Reason to Believe

"Человек рождается свободным, а между тем всюду он в оковах" (Ж. Ж. Руссо)

*** ►System Of A Down - Lost In Hollywood ►Flёur - Экзорцизм ►Robert Skoro - In Line *** Мои ногти впиваются в тело, оставляя глубокие раны... Изгоняю тебя непрерывно, Изгоняю тебя неустанно... Экзорцизм... Нелепый, как вся моя жизнь Я скучаю по тому времени, когда не нужно было думать, почему родители ругаются, искать способы помирить их; мучиться мыслью о том, как прожить очередной день в школе, не нарываясь на тех, кто пристает к тебе по поводу и без. Скучаю по времени, когда мама целовала меня на ночь и желала мне спокойной ночи, а по утрам я могла прибежать к ней, нырнуть в её тёплую постель и слушать, как она сотый раз читает мне сказки Шарля Перро. Я знала их наизусть и сама могла читать их, но истинным удовольствием было именно то, как читала мне мама, а я клала голову ей на плечо и чувствовала себя самой счастливой, в самом безопасном месте на всём белом свете. Я скучаю по поездкам с отцом, ведь каждый раз, когда он ехал по работе или каким-то ещё делам, он всегда брал меня с собой. Он рассказывал мне интересные вещи, я делилась с ним своими мыслями, и вместе мы слушали музыку, включая старенькую магнитолу. И даже надоедливые популярные песни мне тогда не казались противными, мы пели их вместе, и меня не волновало, насколько они глупы. Я наслаждалась длинными петляющими дорогами, огромными соснами и пустынными равнинами, меня завораживали города и здания, новые люди, которые казались такими добрыми и интересными. Мне казалось, в моих руках весь этот мир, я могу держать его на ладони, и никогда ни за что не уроню, я буду беречь его, помогать тем, кто в этом нуждается, верить в самые светлые людские порывы и давать шанс тем, кто сбился с пути, чтобы они тоже увидели хоть какой-то свет. Я верила в то, что все люди - одно целое; со всех сторон, на каждом шагу все только и твердили о том, что наша страна сильна и едина, что вместе мы сможем всё. Но для меня это было больше, чем одна страна. Маленькая наивная Вайлет верила в весь мир, в то, что все люди вокруг могут свернуть горы и помочь любому, кто жаждет помощи, стоит им лишь объединиться... Я скучаю по тому времени. Потому что теперь всё перевернулось с ног на голову. Потому что теперь мы потеряли всё самое дорогое, что у нас было. Семью. Любовь. Тепло. Веру во что-либо. Мама больше никогда не станет мне читать, у неё для этого нет времени, да одна моя просьба об этом просто рассмешит её. "Ты же уже не маленькая" - скажет она, усмехнувшись. А папа больше не возьмёт меня с собой в одну из таких интересных и уютных поездок, и не только потому что он перестал куда-либо ездить. Просто потому, что теперь мы неделями с ним не разговариваем. Мир больше не кажется мне таким светлым и открытым, люди не кажутся добрыми и готовыми придти на помощь. Каждый думает лишь о себе и своих проблемах. Мы боимся сказать друг другу лишнее слово, боимся, что кто-то узнает о наших неприятностях. Потому что знаем, что для окружающих наши беды - это повод вздохнуть с облегчением и порадоваться, что что-то ужасное произошло именно с нами, а не с ними. То, что политики кричат с трибун - иллюзия. Мы не сильны и не едины. Как сказал один умный человек: всё, что у нас есть - бесконечные моллы и супермаркеты и жажда тратить деньги на то, что нам абсолютно не нужно, чтобы потом похвастаться этим перед теми, кому на это абсолютно плевать. Я больше ничего не держу в своих руках. Ни этот огромный мир, ни свой крохотный мирок вокруг себя, ни даже свою жизнь. Я скучаю по тем дням, когда я могла не думать каждый день, в чём же смысл этой медленно тянущейся жизни, которую не так-то просто взять и раскрасить яркими оттенками красок, как можно сделать с листом бумаги… Наверное, я сама виновата в том, что загнала себя в эту тьму. И я не знаю, что с этим сделать, как из неё выбраться. Иногда я бездумно сижу на кровати, оглядывая свою комнату, и понимаю, что, вот она – моя собственная тюрьма и собственная крепость, единственное место, где я могу побыть одна, забывая о том, что снаружи всё сметает ядерная