с хвостиком лет. Вечером, ехавший в клуб Тиберио, который Джотто, завёз мне Рикардо, Бель и Тришну. К несчастью Занзаса и Такеши, в тот момент почти все бандиты собрались возле входа. Не знаю, какой был повод, может, просто воздухом подышать вышли. Но итогом стало эпичное явление Секондо Вонголы народу. И ещё более эпичное «встреча юной девы с возлюбленным», ибо Бель как только увидала Хранителя Дождя, так кинулась к нему и повисла на шее. А потом ещё и страстно поцеловала в губы на глазах у всех. Но почему он гневный взгляд на меня направил? Сам же соблазнял девчонку! А она ещё и, едва отдышавшись от поцелуя, бросила мне: — Демон, мне комнату можешь не заказывать. Я поселюсь с твоим Дождиком. — Ребята были в шоке все, в том числе и Занзас. Тришна прижималась ко мне, а я — без зазрения совести смеялся. Всё-таки я не прогадал, когда решил именно Ямамото взять с собой в Испанию, в прошлое посещение страны. Такеши никто не спрашивал, так что его пассия поселилась с ним. Впрочем, я знал, он был не против. Только грызли его сомнения. То ли понимал, что жизнь его необратимо меняется, и сомневался, стоит ли её менять, то ли не был уверен, что хочет делить жизнь именно с Бель, то ли сомневался, стоит ли втягивать её в Вонголу. Сомнениями со мной он не делился, кажется, решив справиться самостоятельно. И я не стал вмешиваться. В конце концов, это не только от Такеши зависело, но и от Бель. А эта вздорная девка, похоже, выбрала себе спутника жизни. До Ямамото-то она ни с кем не спала дважды. А тут сразу в его комнату… Мне оставалось только хихикать. Тришна тоже просилась ко мне. Мол, незнакомая местность, она никого не знает, и так далее. Но я был твёрд, и ей пришлось жить в ближайшей к моей незанятой комнате. Ну, а вообще, Падаль, тихонько перетирая между собой новое приобретение Дождя Вонголы, делали вид, что заинтересованы Риком. Нет, им действительно был интересен Второй Босс Вонголы и отец Занзаса, но… Всё-таки появление у одного из них девушки, заставляло задумываться о подобных отношениях и их самих. Как и Занзас, узнав о том, что я был женат и имел и имею детей, задумался о собственных возможных наследниках, так и они задумались о том, как скоро сами обзаведутся подружками, а то и жёнами, да детьми. Жизнь не стояла на месте, она шла вперёд, в вечность, и влекла в эту самую вечность всё живое… А Рик… Ну, Рик был занят моим детсадом. Он с ностальгией смотрел на Хранителей Вонголы и Хранителей своего сына, и всё время прятал руки. Я знал, что они у него были ледяными и дрожали. Да, я понимал. Такие знакомые и родные лица, но совсем других, чужих людей… Рика, кстати, Падали сам Занзас представлял. Не то, чтобы с гордостью он это делал, скорее с выражением крайнего неудовольствия, мол, папашу ему навязали. Но это, конечно, никого не обмануло. Братец так вообще в тот момент лыбился как придурок, радовался, что сынок его публично папашей признал. Да, для Занзаса это был гигантский шаг навстречу отцу. Рикардо тоже решил пожить в доме, где родился и где прошло его детство, и лучшие годы. Он поселился на втором этаже, в жилой комнате, неподалёку от моей музыкальной комнаты, но, главное, в комнате подо мной, откуда тоже был выход на кованую лестницу круговую. Ему, правда, приходилось перепрыгивать через поручень. Но это мелочь. Главное, что мы могли незаметно вдвоём ускользать из особняка и шляться по злачным местечкам Сицилии. В этом мне, кстати, помогало новое украшение. Дело в том, что я вспомнил, вместе со всеми воспоминаниями, старую технику Тумана, позволявшую увеличивать или уменьшать любые предметы, не изменяя их структуру. Раньше я пользовался ею постоянно. Запаса пламени на это хватало. Она мне не раз жизнь спасла. Но технику я предпочёл забыть, опасаясь узнать, что больше сил на неё у меня не хватит. А тут я вспомнил и решился испробовать её на Порше. Машина благополучно уменьшилась, а потом снова увеличилась, не теряя ни единой характеристики. Да и пламя техника хоть и жрала, но всё же его хватало, и ещё оставалось