Пленник ветра

      В тот день, когда Рейеку исполнилось тринадцать, ветер выл, как бешеный пёс, и, словно одержимый, слонялся сквозь кроны многовековых елей. Деревья гнулись, и казалось, что они вот-вот дотянутся до ворот небольшого поселения, носящего гордое название Риховф. Но Рейек знал, что погода успокоится вместе с дождём — север гнал тяжелые грозовые тучи к ним, на запад. Сам парень сидел на городской стене в полном покое и бросал на землю шероховатые вишнёвые косточки, алую мякоть же с наслаждением отправляя в рот. С высокой стены было видно всё — домишки, рынок, поля, узкую ленту ручья и даже величественные горы, за которыми прятался целый мир. Тринадцатилетнему мальчишке всегда казалось, что его место не здесь, а где-то далеко, и не важно, чем он будет заниматься — сражениями, изучением древних книг или управлением города. Главное — не унаследовать лавку отца и не прожить скучную жизнь за учётом доходов и проданных вещей.       Стоило последней косточке упасть на землю, как Рейек насторожился. Дорею он узнал ещё издалека: уверенная походка, длиннющий шёлк волос, яростный взгляд и огромная палка. Сестра тоже его заприметила сразу, отчего на смех другим селянам вовсю закричала: — Рейек, клянусь Древними, что когда доберусь до тебя, то этой палкой буду колотить тебя до тех пор, пока не заноешь, как девчонка!       С нарочито важным и гордым видом парень утёр об себя руки, испачканные в липком алом соке, и дразняще выкрикнул: — Ты всё равно меня не достанешь. И твоя палка не достанет. Можешь не пробовать! — А если достану? — с вызовом выкрикнула Дореа. Для девочки пятнадцати лет она была чересчур долговязой, но стройной, словно молодая сосенка. Лицо её было миловидным, светлым, а на щеках и носу бледной россыпью, словно звёзды на августовском небе, красовались веснушки. Извечно она убирала свои каштановые, как и у Рейека, волосы в длинную косу вокруг головы. Но сегодня ей явно было не до причёсок, отчего локоны самовольно тянулись по плечам. Девушка упорно искала брата с самого утра, и к нынешнему моменту её терпение окончательно лопнуло. — Если достанешь, я спрыгну и убегу, — с превосходством заметил Рей.       Но упрямство Дореи он недооценил — оставив палку на земле, девушка начала ловко взбираться по каменной кладке за братом-лентяем.       «О, нет», — мысленно простонал мальчишка. Конечно, заявив, что прыгнет с четырёхметровой стены, он немного приукрасил свои возможности. Но остальных талантов это не умаляло: подскочив, он почти бегом направился вдоль каменной ограды, защищающей поселение от разбойников и захватчиков. Изредка Рейек балансировал руками, чтобы не рухнуть, но перспектива переломать добрую половину костей казалась даже лучше, чем попасться в лапы разгневанной сестры. Мальчишка прекрасно помнил, что отец велел ему помогать Дорее в лавке и читать целую главу презанудной книги по истории. Но скучные цифры, вечно торгующиеся покупатели и запах отсыревших страниц стали настолько тошными, что невероятно захотелось пожевать вишни в одиночестве. Пару-тройку часов. — Беги, беги! — остервенело крикнула в спину девушка, которая уже успела спуститься со стены, так и не поднявшись до конца. — Пусть в тебя ударит молния или унесёт ветром куда подальше!       Рейек обернулся и подарил сестре улыбку, полную превосходства, в ответ, а затем и вовсе показал язык. «Теперь-то Дореа точно в бешенстве», — довольно подумал он и продолжил свой путь.       В семье местного торговца было пятеро детей. Но только Рейеку посчастливилось родиться мальчиком. Остальные — Дореа, Нейа, Леа и Анисса — были его сестрами. Вредные, своевольные и жутко надоедливые, они, казалось, способны только отравлять жизнь. Вот если бы у него были братья — другое дело. Желательно старшие, конечно, чтобы не приходилось с ними возиться, как с этими девчонками. Родители часто покидали поселение, чтобы добраться до соседних и подороже продать то, чего обычно не бывало в других местах. Тогда Дореа как самая старшая начинала командовать, отчего брату хотелось той самой палкой пересчитать ей ребра. Но миловидность девушки была обманчива — она вполне могла постоять за себя при надобности, поэтому Рейек предпочитал дразнить её на расстоянии.       После удачного бегства от сестры мальчишка охотно спустился на землю с другой стороны поселения и отдышался. А ведь ещё немного — и сестра точно стащила бы его за шкирку. Теперь же его безделье разделяли только многовековые деревья, которые тянули за собой и навязчиво манили в лес. Тучи всё сгущались. Птицы, летавшие так низко, что, казалось, вот-вот зацепят крыльями, неустанно напоминали о дожде. Но Рейеку было, где укрыться: пару месяцев назад ему удалось соорудить небольшой домишко из ветвей деревьев и старых прогнивших досок. Гордо он назвал своё творение «Твердыней» и часто поселялся там на несколько часов, чтобы побыть в гордом одиночестве.       