волна всеобщего равнодушия и жестокости. И в этой тюрьме я закрываюсь на сотни замков, добровольно оставаясь внутри, только бы спастись от этого сильного излучения и не стать такой же черствой и бездушной. Но неужели мне так сложно было понять, что границы моего заточения совсем не стены комнаты, а стены, возведенные моим разумом внутри меня? Эта тюрьма всегда будет внутри… Что мешает мне разрушить замки и сбросить цепи? Я могла бы выйти наружу, отпустить саму себя, перестать гнить и ржаветь, снова оглядеться вокруг, как тогда, в путешествиях с отцом, и понять, что ещё не весь мир стал злым и равнодушным, что ещё есть на свете кто-то хороший, тот, кто мог бы понять и поддержать. Кажется, я даже пыталась это сделать, когда встретила белокурого юношу, живущего по соседству. Я хотела ему поверить и билась с ним и с самой собой, разрушая стены и преграды. Но что теперь у меня осталось? Что принесли мне мои старания? Почти прорвавшись наружу, я снова возвращаюсь к точке отсчёта, ставя на свою душу новые замки. Наверное, даже если бы не было никаких замков, всё равно больше нет нужды выходить наружу. Если только кому-то не взбредет в голову снова вытащить меня на свободу… Что это такое, ваша свобода? Что она дала? Все кричат о ней, борются за неё, и я боролась, словно в жизни больше нет ничего важнее. Мы ведь все относительно свободны, разве нет? Многим поколениям до нас жилось в тысячи раз хуже. А мы теперь можем делать в этой жизни очень многое, у нас есть свобода слова и право на жизнь... Но людям всего и всегда мало. Они хотят абсолютной свободы, которая подразумевает под собой свободу от всего и всех: от чувств, от переживаний, от взаимоотношений с родными и друзьями, от государства и от чужих навязанных идей и стереотипов. Всё выше перечисленное - наши оковы, от которых никому и никогда не избавиться, они не позволят нам быть полностью свободными. Потому что люди – стадо, как ни крути, мы не можем существовать отдельно друг от друга. И это нормально. «Твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого». Вот он, парадокс. Она ведь не может, не должна кончаться, так? Я поняла, что верю только в бесконечную свободу, но знаю, что никто и ничто никогда не даст мне её. Значит, её просто не существует. Какой же смысл бороться за такое расплывчатое и абстрактное понятие, зачем тратить силы на то, чего нет? Я не могу бороться. И не хочу. Вот я и пришла к итогу всех своих долгих размышлений. Мне не нужна независимость, не нужно одиночество или стремление во всем быть сильной и твердо стоять на ногах, даже если сил больше нет. И не нужна ваша свобода. Всё, что мне было нужно – он. Со всей его внутренней тьмой, желанием убить меня, постоянными сменами настроения и поведения, со всем, что составляет этого человека и делает его целым... Я забыла, что значит идти по этой лесной чаще под названием «жизнь», не попадая в ямы и не спотыкаясь на кочках. Но рано или поздно дерьмо просто случается. И ты совершаешь ошибку: наступаешь ногой не туда, чувствуя, как болотная жижа начинает затягивать тебя, окуная с головой в реальность бытия. Вот она, моя реальность, я уже давно погрязла в этой тёмной воде, слишком давно, чтобы тянуться к свету. Поэтому я тянулась к Тейту. И не знаю, выберемся ли мы когда-нибудь из этой топи. Слишком много боли, слишком мало просветов. Но с ним мне хотя бы было не так страшно. А теперь, так легко, одним взмахом руки он оттолкнул меня, словно надоедливую собачонку. И теперь я окончательно перестала понимать, что же происходит в моей жизни. В его жизни... В наших теперь так тесно переплетённых историях. Всё могло быть иначе. Если бы он следовал своим словам о том, что нам нельзя общаться, и не играл со мной в кошки мышки, постоянно заставляя меня вслепую идти за ним, заманивая в свои сети. Всё могло быть иначе, если бы я не велась на его сладкие улыбки и тьму в глазах, которая так привлекала меня своими тайнами. Он был прав, я слишком наивна. А он - жесток. И мы оба слишком глупы, чтобы поступить правильно и не приближаться друг к другу с самого начала. Поэтому теперь приходится разгребать всё то дерьмо, в