Я счастлив с тобой.

Проснувшись, Мисаки сначала начал брыкаться и кричать, но потом, посмотрев на спящего Усаги-сана, успокоился и пригляделся к его лицу. «Он выглядит таким уставшим. Эти ужасные тёмные круги под глазами... Он, наверное, слишком утомился. Постоянно звонят из издательства, изменяя сроки сдачи. Ему и так нелегко, а мы ещё и ссоримся. Я не хотел его расстраивать. Он ведь, наверное, и правда любит меня, а я поступаю с ним так... А вообще, он сам виноват, чёртов Усаги! С другой стороны, он же любит меня. Ну почему я не могу быть с ним помягче? Почему я просто не могу ответить ему? Да, он и без моих слов знает, что я к нему чувствую, но ведь ему всё равно, наверное, хочется их услышать... Решено! Нужно хотя бы попробовать.» С этими мыслями Мисаки побрел на кухню. Он даже не удивился, когда писатель не спустился к завтраку. Вид Акихико чётко и ясно дал ему понять – сегодня писатель отсыпается. Акихико проснулся только после обеда. Чувствовал он себя так, будто накануне попал под асфальтоукладчик. Действительно, он не спал до сегодняшней ночи трое суток, очень много работал, а вчера ещё и Мисаки заставил его поволноваться. Но Акихико не злился на него. Ни капли. Как можно злиться на это зеленоглазое чудо? Что бы он не сделал – писатель никогда не будет злиться на него. Безусловно, он будет зол, но не на своего мальчика, а на ситуацию в целом и на людей, из-за которых эта самая ситуация сложилась. «Мой любимый Мисаки... Ты овладел моими мыслями целиком и полностью. Мальчик мой, я могу думать лишь о тебе». *** Мисаки нерешительно стоял у двери квартиры. Он был намерен во что бы то ни стало извиниться перед Усаги-саном. Доказательством искренности чувств, по мнению самого Мисаки, была роскошная красная роза, которую он только что купил для Акихико. Мальчик был настроен очень решительно, но с каждым шагом, что делал его всё ближе к квартире, решимость таяла, как мороженое под палящим солнцем. Щелчок. Поворот ключа в замке. Вот уже Акихико видит Мисаки, робко переминающегося с ноги на ногу. Цвет его лица почти достиг цвета розы. «Мой любимый мальчик, какой-же ты милый и очаровательный в эти моменты. Ты – самое прекрасное из зрелищ». Мисаки сделал шаг навстречу новеллисту. Его губы соблазнительно подрагивали. Слова застряли где-то в горле и не могли найти выхода. А Акихико стоял и улыбался, нежно глядя на своё чудо. «Держись, Акихико, дай ему сказать, не накидывайся на него, будто не видел год» - мысленно повторял себе писатель. - Усаги-сан... В общем, я тут подумал... И вот... Как бы, я хотел извиниться перед тобой, ну... за свои слова, и... Вот, держи – пролепетал Мисаки, протягивая любовнику розу. В этот момент все благие намерения Акихико просто испарились. В конце концов он был простым смертным, а не ледяной глыбой, и удержаться, когда рядом такой желанный человек, было просто невозможно. Мисаки принадлежит ему! Приняв розу, он положил её на диван. Терпеть Акихико больше не мог. Он сорвал с себя рубашку, запустил пальцы в волосы Мисаки, запрокидывая его голову, и впился губами в его рот. Это был требовательный поцелуй, он обжигал нежные губы Мисаки, заставляя их приоткрыться. Их языки соприкоснулись, и мальчик содрогнулся от остроты ощущений. Его тело ослабло в руках писателя. Теперь между ними не осталось недосказанного. Акихико целовал своего малыша, пока тот умоляюще не застонал, прося его прекратить, но вместо этого горячие губы новеллиста проложили дорожку по шее мальчика. Сильные руки стянули с Мисаки футболку, отбросив её прочь, и невинность мальчика предстала перед писателем во всей своей красе. Он не мог больше ждать ни минуты. Закинув Мисаки на