Цветы для мертвеца

- Мама! – Крик дочери заставил женщину обернуться. Напуганная малышка неслась прямо к ней по неровным заросшим тропинкам сельского кладбища. Что-то случилось? В этот холодный осенний день, хмурый и ветреный здесь кроме них не было ни души. Свинцовые тучи заволокли небо еще с самого утра, обрекая весь день пройти в темноте. Осень, еще не поздняя, когда трава и листья на деревьях только-только начали желтеть и увядать, выдалась очень холодной. Злой ветер тянул и рвал траурный платок с волос вдовы. В них прежде времени вплелась серебристой паутинкой скорбь. Женщина была еще молода, но след безутешного горя теперь навсегда отпечатался тенью едва заметных морщин в уголках губ и глаз, состарив ее раньше времени. Сегодня у ее мужа была годовщина. И вот уже третий год они с дочерью приходили на кладбище, чтобы украсить цветами холодный могильный камень. Кто-то скажет, что прошло уже немало времени, довольно лить слезы и ошибется — для утраты время идет совсем иначе, подчас оставляя без счета не дни — годы. Стоило несчастной вспомнить своего мужа, умершего буквально у нее на руках, как на глаза наворачивались слезы. Будто еще вчера он гладил ее по спине, уговаривая идти спать и не сидеть над ним всю ночь. Как оказалось, последнюю. После смерти супруга, единственного кормильца в их семье, вдове оставалось лишь пойти судомойкой в богатый господский дом. Не знавшая до того тяжелой работы, женщина с готовностью взялась за дело, чтобы обеспечить им с дочерью еду и кров. Ее госпожа, тоже рано овдовевшая, всегда в этот день давала выходной. Сейчас они уже собирались домой, не желая попусту злоупотреблять терпением работодательницы, как дочь запоздало вспомнила о «кое-чем особенном, только для папы». Конечно, женщина читала письмо своей маленькой девочки, в котором та просила отца хотя бы ненадолго снова вернуться. - Мама! – запыхавшись от быстрого бега, девочка кинулась на руки к матери. - Милая, что случилось? - Мама, там! – она указала туда, откуда прибежала, в сторону, где была могила ее отца. То было далеко, за деревьями и высокой травой, которой поросли неухоженные гробницы. Отсюда не разглядеть. – Я хотела отнести папе письмо, а там Смерть! — письмо девочка по-прежнему сжимала в руке, изрядно его помяв. - Смерть? – Мать нахмурилась, - какая смерть? Что за глупости? Старуха с косой? - Самая настоящая! Я не видела у нее никакой косы... – малышка нахмурилась, будто пытаясь припомнить, была ли там коса, - мам, правда, она пришла к нашему папе! Я видела, как она трогала его цветы... - Пэм, хватит, это не смешно. Пойдем домой, письмо отдашь в следующий раз. – Но дочь вовсе не собиралась уступать. - Не глупости! Пойдем, попросим вернуть папу обратно! – Ох, упрямица! Стоило ей только снова стоять на земле — она тут же отошла от матери, с мольбой глядя ей в глаза, - ну пусть хотя бы передаст ему мое письмо! И как здесь было отказать? - Ладно, только быстро, — вдова тяжело вздохнула. Она струсила, может, даже побольше чем ее семилетняя дочь. Ведь сказать вслух, что они больше никогда не увидят папу, и ничто в мире этого уже не изменит, для нее вдруг оказалось страшнее, чем отыскать тень зловещей старухи. Плотнее запахнувшись в траурную шаль, она поспешила следом за дочерью, которая, только получив одобрение, тотчас бегом кинулась обратно. Неужели так быстро забыла об испуге? Или одна эта мысль о том, что папа, правда, может получить письмо, подгоняла ее? Да, действительно, там вдалеке кто-то был. Прямо около могилы ее мужа... Но откуда? Пришел со стороны дикого поля, кое-где перемежавшегося с чередой деревьев? Высокая фигура, с головы до ног облаченная в темное, кажется, за все время, что мать с дочерью к ней приближались, даже не пошевелилась. И вправду, в этот мрачный и холодный день на пустынном кладбище, силуэт мог запросто в детском воображении сойти за костлявую старуху в черном балахоне. Только вот... Чем ближе