котором мы оказались по своей же вине. Значит, он питался мной, а потом внушил мне чувства к нему? Ха. С тех пор, как мы познакомились, он почти никогда не говорил мне правды. Все его слова были игрой, уловками и попытками избежать раскрытия истины. Но я пыталась верить в него во что бы то ни стало. Только на этот раз я не могу этого сделать. Не верю, что он внушил мне мою любовь. Боль от фальшивой любви не может быть такой реальной. И то, что я не верю в его слова, не значит, что мне от них не больно... На самом деле мне всегда было больно, от всех его жестоких действий и слов. И пора признать: мне это нравилось. Это не могло не понравиться тому, кто привык получать наслаждение от порезов на своих руках. Да. Глупо притворяться, что я делаю это, лишь чтобы отвлечься от проблем... Он соврал, я знаю. Только настоящая любовь могла заставить меня делать то, что я делала, верить в него так, как я верила... Он угрожал мне, отталкивал меня, и столько всего натворил, но для меня это не было причиной отвернуться от него. Ведь, если его рассказ - не очередная уловка, то все злодеяния не были его желанием, это его внутренний монстр хотел, чтобы Тейт совершал ужасные вещи. Но я чувствую, что тьма, которая с каждой минутой все плотнее сжимается вокруг меня, словно анаконда, желающая удушить свою жертву, дала бы мне возможность любить Лэнгдона, даже если бы всё, содеянное им, было по его собственной воле. Мысли об этом не казались мне такими уж пугающими и неправильными. Мрак комнаты, промокшая одежда, звенящая в ушах тишина и ноющая боль в груди, от которой хотелось лезть на стену - всё это пробуждало самые тёмные стороны моей сущности. Не знаю, изменится ли это с утра, когда первые лучи солнца пробьются в комнату. Смогут ли они вернуть мне здравый смысл и трезвость ума? Закончится ли эта непреодолимая тяга к Лэнгдону, раз он утверждает, что она была не настоящей? Смогу ли я отрезветь от этой боли, что вскружила голову и привела в действие мой внутренний механизм разрушения? Не знаю, сколько я бродила под дождем, добивая и пытая себя бесконечными мыслями. И сейчас, лежа на кровати, я ощущала дрожь по всему телу, которое несколько минут назад было охвачено жаром. Ну, это же очевидно, Тейт ушёл, вместе с собой забрав всё тепло... Есть ли смысл переодеваться? Если всё равно слёзы снова заполнят всё вокруг, и от них некуда деться... Приподняв голову, я застонала. Она была тяжелой, словно залитая свинцом, и каждое лишнее движение отдавалось в ней резкой тупой болью. Отлично, так мне и надо. Дура. Нужно было меньше плакать. Он соврал. И эта его ложь, в конце концов, многое дала мне понять. Он просто хотел меня прогнать, как и должен был, по его мнению, сделать с самого начала. Наконец-то он решился сделать это по-настоящему. Решился жёстко и окончательно отрезать меня от себя, как ненужный рудимент. И я больше ничего не могу изменить. Раньше я каждый раз продолжала оказываться рядом с ним лишь потому, что он сам этого хотел. Но больше он не позволит этому случиться. И теперь не важно, правду ли рассказал мне Тейт, и была ли истина в его жестоких словах. Не важно, что я чувствовала, и было ли это реальностью или внушением. И совершенно не важно, чувствовал ли сам Тейт хоть что-нибудь по отношению ко мне. Нам не суждено быть вместе, вот и вся непреложная истина, которую мне следует знать. И лучше не питать себя никакими иллюзиями и не мечтать о том, что всё может измениться. На что я надеялась? Что он будет рядом со мной, не смотря ни на что? Что, если на самом деле Лэнгдон совершенно не отличается от других, и всё это время действительно лишь играл, притворяясь тем, кем мне хотелось его видеть? Может, если бы не это проклятие, ничто не заставило бы его взглянуть на мир по-другому, раскрыть глаза на настоящую реальность, узнать истинную натуру окружающих его людей… И он был бы таким же, как Джонни или Майкл, и вместе с ними издевался бы надо мной... Я скорчилась, впиваясь ногтями в кожу своих рук, всхлипывая от нового приступа слез. За что? За что мне всё это? Он бросил меня в такой тяжелый момент… Зачем нужно было давать такую