полно, моя девочка, разве мы похожи на инвалидов?

Губы у Стэф мягкие, на вкус кисло-сладкие с легкой горечью табака, но при этом сильные. Она пытается подчинить его этим поцелуем. Поцелуем, больше похожим на изнасилование. Директор кривит губы в ухмылке и усиливает напор. От этого Стэф теряется, растекаясь горячим пластилином в его руках. Он тверже давит на затылок, будто говорит: приди в себя!». И Стэф приходит. Почти что в ужасе распахивает глаза, упирается маленькими ладошками в грудь и очень резко отталкивает его от себя. Будто вырывая его из себя. С корнями. — Что это, блять, было? — зло, очень зло, шепчет она, а ему чудится что в уголке ее рта не его слюна, а яд. Самый опасный в мире яд, который бы он с радостью выпил. Без зазрения совести и сразу до дна. Он молчит, не отрывая от нее глаз. Да, она красива в злости, а эти мягкие губы призывно алеют его укусами-поцелуями. Она будто читает его мысли, а потому закипает злостью и желчью еще больше. Стэф делает такой маленький, но такой большой шаг и звонко прикладывается своей маленькой ладошкой о его щеку. Его голова дергается, по щеке пятном расползается краснота. Ее на нем клеймо. — Мудак ты, директор. Грёбанный извращенец. Я тебе не Лолита, понял?! — она шепчет ему в лицо эти слова, лучше бы кричала. Последнее, что он помнит, яростный звук захлопнувшейся двери. Будто финальный аккорд не-их симфонии. … Стэф с ногами забирается в детские качели с бутылкой красного полусладкого и пачкой Лаки Страйка. (Вог вообще не чувствуется, а Стэф отчаянно выплюнуть нахрен лёгкие). Губы отчаянно пекут памятью о поцелуе, Стэф растирает их практически до крови, выпивает почти пол бутылки, выкуривает шесть сигарет аж до самой тошноты, но вкус, этот блядски-приятный вкус, все равно остается. Стэф не может понять, почему ей противен этот поцелуй. Ну уж точно не из-за его возраста. Может потому, что он ее не добивался? Она пьянеет непозволительно быстро (после второй бутылки), с четвертого раза попадает домой, сдирает с себя всю одежду, и, раскуривая на балконе четырнадцатую сигарету, выдает в трубку, на которой горит номер Жени, одну сакраментальную фразу: «Трахни меня!». А говорили, что глубже падать некуда…