подходила женщина, тем больше она понимала, что это вовсе не призрак и никакая ни смерть. Фигура в черных одеждах из тяжелой плотной ткани, своим кроем напоминавших мрачные рясы священников, принадлежала мужчине, чье лицо было укрыто широким капюшоном. Он держал в руке цветок — один из тех, что вдова еще недавно своими же руками оставила у надгробия. На какое-то мгновение пальцы, удерживающие тонкий зеленый стебель, показались женщине белесыми костями мертвеца, но наваждение отступило так же неожиданно, как и появилось. - Цветы на чужих надгробиях не для того, чтобы вертеть их в руках! – Женщина подала голос и удивилась, каким слабым он оказался в сравнении с воющим ветром. Она крепко взяла дочь за руку. Это были цветы ее любимому мужу, а не случайным проходимцам, разгуливающим по чужим могилам. - А зачем мертвецам цветы? – Мужчина не спеша обернулся, и холодный ветер до того лишь бессильно метавший полы одеяния в разные стороны наконец стянул с головы капюшон и торжествующим вороньим карканьем захлопал тканью по плечам. Женщина почувствовала, как дочь стиснула ее ладонь. Тяжелый, неприятный взгляд желтых глаз заставил вдову зябко поежиться. На нее будто взирали страшные тигры с гобеленов в доме хозяйки. От их взгляда, вышитого золотой нитью, оставалось недоброе и пугающее чувство, словно неживые звери пристально следят за каждым шагом. И вместе с тем они всегда смотрели мимо, куда-то, куда ей было не заглянуть. Взгляд незнакомца был точь-в-точь такой. Цепкий и вместе с тем... Пустой? Словно ей только показалось, что гость обернулся в ее сторону, как не раз казалось, что звери провожали ее взглядом. – Разве цветы способны передать что-то тем, на чьих надгробьях они лежат? Цветы нужны живым, не мертвым, нет. Не мертвым. – Цветок в его руке сник, а после и вовсе потемнел, обращаясь в пепел, который, словно того и дожидаясь, унес черной пылью ветер. - Так почитают умерших. – Так он маг? Или просто безумный культист? Женщина никогда не встречала ни тех, ни других, но немного знала, что говорят о них в народе. Люди, рожденные без души. Разве такие бывают? Она не знала. Встретить мага вживую было сродни настоящему чуду или, скорее, страшному проклятью. Во всяком случае, другие люди говорили об этом именно так. Вместе с тем, чем дольше они стояли здесь, тем больше ей казалось, что в этом человеке, в его пустом, но пристальном взгляде, и во всем существе была та же нескрываемая печаль, что чувствовала и она. Это скорбь разъела его глаза? Печаль сковала их ледяной коркой? По ком он так безутешно горюет? После могилы ее мужа здесь не появилось новых... Может, просто обезумевший от отчаяния, он забрел на это богом и людьми забытое кладбище? На какое-то мгновение, вдова даже прониклась к нему сочувствием, еще слишком живо помня собственную боль. Незваный гость был старше нее, сложно сказать насколько. Быть может, всего лишь на десяток лет, а может и многим больше. Проседь в черных волосах лишь придала его облику благородства, как и морщины, выделившие резкие черты лица. Нет, это не горе состарило его. И даже беспощадное время смогло лишь украсить. С простыми людьми так не бывает. Они болеют и страдают, стареют раньше срока от тяжелой и горькой жизни... быть может, он и вовсе годился ей в отцы? Для господ время шло совсем иначе. Быть может, ее маленькая дочь в один день станет старше взрослых сыновей госпожи. Вдова, занятая своими мыслями, забыла и о неприятном взгляде, и обо всяких приличиях. Разглядывала мага, словно и вправду могла узнать его судьбу. - Разве в этом есть смысл? – Голос заставил женщину вздрогнуть, оторвавшись от неуместных размышлений. Незваный гость вновь взглянул на скромное надгробие, в честь праздника украшенное цветами. – Если бы цветы возвращали людей из могилы — в мире бы не осталось цветов. Нет, ни скорбь, ни обряды нико... - А ты?! Ты вернешь нам папу? – Девочка, до того прятавшаяся за матерью, вдруг выпустила