прилично. Таким образом, я уменьшил все свои машины, включая выигранные в подземельях своего особнячка, до состояния маленьких игрушек, в половину спичечного коробка, и повесил их на цепочку, которую прицепил к ремню с другого от бус бока. Смотрелось стильненько. А подумав, я сделал то же самое с вертолётом. И это было очень удобно. Так что и Бугатти, и Пагани Уайру, выигранную у Рика, и Феррари, и Порше, и мотоцикл МВ-Августа — были при мне. Даже Роллс-Ройс забрал у папаши, подарив тому новую тачку элитного класса, Мазерати Фиат. Мне всё-таки машина отца была дорога, как память. А ещё, Ламборджини, выигранную у Занзаса, я оставил ему. Он отнекивался, неохотно, но я настоял. Всё-таки машина была моим подарком ему на один из дней рождений. На двадцатилетие. Было даже немного обидно, что он мой подарок ставкой в азартной игре сделал. Да, я настоял. А он — извинился за это. Я же купил себе для своеобразной коллекции машинок, основателями компаний производителей которых были итальянцы, Ламборджини Шестой Элемент. Правда, будучи в магазине, я не удержался и купил ещё пару машин. Куда мне их? Зачем мне они? Ответов на эти вопросы не было, но я приобрёл ещё Мазерати ГранТуризмо, у которой мне понравились обводы и формы, и полугоночную креативную Трамонтану С испанских производителей. В последней меня тоже привлекли формы. Братец, присутствовавший при покупке и оформлении, хихикал, глядя на белых продавцов. Ну да, не каждый день к ним приходил покупатель, легко и непринуждённо разбрасывающийся миллионами, словно копейками, да ещё и радовавшийся новым машинам как ребёнок игрушкам. Ну, а мне они куда? Хотя, в конце концов, Рик и сам не удержался, купив себе взамен проигранной тачке Ягуар. Британца купил. Хотя я к ним, как к американцам, с предрассудками… Но, его дело. Зато Спанер и Шо с удовольствием закопались в мир автомобильных запчастей, напрочь пересобирая мне обновы, делая их более скоростными, безопасными и послушными. Итого, у меня на цепи болталось восемь тачек, один мотоцикл и один вертолёт, со снятыми, отдельно прицепленными, чтобы не сломались, лопастями. Вот эта-то коллекция и позволяла нам по ночам отмечаться во всех злачных местечках Сицилии. Трёх часов сна хватало, чтобы выспаться нам обоим. То есть вся ночь была в нашем распоряжении. Ох, и как только мы не отрывались, жалея, что паромная переправа через Мессинский пролив, не работала по ночам. Блин, под Ла-Маншем построили тоннель, почему под Мессиной не могли сделать то же самое? Или под Ла-Маншем грунт был топким, что делало безопасность тоннеля сомнительной, но под Мессинским проливом сейсмически опасный участок, делало возможный тоннель вообще небезопасным?! Короче, нам бы ещё по Европе пошататься. На скорости-то, долго ли? Но хозяева паромной переправы не рисковали ночами. И как жаль, что на вертолёте было слишком шумно и приметно! Но, разумеется, не каждую ночь мы отправлялись с братиком в загулы. Конечно, забавно было смотреть на лица Мыша или Хаято, когда кто-то из них приходил меня будить и видел меня измазанным женской помадой, или с засосами по всему телу, или с перегаром таким, что средство от комаров мне было совершено ненужно, отнюдь не по причине дурной, отравленной крови, да и огонь зажигать не рисковал даже я сам. Но чаще мы просто бегали, занимались спортом или тренировались по ночам. Не без труда, но Рик мой темп, мои нагрузки выдерживал, что делало ему честь. А постепенно и вовсе начал к ним привыкать. Ещё иногда мы музицировали, но это уже было редкостью… В общем, братец вполне успешно составлял мне компанию по ночам, которая не напрягала. Жаль, что днём всё менялось. Я по-прежнему горбатился на Вонголу. Но моя роль в ней весьма ощутимо сузилась в плане обязанностей. Принятие любых решений, встречи, как с членами альянса, так и с союзниками, указы, предписания, договора, распределение заказов и заданий, и прочее в том же духе, оставалось за мной. А вот всю бумажную волокиту с меня снял Реохей. Он, конечно, мне проигрался, но взвалил на