К никому неизвестной «Твердыне» вела косая и извилистая тропинка. Кроме этого, чтобы найти тот самый домик, нужно было постараться: он прятался среди крон смешанного леса и находился близко к орешнику, куда нечасто кто-то забредал из-за ненадобности.       Сколько Рейек помнил себя, с местными ребятами ладить не получалось. На уме у тех вечно были сражения, девчонки и разговоры о том, в какое дело податься. Сейчас же большинство ровесников один за другим становились помощниками кузнецов, конюхов и трактирщиков, а Рейек как не знал, кем он хочет стать, года три назад, так не знал и поныне. Одиночество стало для него привычным состоянием. Своё убежище мальчишка построил сам, и за полгода никто о нём так и не узнал. Между тем «Твердыня» вполне могла сойти за небольшой домик: пускай крыша, сложенная из плотного навеса веток, немного протекала, пускай полы, устланные сухой травой, кололи ноги, а подгнившее дерево источало специфический запах, здесь мальчик оставался наедине с собой и чувствовал себя невероятно счастливым.       Сегодняшний вечер приближался быстрее, чем остальные вечера. Сквозь кроны деревьев розовыми бликами играл закат, окрашивая стволы деревьев в необычный цвет. Но игра красок быстро закончилась, и ей на смену пришла серая пелена, заставившая Рейека покинуть своё временное пристанище и двинуться в сторону поселения — с приходом сумерек дикие животные выходили на охоту и часто забредали даже на окраину леса.       Когда Рей наконец пересёк ворота селения, солнце почти скрылось. Живот урчанием сигнализировал о том, что немедленно стоило бы поесть, но едва мальчишка представлял красное от гнева лицо своей сестры, сразу аппетит пропадал. А через несколько мгновений он вновь осознавал, как хочется баранью ногу или сытный куриный суп. Но возвращаться домой раньше, чем солнце упадет за горизонт, казалось невозможным — вместо ужина его ждала лишь палка и всяческие ругательства со стороны Дореи. Тогда, звякнув тремя монетами в кармане, мальчик отправился в местный трактир. Конечно, еду там подавали намного сквернее, чем готовила сестра, а куски хлеба были скупее, чем домашние, но ноги сами несли Рейека по каменной мощёной дорожке. Через минуту он уже навалился на массивную дубовую дверь и перевалился через порог под приветственное улюлюканье местных пьяниц. — Суп и кружку морса, — объявил юный посетитель, положив монетку на прилавок трактирщика Сейвилла. — Опять от Дореи прячешься? — с ухмылкой поинтересовался тот. — Не совсем, — скорчив кислую рожу, ответил мальчишка. — Не хочу её видеть. И чтобы она меня видела. — Древние знают, какой гневливой она сегодня была. Как бешеная влетела. По твою душу. — Я прячусь лучше, чем она ищет, — усмехнулся Рейек. — Скоро её отправят в какое-нибудь соседнее поселение. Ей уже пятнадцать. Мучает меня последний год. — Завидую её мужу, — усмехнулся собеседник, ставя перед посетителем тарелку горячего супа. — Зря ты так с ней.       Рейек даже слегка оскорбился: он терпеть не мог, когда сестру нахваливали. Хотя, если смотреть правде в глаза, то Дореа была по-настоящему хорошей хозяйкой: готовила, стирала, убирала, занималась с сестрёнками. Только с братом ей справиться было не под силу. — Спасибо, — произнёс мальчишка. И даже не знал, за что поблагодарил больше: за суп или за то, что услышал хорошие слова в адрес сестры.       С тарелкой и огромной кружкой ароматного клюквенного морса Рейек устроился недалеко от пары местных пройдох. Будь его воля, он бы сел на другое место, но остальные столы занимали пьянчуги и распутные девушки, чьи спелые груди едва прикрывали льняные платья. — Я слышал, что у северян сейчас всё хуже, чем говорили, — произнёс один из мужчин неподалёку. — На западе мало чего знают, но даже разорять береговые селения они перестали. Со смертью их лорда им стало не до того. — Древние подтвердят, — заговорил захмелевший второй, — придёт другой северянин, и их стрелы вновь обрушатся на врагов.       Рейек весь превратился в слух. Он много слышал о северном лорде и его людях, но в основном все слова так разнились меж собой, что всё это больше напоминало легенду: огромная крепость, зовущаяся Твердыней Ветров, бледнокожие люди, в чьих венах течёт кровь Ледяного Владыки, волосы серые, как пепел, и глаза, словно цвет южных персиков — розово-жёлтые, светлые и жестокие. Говорили, что вместе с северянами сражаются огромные псы, размером едва ли меньше хорошей лошади, а их неуязвимые корабли строили сами боги. — Северяне не дойдут, даже если очень захотят, — вступил в разговор третий человек. — Им придётся бросить свои судна и идти несколько дней пешком по нашим лесам. Им привычнее убивать тех, что ближе к морю. — А если всё-таки однажды они придут, то наш лорд вряд ли пойдет в авангарде. Он в нескольких сотнях миль отсюда. До него не доберутся, а с нами чёрт бы. — Не будем о плохом, — решил закончить разговор один из мужчин, вознеся кружку над головой. — За Запад! — За Запад! — хором откликнулась вся компания.       