«Человек живет и привязывается невидимыми нитями к людям, которые его окружают. Наступает разлука, нити натягиваются и рвутся, как струны скрипки, издавая унылые звуки. И каждый раз, когда нити обрываются у сердца, человек испытывает самую острую боль» Решад Нури Гюнтекин «Птичка певчая»
Марисса Пиа Андраде молча смотрела в иллюминатор. Через несколько часов самолет приземлится в Буэнос-Айресе и она ступит шаг в прошлое. В то прошлое, от которого упорно бежала, ибо каждое воспоминание — это печальная картина, в какой можно было только молиться или кричать. Серая паутина сердца не позволяла коснуться пламенного круга мыслей, но холодная осень подбирала краски, чтобы все вспомнилось и в душе снова дрогнуло. Так безосновательно грабят воспоминания цветовую гамму, наказывают без вины или чувства сожаления. Безграничная галерея злой ночи не умела прощать, одиночество глаз заблестело солеными каплями отчаяния, в немых руках кутались в объятиях моменты, где когда-то была так счастлива. Сейчас ей нечего терять, мир не видит ее необузданных слез, а значит, — можно хотя бы одно мгновение побыть слабой и в этой бесконечности боли топить свои чувства. Три года назад у Мариссы было все, о чем мечтает обычная девушка: любящая семья, много друзей, любимый парень. Всех этих чрезвычайных людей невозможно было променять на большую ошибку, сладкую обманчивую тень славы, бессонную жажду, мгновенную вечность и больное «никуда». Но все же она променяла. Как живая мишень молилась на выстрел, ждала отдачи и топила мир в тупике. Шла, бежала, как вор, или как палач, спешила брести на ощупь до предела, отдавая напрокат душу и не узнавая себя. В его теплых объятиях даже цветы пахли росой. Удивительное и досадное сходство между повседневностю и красотой его голубых глаз ежедневно завораживало еще больше. Пабло рисовал на нежном стекле ее души особые тайны, дарил сотни улыбок и невероятное количество тепла. С ним было просто и уютно. Он таял от ее капризов, создавал для нее новые мечты, упорно ждал ее согласия на шаг во взрослую жизнь. В какой-то момент все изменилось. Страх беспокойством поселился в девичьей души, постоянные анонимные угрозы в письмах вызывали бурю непонятных чувств. Сначала эти страшные конверты подарили испуг, потом казались неудачными шутками, а через несколько дней превратились в каторгу. Девушка думала, что это чья-то зависть заставляет ее бояться. Может, какая-то девчонка, которая мечтала убрать блондина в свои руки, вытворяла подобные вещи? Может кто-то просто пытался ее запугать, и выбрал для этого не лучший способ? Может кому-то перешла дорогу и кто-то решил ударить по самому больному? Слишком много «может» вмешивалось в жизнь вместе с теми письмами, где кто-то рекомендовано советовал покинуть Пабло Бустаманте, перестать быть «бельмом на глазе», портить жизнь и вообще — просто исчезнуть. Марисса Пиа Андраде боролась. В основном сама с собой: отгоняла плохие мысли, упорно верила в лучшее, хотела не замечать ничего, что бы заставляло ее уйти от Пабло. Наконец решилась отдаться на полную чувствам, будто боясь, что завтра не постучится в ее жизнь и не подарит смысла новому дню. Тогда, день начинался так хорошо… Забрав остатки всех своих вещей из колледжа, Марисса с грустью посмотрела на стены, которые давно перестали быть тюрьмой, шепнула любимому загадочную фразу о сегодняшней ночи, и с радостью отправилась домой, — провожать Соню и Франко в Испанию. Когда эти двое занудных старичков, которые назывались ее родителями, наконец сели в такси, рыжая бестия решила придумывать хитроумный план соблазнения лучшего блондина в мире. Да что там было думать, с ним и так все ясно — он всегда желал ее и она это знала. Но поискать какую-то приятную музыку и на всякий случай купить что-то поесть к вечеру было вопросом номер один. Единственное, за что волновалась Марисса, это чтобы парень не тормозил и не