себя нелюбимую работу по другой причине. Кажется, он просто хотел как можно сильнее облегчить мне жизнь, чтобы не насаждать. Вздыхал, не смотрел в глаза, но молча забирал всю макулатуру себе. Хотел и у Занзаса, но тот, впервые на моей памяти, воспротивился, заявив, что долг ему Реохей может и позже отдать. И вот уж кому не хватало времени, чтобы выспаться, так это Дездемоне. По утрам он вообще клевал носом, но упорно, вместо сна, выходил на пробежку, чтобы форму не потерять, пока сидит за документами. Парни часть его обязанностей взяли себе, но всё забрать они не могли. Вот и приходилось Солнцу и за себя, и за меня просиживать. У него появились синяки под глазами. А напряжение, кажется, помогал снимать Занзас, да редкие миссии. Но это не решало проблемы. А мне было ничуть не жаль его. Да, эти двое, Занзас и Реохей, выглядели сильно измождённо. Оба мучились от мыслей, связанных со мной, и от неудовлетворения из-за меня же, несмотря на явную близость друг с другом. Но оба не лезли ко мне всё равно. Пытаясь справиться с проблемами самостоятельно. Страшная всё-таки сила, Любовь. Особенно страшна она тем, как убивает всё яркое и живое в человеке. Спасти не взаимно влюблённого, если он любил по-настоящему, способно было немногое: лишь собственная сильная воля и что-то, ради чего стоило жить. Я не знал любви. Но испытав потерю тех, кого мог бы любить, мне было страшно даже представить каково это, терять любимых. Особенно, каково терять их постепенно, в течение продолжительного времени. Но, почему-то мне казалось, что эти двое обязательно справятся. Не легко, но справятся. Только для этого я должен исчезнуть из их жизней. Хотя я был убеждён, что любовь бывает только взаимной, если она настоящая. А если не взаимная — значит не настоящая. Это добавляло мне надежды на то, что эти двое рано или поздно излечатся от любовной лихорадки, вечно витающей вокруг меня. Так что Реохей пытался облегчить мне жизнь с ними, а заодно и забыться в работе, зарывшись в неё с головой, и выплатить долг. Трёх зайцев одной пулей…. Ну-ну. После того, что Дездемона рассказал обо мне, мои отношения с Хранителями Вонголы и Варии… обнулились. Не осталось ничего. Мы были чужими друг другу людьми. Я это понимал, а они… Не знаю. Они верили, что я им не чужой, но понимали, что меня с ними ничего не связывает, понимали, что никогда не знали меня, а знакомиться со мной… Ребята понимали, что это глупо. Прежними у меня отношения остались только с Хранителями Эстранео и с Рагнателлой, ну и ещё со Скуалло и близнецами Кавалини. Просто потому, что мы и были чужими друг другу людьми, лишь недавно познакомившимися. А Ску и Бел… Между нам и раньше была стена, которою возвели они сами. Бывшая Радуга, кстати, охлаждению в моих отношениях с остальными, только радовалась. Но, не зная причин перемен, они продолжали надеяться занять место моих Хранителей. Иногда подло подставляя, по идее, товарищей по семье, наивно забывая о «всевидящем внутреннем оке» — гиперинтуиции Вонголы. В общем-то, благодаря Реохею, освободившему мне массу времени, мы с Ланчием, буквально за неделю завершили восстановление Эстранео, создавая Независимый Отряд Разведки и Информационной Поддержки Вонголы. Штаб был в главном штабе бывшей семьи. В задачи не входили убийства, хотя и не были исключены. По сути, этот отряд был отрядом информаторов. На этой почве они могли и зарабатывать на своё существование и развитие, как независимого отряда, просто занимаясь поиском и продажей необходимой информации. То же самое они делали и для Вонголы. Агентурная сеть пока была небольшая. Да и вообще, отряд ещё следовало раскачать. Хотя робкие заказы уже поступали, и Ланчия радовался как ребёнок… Микеле и Лучано, кстати, уговорили пожилого профессора, который научил их выживать на улицах, вступить в отряд и помогать своим довольно-таки широким кругозором знаний. Рагнателлу я тоже сделал отрядом. Это было сложнее, ведь подготовительная работа, как в случае с Эстранео, проведена почти не была. Но как-то, вспомнив