Исполнитель желаний

Лайту снилось, что он вновь стоял под навесом на крыше и видел там, вдалеке, под дождем, сгорбленную фигуру Эла. Видел, как облепила худое ссутуленное тело промокшая насквозь футболка, очерчивая острые плечи, торчащие лопатки, выступающий позвоночник. Как нещадно хлещут струи воды по намокшим черным волосам, стекая потоками по спине, животу, лицу. Сердце вдруг сжалось от остро накатившего чувства жалости и страха за своего врага. - Что ты там делаешь, Рюдзаки? – хотел было крикнуть Лайт, но не услышал собственного голоса. Рюдзаки не повернул головы. Он все также стоял, вполоборота к нему, глядя на залитый дождем город, не замечая Киры. Почему-то в воздухе явственно ощущалось присутствие надвигающейся непоправимой беды. Лайт попытался окрикнуть Рюдзаки еще раз, но с ужасом осознал, что лишь беззвучно шевелит губами, не в силах выдавить из себя ни звука. В голову ударила паника. Не способный кричать, Лайт бросился вперед, в попытке дотянуться до Эла, закрыть, защитить его от неведомой надвигающейся угрозы. И всем телом врезался в невидимую преграду. Как будто толстое звуконепроницаемое стекло отделяло его от стоявшего на крыше детектива. Не понимая, что происходит, Лайт ударил в преграду ладонями, проверяя ее на прочность, внезапно осознавая, что она неприступна. Попытался сдвинуться в одну и в другую стороны, надеясь обойти, но вновь уперся в невидимое стекло. И с ужасом увидел, как там, под дождем, Рюдзаки вдруг поднял голову, вглядываясь куда-то в небо, и затем медленно двинулся к краю. Аккуратным, точно рассчитанным движением, не вынимая рук из карманов, запрыгнул на парапет. И замер, глядя куда-то вперед, вдаль, словно действительно мог что-нибудь увидеть в плотной стене ледяного дождя. Лайт отчаянно замолотил кулаками по преграде, непонятно откуда и непонятно как оказавшейся перед ним, не дающей приблизиться к Элу, пытаясь привлечь внимание, заставить лохматого гения оглянуться. Он бился в эту прозрачную стену всем телом, пытался кричать, беззвучно разевая рот, метался в безумной попытке отыскать что-нибудь тяжелое, чем можно было бы попытаться пробить невидимое стекло. Все было тщетно. Рюдзаки не поворачивал головы, а Лайт не мог прорваться и приблизиться к нему. С бессильным отчаянием он наблюдал, как Эл медленно вытянул руки из карманов и поднял их, разводя в стороны, выпрямляясь, прогибая спину назад, делая глубокий вдох. Как будто открывая объятия пространству перед собой. Порывистый шквальный ветер трепал края и рукава его белой бесформенной футболки, делая похожим на большую белую птицу, расправившую крылья. Несмотря на дождь, Лайт отчетливо увидел, как Рюдзаки прикрыл глаза, и лицо детектива приняло умиротворенное, мечтательное выражение. И, уже понимая, что сейчас произойдет, Кира зашелся в беззвучном отчаянном крике, с ужасом видя, как Эл делает шаг вперед и стремительно то ли падает, то ли взлетает, мелькнув белым пятном, исчезая за пеленой дождя. Инстинктивно рванувшись вперед, Лайт вдруг не встретил больше преграды и, неожиданно вылетев под дождь, не удержавшись на ногах, со всего размаху повалился на мокрую крышу. Ледяные струи шедшего плотной стеной дождя нещадно замолотили по его телу. Оскальзываясь в лужах, Лайт вскочил и, рискуя вновь поскользнуться, бросился к парапету. Не зная, на что он надеялся, судорожно перевесился и взглянул вниз. Пустота. Серая пустота. Только тяжелые капли воды стремительно уносились вниз, создавая непроглядную пелену. Лайт не увидел даже огней города, скрывшегося где-то там, далеко. Он в отчаянии оглянулся. Дождь. Пустая крыша, среди сотен