Исполнитель желаний

В штабе было суетно. Все уже были на месте. Наскоро поздоровавшись с Лайтом и разочарованно узнав, что нет ни изменений в состоянии Рюдзаки, ни паролей от закрытых файлов и директорий, детективы заметно сникли. Их немного взбодрила новость об улучшающемся состоянии Ватари, но верный опекун гениального детектива был вскоре забыт, огромный поток новой информации не оставил возможности думать о чем-либо другом. Полицейские сводки и сообщения из тюрем о гибели преступников требовали детальной обработки и анализа, имеющиеся записи с видеокамер и фотографии требовали просмотра. Необходимо было понять, что происходит и почему, и что они сейчас, одни, без Рюдзаки, могут противопоставить неуловимому убийце. Как и рассчитывал Лайт, его негласно признали новым лидером команды расследования. Не было обсуждения, не было громких фраз, что Лайту пришло время занять место гениального детектива, как и просил в свое время Эл, не было сомнений. Просто как-то легко и непринужденно он начал распоряжаться, что и кому необходимо делать, как-то естественно при обсуждениях последнее слово и решение оставалось за ним, как-то незаметно все начали обращаться с вопросами к нему. Ни один из бывших полицейских не высказал недовольства, что управляет расследованием дела Киры человек, сам долгое время подозреваемый в том, что он и есть Кира. Лайт завоевал полное доверие. Он полностью вывел себя из-под подозрений своей отчаянной попыткой спасти жизнь Рюдзаки и глубокими переживаниями о судьбе друга. То, что они с Элом успели сблизиться и стали лучшими друзьями, уже не ставилось никем под сомнение. Достаточно было взглянуть на обычно бесстрастное лицо Лайта и увидеть неподдельную печаль и решимость. Решимость довести дело до конца. Ими было так легко управлять. Так просто заставлять терять из виду незначительные детали. Делать неправильные выводы. Даже отцом. Лайт, при всем своем уважении к отцу, испытывал даже некоторую гордость от того, что так виртуозно вводит в заблуждение бывшего шефа Японской полиции. Кира ликовал. Ликовал и корчился в душе от боли и одиночества, окружавшего его. От той пустоты, которой веяло от любимого кресла Рюдзаки. От того, что никто не грыз большой палец, согнувшись в этом кресле, прожигая его взглядом огромных глаз. От того, что больше некого опасаться. Лайт с горечью осознавал, что вся его гениальность и виртуозная игра пропадают даром перед кучкой людей, не способных оценить его мастерство. Его талант. Он утешал себя мыслью, что шанс, пусть и минимальный, по словам врачей, все-таки был. Шанс, что обладатель самого гениального ума все-таки соизволит вернуться. Откроет свои не знающие покоя глаза. Потребует сводку последних дней. Удивленно взглянет на Лайта. И снова примется за Киру, пытаясь запутать в паутине слов и намеков, загоняя в угол, но не в силах поймать ускользающего гения. И потому, несмотря на свою тоску, Лайт не забывал внимательно просматривать все данные, выискивая ошибки, которые он мог совершить. Сознательно не вводя в отчеты даже незначительные детали, способные привести к первому Кире. Возможно, сейчас он даже переоценивал Эла, завышая его способность складывать воедино различные кусочки информации. Но слишком часто детектив ставил его в тупик, распутывая тонкий клубок лжи, находя правильную ниточку к правде там, где, казалось, ее потерял и сам Лайт. Поэтому так необходимо было быть сейчас предельно осторожным. Не допустить ни единого промаха. Выстроить прямую логическую линию, в которой не будет никакой погрешности. План Лайта был до гениальности прост. Когда появился Хигути, Ягами постоянно ощущал растущее дружелюбие Рюдзаки. Сомневался ли он в то время в виновности Лайта, или был непоколебимо уверен в правильности своих подозрений, было не так уж и важно. Важно было то, что они все время находились рядом, делая одно дело. И Лайт все время ощущал на себе внимательный, изучающий взгляд детектива. Постоянно чувствовал заинтересованность Эла в своих словах, выводах, действиях. Жадно ловил короткие похвалы