плечо, мужчина стремительными шагами поднялся в спальню и уложил мальчика на широкую кровать. Акихико принялся ласкать его грудь и живот. Эти легкие прикосновения заставили Мисаки почти облегчённо вздохнуть, ибо он почувствовал, что избавляется от напряжения во всём теле. Он робко потянулся и провел рукой по светлым волосам Акихико, который начал описывать соблазнительные круги по шелковистой коже его живота, продвигаясь вниз и расстёгивая ширинку на его брюках. Мисаки не сдержал стона. Прикосновения Акихико были божественными, и Такахаши уже откровенно наслаждался ими. Язык писателя скользил по его телу, дразнил соски, подбирался к впадинке пупка, а потом во рту встречался с его языком. Его руки тоже вели собственную жизнь, вновь и вновь проводя по спине мальчика, находя округлые изгибы упругих ягодиц. Когда пальцы Акихико игриво коснулись уже давно твёрдой плоти, Мисаки выгнул спину и, не сдерживая своих эмоций, простонал: - Ааах, возьми меня, Акихико, ааа... – вся душа Мисаки излилась в этом протяжном стоне. Лицо Акихико просияло от радости, доставленной этими словами. - Я люблю тебя, малыш. Люблю больше жизни. Люблю так, что готов на всё ради тебя. На мгновение писатель потерял рассудок. Он покрывал поцелуями нежную чувствительную грудь Мисаки, ласкал его плоть, впитывал свежесть его кожи и тонкий, ни с чем не сравнимый аромат. Казалось, он не в силах насытить глубокое и страстное желание, овладевшее им. Акихико скользнул пальцем внутрь дрожащего тела мальчика. Казалось, он никогда не желал его так сильно, как в этот миг, но нужно было потерпеть, чтобы принести своему любимому максимум наслаждения. Внутрь проник ещё один палец, растягивая узкий горячий проход Мисаки. Другой рукой писатель осторожно ласкал твёрдую плоть любовника, скользя туда-сюда по всей длине и смыкаясь вокруг неё в смелом пожатии. - Ах! Усаги-сан! Я... Я не могу... Не могу больше! Стоны Мисаки окончательно снесли Акихико крышу. Он больше не мог терпеть. Близость его малыша уже казалась ему невыносимой. Раздвинув его колени, Акихико начал входить в юное тело, ощущая запредельное удовольствие. Он на мгновение остановился, давая Мисаки привыкнуть к своим внушительным размерам. Мальчик чувствовал, как пульсирует внутри него плоть Усаги, когда тот вновь начал двигаться в нём. Мисаки даже не заметил, что свирепо впился ногтями в сильную мужскую спину, оставляя на ней кровавые царапины, что заводило Акихико ещё сильнее. Мисаки не понимал, что бьётся под писателем, умоляя его не останавливаться, не прерывать такое долгожданное наслаждение. Весь мир сейчас сжался до размеров этой комнаты. Вокруг ничего не существовало. Существовали только они. Лишь друг для друга. Так и должно быть. Акихико излился в Мисаки, издав громкий рык. Мисаки, тяжело дыша, откинулся на подушки. Писатель лёг рядом, обняв родного мальчика. - Я люблю тебя, малыш. Ты даже не представляешь, как... - Я... Ах, представляю – пролепетал мальчик, который всё никак не мог отдышаться. Акихико нежно целовал мальчика в макушку, пока тот мирно не засопел ему в грудь. *** Мисаки второпях собирался – он опаздывал уже на 10 минут, И всё из-за этого извращенца Усаги! А ещё нужно время, чтобы добраться! - Куда ты так спешишь? - Карнавал! Усаги-сан, уже завтра студенческий карнавал, мне нужно помочь Суми-семпаю! - Снова этот Суми? Тебе не стоит с ним общаться! - Усаги-сан, ты опять начинаешь? "Сам же говорил ему, что люблю его так сильно, что готов на всё ради него. Но как-же невыносимо отпускать его к этому паршивцу!" Акихико подошел к Мисаки и крепко обнял его со спины. - Малыш... Я люблю тебя. Возвращайся поскорее. - Я... Усаги-сан... Я счастлив с тобой.