Угадай, кто бухой. Наверное, Уоллес. Угадал. Скотт Пилигрим против всех, 2010
Zella Day – Wonderwall на повтор. День почти прошел: был поздний вечер, около восьми часов. Никто так и не заговорил друг с другом после того разговора. Хотя, парни может и заговорили. Я правда не знаю. Я не выходила к ним. Я сидела в комнате и ничего не делала. Смотрела в окно и понимала, что мы проведем здесь всю зиму. Я понимаю, как жить с Гуком в одной квартире: мы привыкли друг к другу и не виделись так часто. У каждого было дело свое. Мы иногда завтракали или ужинали вместе, изредка ходили в магазин (Чон помогал мне таскать пакеты). А как же моя работа? Господи, нас никто даже искать не будет. Кому мы нужны? Чонгук уходит в отпуск послезавтра, Тэхен-оппа личность своеобразная, также как и Чимин. Саму же меня тоже вряд ли искать будут. Я так умею: взять и залечь на дно. Тем более работу я сделала, а та, что была сейчас у меня дома, была как дополнительное задание, которое я могла и не делать. В общем, никому мы не нужны. Мы здесь на долго, разве парни успеют ее починить? Мне кажется, они в этом не сильны. Вниз спускаться все-таки нужно. Хотелось поужинать. Не вместе, но хоть-что-то попросить у хозяйки. Хоть чай выпить. — Здравствуйте, — киваю я. Она улыбается мне так, как родная бабушка. Будто мы давно знакомы и я спрашиваю ее о чем-то глупом. — Кушать захотелось или ты хочешь в душ? — А тут есть ванная? — удивляюсь я. — Нет, нужно натаскать воды, заполнять баки в бане и натопить там. Только потом ты сможешь помыться. Ты хочешь пойти? — Нет-нет, наверное, завтра пойду. — Если пойдешь завтра, то скажи своим парням, чтобы в обед они натаскали - я затоплю. Потом сходите. — Ладно, я передам. — Твои друзья вышли покурить. Скажи, чтобы они собирались на ужин, ладно? Я уже приготовила, хотела вас звать. — Ам, хорошо. Нет, конечно я не хотела к вам идти. Я совсем не хотела идти к вам, вдруг вы бы начали на меня кричать и осуждать, обсуждать какая я плохая. Нет, вы не такие, не знаю, почему у меня такие мысли в голове. Но идти к вам надо было. Хотела я или нет. Надо было смотреть вам в глаза. Надо было вас позвать. Надо было с вами мириться. Вы стояли рядом с домом и спокойно курили: медленно выпускали дым и не разговаривали, смотрели куда-то вдаль или под ноги. Не хотелось рушить тишину, но Чимин первый это сделал. — Хани… Мне хотелось убежать, будто я - провинившаяся девочка; ослушалась и теперь убегаю от них. А что я сделала и сказала не так? Может, они не переживают так сильно как и я? — Нас позвали ужинать. Заканчивайте и подходите, — я собираюсь развернуться и уйти, как Чонгук вскривает: — Хани. Подожди. Давайте пойдем вместе. Сейчас мы докурим и вместе пойдем. Нам немного осталось. У меня не было выбора. Мне пришлось подождать пока они докурят. Курили они уже не с такими кислыми лицами. Бросив окурок в пепельницу в руках Тэхена, Чимин подходит ко мне и берет под руку. Чонгук с Тэхеном быстро тушат и бросают бычки в пепельницу увидев, что Чимин приклеился ко мне. Не то чтобы я была против. Просто такими действиями они опять все начинают или же просто так мирятся. А мы ссорились? Такое ощущение, будто да. С ними неловко находиться, я даже не знаю, что можно сказать, а что нет. Я будто в первый раз их увидела. Но Чимин держит меня под руку, уверенно спуская ладонь к моей и переплетая пальцы. Меня неожиданно дергает от таких прикосновений, но Чимин не показывает никакой эмоции. Мы как обходили дом, так и идем. Только у меня, по-моему, началась аритмия и пальцы похолодели. Это заметил и он, сжав мою ладонь посильнее. — Давайте вы будете не при нас за ручки ходить, — злится Тэхен, когда мы заходим в дом. Я хотела отпустить его ладонь, но он не дает. Я требовательно посмотрела на него. Что не так? Он на меня посмотрел таким взглядом, будто просил слушаться его. Чимин отпускает меня лишь для того, чтобы снять с меня теплую куртку, которую мне одолжила хозяйка на время проживания здесь. А потом снова берет меня за руку и ведет за стол усаживая рядом с ним. Напротив нас сидели парни, а на одном из краев хозяйка. На столе уже был готов ужин. И хорошо, что этот ужин прошел