Предания Севера и Юга. Расплата.

МИРЦЕЛЛА ЛАННИСТЕР. КОРОЛИ И КОРОЛЕВЫ. К разочарованию доброй половины Семи Королевств Мирцелла Баратеон таки унаследовала долю вздорного характера своей матери. Сама Мирцелла предпочитала винить в этом отца (настоящего, не законного) и дядю и была отчасти права, но от взбалмошной Серсеи Ланнистер ей тоже кое-что досталось. Доказательством тому послужил скандал, разразившийся, когда Эйгон Таргариен, племянник королевы, объявил о намерении жениться на ней. На ней. Леди Утеса Кастерли, да, но также бастардке, опальной бывшей принцессе, дочери изменников, плодом грязного кровосмешения, что, впрочем, никак не вязалось в сознании Мирцеллы — тем же Таргариенам инцест прощался три тысячи лет, — и так далее. Как бы то ни было, стоило видеть лица ее отца и королевской четы после слов Эйгона. Воистину, это было бесценно. Мирцелла едва не рассмеялась или не заплакала. — Эйгон! — взвилась Королева Дейенерис. Все предполагали, что после завоевания трона она и Эйгон поженятся, но этого не случилось. Виной тому, вероятно, были слухи о блэкфайерском происхождении принца, которые распространились по всему Вестеросу и, кстати, имели должные основания. И, тем не менее, Мирцелла отдавала себе отчет, что ее союз с Эйгоном Дейенерис не устроит: ни как женщину, ни как правителя. — Мирцелла! — вторили королеве Джейме и Тирион, предпринимая видимое усилие, чтобы не переглянуться. Мирцелла видела это в их напряженных лицах и бьющихся жилках на шее. О, Семеро. Ей, знавшей, как близки они раньше были, причиняло боль наблюдать за их отношениями теперь. Дядя Тирион выторговал жизнь ее отца у королевы, но старые раны легко не заживают. К сожалению. — Мы с Мирцеллой любим друг друга, — яростно заявил Эйгон, сжимая руку предполагаемой невесты в своей. — И мы собираемся пожениться. Твое позволение лишь формальность, тетя. Эйгон Таргариен-Блэкфайер был единственным, кто мог говорить с королевой так. Дейенерис старалась ценить семью, пусть, по всем аспектам она была скорее ложной. Даже удивительно, как они сошлись с Тирионом. Тот прилагал все усилия, чтобы отделить себя от имени Ланнистеров. Мирцелла хорошо понимала его желание. Однажды оно завладело и ею. В жаркой и прекрасном Дорне с ее влюбленным принцем и экзотическими пряностями и… намеками об Элии Мартелл. Там Мирцелла приняла слухи за правду, пройдя все стадии. Как она злилась на мать за то, что та сделала это с ними, на Джейме, который никогда не выказывал интереса, на Роберта Баратеона, бывшего отцом ничем не лучшим, на Лорда Станниса. Она так и не узнала, прозрел ли Томмен перед смертью или же умер в блаженном неведение. Впрочем, едва ли можно назвать «блаженным» самоубийство. Ее маленькому брату всегда недоставало силы воли. Он нуждался в Мирцелле, но ее не было рядом. За это она едва ли когда-нибудь простит себя. — Я не потерплю таких разговоров, Эйгон. Что общего у тебя может быть с этой девушкой? — Извините? — резко поинтересовался Джейме, решивший, что играть роль заботливого отца — это его. Лишним было бы сказать, но нет. Мирцелла знала, что едва ли во всем мире нашелся бы факт, убедивший ее в обратном. — Дейенерис, — одновременно с ее отцом вскинулся Эйгон. Мирцелла не позволила и намеку на обиду промелькнуть на ее лице. Королева не могла всерьез полагать, что это оскорбит ее: в конце концов, она выросла вместе с Джоффом, и даже его игры не могли затронуть мраморную стойкость бывшей принцессы. — Может, нам просто стоит подождать, пока Рейгар достигнет нужного возроста? — предположил Тирион и подмигнул племяннице. Принц Рейгар был их с Дейенерис единственным сыном и наследником Железного трона. — По крайней мере, с ним мою дорогую племянницу объединяет кровь. «Продолжим традицию обоих семейств, ха?», — про себя закончила фразу Тириона Мирцелла. Мирцелле показалось, что королева Дейенерис едва удержалась от того, чтобы не закатить глаза. Странно, к этому времени она уже должна была привыкнуть и смириться, как привыкли и смирились люди Вестероса с тем, что ими правит уродливый карлик, которого они все годами ненавидели и презирали, а