Каштаны цветут дважды

— Значит, имя дочери заставило тебя все вспомнить, — сосредоточенно повторил Румпельштильцхен. Он был настолько невозмутим, что Коре пришлось напомнить себе: если она в этом мире не владеет магией, то бывший учитель тоже лишен волшебной силы. — Уверена, ты памяти не терял,— сухо уронила она. — Даже не пытайся отрицать, что все это твоих рук дело. — Ошибаешься, душа моя, — лениво качнул он головой. — Хочешь сказать, что в Зачарованном Лесу появился некто могущественнее тебя? Румпельштильцхен презрительно взмахнул рукой, жестом, недостаточно выразительным для Темного мага, но избыточно широким для Голда. — Разумеется, нет. Всего лишь некто, достаточно безрассудный для того, чтобы похитить у меня одно заклятье. — Только не говори, что этот некто тебя перехитрил, — недоверчиво протянула она. — Ну, тебе это однажды удалось. Вместо ответа Кора улыбнулась с подчеркнуто нескрываемым торжеством. Румпельштильцхен, словно отдавая ей должное, сухо усмехнулся. —Ты взял реванш, — уронила она. Следя за тем, как из позы мага ушла доля расслабленности, а в глазах зажглось темное веселье, она, все еще улыбаясь, тихо спросила: —Что ты сделал с моей дочерью? — В котором из миров, дорогуша? – неторопливо присаживаясь на край стола, бросил Румпельштильцхен. Несколько секунд Кора молчала. Величественно вскинула голову, но по глазам мага уже увидела: скрыть свою уязвимость ей не удалось. — Мне нужна магия, - без переходов сказала она. По лицу Румпельштильцхена промчалось скучающее выражение. —Все повторяется, не так ли? — Мне нужна магия. Как и тебе. Мы можем объединить усилия. Она неторопливо приблизилась к нему вплотную. - Заключим сделку… Румпель. *** Едва они уселись, к столику подлетел официант. — Кальвадос, — отмахнулся Хельмут от карты вин. — Рейнвейн. — Память об Испании, — пояснил Хельмут, когда официант удалился. — А что для вас рейнвейн? — Напиток, — пожал плечами Голд. – Я не наделяю алкоголь ассоциативными связями. Иное дело вещи, предметы. — И что для вас олицетворяет войну? — небрежно спросил Хельмут, мысленно вновь листая личное дело Голда – записи до 1922 года отрывочны и неполны. Голд едва заметно усмехнулся, точно прочитав мысли собеседника. — Кинжал, — чуть растягивая слова, ответил он. – Трофейный, снят с трупа. Первый убитый, — Хельмута невольно передернуло от ставшей шире усмешки, — незабываемые, — бархатный голос подчеркнул последнее слово, — впечатления. Хельмут спросил суше, чем собирался: — Где это было? Голд беспечно повел рукой. — Итальянский фронт. Знаете, когда вы предложили беседу, я не предполагал, что она будет носить характер допроса. Хельмут выждал секунду и, пытаясь приглушить настойчивость в интонации, спросил: — Вас это настораживает? — Интригует. Возникла пауза - официант расставлял на столике бокалы. Хельмут первым пригубил свой напиток. — Я давно слежу за вами, — начал он неспешно. — Третий день? — вставил Голд. — И кое-что бросается в глаза. При вашей широко известной беспощадности, вы не фанатичны. Секундная пауза. Оценивающий взгляд собеседника. — Как и вы, — невозмутимо отозвался Голд. — Ваш девиз — не «Хайль Гитлер», а «Хайль, Дойчланд». Еще одна пауза. Пряный вкус кальвадоса смешивается с освежающе-терпким привкусом фальшивой искренности. — Я верю в Тысячелетний Рейх, — заговорил Хельмут, прикончив напиток. — Фюреры могут сменять друг друга, но Рейх неуничтожим. Вы— вы дело другое. Ваш девиз – «Хайль Голд». Голд рассмеялся, залпом допивая вино. — До тех пор, — не соглашаясь и не отрицая слов