всё, все свои знания и связи, и всё минимально-необходимое было создано быстро. Таким образом, Рагнатела, учитывая направленность, в которой я организовывал им работу, (лаборатория, подготовительные и обучающие комплексы и тд), стала официально существующим Независимым Отрядом Поддержки. Для того чтобы Паутина заработала нормально, нужно было ещё многое. Но существовать самостоятельно они смогли уже сейчас, почти без помощи в финансировании от Вонголы. Кстати, исследовав всё же найденные лаборатории Джиглио-Неро, мы действительно обнаружили то, что я и подозревал: семья занималась созданием и продажей биологического оружия. Это было… печально. Лаборатории, ныне вычищенные, принадлежали теперь Верде. А он набрал себе в подчинение бывших подчинённых Джиглио-Неро. Они достаточно охотно согласились подчиниться бывшему Аркобалено, которым была и их последняя Босс. А слухи о том, что это я убил наследницу — были всего лишь слухами. Людям же нужна была работа, которую было сложно получить им в обычном мире. К тому же, они работали на подполье. Им чем-то нужно было кормить семьи, так что…. Хотя, мы с Занзасом, конечно, проверили каждого. И тем, у кого были умыслы отомстить или просто склонности к предательству, мы либо просто отказывали, либо ставили печать, которая не позволит предать. Кому-то мы о печати говорили, кому-то — нет. Но народ набрался. А в подчинение к Колонелло и Фонгу, мы пригласили отставных офицеров и некоторых специалистов по оружию и боевым искусствам, в качестве помощников и инструкторов для рекрутов-новобранцев. Всё-таки Вонгола — в первую очередь полувоенная организация. А ещё я нашёл нам специалиста по йоге и нескольких психологов, практиковавших нестандартный подход к теме. Моральная подготовка тоже должна быть. Как умение расслабляться после тяжёлой работёнки, особенно если эта работёнка связана с оружием или… убийствами. Короче, этому вложению средств, сил, нервов и времени только ещё предстояло себя окупить. И несмотря на все эти хлопоты, свободного времени у меня оставалось полно. Бумаги, как выяснилось, занимали большую часть моего рабочего времени. Так что… я занялся тем, чем обещал заняться. Занзас хотел стать приемником достойным меня, а это было непросто. Этим я и занялся. Обучением. И Занзаса, и его свиты. Бедный-бедный, несчастный парень! Такой молодой, красивый, сексуальный, умный, сильный, прозорливый… Я мог бы перечислять его достоинства до бесконечности. По крайней мере, мне так казалось. Но всё портило одно: влюблённость в меня же. Возможно, в какой-то степени, это делало его даже интереснее, терпеливее, человечнее. Но как он мучился своими чувствами ко мне… Иногда казалось, что он душу продать готов за одно мгновение, проведённое со мной. И это так и было. Но мы оба знали, что он никогда этого не сделает. Его мучило желание обладать мною и подчиняться мне, необходимость быть как можно ближе ко мне, вызванная чувствами, и в то же время, как бы он не желал продолжить наши отношения, понимал, что так больше продолжаться не может. Это вызывало необходимость держаться от меня как можно дальше, однако, на период обучения он был обязан быть рядом. А я больше не мог щадить его нервы, чувства, гордость. Не мог хотя бы потому, что в моём понимании быть достойным меня преемником, означало научиться быть лучшим во всём, в том числе и в способности вытерпеть всё, что угодно. Чтобы у человека выработалась такая защита, в основном моральная, ему обычно приходилось вытерпеть немало. На жизнь Занзаса, достаточно непродолжительную пока, этого «немало» привалило достаточно. Но у него не было нужды переносить всё это молча. Нет, и терпеть он умел прекрасно, и долго, годами, учитывая опыт заточения в Прорыве Точки Ноля. И всё-таки стерпеть, например, унижения, испытанного прилюдно, и оставить его без внимания, он не умел. Я должен был его этому научить, помимо всего прочего, вроде хороших манер, столового этикета на уровне гораздо более высоком, нежели тот, которым он владел… В общем, я учил его всему. От