яркую надежду, чтобы потом парой слов испепелить её? Он не знает, не понимает, что во всей этой его странной игре без правил я действительно его полюбила. - Да пошли вы все! – прорычала я, вскакивая с кровати. Сорвав с себя одежду, слыша треск рвущейся ткани, я швырнула её на пол и зашагала в ванную. То, что смотрело на меня в зеркало, не поддавалось описанию. Да я и не хотела вникать и разглядывать отражение, у меня были другие цели. Сверкающее при свете лампы лезвие уже было наготове. «И поглощая каждый день это дерьмо, ты берешь в руки кусочек острого металла, размышляя, будет ли это просто очередной шрам на руке или глубоко изрезанные вены». Как же ты был прав, Тейт, ты даже не представляешь… А стоит ли оно того? Девушка, смотрящая на меня из зеркала пустыми обреченными глазами, сжала сухие, посиневшие от холода губы, и одним резким движением полоснула лезвием по своему горлу. Кровь водопадом полилась из пореза, окрашивая в яркий красный цвет всё вокруг. Замерев от ужаса, я схватилась за шею. Но поняла вдруг, что ничего не чувствую. Отняв руки, я увидела, что на них нет ни капли крови. Вернувшись взглядом к зеркалу, я ахнула: никакого пореза, никакого алого «водопада». Позади меня мелькнула чья-то тень. Я резко обернулась, но ничего не увидела. Дверь ванной была закрыта на замок, и я была здесь совершенно одна. И вдруг я поняла, что это могло быть. Теперь к слуховым галлюцинациям Стиво добавил в свой репертуар зрительные? И что будет дальше? Он покажет мне, как я отрубаю себе голову? А я думала, что он – призрак с добрыми намерениями. Сердце мое всё ещё бешено колотилось, лезвие валялось на полу. Подняв металлическую пластинку, я небрежно впихнула её обратно в коробочку и покинула ванную. Когда я снова упала на свою кровать, ко мне пришло осознание, что в таком состоянии я могла хорошенько пораниться… А Стив напугал меня, чтобы я увидела последствия и не делала этого. Надеюсь, что в этом моем предположении есть какая-то доля правды, и если так, то… - Спасибо, – произнесла я в пустоту, разглядывая потолок. – Стиво… Слова Тейта продолжали эхом отражаться в моей голове. Но я больше не хотела их анализировать и пытаться осознать его истинные цели. Потому что он и сам всё это время не понимал, чего хочет. Просто его разум болен, и я не та, кто способен его вылечить. Я должна была взять себя в руки и принять то, что случилось, а не пытаться убегать от проблем, как мои родители. Тейт сделал свой выбор, и я ничего не могу изменить. Или больше не хочу?... На этот вопрос у меня не было ответа, но я знала лишь одно: как бы он ни пытался, ему никогда не разорвать всего, что нас связывает... Ты проник в мою кровь не распознанным ядом. Я могу быть с тобою только во сне. Для меня пробужденье становится адом, - ты не будешь со мной, но ты вечно во мне. Можно выпустить яд только вместе с кровью. Можно вырвать цветок только вместе с сердцем. Зажигая свечу у меня в изголовье, постарайся не сниться мне после смерти... (Flёur - Экзорцизм) *** Утро началось для меня после двух часов дня, когда я наконец сползла с кровати, передвигаясь по комнате на чисто интуитивном уровне, так как уставшие и распухшие от слёз глаза ничего не видели, и их не спас даже сон. Вытянув с полки шкафа чистенькое полотенце, я накинула его на свои плечи и поковыляла в душ. У меня никогда не было похмелья после употребления алкоголя, но то, что я ощущала, думаю, было именно им. Как всегда, вода становилась всё холоднее, она постепенно отрезвляла, освежала, приводила мой разум в порядок, выстраивала воспоминания и новую информацию в нужной последовательности. Нет… Лучше бы я оставалась в том потерянном состоянии, не осознавая ничего вокруг, с заспанными глазами и затуманенным разумом. Но реальность груба и жестока, и мне пора было в неё окунуться, так же, как в эту холодную воду. Только не слезы, только не плач снова, Вайлет! Зачем усугублять вид и так опухшего лица? Но сил сдержаться не было, и перед глазами неизменно возникал Тейт с его жестокими словами, равнодушным и раздраженным взглядом… Я не знала, действительно ли он так ненавидел всех вокруг или