ставил лишних вопросов в его стиле «Ты уверена?», «Может, мы еще подождем?». Вот тогда она точно рассердится и придется брать инициативу в свои руки. Дорога от музыкального магазина к квартире Пабло была совсем близка — всего какие-то два квартала. Мысленно бушевали желания и мечты. Хотелось украсть саму себя от пут, в которые закованы руки, от страха, что в сердце залег, закрыть ладонями глаза, забыть, что есть стена и в тишине услышать «хочу». Но вдруг все оборвалось, мечты завяли и были выброшены на свалку, в сердце поселилась плесень, которая не давала жить спокойно. Тишина замерла и стала лучшей подругой. Двое незнакомых мужчин поспешно по дороге схватили девушку и посадили в машину. Неизвестность пугала еще больше. Фраза «Если попробуешь как-то привлечь к себе внимание, пеняй на себя. Это тюрьма, детка. Попросишь о встрече с Серхио Бустаманте. Скажешь, что какая-то родственница. Никаких понтов» ударила морозом по коже. Марисса плохо помнит, как ноги шли темными мрачными коридорами тюрьмы. Все было, словно в тумане. На кону стояло так много и выбор был только один. Из трех предложенных конвертов с билетами в один конец, выбрала тот, который обещал находиться ближе к Аргентине. Ее глаза не научились ему врать, поэтому оставался один выход: лист бумаги и ручка, которая так и не смогла написать «не люблю» и поставить в конце точку. Словно тяжелый, разгоряченный металл легла на грудь измена и прозрения. В душе навсегда поселились метелица, ветер и мороз. Она, как Иуда, продала его, растоптала, разорвала на куски чью-то покорно отданную жизнь, забросав слепую любовь камнями. А потом — чужая страна, долгие объяснения родителям о своем неадекватном поступке, полноя ликвидация друзей из прошлой жизни. Пустота, одиночество, боль. Единственная, с кем она общалась со школы оставалась сводная сестра Мия и то, от этого общения веяло холодом. Марисса запретила блондинке вспоминать хоть каким-либо словом колледж и прошлую жизнь. Только настоящее, будущего и так нету. Дважды она пыталась вернуться в Аргентину, и дважды возвращалась обратно. Новые угрозы со стороны Серхио возникали сразу же, когда ступала ногой в аэропорт. Теперь все иначе. У Мариссы Пиа Андраде есть причина для того, чтобы приехать. Пусть даже через жестокую эпоху шоу-бизнеса и ее так называемых взлетев в мире, где каждый мило улыбается по другую сторону экрана. Глядя в иллюминатор, сердце не могло не задавать сотни вопросов. Где он? Что с ним? Как живет? Кто засыпает на его плече? Кто касается его густых светлых волос? Кто ему рождает новые мечты? Есть ли у него девушка? Возможно, женился… Или в его постели каждую ночь находиться другая… Вспоминает хоть иногда ее? А может забыл, вычеркнул из памяти. А вдруг и сейчас ненавидит и презирает? За три года она ни разу не задала Мии такой простой вопрос, и не произнесла вслух его имя… Сколько боли в имени его, молчанием измученных часов, сколько неба, презрение, лицемерия, яда. Не вырвать из сердца, не забыть. Имя, которое так предательски променяла на снег. Время не лечит, не падает камнем к ногам, не знает утешения. Его нельзя сравнить с дождем, потому что дождь все равно проходит. И только одно это имя умеет делать ее такой счастливой.***
— Привет, сестренка! Удалось убежать от папарацци? — Голос Мии возбудил усыпленную зимой душу. — Вышла через черный вход. Рада тебя видеть. — Сестры поцеловались и обнялись. — Так, давай помогу с багажом … — Колуччи удивленно оценила чемодан сестры. — Я думала, у тебя здесь три коллекции от Гуччи, а ты так мало взяла вещей. — Что кому, а блондинка думала об одном. — Я не надолго, две-три недели не более, — объяснила рыжая. — Жаль, но я надеюсь, что ты изменишь свое решение. — Не надейся. У меня съемки. Как там наши старички? Еще не вернулись? — Завтра тебя встретят со всем парадом. Марисса, ты уверена, что не хочешь остановиться дома? — Больше, как