магии различных видов, до школьной программы по химии. От йоги до оригами. От… Всему. Просто всему. Но не всему что знал я сам! Да, многие знания я намеренно утаивал, потому что… Много было причин. Просто Занзас всё-таки не был мною, совсем не был. Так что племянник частенько познавал новые глубины унижения. Постепенно учась и терпеть, и оставаться при этом самим собой, не ломаться, сохранять гордость. О, как ему было тяжело! И морально, и физически. Морально, потому что ломал его и учил не ломаться возлюбленный. А физически, потому что таких нагрузок на тело он не знал ещё никогда. Но методы мои работали жестоко, но всегда отменно. Развивая терпение чего угодно, он и сам постепенно… закрывался в себе, покрывая сердце и душу толстой коркой льда и безразличия. О нет! Он не ломался. Я строго следил за этим. Нет, он просто постепенно загонял все чувства глубоко-глубоко в себя, даже мне не позволяя видеть их. Да, он становился откровенной сволочью, собственно, каким и был до того, как познал влечение ко мне. И особенно глубоко он загонял свои нежные чувства. И делал это весьма и весьма успешно. Учился он быстро всегда, легко впитывая знания и усваивая навыки. Но то, как ловко он справлялся с собой, стало открытием и для меня. Конечно, параллельно я учил его идеально контролировать своё пламя, и это облегчало задачу. И всё-таки Ярость сдерживать было трудно, а потому я уже давно смирился с его несдержанностью. И тут… такое открытие! Может ему стало легче, когда он узнал о своих весьма родовитых корнях? Или Рик подсказал сыночку какую-нибудь хитрость? В общем, обучение шло успешно. А на способность контролировать себя я Занзаса даже проверял. Проверял самым беспощадным способом. Делал вид, что домогался, целовал, слегка ласкал всё ещё по-юношески чувствительное тело. В чём он никогда не сдерживался, так это в желании ко мне, в желании возобладать мною, или чтобы я овладел им. Ему было всё равно сверху или снизу, грубо или нежно, где и как, и в каких позах. Он желал меня всегда. И это желание никуда не делось. Но… о да, он научился его сдерживать. Я его целовал, ласкал, но не чувствовал никакой ответной реакции. На поцелуй он не отвечал, и даже не дёргался. На все мои ласки всех его чувствительных местечек, он совершенно никак не реагировал: ни дрожью, ни судорожным вздохом или просто сбитым дыханием. Никакого шевеления в брюках тоже не намечалось. Будто ему действительно все мои действия были безразличны. Конечно, он понимал, что я всего лишь проверяю, иначе, возможно, всё-таки позволил бы мне увидеть свои и без того хорошо известные нежные чувства ко мне же. Но так… Хотя, ему всё же было над чем работать. Ведь единственное, что выдавало его — руки. Руки у него начинали дрожать. Впрочем, даже если он ничего не сможет с ними поделать со временем, это было простительно. Простительно, потому что это было семейным. Меня тоже всегда если и могли выдать, то только руки. И Рика тоже. И, по словам брата, у отца тоже имелась такая проблема. Конечно, после таких испытаний, Занзаса корёжило сильнее, чем после любых унижений. И я давал ему волю в такие дни. А он… поначалу ходил к Реохею. Не сомневался, секс у них был жаркий и отчаянный. Оба любили меня. Оба понимали, что меня им не добиться. Оба знали, что меня потеряют, и страшились будущего. А напряжение, возникавшее и из-за большего объёма работы у Реохея, и у Занзаса из-за тренировок, и из-за меня в целом, нужно было куда-то подевать. Впрочем, их отношения тоже потихоньку остывали. Занзас всё реже пользовался отчаянием личной Дездемоны. Особенно после того, как поручил Скуалло возглавить Варию. Это было исключительно его решением, и решением правильным. Он хорошо понимал, что не сможет одновременно возглавлять отряд, погружаться в дела Вонголы, и тренироваться со мной. По крайней мере, пока он был на это действительно не способен. Вот ему чем-то приходилось жертвовать. Ску всё понял правильно и взвалил на себя отряд без вопросов и претензий, тем более что он уже возглавлял его