Каштаны цветут дважды

Белль, слегка оглушенная падением, несколько секунд неотрывно смотрела на так кстати подхватившего ее эсэсовца. На него падали прямые солнечные лучи, осветляя и оживляя темные глаза, смягчая резкие черты. И ей даже показалось, что на его лице отразились растерянность и что-то вроде забавной и даже чуточку трогательной неловкости. Поймав ее взгляд, он быстро разжал руки, и Белль отступила на шаг. — Только не говорите, что пытались сбежать таким на редкость… оригинальным способом, — окидывая взглядом валяющуюся на полу портьеру, проговорил он. — Нет, там за стеклом билась бабочка. Белль, иллюстрируя свои слова, указала на форточку. Бабочка, ощутившая свежий воздух, неуверенно поднималась. Белль не отрывала от бабочки взгляда, пока та не упорхнула прочь. Ощущая нечто вроде крошечного триумфа, она обернулась к хранящему молчание мужчине и натолкнулась на пристальный взгляд. — Мадемуазель Френч, похоже, вы испытываете прямо-таки неутолимую жажду спасать из заточения всех, кто попадается на вашем пути. Сегодня махаон, три дня назад — бойцы Сопротивления. И сколько еще спасенных жизней на вашем счету? — А сколько загубленных на вашем? — слова вырвались прежде, чем Белль успела их обдумать. Эсэсовец усмехнулся. — Вашу жизнь я только что спас. И позвольте разъяснить вам кое-что. Вы считаете себя героиней, участницей окутанного романтикой движения. Но гибель старого порядка предрешена, вы ничего не сможете изменить. Ваше сопротивление иррационально. — Он помолчал и мягко, с безукоризненно подделанным сочувствием закончил: — Белль, спасая подпольщиков, вы не выпускаете их на волю; вы лишь помогаете им перейти в новую, еще менее комфортную клетку. — Эта бабочка, — Белль кивнула на окно, — тоже была обречена, а теперь она на свободе. Вы забыли, что это такое, но мы еще помним. — На лице эсэсовца отразилось вежливое недоумение. — Единственная клетка, из которой выбраться нельзя — это та, которую мы сами захлопываем за собой! Раздался негромкий, и — что-то подсказало ей — неискренний смех. — Не советую вам пытаться выбраться из этой, — эсэсовец обвел рукой комнату, — иначе, поверьте, вы пожалеете о том, что не успели, — темные глаза зловеще сузились, низкий голос приобрел оттенок шипения, — свернуть себе шею. Когда за мужчиной захлопнулась дверь, Белль опустилась на подоконник и собралась в комок, не ощущая тепла от пробивающихся через стекло весенних лучей. *** — Где Джонс? — спросил, выгружая на новую партию капсюлей, Нил. По лицу Нолана скользнула тень. — Он вернется к пятнице. — Киллиан в городе?! — вскочил Нил. — И ты его отпустил? — Я бы его не удержал. Никто бы не удержал, — сухо отозвался Нолан, сортируя капсюли. Нил медленно потер подбородок, запустил пятерню в волосы. — Решил поквитаться со старым знакомым? — слегка севшим голосом спросил он. Нолан не ответил. Нил машинально потянул к себе несколько металлических головок. В сознании кружились, сплетаясь и распадаясь, фигуры, картинки, обрывки фраз. Фантастическая, безумная пляска. Густая листва росшего возле их лачуги дубка, автомобильные гудки, сменившие тишину ночного леса, огни бистро и мерцающие звезды Зачарованного леса; лицо только что выпустившего его руку отца. Темный-маг-сказочный-колдун и Темный-маг-нацист: совпадение, безумие, магия? Вскинув голову, Нил поймал встревоженный взгляд Нолана. *** Первый час Белль была уверена, что эсэсовец вот-вот вернется и, сжавшись в комок, она неподвижно сидела на подоконнике, пытаясь накопить смелость. На исходе второго часа напряжение уступило место усталости, и Белль не выдержала. Поднявшись, она обошла комнату и остановилась у письменного cтола. Оглянувшись через плечо на запертую дверь, Белль с опаской потянула к себе верхнюю папку. Раскрыла и быстро пролистала содержимое. Отчеты, распоряжения, приказы. Подпись — каллиграфическая, четкая — «Р.