Нарисуй мне крылья

Глава 17 Каждая сильная женщина любит, чтобы ее брали соответствующим образом, подчиняя и завоевывая. Мужчина отдает дань ее силе и характеру, когда подобным образом рушит ее броню и проникает под кожу. Но пылающий лед может быть непредсказуемым, он может обжигать и раздразнивать нанесенными на тело ранами, он может сжигать внутренности желанием и потребностью обладать, заставлять сорваться и плюнуть на любые условности. Арис давно это знал, потому что косвенно приложил руку к тому, чтобы его возлюбленная стала такой. Терпкой, пьянящей, как висарийский эль, чтобы она обжигала своим пламенем и холодом, как не способна ни одна другая стихия, чтобы она пылала страстью и исходила в потребности желания одновременно. Он знал и чувствовал, как Кэйсия вновь начинает вспыхивать в его руках, выгибаясь от нового движения или прикосновения. Сейчас плевать на любые запреты и причины — они ничто по сравнению с тем, что она может дать ему и что он может взять у нее, в ответ отдавая всего себя. Раздирающее и исцеляющее одновременно чувство зависимости и страсти, потребность чувствовать каждой клеткой и вновь обретать целостность своей сущности. Рядом с ней не нужно играть и притворяться, рядом с ней не нужно сдерживать себя и скрывать свое нутро, она все равно проникнет в каждый уголок сознания и станцует с его демоном смертельную пляску на его нервах. Это и близостью-то сложно назвать, потому что пламя прожигает кожу и заставляет еще сильнее вжиматься в тела друг друга, покрывать поцелуями исполосованную шрамами кожу и с жадностью вдыхать почти забытый запах. Они дикие, если дело касается потребности утолить свой плотский голод, они сумасшедшие, если дело касается нарушения всех возможных правил, они единые, если дело касается их близости. Арис низко рыкнул, закусывая нежную кожу на шее женщины, и с силой дернул ее на себя, погружаясь в нее до самого основания. Кэйсия издала гортанный стон и безумно улыбнулась, обжигая его огнем своих потемневших глаз. Наконец-то вновь обретенное чувство единения со своей половиной вернулось к ней, наконец-то она снова чувствует, как поджимаются пальцы и как внутри разрывает внутренности на части из-за каждого чертового толчка, который, словно намеренно, устанавливает права на нее. Допустимая сила и грубость ее влекли всегда, с ума сводила властность и жесткость, но позволяла она это только Арису, потому что он сильнее, он совершеннее, он придел всего, что может только предложить мужчина. Слишком человечный для зверя, слишком толерантный и хладнокровный для демона, слишком пылкий и эмоциональный для вампира. Кэйсия провела губами по линии челюсти мужчины и слегка укусила его за шею, слизывая несколько капель крови. Арис зарычал и опрокинул ее на спину, вытягивая руки над ее головой и с грубой настойчивостью впиваясь в слегка ухмыляющиеся губы. Дрянная девчонка, как она только посмела? Но злость быстро сменяется тяжелой волной желания, когда он с жадностью целует и ловит ее стоны собственным ртом, когда дышит с ней единым воздухом и позволяет наносить на свою кожу глубокие царапины от выступивших на пальцах когтей. Кэйсия не могла его отпустить, не могла позволить отстраниться и хоть на секунду покинуть ее, она ненасытно терзала его губы, сталкиваясь с ним в очередном поединке. Как забавно… что на поле боя, что в постели, они все время проверяют друг друга на выдержку и силу, каждый раз открывая новые стороны своего любовника. Но вместе со страстью чувствуется и горечь вместе со злостью. У них нет права вновь утопать в этом океане наслаждения, у них нет возможности быть вместе, потому что, они связаны с другими личностями и обязаны играть тех, от которых самим тошно становится. Именно поэтому Кэйсия вспыхнула яростным огнем, чем вызвала легкую усмешку и азарт в любимых глазах. Арис не просто вампир, он демон-берсерк, которого бешенство его возлюбленной способно завести гораздо сильнее, чем любые возбуждающие настойки. Он спустил свои руки вниз: одной очертил грудь и талию вампирши, другую положил на ее шею, но смыкать пальцы слишком сильно не стал. Он облизнул ее губы кончиком языка и крепко прижал к себе за бедра, чувствуя, как под кожей проносятся немереные потоки пламени и ярости. Словно острая специя, злость лишь взбудоражила его и заставила усилить амплитуду движений, постепенно сжимая пальцы на беззащитной шее. Беззащитной… ха! Кэйсия далеко такой слабой и невинной не была, она могла позволять Арису многие вещи, в том числе и перекрыть ей воздух в легкие, но с таким же успехом она могла вскрыть ему кожу на мускулистой спине, а после зализать раны собственным языком. Арис резко дернул ее на себя, отчего даже позвоночник едва слышно хрустнул, и стал совершать резкие, быстрые толчки, уже чувствуя приближающуюся волну собственного и ее оргазма. Вампирша судорожно хватала ртом воздух и давила внутри свои стоны, но когда резкие