своих способностей и блестящего ума. Имел возможность сидеть с ним рядом, разговаривать с ним, работать вместе и вместе пить чай. Они были... Они были как два враждующих государства, на время объединившихся для борьбы с внешним врагом. В то время они были союзниками. Пусть и временными. Это было упоительное чувство, ощущать близость с величайшим детективом. С человеком, который был ему приятен и интересен, и у которого можно было так многому научиться. Со своим главным врагом, которого можно было ненавидеть всем сердцем и уважать всей душой. Лайт только теперь осознал, как много у него, оказывается, было. И, если был хоть один шанс из миллиона вернуть хоть что-то, он не хотел его потерять. Ему нужно было подготовиться к игре. Расставить декорации, расписать роли. На главную роль ему нужен был внешний враг. Опасный, жестокий враг, против которого двум враждующим государствам придется объединиться. Начать доверять друг другу на время перемирия. Прекратить, хотя бы на время, строить планы по уничтожению друг друга. А дальше – дальше будет видно. Кричащий газетный заголовок подтолкнул его к мысли использовать свою вчерашнюю слабость, свое отчаянье, вылившееся в неприятные ему самому последствия, для создания нового персонажа. Третий Кира – почему бы и нет? Отличный вариант для внешнего врага. Даже, откровенно говоря, единственно возможный. Миру ведь, по большому счету, все равно, какой порядковый номер присвоен в отделе расследования очередному Кире. Когда придет время, он все расставит на места, выводя приоритеты, обозначив главного кукловода. Придет время – и мир узнает истинного Бога. Мир, очищенный от преступности. И, возможно, Богу этого мира удастся сохранить в нем своего вечного противника – худого лохматого детектива. Потому что иначе новый мир будет слишком пустым и холодным, Лайт это отчетливо теперь понимал. Но он знал также, что, если Рюдзаки снова встанет на пути к его цели – он убьет его снова. Без колебаний. Только... не сразу... Ему надо получить ответы на вопросы, которые он пока еще сам не в состоянии сформулировать, выбитый из колеи внезапным выходом из игры соперника. Лайт мысленно был благодарен неизвестному ему, богатому на фантазию журналисту. Оставалось только ввести фиктивное действующее лицо в игру и превратить его в основную версию расследования. С этим нельзя было спешить. И нельзя было проявлять инициативу. Потому что тихий вкрадчивый голос непременно потом задаст вопрос, почему именно Лайт так пытался убедить остальных в очередном переходе тетради в чужие руки. И, как бы ни хотел лучший ученик Японии сейчас услышать этот голос, он отчетливо понимал, насколько опасны задаваемые им вопросы. Именно поэтому, когда, наконец-то, просматривавший газеты Мацуда заметил нужный заголовок, и в штабе началось активное обсуждение правильности предположения о появлении Третьего Киры, Лайт категорически высказался против этой версии. Приведя аргументы, что у них слишком мало данных для скоропалительных выводов. Что они не могут принимать в разработку версию, основанную на, всего лишь, одном дне отклонения от нормы в поведении Киры. Что необходимо наблюдать и собирать статистику, сопоставляя досконально данные по первому и второму Кире с новыми фактами. И что, в конце концов, возможно, это новый хитроумный план Киры по отвлечению внимания, и они не должны поддаваться на возможные провокации. Разумеется, все полицейские с ним согласились. И продолжили работу по анализу данных, не сбиваясь на привязку их к теории появления нового Киры. Лайт был доволен. Правда, его не покидало странное ощущение, что кто-то за спиной смотрит на него с лукавой улыбкой, уловив в его доводах фальшь. Лайт и сам знал, что сыграл лишь вполовину своих способностей. «Для тебя я сыграл бы по-другому, - мысленно обратился к нему Лайт, - но для них сойдет и так. А ты, если такой умный, мог бы сидеть здесь, а не валяться неизвестно где». Он с огорчением почувствовал, что опять начал остро ощущать отсутствие Рюдзаки, чувство, немного отпустившее его в процессе