когда-то давным-давно. Это слегка помогло Занзасу снизить нагрузку, а потому он смог постепенно начать отказываться от отношений с Реохеем. Благо, что и тот всё понимал. А мне бы и радоваться. Вот только я внезапно осознал, как же сильно сам желал Занзаса. Желал по-настоящему! О, как меня самого трясло от этого желания. Как тяжело было сдерживаться, особенно прикасаясь, особенно целуя, особенно наблюдая за его успехами. Я прекрасно понял, что время, затраченное на то, чтобы натаскать племянника, станет хорошим испытанием и для меня. Только на этот раз я был полон решимости сдержаться. И не легко, но я сдерживался. Остальных я учил потихоньку, но несколько другим вещам. В основном, учил быть достойными своего, если не Неба, то хотя бы Босса. Учил поддерживать. Объяснял, что может облегчить ношу Неба, а что наоборот, увеличит её. Кое-какие знания ещё давал и физические в том числе. Немного, основы и принципы магии объяснял. Скуалло пока только теории давал по его способностям, призывая к самостоятельному изучению собственных возможностей, например. Короче, за них брался не так основательно, как за племянника. Но это и к лучшему, потому что их компания и понимание того, что они до сих пор пытались навязаться мне как семья, постепенно становились невыносимы. С каждым днём, терпеть их подле становилось всё сложнее, сдерживать характер и раздражение — невозможнее. Семья. Хранители. Разум и слух каждый день из мельком услышанных разговоров вылавливал эти слова, и руки начинали дрожать. Возникали противоречивые желания: то ли уничтожить всех хотелось, то ли просто сбежать. Желательно в другой мир. Собственно, из-за моего же напряжения мы с Риком и сваливали по ночам в злачные места, из-за него же мы и бегали и занимались: активные движения помогали немного. Рабочий день я начинал с молитвы, без тени шутки. Звучала она примерно так: «О великий Марс, молю, дай мне терпения, чтобы выдержать характеры этих придурков. Силы же не прошу, ибо иначе поубиваю их нахрен». Но не помогало, конечно. Постепенно нашёлся ещё один способ выпускать пар, кроме привычного блуда, пьянок, гонок, драк и заданий, которыми я иногда тоже занимался. Как-то на одном из складов, во время ревизии нашли несколько тонн списанных патронов. То ли их продать хотели по дешёвке, то ли просто забыли утилизировать. Но именно они стали моим спасением. Я по вечерам, перед ужином, стрелял этими самыми списанными патронами. Да, они были опасны: могли взорваться, или дать опасный вид осечек. Да, из-за них я мог пострадать. Но это ничто, по сравнению с той пустотой, и презрением внутри меня, что копились день ото дня. Пустотой от нехватки своей семьи, пусть они хоть трижды предатели. И презрением к тем, кто смел называть себя моей семьёй ныне. И счастье, кстати, что я ещё узнавал их по утрам, после пробудки. Пока узнавал. Может, и списанные патроны помогали. Ведь я спускал по целям, созданным собственным пламенем Тумана, обойму за обоймой. Обойму за обоймой. Снова и снова. Пока в ушах не начинало звенеть. Пока пальцы, а то и кисти рук, не немели от отдачи… В такие минуты я чувствовал страх от всех, кто находился на территории главных штабов Вонголы и альянса Вонголы. Даже Рикардо, и тот ко мне не совался. Словно чувствовали, что я среагирую на малейший шорох, и буду палить в сторону, с которой он раздался. И ведь не ошибались, потому что я входил в подобие транса под звуки дробных выстрелов. Не стоял бы на месте — вообще вошёл бы в «темп», просто на автомате. Но это было ни к чему. А самое страшное для всех, но не меня: народ видел и понимал, что, даже паля по целям, созданным пламенем тумана, целям, всё время находящимся в движении — я никогда не мазал. Пуля застревала «в яблочке», а следующая попадала по уже застрявшей пуле, загоняя её глубже. Так как я не всегда сразу прибирался за собой, у народа, у всех желающих, была возможность видеть это. А учитывая все мои тренировки… Во мне наконец-то увидели машину для убийств в большей степени, чем человека, и испугались…