спокойно. Из-за стола я ушла первой и решила пойти в свою спальню. В этом доме ванная была не как в городах. Здесь не было электричества, но вода сюда была проведена. Так что раковина здесь была — вода текла. Но электричество. На самом деле это было даже здорово. Ходить при свечах или керосиновых лампах. Время близилось к девяти и нужно было ложиться спать. Как только я вышла из комнаты, где уже стало темно, наткнулась на чье-то плечо. — Ой, я не видела. — Ничего страшного, — узнаю в темноте шепот Тэхена. — Вы куда сейчас… направляетесь? — Решил прогуляться за лампой. К хозяйке надо. — А мне пижама нужна и лампа тоже не помешает. Мало ли что ночью может произойти. — Пошли, будем вместе пробираться через темноту, — он берет меня под руку. Так мы потихоньку идем до хозяйки, которая все еще была на кухне. — Здравствуйте, можно у вас лампы позаимствовать? Темно просто в доме. А еще Хани нужна пижама, — говорит Тэхен. Хозяйка кивает, и мы следуем за ней с ее лампой к ней в комнату. Хозяйка хорошо знала дом даже в полутьмах. Она столько лет здесь живет. И дом у нее был уютный. И Тэхен теплый, а точнее от него было так жарко; его тело будто горело. Но сейчас была осень и было холодно. Тэхен был в одной старой, растянутой и тонкой футболке и в теплых штанах, но его руки были такими горячими. — Тебе холодно? — шепотом спрашивает он. Вы так считаете, потому что у вас руки горячие? Ну, совсем чуть-чуть. — Нет. — Ты дрожишь. Может тебе еще какие-то вещи взять? — Нет, все нормально. Я заберу ночнушку и пойду спать в теплую постель, не переживайте. — Я провожу тебя до комнаты, темно же. — Хорошо, — киваю я. Хозяюшка уже подала нам лампы и спички, мне дала ночнушку и некоторые теплые вещи. Парням, как только они очухались, она сразу предоставила вещи, а я тогда была в бессознательном состоянии и поэтому другие вещи, если понадобятся, она даст. Вот и отлично. Я спать хотела жутко. Ноги болели: были синяки, царапины и пластыри. — Тэхен-оппа, я стала страшной, да? Это не заживет? Это же никому не понравится. — Хани, это не имеет значение. Я считаю тебя красивой и привлекательной, а это все уйдет со временем. — Спасибо Вам, Тэхен-оппа. — Иди спать, — он притягивает меня к себе и целует в лоб. Я дрожу как при первом своем поцелуе, будто в холодную воду сейчас окунусь. Мне было так… приятно. Вдохнув и зайдя в комнату, я оставила вещи в шкафу и расправила кровать. Этот день меня вымотал. Не знаю чем, скорее эмоционально. Для меня было достаточно откровений, даже переваривать и думать об этом не хотела: уж слишком эти мысли были для меня грустными и печальными. Я не хочу об этом думать. Я стараюсь не думать об этом. Не эмоции все же сыграли свою роль и я расплакалась. Тихо, чтобы не было слышно, в подушку, зажимая рот руками, кричала — беззвучно, не дай Бог услышат! Сильнее укуталась и прижалась к стенке. Долго всхлипывала. Главное, чтобы лицо не распухло; главное, чтобы потом, утром, никто не заметил, что я плакала полночи. И после того, как мои слезы остановились, я долго просто дышала. Внутри было пусто. Этот сосуд был освобожден и стало легче. Глаза медленно моргали, голова не работала, тело уже расслабилось. Хотелось только спать.***
Утром я проснулась не от пения птиц, а скорее от песни Чонгука. Слова разобрать не могла, но пел он чертовски хорошо, что хотелось дальше спать. Но смех Чимина это сделать не давал. Слышу, как Тэхен-оппа кричит: «Я без сигарет не смогу!». Тэхен-оппа, Вам нужно прекратить курить. Я сонно тру глаза и еще пару минут нежусь в кровати. Думаю, что мне надеть и что бы съесть на завтрак. Под одеялом тепло, если я его сниму, то станет холодно. Такие мысли мне не давали встать. Но не задумываясь ни о чем, я быстро встаю и направляюсь к шкафу. Натянув на себя большие штаны и растянутый коричневый свитер, направляюсь в теплых носках на кухню. — Твои друзья пошли на улицу, чтобы посмотреть на машину. Я прохожу за стол и мне сразу ставят тарелку с омлетом. Не люблю омлет, но здесь не выбирают: что есть, то и едим. Спасибо, что не выгнала нас хозяйка и разрешила жить здесь совершенно бесплатно. Поблагодарив за завтрак и выпив горячего чаю, я