спора с коллегами. Некстати позвонила Миса. Лайт вышел из помещения штаба, но не знал, отключены ли камеры в здании или они все еще продолжают снимать пустующие комнаты и коридоры. Поэтому, он постарался скомкать разговор, сославшись на занятость всего отдела. Тем более, что он еще не решил для себя, поедет ли сегодня ночевать к Мисе, или переложит работу по сегодняшним убийствам на нее, а сам вернется домой с отцом. Ехать к Мисе не хотелось совсем. Лайт чувствовал некоторую неловкость за свою вчерашнюю вспышку ярости и буйство фантазии. По этой же причине совершенно не хотелось ехать домой – ему было стыдно обнимать сегодня мать и сестру, зная, что они читали газеты и видели фотографии. Получалось, ему совсем некуда было идти. Если бы Рюдзаки был здесь, Лайт остался бы работать допоздна, и вопрос, где переночевать, был бы решен. Но остаться одному на ночь в штабе было выше его сил. Да и как бы он объяснил это отцу? Забыв про Киру, Лайт мрачно смотрел в монитор и пытался осознать – как могло так получиться, что ему, лучшему ученику Японии, Богу этого мира, совершенно некуда идти? - Лайт, ты сегодня едешь домой? – отвлек его от невеселых мыслей отец. Лайт растерянно оглянулся. Он совсем погрузился в свои размышления и не заметил, что за окном стемнело, и все детективы собираются домой. - Прости отец, но нет, - Лайт надел на лицо чуть смущенную маску и виновато взглянул на отца, - Я все-таки подумал, Миса так просила приехать... Я, пожалуй, сегодня поеду к ней. - Снова! – продолжил за него жизнерадостно Мацуда. К счастью, он не мог видеть глаз Лайта, привычно спрятанных под челкой, иначе он имел бы возможность встретиться с полным ненависти взглядом Киры. Лайт предпочел проигнорировать его реплику. - Конечно, поезжай к Мисе, - добродушно сказал отец. – Кстати, послезавтра суббота, может быть, пригласишь ее к нам на ужин? Мама была бы рада. - Да... Спасибо. Конечно, я приглашу ее, - Лайт подумал, что это первый раз, когда его родители приглашают его с девушкой на семейный ужин. Это было бы здорово...если бы этой девушкой не была Миса. Кира номер два. - Лайт, ты закончил? Пойдем с нами, выйдем вместе, - предложил Моги. - Да, я только выключу компьютер. Вы идите, я догоню вас у лифта. Все равно его долго ждать, - Лайт отодвинул кресло. Детективы, натягивая на ходу куртки и пальто, толпой направились к выходу. Им всем было, куда идти. Каждого, даже Мацуду, кто-то ждал. Они все к кому-то спешили. А Киру никто не ждал. Даже Рюдзаки в больнице абсолютно все равно, приходит ли к нему его друг или нет. Или враг, какая, на самом деле, теперь разница. Лучший ученик Японии остался в штабе один. Морщась от мыслей, роящихся в голове, как от зубной боли, Лайт дождался выключения компьютера. Сдернул с соседнего кресла брошенную туда утром куртку, сделал шаг к выходу и почувствовал, что на что-то наступил. Наклонился, чтобы понять, что это, и дрожащей рукой поднял маленькую чайную ложку. Он узнал ее. Это была та самая чайная ложка, которой Рюдзаки указывал на тетрадь, сообщая, что собирается испытать ее. Та самая ложка, что выпала из рук детектива перед тем, как он, ослабев, плавно выскользнул из кресла. Перед тем, как Лайт поймал его, не дав удариться об пол, и ощутил в своих руках тепло чужого тела. Ощутил легкий запах ванили, исходящий от него. Воспоминания накатили волной. Лайт вспомнил, каким легким показался ему Рюдзаки. И его последний взгляд. И то, как плавно опустились черные ресницы, закрывая глаза. И еще... Воспоминание о чуть ощутимом сладком привкусе чужих губ заставило Лайта нервно облизнуться. Все эти воспоминания были невыносимы. От них становилось трудно дышать и хотелось кричать в полный голос. Лайт судорожно зажал ложку в кулаке и со всей силы ударил ногой по ближайшему креслу. - Господи, если бы ты только знал, Рюдзаки, как я тебя ненавижу! – его крик был скорее похож на вой раненного зверя. Наконец-то он мог позволить себе закричать в полный голос, оставшись в одиночестве в помещении, где он в последний раз говорил со своим врагом.