Хельмута, произнес он, поднимаясь, — пока все эти три девиза означают одно и то же, полагаю, вас все должно устраивать. — До тех пор, — не повышая голоса, повторил Хельмут, — до тех пор. Что-то в походке удаляющегося Голда подсказало ему: последние слова тот расслышал. Жестом подозвав официанта, Хельмут повторил заказ. **** — Нил, я делаю все, что могу, — повторил отец. — В самом деле? Ты же, — Нил с отвращением всмотрелся в петлицы формы, — крупная шишка и не можешь дать обратный ход тобой же раскрытому делу? — Я не управляю всей структурой, — сухо ответил Румпельштильцхен. — У тех, кто стоит выше меня, уже появились вопросы, на которые… — Уверен, ты сможешь найти ответ. Ты же мастер слова. Румпельштильцхен помолчал, потом, потянувшись во внутренний карман, выложил на стол билет. — Тебе лучше временно уехать из Франции. Нил подошел, взял билет и присвистнул. — Швейцария — уютно и безопасно. Можно полюбоваться на альпийских коров. — Сдерживая подступающую, клокочущую в горле ярость, он похлопал билетом по ладони. — А остальные? Да, я знаю, что Белль у тебя. — Белль уедет, — неохотно произнес отец. Нил с силой вдавил билет в ладонь. — В этом и заключается план? — тихо спросил он. — Ты с самого начала и не собирался никого вытаскивать, да? Узнаешь, где магия, и на этом точка? Посмотри на меня! Румпельштильцхен холодно взглянул на него. — Сукин ты сын, — прошептал Нил. С пару секунд казалось, что отец просто пожмет плечами, и Нил почти почувствовал облегчение, когда Румпельштильцхену изменил сухой, едва ли не отчужденный тон. — У меня не будет ни времени, — с раздражением вырвалось у отца, — ни возможности вытащить всех! — Ясно, — проговорил Нил. Отец явно собирался что-то еще сказать, но, видимо, почувствовав, что контроль над разговором снова перешел к Нилу, промолчал. Нил аккуратно положил билет на стол. — Отдай Белль. Но будь я проклят, если двинусь за пределы города. И знаешь, я теперь не верю, что ты пальцем пошевелишь, чтобы кого-либо вытащить. — Нил, я… — Румпельштильцхен осекся и изменившимся, дрогнувшим голосом спросил:— что мне сделать, чтобы ты поверил мне? Нил пожал плечами. — Дай мне кинжал Темного. По лицу отца промчалась тень — страха? Подозрительности? — У меня его нет, — с усилием сказал Румпельштильцхен через несколько секунд. Нил издал короткий смешок, а отец знакомым жестом взмахнул руками. — Это правда. — Так, подожди, — Нил потер лоб. — Ты… ты хочешь сказать, что эта штуковина находится неизвестно где и неизвестно в чьих руках?! — Я найду его, — бросил отец, и Нил невольно ощутил кроющееся за словами Румпельштильцхена напряжение. — И передашь мне, чтобы я мог наконец-то тебе поверить, — жестко сказал Нил. — Сомневаюсь. На этот раз молчание отца было пронизано не мольбой о прощении, а какой-то усталой, безрассудной надеждой. Словно все то, что Румпельштильцхен уже и не пытался сказать, Нил мог понять по повисшему молчанию. Нил покачал головой. — Ты, — голос сорвался, Нил кашлянул и начал сначала: — Ты всерьез считаешь… считал, когда так рвался сюда, что еще что-то можно исправить? И он прикрыл глаза, потому что сейчас отец выглядел точь-в-точь так же как в ту ночь, когда ушел в герцогский дворец. И — упрямо повторил себе Нил — не вернулся. — Сынок… — услышал Нил и через силу усмехнулся, прогоняя воспоминания. — Поставь себя на мое место, — открыв глаза, проговорил он. — Это нелегко, но попробуй. Ты бы смог простить? Румпельштильцхен молчал. Отступил на шаг, потом еще на один. Точно вслепую повел рукой, оперся о стену. Нил уходил в тишине.