пульсации в теле заставили ее вздрагивать крупной дрожью, сдержать протяжного крика она не смогла. Арис едва заметно ухмыльнулся, осторожно укладывая возлюбленную на спину и припадая к ее груди губами, обхватив ртом затвердевший сосок. Каждое его последующие движение отдавалось крупной дрожью и резкой пульсацией в ее теле, заставляя негромко вскрикивать. Когда оргазм накрыл и его, Арис заглушил свой стон в шее женщины, припав к ней губами, но последующие тихие рыки и вздохи еще ни раз нарушали тишину ночи. Уже спустя несколько часов после этого, Арис зарывался лицом в длинные волосы возлюбленной и вдыхал ее запах, затем спускался ниже и покрывал поцелуями изящную спину, плавно переходил на бедра и поднимался вверх, по животу и груди к губам. Кэйсия могла только легко усмехаться, отвечать на его поцелуи и с жадностью касаться его тела. Это просто невыносимо, знать, что больше не имеешь права так себя вести и позволять себе подобное, но все равно с головой падать в этот омут и устраивать очередную пляску с чертями. Наконец Арис смог немного утолить свой голод и устроил голову на животе вампирши. Кэйсия зарыла пальцы в его волосы и начала неторопливо перебирать мягкие пряди. — У меня есть план, как не допустить подчинения Алена, но во время его исполнения я могу быть… немного не в себе, если можно так сказать, — серьезно проговорил Арис, закрыв глаза и опалив кожу женщины тяжелым вздохом, — возможно тебе придется возвращать мне контроль. Снова. Пальцы Кэйсии замерли, так и не выпустив несколько прядей, а тело заметно напряглось. — Ты хочешь впустить эту чертову бешеную сущность в себя? — со злостью прошипела она и с силой дернула его за волосы, заставляя смотреть на себя. — Арис! Ты совсем с ума сошел? Тебе было мало того года, когда я тебя отпаивала разной дрянью, лишь бы снять влияние Даркара? Арис улыбнулся, но его глаза остались серьезными и холодными. — Кэйси… — он прикрыл веки, чтобы в следующую секунду резко их распахнуть и заставить вампиршу едва заметно вздрогнуть от огня бешенства и решительности, который горел в них. — Я готов эту сущность на куски разорвать, стоит мне только подумать, что он может с Аленом сделать, но у нас нет выбора. Нужно освободить Орена, а его безумство… что ж, я смогу с ним справиться, зато наш сын не пострадает. Кэйси, ты же знаешь, я готов для него наизнанку вывернуться, не то что взять основной удар силы на себя. Насчет Даркара… там была другая ситуация и тебе известно, для чего я это сделал. Может и сошел с ума, я не знаю, как и то, когда это произошло. Может четыреста лет назад, может позже. Да и важно ли это сейчас? Нет, потому что это ничего не изменит. Кэйсия поджала губы, впившись в его лицо слишком острым взглядом, против воли пожелав его изодрать в клочья из-за его упрямства и безумной беспечности. Но тут же моргнула, когда заметила расплывающуюся опасную, стальную ухмылку на его губах, которая была пропитана ядом и резала без ножа. — Моя блистательная Кэйси… — низко выдохнул он и резко приблизился к ней, не скрывая утробного рычания в груди, правда, которое он сдерживал. — Не надо дразнить моего зверя и меня заодно, мы слишком изголодались по тебе. Кэйсия сглотнула, чувствуя, как демон под его кожей приходит в исступление и желает получить ее сию же секунду, но и не подумала убрать из своего взгляда резкость или злость. — Ты потеряешь себя, если сделаешь эту дурость, Арис, — прошипела она и сделала попытку отстраниться от него, — тебе что, на свою жизнь плевать вообще? На меня, на Алена, на Нордена в конце-концов? — Ох, как ты вовремя о нем вспомнила, — с рычащими нотками в голосе проговорил вампир и жестко прижал извивающееся тело к себе, — но успокою тебя, я не потеряю себя. Более того мне никогда не было наплевать на вас троих. Остальные пусть катятся к черту, но вы трое — это то, что заставляет меня жить. Пойми это и доверься мне, я же никогда не врал тебе. — Арис… — сдавленно выдохнула вампирша, еще имея слабую надежду на то, что он одумается, но через мгновения любые мысли покинули ее голову, разбившись под напором вновь вспыхнувшего желания. А на другом конце замка, в полутемных покоях, в кресле у камина сидел Норден и старался не реагировать на эмоции, которые передавались ему за счет связи с Арисом. Внутри была не злость, а скорее горечь и почти незаметная, но все-таки вина, которая разливалась по венам подобно яду. Изменял ли Арис ему сейчас? Едва ли. С таким же успехом изменой можно назвать те ночи, которые Норден проводит в компании Арсинелы, своей жены. Сейчас это не измена, а способ удержать себя в этом мире и не сорваться с цепи, превращаясь в обезумевшего зверя. Хотя, если подумать, у Кэйсии гораздо больше прав на любовь Ариса, чем у него самого. Поскольку именно она была причиной, из-за которой демон позволил загнать себя в клетку и смирился с тем, что на него вновь будут наложены сдерживающие заклятия.