надеваю предложенные калоши. Зайдя за дом, я увидела, как Тэхен с Чимином курили и смотрели на то, как под машиной лежал Чонгук и что-то делал. Я совсем не разбираюсь в машинах, а Гукки у нас гонщик, он должен знать. Чимин был в кожаной куртке, темном свитере, штанах и кроссовках, как и Тэхен. Они о чем-то говорили, смеялись и выпускали дым. Чонгук пел и ковырялся в машине. Не хотелось разрушать их идиллию. Первым меня заметил, как ни странно, Чонгук. Мне все же пришлось пойти к ним. Как только я сделала это, они начали опрос: спрашивали, как спалось, как завтрак и не холодно ли мне. Спала хорошо, омлет я ненавижу, а на улице, вроде как, тепло. Оказывается, парни спят в одной комнате, где стоит одна кровать и диван. Получается, кто-то из них спит на полу, кто-то на диване или на кровати. А омлет они все любят. — Почему не любишь? — спрашивает оппа. — Ну, просто не нравится, — пожимаю плечами я, — А что вы тут делаете? — Чонгук пытается выяснить в чем проблема. Почему машина не заводиться. — Ну и как успехи, Гукки? — Гукки? — смеется Чимин, — Серьезно? Почему Гукки? — Ну, так сокращено и ему так нравится. Могу и тебя как-нибудь по-другому звать. — Можешь звать меня — Чим, Чим-Чим или Мин. Мне нравится, правда, больше Мин. — А меня можешь звать Тэ. — Но вы старше, я зову Вас Тэхен-оппа. — Тэ-Тэ-оппа, — мы все усмехнулись, — Звучит, конечно, смешно. Можешь звать просто оппа. — Так и буду, — улыбаюсь ему я. Я стояла с ними не долго; было скучно. Пахло дымом, да и холодно стоять на одном месте. — Может прогуляемся? — спросил Чимин. Оппа помогал Чонгуку, а Чимин, как и я, просто стоял и смотрел на них. Он, наверное, не замерз. А мне холодно было. Я скрестила руки на груди и мы пошли за территорию этого дома. Вокруг кроме деревьев ничего не было. Чимин оглядывался, говорил, что кое-что нашел, я следовала за его спиной. Надеюсь, это что-то полезное и мы скоро уже придем. Надеюсь, он никуда меня не затащит и… Ну, того. Как он и говорил, шли мы не долго. Вскоре мы увидели старую площадку, на которой никого не было. Мы решили немного похулиганить. Там были разные качели, карусели, пустая песочница. Взяв меня за руку, Чимин побежал по дорожке и привел меня на карусель. Её нужно было раскрутить, чтобы потом у меня закружилась голова и Чимин смеется надо мной, называя пьяной. Координация у меня плохая. Я правда не могу устоять на ногах, поэтому присаживаюсь на корточки и сжимаюсь от холода. Хоть адреналин играл свою роль, руки у меня чертовски сильно мерзнут. Увидев, что я трясусь от холода, Чимин снимает с себя куртку и бережно надевает ее на меня. Берет за руку и тащит за собой, чтобы я села на качели и он начал раскачивать меня. Краем глаза замечаю, как он по-нежному смотрит на меня, с заботой и смешинкой в глазах. — Стой, стой! Прекрати, мне страшно! — я уже подскакивала, когда поднималась высоко, — Я боюсь, ты сильно раскачал меня. Останови. — Тебе страшно? — Черт, да! Чимин, — ныла я. Чимин останавливает не сразу, чтобы я не упала, потому что, если он остановит ее так, я по инерции упаду вперед. Восстановив дыхание и слегка ударив Чимина за то, что так сильно раскачал, что сердце начало биться сильнее, взглянула на небо. Я заметила взгляд Чимина на себе. Он смотрит мне прямо в глаза. Стоит сзади меня, держась за качели и смотрит в мои глаза. Я тоже остановила взгляд на нем. Он все приближается ко мне, будто боится. А чего боится? Зачем приближается? У меня что-то на лице? Я чувствую его дыхание, вижу, как смотрит на мои губы. Надо отвернуться, но я как зачарованная смотрю в его глаза. И он пользуется этим и целует. Властно, ведь думает, что эти губы только его. Опрокидывает мою голову назад и сам наклоняет голову вперед для удобства. Не хочет разрывать наш поцелуй. А я хочу. Нет, мне не противно. Поцелуй как поцелуй. Вот именно. Просто поцелуй и ничто больше. Но для него это не просто так. — Остановись, — шепчу я. — Почему ты останавливаешь меня? — отстраняется он и хмурится, — Тебе противно. — Для меня это просто поцелуй, но для тебя ведь нет? — Нет. Ты мне нравишься, Хани. Я закрываю глаза и опускаю голову. Тяжело дышу. Как тяжело. Ведь Чимин