Рейек совсем ничего не понимал в военном деле, а тем более в политике. Куда ему, мальчишке, вникать в такие вещи, где зачастую и взрослые бессильны. Поэтому с наслаждением он хлебал чуть остывший суп и глядел по сторонам. В основном все посетители были знакомы — здесь засиживались одни односельчане, а чуть реже обедали путешественники или торговцы. Вот и сейчас одно из лиц Рейеку показалось незнакомым: в самом дальнем углу сидела старая женщина, чьи седые жидкие волосы спадали на капюшон безразмерного балахона. Вся она была скрюченной, словно коряга, жалкой, жующей кусок хлеба так, будто не ела несколько дней. Сердце Рея сжалось: он был обладателем дурного нрава, но по-настоящему сострадать было и ему под силу. В кармане он нащупал ещё две монеты, а затем вновь приблизился к трактирщику. На вопрошающий взгляд протянул тому медный фьорд и произнёс: «Суп и кружку морса». — Ты не наелся, Рейек? — удивлённо поинтересовался Сейвилл.       Тот слегка смутился, но, тут же нахмурив брови, ответил: — Не твоё дело. Говорю давай — значит, давай. — Ну и прорва ты у папки с мамкой растёшь, — усмехнулся трактирщик, большим половником наполняя пиалу. — На своё пузо посмотри, — обиделся парень.       А мужчине оставалось только покачать головой.       Осторожно, чтобы не расплескать суп, Рейек поднёс тарелку и кружку к столу старой женщины и поставил ужин перед ней на стол. Та даже не сразу отреагировала: сперва взглянула на еду, а затем подняла мутные, почти белые глаза к лицу своего благодетеля и произнесла скрипучим и тихим голосом: — Это уже не важно. Смерть идёт за мной по следам.       И действительно, от старухи исходило жуткое зловоние — так пахнет тлеющая старость, а руки её, такие худые, будто кости, обтянутые кожей, охватывала бесконечная дрожь. — Но спасибо тебе, — продолжила она. — Покушайте, — сказал Рейек. — Тарелка супа, говорят, гонит смерть вон.       Хрипло женщина рассмеялась, прикрыв беззубый рот необъятным рукавом своего балахона, а затем ответила: — Гнать смерть — как бежать от своей тени. Ничего не изменить. Всё знаемо, всё начертано.       Не костлявые пальцы взяли в руки ложку, какой она тут же черпнула супа. — Вы знаете? — подперев подбородок кулаком, скептически поинтересовался мальчишка. Он всегда с недоверием относился ко всем, кто заявлял подобные вещи. А к местному колдуну и вовсе питал неприязнь и презрение — будто никто не знал, что он дурит других своими фокусами и вспыхивающими порошками. — Больше, чем надо, но меньше, чем всегда хочется, — отозвалась та. — И кто же Вам всё рассказывает? Ну, о судьбах и всякой ерунде. Неужто Древние?       Предсказательница с жадностью отпила из деревянной кружки. — Древние или нет, — ответила она, — знание всегда остаётся знанием. Все люди похожи на сосуды. Ты, например, пустой. Ничем не заполненный.       Рейек слегка оскорбился. Ест за его подаренную монету, так ещё и грубит. — Так всегда будет? — Нет, — покачала головой собеседница. Её сухая ладонь тут же накрыла руку Рейека. — Не всегда.       От прикосновения тут же стало не по себе, но руку мальчишка практически не мог освободить — она будто перестала слушаться. — Ты будешь наполнен состраданием, спокойствием, затем злостью. После — кровью, ненавистью и бескрайней любовью. — Странное сочетание, — со скептицизмом заметил Рейек. Но голос его дрогнул: ему явно было не по себе. — Тебя ждёт великое будущее. Ты станешь Луной, вторым, но сияющим среди звёзд. Первый среди последних и последний среди первых. И когда одноглазый узнает, какова твоя кровь на вкус, перед тобой склонятся Север, Запад, Восток и Юг.       Рейека объял страх. Стоило старухе только заговорить, как глаза её будто остекленели, и голос звучал утробно, словно говорила всё это не она, а кто-то извне. Моментально парень отдёрнул руку и отстранился. А предсказательница вновь принялась за остывший суп. — Я простой сын торговца, — тихо произнёс мальчик, потирая заледеневшее запястье. — Думаю, Вы ошибаетесь. Вряд ли я когда-то ступлю дальше Западного Предела. — Ваш лорд будет лобзать твой меч, а его колени будут мёрзнуть, скованные льдами, — напоследок произнесла женщина и, ухватив свою котомку, встала из-за стола. Неторопливо она двинулась к выходу, даже не взглянув на своего собеседника. А Рейек глядел ей вслед, будто зачарованный, обдумывая то, что едва услышал. — Подождите, — сорвался с места он, стоило только старухе хлопнуть массивной дверью.       Колокольчики над входом звякнули, и мальчишка выбежал вслед за предсказательницей. Но дорога была пуста, лишь ветер уносил прочь раньше времени сорвавшиеся зелёные листья.