просто сорвался на мне, чтобы я больше не смела приближаться к нему ради всеобщей безопасности, но меня не утешали никакие из оправданий, которые я искала юноше. Боль не исчезала. Снова ногти мои впились в кожу, и я, всхлипывая, обессиленно сползла на дно ванной, сжимаясь в комочек, а сверху на меня продолжали литься холодные капли, словно я снова оказалась во вчерашнем дне, брошенная на улице под дождем в полном одиночестве. *** Немного успокоившись и выйдя из душа, я заставила себя спуститься вниз и запихнуть что-нибудь в желудок, который урчал и жадно просил еды. Омлет у меня получился безвкусным, и не знаю, то ли я добавила мало соли, то ли просто ничего не чувствовала, но это меня вовсе не беспокоило. Родители были в гостиной, что было очень кстати, не хотелось, чтобы меня кто-то видел. Но моя радость от одиночества оборвалась, потому что в коридоре уже послышались шаги. - Ну, доброе утро. – Отец появился в дверях, лицо его было непроницаемым. Так, понятно, снова чем-то недоволен. Мама вошла следом за ним. Но и она была не в лучшем настроении. - Что значит твоё «ну»? – ухмыльнулась я сухо, кладя в рот очередной кусочек омлета. - То, что твое поведение нам не нравится. – Сев напротив меня, он деловито положил руки на стол. Мать села рядом. Похоже, я пришла вчера очень поздно… - Вайлет… - начала мама, смотря на меня обеспокоенно. - Подожди, Вивьен, – остановил её отец, направляя на меня строгий взгляд. – Где ты была вчера? - Гуляла... – Я беспечно продолжала есть свое безвкусное блюдо. - До двух ночи? У тебя вообще есть совесть? Ты была с Лэнгдоном всё это время? Я замерла, чувствуя, как ком застрял в горле при его упоминании. И почему папа называет его так строго по фамилии, он же нравился предкам, что за интонация? - Нет. Я была одна. - Не ври, вы ушли вместе. - А потом разошлись, – холодно кинула я в лицо отцу. – Я задумалась и не заметила, что уже поздно, вот и всё. Вчера на чердаке я нашла три трупа, папа, если ты, конечно, помнишь об этом. Думаешь, если ты считаешь меня сильной, то чьи-то кости в мешке никак не должны были меня напугать? – Я сжала руки в кулаки, понимая, что становлюсь похожей на отца: срываюсь на близких из-за проблем, к которым они не имеют отношения. Я не должна была давать волю эмоциям, они не должны заметить, что меня беспокоит что-то помимо вчерашней ужасной находки. Родители - не те люди, с которыми можно говорить о разбитом сердце. Нет, нет и нет. – Я была не в себе после того, что произошло... Больше такого не повторится, – сказала я уже спокойнее, пряча от них глаза. – Ещё вопросы есть? Отец медлил с ответом. Даже несмотря на то, что он был не самым хорошим психотерапевтом, он всё же видел, что я и правда не в лучшем состоянии. Но мой папа не был бы моим папой, если бы не нашёл повод сделать так, чтобы мне стало ещё хуже. - Вопросов нет, но впредь ты больше не будешь общаться с Лэнгдоном. - Что, прости? – выдохнула я, не веря своим ушам. - Тейт больше не должен появляться рядом с тобой, – сказал папа то же самое, но другими словами. - А он-то здесь при чём? – спросила я скептическим тоном. - Бен… - Мама положила руку на предплечье отца. - Ты сама слышала! – повернулся он к ней. – Он опасен для общества! Вайлет, ты знала о том, что он сделал? – Я переводила пустой и безразличный взгляд с отца на мать и обратно. О, да, папочка, я знаю больше, чем кто-либо… - Мама вчера общалась с соседями, пока полицейские были у нас в доме. Так вот, они видели, как вы шли вместе и предупредили нас о том, что Тейта стоит остерегаться! Год назад из-за него погиб мальчик, семья которого жила здесь до нас! Мы должны были узнать об этом с самого начала... Ты подвергалась опасности, проводя время с ним, ты должна это понять, Вай! Я вздохнула, не находя слов, чтобы ответить. Так я и знала, что они непременно поверят во всё, что им наговорят соседи-сплетники. Как и все остальные. Но, с другой стороны, в этом была доля правды... - Вайлет, солнышко, ты ведь ничего не знала? – спросила мама, а я сидела так же неподвижно, смотря в тарелку. Ну вот, омлет остыл, а у меня даже аппетит появился, пока родители не