Голд». На третьем бланке она задержала взгляд. Филипп Принс и Октавия Лукас: «арестованы по подозрению…» Белль прочитала текст еще раз. Доктор Принс и старшая медсестра Лукас работали в соседнем отделении. Неделю назад были арестованы по «подозрению в оказании помощи участникам Сопротивления», а так же за «искажение данных о физическом состоянии лиц, подлежащих отправке в Германскую империю». На рапорте стояла резолюция Голда. «Отпустить, дело прекратить». Она, сосредоточенно хмурясь, вернула листок в папку. В больнице, если не считать ее, больше никого не арестовывали. Это же не из-за… Дверь отворилась, и Белль, застигнутая врасплох, осталась на месте. — А вы времени даром не теряете, — подняв брови, заметил Голд, останавливаясь на пороге. Она не демонстративно, но и не украдкой, убрала руку с раскрытой папки. — А вы, оставляя меня здесь в одиночестве, рассчитывали на другое? — Ну, для ценительницы поэзии здесь полно книг, — она невольно взглянула на заставленный толстыми фолиантами шкаф, — но, вижу, игра в шпионов привлекает вас куда сильнее. Белль вдруг охватил какой-то бесшабашный задор. — Вы прекратили преследование доктора Принса и медсестры Лукас, — в упор глядя на Голда, сказала она. — Зачем? Ведь они помогали людям сбегать из ваших клеток. Голд прошел к столику с графином, снял крышку и плеснул в бокал темно-розового вина. — Нет, нет, — с какой-то странной смесью педантизма и холодного доброжелательства, начал он, — давайте уточним. Они занимались своим делом, и только. Ловить всех, кто поступает так, — нецелесообразно. Поверьте, имей это хоть какой-то смысл, — Голд недобро усмехнулся, — вашим коллегам больше не выпало бы шанса погеройствовать. Ну а так, — он равнодушно пожал плечами, отхлебывая вино. — Мы не можем позволить себе тратить ресурсы на полусумасшедшую старуху и врача, которым взбрело в голову перевязывать нежные крылышки бабочек. — И препятствовать отправке молодежи в Германскую империю, — с непонятным ей самой упрямством указала Белль. Голд помолчал. Сосредоточенно глядя на бокал, повернул так, чтобы вино заиграло в струящемся через окно свете. Неторопливо усевшись в кресло, он негромко сказал: — Третий Рейх обойдется без оторванных от родителей детей, — и сделал глоток, словно пытаясь смыть вкус только что произнесенных слов. Белль медленно обошла стол и приблизилась к Голду. — Этих детей вы защитили, — заговорила она с лишенной вызова печалью. — А других? Рядом со мной живет старик, Марко. Его сынишка, — Голд на мгновение прикрыл глаза, и Белль заметила, как дрогнул в бокале кружок розовой жидкости, — однажды не вернулся с прогулки. В тот день были налеты. Голд залпом допил вино и равнодушно, без тени скрытности или недовольства, взглянул на нее. — Вы действительно думаете, что сможете пробудить в нацистском чудовище, — он издевательски подчеркнул последнее слово, — что-то вроде сожаления? — Нет, — медленно покачала головой Белль. — Нет, потому что вы уже сожалеете. Храня молчание, Голд несколько секунд с холодным вниманием разглядывал ее. Едва заметно улыбнулся, подался вперед. — Вы действительно Белль, — уронил он. — Но запомните: есть чудовища, которые меньше всего на свете желают, чтобы их расколдовали.