уверена. Я два месяца назад приобрела небольшую квартиру в районе Ла-Платы. Хотя я здесь бываю редко, а может и вообще больше не приеду, все же хочу иметь только собственный уголок. — Ты хоть фотографии этой квартиры видела? — Нет, конечно. Мои единственные требования и распоряжения агенту были полностью меблированное помещения, вся необходимая техника, посуда и отсутствие розового, — шутила Марисса. — Ты не меняешься, — улыбнулась Мия. — Ну насчет розового, я не пошутила. Конечно, я видела фотографии, меня все устраивает. Еще только машину надо арендовать. — Пока у тебя есть я, о машине не думай. Я побуду личным таксистом знаменитой актрисы, — гордо заявила блондинка. — Ну уж нет, я тебя пять минут уже ели терплю, а за целый день можно в дурдом попасть. — Вот вредина, я тебя также очень-очень люблю. По дороге Марисса и Мия пытались всячески поддерживать беседу «ни о чем», вспоминать только приятные моменты, не касаться лишних вопросов, на которые всегда найдутся двусмысленные ответы. Мия заметно повзрослела: другие взгляды на жизнь, спокойная, уравновешенная, несколько не похожа на ту пустоголовую девчонку, которую Марисса когда-то знала. Расставание с Мануэлем далось о себе знать, новая интересная работа, другое мировосприятие. Зайдя в квартиру, блондинка с интересом стала изучать стены и все, что в ней находилось. Марисса с нескрываемым равнодушием бросила ключи на стол и уселась на диване. — Ты даже не хочешь осмотреть все? — Удивилась Миита. — А что здесь смотреть? Я прекрасно знаю, что внутри. А обертка меня не интересует. Разочарована Колуччи бросила безжалостный взгляд на сестру и продолжила открывать различные дверки, рассматривая каждую мелочь. Нежная мелодия телефона заставила блондинку оторваться от этого увлекательного занятия. — Да, Вико, — начала говорить Барби и с подозрительной спешкой направилась в сторону кухни. Время от времени к ушам Мариссы доносились обрывки фраз: — Давай, рассказывай… Ты что? .. Бедная Мора, она так надеялась на этот контракт… Но она уже его почти подписала… А, тогда понятно… Гидо и Томас организовывают вечеринку, давай постараемся там все быть, и тогда что-то придумаем… Когда Мия закончила разговор и вернулась в гостиную, рыжая сердито сказала: — Могла не прятаться и не переживать за меня. Меня не интересуют вечеринки Лассена и Ескурры. — Марисса, ты не так все поняла. — Здесь понимать ничего не надо. Спасибо, тебе, моя Барби, но не следует за меня волноваться. Я не пойду на вечеринку, где Бустаманте будет со своими дружками. Так что не волнуйся. У меня есть дела поважнее. Какая злость охватила блондинку, знала только она. Хотелось взять ближайшую вазу и треснуть Мариссу по голове, чтобы больше никогда не была такой эгоисткой. Чтобы ей было больно, так как ему. Когда целый класс пытается вытащить Пабло из болота, а он упорно не пускает своих бывших друзей в свою жизнь, его любимая девушка продолжает страдать ерундой. Хотелось прокричать, пробудить ее, приземлить, чтобы знала, как она ошибается. Хотелось ударить. За три года телефонных разгаворов, она даже ни разу не спросила, как у него дела. Кулаки сжимались, отчаяние комом подступало к горлу, внутренняя борьба продолжалась. Заставив взять свои эмоции в руки, Мия тихо сказала: — Пабло не ходит на вечеринки. И я бы тебя с собой не взяла, извини. — А что, меня не примут друзья Бустаманте? Ясно, значит он таки меня ненавидит. — Марисса, там тебе действительно будут не рады. Сама понимаешь. — Ладно, не буду напрягать. Тебе наверное тоже не приятно общаться с сестренкой, которую все презирают. Вы имеете право, я невовремя бросила нашего супермена, но так будет лучше. Интересно, а какие это дела у вас с Морой? — Поинтересовалась Марисса. — Тебя никто не презирает, просто никто не понимает твоего поступка. Ты даже не хочешь спросить, как дела у Пабло. А ты знаешь, что он живет за квартал отсюда? Хотя, что