не нравится мне так, как нравлюсь ему я. Я вообще не обращала на него внимание. Изначально — да. Но потом, после того случая. Для меня на нем стоит крест. Я не осуждаю, не ругаю, не ненавижу. Просто мне с ним… Я не чувствую себя с ним как его пара. Скорее для меня он будет другом. Они все для меня друзья. — Ай, черт, — взвываю я. Моя нога и так еще не выздоровела, а я тут поскальзываюсь и падаю. — Хани, все нормально? — подбегает Чимин. Смотрит на меня. В его глазах столько беспокойства, он переживает/боится за меня. Чимин… Прошу тебя, не надо, прошу. Пожалуйста, не смотри на меня так. Смотри лучше с издевкой, с усмешкой. Насмехайся надо мной. Давай же, Чимин. — Нога болит, думаю, я не смогу встать, поможешь? — А? Да, конечно! Запрыгивай на спину, — он садится спиной ко мне, я привстаю и обхватываю его шею руками. Он подхватывает мои ноги и идет в сторону дома. — Тебе не тяжело? — Ты легкая, Хани. Я прижимаюсь к его спине, как к родной, любимой. Хочется обниматься. С кем-нибудь обниматься. И сейчас Чимин рядом. Я прижимаюсь к его спине и целую в шею в знак благодарности. Вижу, как он напрягся. Он подкидывает меня, чтобы я не упала. Он о чем-то задумался. Мы бы с ним точно разговаривали о чем-нибудь, с ним почти никогда не молчишь. Я не люблю это "почти". Ведь сейчас мы не говорим. Он либо обижен был, либо думал о работе, или же о чем-то задумался. О чем-то серьезном. Ему не идет это. Когда он такой, он либо злой, либо грустный. — Сильно болит? — тихо говорит он. Чимин грустный. — Нет, не очень. Но когда я вставала на нее, она болела. — Извини, это я… — Нет! — сразу вставляю свое слово, — Неправда, просто я ходить не умею. В этом нет твоей вины. Не грусти, пожалуйста. — Что? Нет, я не грустный, — кажется, он улыбается. — Ты грустный, Чимин. Я знаю тебя. Когда ты молчишь, ты либо о чем-то серьезном думаешь, либо о работе. Сейчас ты уж точно не о работе беспокоишься. Да и не злой ты, ты грустный. Это и по голосу слышно, — снова тишина, — Чимин, о чем ты думаешь?***
Когда мы подошли к дому, парни все еще были у машины, точнее, под ней. Как только всевидящий из-под машины Чонгук заметил нас, он сразу крикнул. Я даже вздрогнула. — Ты что с ней сделал? — Ничего он не сделал, чего пристали к нему? Я просто споткнулась, — возмущаюсь я на спине Чимина. Сам же он посмеивается. — Чимин, веди ее наверх, к себе в комнату. Я скоро приду, — Тэхен-оппа снова возвращается к машине. Чимин поворачивает к входу в дом и усаживает меня на пороге, снимая с меня обувь и куртку. Поднимает на руки и несет по лестнице ко мне в комнату. Ох, я так сильно к нему прижалась: боюсь, что он меня уронит. По лестнице тяжело так подниматься, но он справляется с этим и уже подходит к моей комнате. Открывает ее ногой и садит на кровать. Чимин сказал, что скоро должен подойти Тэхен-оппа. Я не поняла зачем, но смирно сидела и ждала его. Через полчаса (это я по часам на стене узнала), приходит оппа с эластичным бинтом, обычным бинтом, ватками… Чуть ли не со всей аптечкой. — Вы чего, я же всего лишь ногу потянула, — улыбаюсь я. — А кто тебе все тело обрабатывать будет? — он берет стул и ставит передо мной, — Давай свою ногу. Как он и просил, я закатываю штанину и поднимаю наверх. Он аккуратно взял ногу и поставил на свою, начиная наматывать эластичный бинт. Откуда он знает, что мотать? Закончив с моей ногой, он просит раздеться. — Эй, мы не том этапе отношений, чтобы… — Раздевайся! — грубо говорит он. — Ладно, — замолкаю я и начинаю снимать свитер. Он останавливает меня, когда я остаюсь в майке. Просит, чтобы я легла и встает. Я не понимаю зачем и что он хочет от меня. Чуть приподняв мою майку, он начинает протирать мои ссадины от того падения. Протирает все тело. Просит снять штаны. Я, конечно, сопротивляюсь, но, он говорит, что уже видел меня в трусах, ведь сам обрабатывал мои боевые ранения. Тогда я уже понимаю, что сопротивляться не стоит. — Ну, вот и все, — приклеивает он мне на скулу последний пластырь. — А поцеловать, чтобы прошло? — А ты хочешь? — Ну, не обязательно, конечно, — оппа приближается ко мне и спрашивает: — Куда целовать тебя, Хани? В лоб? В щечки или же… в губы?