раскрыли свои рты. – Но теперь ты понимаешь, что находиться рядом с ним опасно? Ты должна это понять! - Она потом поймет, а пока, мы запрещаем тебе общаться с ним, тебе ясно? Как "специалист" в своей области, отец мог бы применить более действенные методы, чем банальные приказы… Хотя, психологические штучки папы в виде взгляда, мимики, интонации или его позиции за столом никогда не меня не действовали. На меня вообще мало что действовало, особенно теперь, когда вместе с Тейтом я лишилась всех чувств. - Милая, мы понимаем, тебе тяжело это слышать, но мы рядом, мы всегда поможем тебе! – Маме было жаль меня, она сочувственно согревала меня своими добрыми глазами. Но даже это мне вряд ли поможет. – Вчера ты пережила потрясение, но теперь всё хорошо, отец заделает дыру в стене, мы забудем об этом, как о страшном… - Вы закончили? – спросила я сухо, перебив маму, и тут же об этом пожалела. Но я больше не могла слышать её попыток загладить и выкинуть из памяти то, что нельзя так просто забыть. Она всегда думает, что если все улыбнутся и возьмутся за руки, то всё плохое исчезнет. А вот и нет. Она может прощать и забывать, что угодно, но не я. Теперь они оба уставились на меня, не понимая, почему я так спокойна. Я встала, взяв почти полную тарелку и вилку, выбросила омлет в мусорное ведро и запихнула столовые приборы в посудомойку. – Не переживайте, Тейт никогда больше не подойдет ни ко мне, ни к нашему дому. Вы рады? – вскинув брови, поинтересовалась я. Молчание – знак согласия. Отлично. - Ты слышала, что я сказал насчет твоих ночных похождений? – не унимался отец. Я промолчала и скрылась в дверном проеме. Но услышала быстрые шаги следом. Он схватил меня за руку, разворачивая к себе. – Что бы ни происходило, ты не можешь позволять себе мотаться чёрт знает где пол ночи! И теперь, когда мы пытаемся нормально поговорить, ты смеешь вести себя так, будто мы тебе надоели. Ты понимаешь, что тебя следовало бы наказать за такое поведение? – Папа явно был зол, не получая от меня никакой реакции. Он что, решил сорваться на мне из-за того, что он неудачник? – Домашний арест! - Пусти меня! – Я пыталась вырваться, совершенно не понимая, почему помимо всего, что мне пришлось вчера пережить, я ещё и должна теперь сидеть дома под замком. Я не заслужила этого! Такое обращение со мной просто возмутительно! - На неделю! - Правда? А какое ты для себя предусмотрел наказание за очередную измену маме? – выпалила я, тут же пожалев об этом. Я слишком о многом жалею в последнее время. Несколько дней назад я слышала, как он договаривался с кем-то о встречи и разговор быть отнюдь не официальным. Я не хотела, чтобы мама знала, боялась, что переживания навредят ребенку… Но теперь поздно, она прекрасно слышала мои слова. Ужас... Пора уже научиться сдерживаться. - Что? Да что с тобой, Вай? Как ты смеешь такое говорить? – Он был в ярости, тяжело дышал и крепко сжал мою руку. И вдруг я поняла, что учиться сдерживаться я буду когда угодно, но только не сейчас. - Так же, как ты смеешь залезать в постель к каждой молоденькой потаскушке! – выкрикнула я, не в силах сдержать обиду, разочарование, боль и злость, накопившуюся во мне за последние несколько месяцев. Если бы не отец, мы бы не тащились из любимого Бостона в чужой город, я бы не встретила Лэнгдона и не ввязывалась бы в чужие проблемы, рискуя своей жизнью! Я бы не нашла трупы на чердаке и не испытала бы жуткую боль и страх! В следующую секунду я услышала громкий шлепок, и щека моя вспыхнула от удара. Я все с тем же безразличным видом повернула голову к отцу, который шокировано смотрел на меня, видимо пытаясь осознать, что сейчас сделал. Мама стояла в дверном проёме, в ужасе ахнув и прикрыв рот рукой. - Вайлет! – слышала я вслед, хватая куртку и выбегая из дома. Черт! Черт! Черт! Бедро всё еще побаливало от раны, которую мне нанёс Тейт, ладони саднило от порезов, а щека горела от пощечины. Перечислять ли мне дальше все свои телесные и душевные увечья? Наверное, не стоит. Я бежала так быстро, как могла, чувствуя напряжение в легких, да и вообще во всём теле. Наконец, я перешла на шаг, стараясь сквозь