также заморская девушка, которой на момент восхода на трон не было и двадцати. — Мне просто необходимо знать, что вы оба понимаете — о, ради Семерых, что насчет Арианны Мартелл, Эйгон? Мне казалось, ты увлечен ею. — Так и было. — И? «Очевидно, это судьба бедных дорнийцев — ими всегда пренебрегают ради других, будь то волк или лев, не суть». Мирцелла сожалела об Элии, о коей так много хорошего говорили в Дорне, но никак не о леди Арианне. Если бы не та с ее амбициозными планами и неумелыми интригами, Мирцелла не лишилась бы уха и не подвергла бы себя смертельной опасности. Официально, между ними не было никакой вражды, в действительности же, Мирцелла понимала, что никогда не сможет любить принцессу Арианну и Дорном в целом, как раньше. Разочарование — самое горькое, худшее чувство из всех. Ее в этом убедили и успешно. — Леди Мирцелла увлекает меня сильнее, если на то пошло, тетя, — сказал Эйгон, чья мать, на счастье, очень вряд ли являлась дорнийкой. Дейенерис и Джейме вскинули брови, Мирцелла удержала улыбку, а Дядя Тирион резко соединил ладони и с ложным оптимизмом предложил: — Почему бы тебе, любовь моя, не поговорить с доблестным Эйгоном наедине, пока я сделаю то же самое в отношении моих дражайших родственников? — Кто я такая, чтобы не слушаться своего мужа и короля? — с непередаваемой интонацией произнесла Дейенерис и дала им позволение уйти. Не глядя друг на друга, Ланнистеры переместились в соседние покои. Мирцелла и Джейме сели в кресла напротив друг друга, а Тирион прикрыл за ними дверь. Безухая, безрукий и безносый, последний оплот дома Ланнистеров. Бедные ее мать и дед, они должно быть очень злятся, наблюдая за ними из Седьмой преисподни. — Все еще не могу поверить, что она взяла тебя в мужья, дорогой брат, — лениво заявил ее отец. — На сегодня это, наверное, величайшая загадка Вестероса. Ты так не думаешь, Мирцелла? — О, нет, мой дорогой братец, ты снова не прав. Вот то, как мы все купились на милые ямочки и упустили ростки Серсеи в нашей дорогой племяннице, — вот это тайна всех времен. Тирион занял место со стороны Мирцеллы так, что создавалось впечатление, будто братья нападали с двух фронтов. Так и было, в какой-то мере. — Дядя, боюсь ты излишне драматизируешь. Я люблю Эйгона… — И его владения, без сомнения, тебе тоже приглянулись. Что там — ах да, Штормовой предел, Драконий насест… Неплохое приданое. — У невест «приданое», дядя. У женихов это зовется иначе — я полагаю. — Она полагает!.. — рассмеялся Тирион и махнул рукой брату, давая знак, что теперь его очередь. — Мирцелла, пожалуйста, скажи, что ты не планируешь сделать ничего глупого, — многообещающе начал отец. — Зачем мне это, Джейме? Я слишком благодарна за свою жизнь и свободу. Относительную, разумеется. Глупо. Она не планировала этого говорить, ведь это было глупо, а Мирцелла не могла позволить себе глупости. Ни теперь, ни в ее положение, будучи дочерью Безумной Королевы-Ланнистерши. Повезло еще, что это Джейме и Тирион, ее — ладно, ее семья, единственное, что у нее осталось, не считая Эйгона, — но вдруг она прокололась бы перед другими? Перед чужаками? Нельзя давать себе поблажки, это затянет тебя, пока ты не сможешь делать ничего другого, кроме как отлынивать от долга. Лорд Мартелл научил ее этому, когда она была его воспитанницей в Солнечном Копье. — Никто всерьез не планировал казнить тебя, — сказал Тирион, избегая смотреть на них. «Я знаю», — стоило бы сказать, но Мирцелла просто кивнула. Горло от долгого молчания высохло слишком сильно. — Мирцелла, в твоих руках Ланниспорт, Запад, — скажи мне, что для тебя это достаточно, — взмолился отец. Во взгляде Джейме беспокойство, что, по правде говоря, странно. Мирцелла рассчитывала на отчаянные попытки отыскать в ней черты матери, а не на яростное отрицание любого их проявления. Хотя она никогда не могла до конца предсказать своих дядей. — Мы не выбираем тех, кого любим, не так ли? Они же в такие моменты, как сейчас, видели ее насквозь. Мирцелла могла поручиться, что ее мысленные дополнение уловили все в комнате. «Только то, что мы хотим. Или же — что в конечном итоге получаем».