Нойз? Ага, это у нас

...Глава восстановлена. Понимаю, на меня сейчас повалится град из ругани и упрёков, почему нет продолжения. Но можно же понять, что жизнь состоит не только из интернета?..Во всяком случае, я не специально затягиваю. И вообще, наверное, потихоньку буду восстанавливаться на Фикбуке после своего "перерыва". Снежные хлопья лениво кружатся в воздухе, оседая на землю, крыши домов и деревья. Люди за окном спешат по своим делам, в основном новогодним – ели, искусственные и живые, коробки с игрушками, подарки для любимых, родных и близких. Дания облокотился на подоконник и попытался согреть ладони, дохнув на них. Изо рта вырвался клуб пара и быстро растворился в морозном воздухе. Но Хенрику было холодно вовсе не из-за отключенного отопления. Ниже нуля значительно упали столбики за окнами, Да и дома у нас не теплей, чем за стёклами, Покрытыми узорами с обеих сторон. Люди едут за подарками в тачках и на метро, В троллейбусах, автобусах, трамваях и маршрутках, Пассажиры мёрзнут в пробках, будучи в спешке жуткой, Мне некуда спешить – я всё купил заранее, Только неясно теперь, к чему были эти старания… -…Зачем? Зачем ты это делаешь, Нор? - Ты ещё не понял? Нам не суждено быть вместе, и я говорил это много раз, - холодно ответил Норвегия, аккуратно складывая своего плюшевого тролля в чемодан. - Но я ведь люблю тебя! – Дания копил много времени, чтобы сказать эти слова. Но он чувствовал, что произнёс их в самый неподходящий для того момент. - Если бы ты любил меня, ты бы не издевался так надо мной. Да, Хенрик любил потроллить брата, и не раз получал чем-нибудь тяжёлым по своей пьяной голове. Но он делал это не со зла, а чтобы привлечь к себе внимание Нора, только и всего. Да, он любил его. Любил как брата, как возлюбленного, как родственную душу. И вот сейчас эта самая «родственная душа» заявляет, что они не могут быть вместе! - Это… наверное, шутка? Сегодня ведь не первое апреля. Ты меня так напугал. Давай, доставай вещи, и пойдём ужинать. - Я никогда не был так серьёзен. Ден решил ухватиться за последнюю надежду. - Но тебе ведь некуда пойти! - Я уже договорился с Бервальдом и Тино. Дания, - он поднял голову и посмотрел прямо в глаза, - Это необходимость. Прощай. Датчанин, молча, смотрел, как тот, кого он считал самым дорогим человеком, берёт из его рук, бессильно болтающихся, большой чёрный зонт, взмахивает рукой, затем что-то звонко приземляется на стол. Все происходило, как в замедленной видеосъёмке. Вот он забирает красный чемодан, ещё раз смотрит в зеркало и, пробормотав что-то вроде «Закрой изнутри», закрывает за собой дверь. На игрушке ёлочной светлым пятном Мелькнул оголённый тобой дверной проём, Я щёлкнул зонтом, ты попросила закрыть изнутри, Оставив на столе ключи от домофона и двери… Дверь тихо закрылась, одновременно датчанин осел на стул. Хайссен некстати вспомнил про поезд. Да, это чувство пустоты накрыло его, как поезд самоубийцу, переехало его голову, разорвало его душу. …Плевать, что не «дверИ», а «двЕри»: мне не до ударений, Когда чувство потери по мозгу, как поезд по Карениной: Лежу на рельсах, вздрагиваю в ритм под стук колёс, Пока моя голова катится под откос… Он все ещё не понимал всей серьёзности произошедшего. А когда понял, далёкая фигурка с красным чемоданом уже исчезла из поля зрения, оставив его наедине с собой и празднично украшенными, но глухими четырьмя стенами.