выступившие слезы разглядеть, где я вообще нахожусь. По двум сторонам дороги тянулись уютные разноцветные домишки, и я узнала эту улицу, по которой мы с Тейтом однажды шли к реке. Ну вот, зачем именно сюда? Неужели мне мало воспоминаний? Но останавливаться я не хотела, так что, в конце концов, дошла до набережной. Солнце еле заметно проглядывало сквозь серую пелену, покрывшую всё небо до самого горизонта. После вчерашнего дождя всё было в лужах, пахло свежестью, сыростью и мокрой землей, а я, всегда любившая этот запах, теперь морщилась от неприязни, невольно вспоминая вчерашнее окончание дня. Слишком много запахов напоминают мне о том, о чём не следовало бы и думать. Всё потому, что обонятельная память самая сильная. И если так, то у меня проблемы... Вот и лодки, выстроенные в ряд у берега реки на лодочной станции. Каждая была накрыта брезентом, кроме более крупных катеров, вода от дождя по деревянным палубам которых стекала вниз в реку. Я прошла на маленький причал, по бокам от которого были «припаркованы» пару лодок. Подняв брезент одной из них, стряхивая с него воду, я залезла внутрь и присела на сидение. В прошлый раз нас чуть не застукал охранник, но сейчас мне было всё равно, придёт ли он прогонять меня с чужого водного транспорта. Меня везде прогоняют, и к этому пора привыкнуть… Чайки кружили над руслом реки, спускаясь и поднимаясь выше, в надежде разглядеть в воде рыбку и поймать её себе на обед. Птицы периодически кричали, пролетая мимо своих сородичей, будто приветствовали их. Холодный ветер дул мне в лицо, развевая в стороны мои растрёпанные волосы, а потом начинал дуть в спину, постоянно меняя своё направление. Мне казалось, он хотел найти во мне слабое место и своим сильным порывом ударить именно по нему, чтобы развлечься в этот серый унылый день. Я не обращала внимания, только сильнее обхватила себя обеими руками и продолжала сидеть на одном месте, даже не думая о том, куда мне идти после того, как я поссорилась со всеми, с кем только могла... Вся эта атмосфера свежести, крики чаек и ряды лодок напомнили мне наш с Тейтом день в Голливуде. Наши долгие разговоры в дороге, наши непрерывные взгляды и поцелуй в лодке, а ещё его шутку над рыбаком, который подумал, что мы счастливая пара... И то, как Тейт пытался заставить меня не задавать лишние вопросы, запихивая в меня сэндвичи, которые нам в дорогу собрала моя мама... Кажется, тот день был единственным из всех, проведённых рядом с Лэнгдоном, когда я чувствовала покой и даже счастье... Казалось, мы и правда были нормальными подростками, которые вместе катались на лодке, наблюдая за природой, и если вкусные сэндвичи... Но на самом деле всё это было лишь иллюзией покоя, иллюзией счастья. В голове зазвучали строки одной давно забытой мной песни. You should have never gone to Hollywood. You should have never trusted Hollywood... --- Тебе не следовало ехать в Голливуд. Тебе не следовало верить в Голливуд... И правда, не стоило... - Эй! Ты чего там сидишь? – услышала я мужской голос, который мигом прервал мои размышления. Неохотно повернув голову, я увидела, как мужчина в форме охранника направляется ко мне, покинув свою каморку, стоявшую вдалеке, в самом начале лодочной станции. Ну вот, не особо долго мне удалось продержаться. – Ты в курсе, что это чужая собственность? Испортишь что-нибудь, и мне попадет! Так что давай, выбирайся! - Я ничего не порчу, пожалуйста, позвольте мне ещё немного побыть здесь! Я немного посижу и уйду! - Вставай-вставай, нечего тебе тут делать! - Я просто хочу побыть одна в тишине, что плохого я совершаю? – не унималась я, ругая себя за упрямство, но мне некуда было идти, и я не оставляла надежду на то, что мне позволят остаться. - Так, я вижу, ты не понимаешь. – Охранник подошел ближе, схватил меня под локоть и уже собрался вытянуть меня из лодки, как вдруг я услышала чьи-то шаги. - Эндрю, подожди! – раздалось за моей спиной. Повернувшись, я увидела приближавшегося к нам мужчину, и не знала, вздохнуть ли мне с облегчением или послушать охранника и убираться восвояси. Но я слишком устала и молча ждала, когда судьба сама даст мне ответ...