ты можешь знать. Тебя, кроме автографов и дешевой славы ничего не интересует. — Упрекнула сестру Мия. — Я не должна знать, потому что тогда сорвусь… Я не хочу знать, кто его пассия и как он проживает эту жизнь. Меня там давно нет. Прошло три года. Думаю, что он забыл. — А ты думаешь твой побег можно забыть, когда каждый день тебе об этом напоминает инвалидная коляска, — сорвалась Колуччи. — Ты думаешь, что Пабло гуляет и трахает всех подряд? Тогда ты — полная идиотка. — Какая коляска, — не могла понять Марисса, но чувствовала, как острый кинжал был воткнутый в душу. Мир сжимался, воздух душил своим присутствием… — Мия, не умолкай… Какая ко… — Пабло — инвалид, — с тревогой сказала Мия, понимая, что она поспешила с выводами. Однако было слишком поздно. Пусть знает, может тогда мир Мариссы Пиа Андраде перестанет быть таким неблагодарным и безжалостным ко всем. — Три года назад Пабло упал с крыши девятиэтажного дома. К счастью, приземлился на мусорный бак, а не на тротуар, и остался жив. Вот только теперь у него паралич нижних конечностей, последствие перелома поясничного отдела позвоночника. Врачи не делают прогнозов, потому что мозг не был поврежден, но за три года никаких положительных сдвигов не произошло. — Когда это случилось? — Тихо прошептала Марисса, зная заранее ответ. Острое лезвие устало кромсало душу, слезы предательски катились из глаз и мир уже не был таким пустым, он просто перестал существовать. — Мари, успокойся. Это ничего не изменит. — Когда это произошло, — прокричала Марисса, сжимая плечи напуганной сестры. — Правду, Мия, правду скажи. Когда? — В ту же ночь, после твоего отправления в Каракас. — Нет! Нет! Неправда… Не верю … Это не может быть правдой. Скажи, что ты просто неудачно пошутила. Скажи, что это сон, что это жестокая ложь, ошибка. — Марисса продолжали трясти сестру, выбивая последнюю безнадежную надежду. — Мия, прошу скажи … Пусть даже ты соврешь, скажи. Умоляю… — Марисса, ты взрослая девочка, — прошептала Мия, обнимая за хрупкие плечи измученное горем тело, и сажая его на просторной диван. — Чудес не бывает, к сожалению. Нам всем не просто. Пабло ни с кем не общается. Мы надеемся на лучшее. — Оставь меня одну, — пыталась оттолкнуть сестру Марисса, но сил не было. — Мари, сколько угодно проси, но я не оставлю тебя в таком состоянии, — возразила просьбу рыжей девушка. — Мия, иди отсюда. Просто иди, дай мне самой попробовать этой горечи. — Марисса, не проси меня об этом. Я прекрасно понимаю твое состояние. — Ты понимаешь? А откуда ты можешь это понять? — Наконец бестия вырвалась из объятий сестрички. — Ты стала причиной инвалидности человека, который тебя любил больше жизни? Мне не надо дешевых фраз «Все будет хорошо». Мы обе знаем, кто во всем виноват. Закрой за собой дверь. — Но … — Никаких «но». С крыши девятиэтажки я прыгать не буду, обещаю. Сначала я должна увидеть его. Ты правильно сделала, что сказала. Было бы хуже, если бы я его случайно встретила на соседней улице. — Марисса пыталась успокоить Мию. — Я позвоню тебе вечером. — Сказала напугана Колуччи, забирая сумку с журнального столика. — Закройся. — Давай не сегодня. Дверь закрылась. Медленно, как будто в темноте, Марисса опускалась на пол. Руки сжимали ключи с такой силой, что оставляли окровавленные раны. Это был конец и отчаяние, и рыдания, и дергание закрытой двери своего внутреннего мира. Душа страдала, а тишина подкрадывалось, словно змея. Как пережить крах, перестоять ливень. Руинами жизни, без надежды прошлась по лезвию боли. Вчера был день, где в пустоте была еще счастлива, а сейчас так бы обнять эту пустоту, это отчаяние, необъяснимое никем. С горечью, как по туннелю время казалось немой вечностью, глаза в потолок, боль воспоминанием отзовется и обнимается с пустым сердцем. Мысли постоянно пытали, и с каждым их ударом девушка медленно сходила с ума. Она продолжала дышать, но больше не жила.