ее руку и, перебив мужчину на полуслове, выступила вперед, протягивая ему смятый конверт. – Пожалуйста, хотя бы на денек! Гость взял его в руки скорее по инерции, когда этот резкий вопрос ребенка заставил мужчину скривить губы в невеселой усмешке. Он присел на корточки, оказавшись с девочкой лицом к лицу. Пэм не испугалась, только еле слышно еще раз повторила «пожалуйста». - Не так все просто, малышка... Смерть — это не то место, куда можно попасть раньше времени, и возвращаться оттуда тоже нельзя. Это маленький секрет между тобой и жизнью. Раскроешь его, предашь — и больше никогда не найдешь покоя. Ты ведь умеешь держать секреты? — дождавшись робкого кивка, мужчина продолжил. — Как думаешь, твой папа захочет вернуться под землю? Туда где его глаза были съедены, а живот провалился до самых костей. Там темно и холодно, и ничего от него больше не осталось. Он уже никогда не будет таким, как ты его помнишь. Неужели ты хочешь ради одного дня убить все воспоминания? – Незнакомец чуть улыбнулся, видя, как девочка, было увлеченная его словами, отчаянно замотала головой. – У каждого желания, детка, есть цена. Даже самые искренние и невинные стремления могут привести к большому горю. - Хватит глупостей! – Женщина повысила голос, наконец перекричав ветер. Она хмурила брови. Ей совсем не нравились ни действия, ни вопросы что задавал или собирался задать этот человек. Он насмехался над ними? Пусть ей и хватило дурости на сочувствие к сумасшедшему, выслушивать всю эту чушь она не собиралась. – Пэм всего лишь ребенок, зачем вы так? Уходите. Пожалуйста, — добавила она чуть мягче, — я не хочу, чтобы память моего мужа была оскорблена вашими словами. - Разве память можно оскорбить? - Уходите. — Вдова ничего не ответила, но безумец, похоже, этого и не ждал. Он поднялся на ноги и, чуть помедлив, он согласно кивнул, давая понять, что не станет с ней спорить. Задумчиво посмотрев сначала на потрепанный конверт, а после на девочку, поспешно спрятавшуюся за юбкой матери, он все же убрал измятое письмо карман. Женщине стало не по себе, но потребовать конверт обратно она так и не решилась. Может, от того, что дочь и впрямь верила, что так, через этого безумца письмо достигнет ее отца, а может, потому что в нем не было ничего плохого, только по-детски кривые буквы искренних просьб. Как бы то ни было, чем скорее незнакомец уберется прочь, тем спокойнее будет им обеим. - До свидания, Пэм, — вдова невольно напряглась, услышав, как он назвал ее дочь по имени. Должно быть, она сама случайно его упомянула. - До свидания, — к неописуемому удивлению матери, Пэм помахала рукой незнакомцу в ответ. Мужчина вновь накинул капюшон и свистом подозвал лошадь, дожидавшуюся своего ездока, по-видимому, где-то неподалеку. Чалый жеребец лишь послушно наклонил голову, стоило наезднику перехватить повод. Животное стояло не шелохнувшись, безразлично взирая прямо перед собой и терпеливо дожидаясь, пока хозяин ловко, несмотря на неподходящее для верховой езды одеяние, не забрался в седло. Странный гость уезжал. А вдова боялась свести с него взгляд. Словно закроешь глаза — он тут же снова окажется рядом. Со своими странными, смущающими ее душу вопросами о том, что людям не должно обсуждать. Лошадь тихо ступала по увядшей траве, быстро сойдя с вытоптанной дороги в открытое поле, направляемая куда-то, где, как точно знала женщина, никто никогда не жил. Высокая трава едва касалась серого брюха животного, вместе с тем как оно невозмутимо удалялось. А женщина все никак не могла отвести от них взгляд, словно было в этой картине что-то, что сознание никак не могло уловить. Но в следующую секунду вдову прошиб холодный пот, и страх пробрал до костей. Лошадь не фыркала, не всхрапывала, когда мужчина натягивал поводья. Ее бока не вздымались в такт дыханию. Минута... две... Всадник неумолимо удалялся прочь. Нет, все верно. Животное не дышало. Дрожащими пальцами женщина перекрестилась.