других таких же пустых крыш. Ничего, что напомнило бы о том, что всего лишь секунду назад здесь стоял Эл, белым призраком исчезнувший из его жизни. Взвыв, Лайт упал на колени и вцепился в волосы руками, подставляя плечи и спину безжалостным холодным струям воды, молотящим по его телу. Тишина. Одиночество. И только бесконечно равнодушный к его потере шум капель дождя, стучащих по крыше.... Дождь. Лайт понял, что больше не спит, а звуки дождя, снившиеся ему этой ночью, действительно проникают сквозь плотно закрытое окно. Но он не хотел просыпаться. Не хотел знать, что же принес ему новый день. Не хотел окунаться в ту боль, что, как он точно знал, затаилась в сегодняшнем дне, поджидая, когда Лайт откроет глаза, чтобы накинуться и завертеть в бесконечной воронке тоски и отчаяния. И поэтому он просто лежал, плотно сжимая веки, утыкаясь носом в нагретую от его собственного дыхания теплую шею Рюдзаки, полностью сосредоточившись на шуме дождя. Вслушиваясь, как капли стучат по стеклу, подоконнику. Стараясь ни о чем не думать, он пытался разобрать мельчайшие оттенки звуков, издаваемых потоками воды, льющихся с неба. Пока, окончательно не проснувшись, не уловил краем сознания, что, пробиваясь сквозь шум дождя, все также размеренно попискивают приборы. Лайт рывком оторвал голову от подушки и взглянул на монитор. Кривая кардиограммы все еще медленно ползла, показывая редкое, но пока существующее сердцебиение. Рюдзаки каким-то чудом еще не ушел. - Спасибо, - выдохнул Лайт, поворачивая голову к лицу детектива, и дыхание с его губ всколыхнуло черную прядь, лежавшую на лбу Рюдзаки. Лайт аккуратно вытянул затекшую руку из-под его шеи и, согнув в локте, оперся на нее головой. Не обращая внимания на тысячи невидимых иголок, пронзивших ладонь и пальцы. Это маленькое неудобство с лихвой перекрывалось тем, что ему было так спокойно, так хорошо, лежать вот так, совсем близко со своим другом-врагом, соприкасаясь телами сквозь тонкое одеяло, имея возможность смотреть в его бледное, отстраненное лицо. Слушая успокаивающие звуки дождя. - Сегодня дождь, - сказал Лайт, обращаясь к Рюдзаки, - совсем как тогда. Как будто не было всех этих дней... Как будто... ничего не менялось. Свободной рукой он провел ладонью по лбу Рюдзаки, убирая с его лица волосы. Пригладил торчащие в стороны пряди. - Знаешь, я никогда не любил дождь, - задумчиво, как будто признаваясь в чем-то сокровенном, проговорил Лайт, - никогда не понимал восхищения от льющейся с неба воды. Но тебе... дождь очень идет. Глупо звучит, я знаю, но это действительно так. Наверное, теперь я буду любить гулять под дождем... Жаль, что я даже не знаю, любил ли его ты. Я вообще о тебе почти ничего не знаю. Даже имени... Хотя нет, я не хочу знать твое имя. Пусть оно останется твоим секретом. Еще одной твоей победой. Лайт подумал, что он был бы совсем не против, если бы время остановилось. Чтобы он мог лежать так вечно, неспешно разговаривая, раскрывая свой внутренний мир. Он мог бы рассказать Рюдзаки о самом сокровенном, о том, о чем не рассказывал и не признавался даже себе самому. О пустяках и маленьких слабостях или о глобальных и серьезных противоречиях, терзающих душу. Например, как всю жизнь боялся хоть в чем-то быть хуже других. Как выбирал и сортировал окружающих, исходя из той пользы, которую они могли принести. Или о том, как трудно быть Богом. Да, пожалуй, он мог бы рассказать об этом Рюдзаки... если бы было время. Лайт взглянул на часы. Стрелка показывала половину восьмого. Скоро, совсем скоро начнется утренний обход медсестер и врачей. По коридору застучали чьи-то нетерпеливые каблучки. Звук был не громкий, но, резкий и неприятный, он эхом раздавался в тишине клиники, где медсестры ходили исключительно в обуви на мягкой, плоской подошве. Прислушавшись, Лайт вдруг понял, что это идут к нему. И, даже понял, кто это – кто еще может, в такую рань, бездумно нарушать покой больных, совершенно не заботясь о происходящем вокруг себя. От ярости сами собой сжались кулаки. - Какого черта! – выругался Лайт и, аккуратно подоткнув подушку под голову Рюдзаки, поднялся и повернулся к двери. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как она распахнулась. И в палату впорхнула Миса. - Лайт! – радостно воскликнула она. Следом за ней сквозь стену просочился Рюк, сияя своей застывшей навечно улыбкой. - Привет, Миса, - Лайт старался говорить уверенно и спокойно, не осознавая, что подсознательно делает шаг назад и чуть в сторону, закрывая собой от них тело Рюдзаки. Как будто пытаясь защитить, спрятать. – Что ты тут делаешь? Привет, Рюк. - Привет, Лайт, - Рюк помахал ему рукой, с интересом оглядываясь по сторонам. - Как это – что я тут делаю?! – возмутилась Миса, хлопая длинными накладными ресницами. Разумеется, она пришла в клинику при боевом макияже и в одном из своих черных коротких кружевных платьев, совершенно неуместно смотревшемся здесь, среди этой белизны больничной палаты, - Ты не пришел вчера и даже не позвонил, а я ждала весь вечер и всю ночь, а твой телефон не отвечает... Я так испугалась за тебя, Лайт... Она обхватила Лайта руками за талию и прижалась щекой к его груди. Слыша за спиной хихиканье Рюка, Лайт разжал ее руки и отстранил от себя, держа за плечи. - Миса, ты не должна была сюда приходить. Это... это опасно! – наклонившись к ее лицу и, гладя в глаза, строго сказал он. - Ой, Лааайт! – совершенно не обращая внимания на его слова, Миса, распахнув глаза, потрясенно уставилась на него, - что с твоим лицом?! Тебя побили?! Ты хотя бы убил их?! - Ничего серьезного, Миса. Нет, меня не били. Я... я упал, - отрывисто, сквозь зубы процедил Кира. Время. Он тратил время на бессмысленные разговоры с Мисой. То время, что он мог бы провести наедине с Рюдзаки. Успеть что-то сказать или что-то понять. – Я потом тебе расскажу. Тебе надо уйти. Я позвоню позже. Он развернул ее к двери и начал аккуратно подталкивать к выходу. - Лайт, не будь так жесток, - насмешливо протянул за его спиной Рюк, - Миса так старалась порадовать тебя. Всю ночь писала в тетради... - Да, Лайт, я так старалась! – Миса вывернулась из его рук и преданно уставилась Лайту в лицо, как будто ожидая похвалы. Лайт опешил. - Ты... ты писала сегодня в тетради? Вносила имена преступников? – медленно спросил он. Миса радостно кивнула головой. - Да! Ты ведь не пришел сегодня... Я подумала, что тебе некогда, и решила помочь, - она умоляюще заглянула ему в глаза, - ты ведь не сердишься, правда? Я подумала, что будет странно, если Кира пропустит один день... «Идиотка, - с ненавистью подумал Лайт. – Интересно, что же она написала? Смерть от сердечного приступа? Как же мне потом это объяснить... Это не вяжется с теорией о третьем Кире. Да и я тоже хорош, мог бы предусмотреть, что ее нельзя оставлять без присмотра. Слишком уверенно она стала себя чувствовать после ухода Рюдзаки. Ладно... Неважно. Сейчас это неважно. Без Рюдзаки я смогу придумать любую теорию. И ее никто не опровергнет. Сейчас главное – выпроводить ее из палаты». - Спасибо, Миса, я всегда знал, что ты поддержишь меня в трудную минуту, - он легко обнял ее, буквально физически ощущая, как расцветает девушка от его похвалы, - но теперь тебе нужно идти. Нельзя рисковать сейчас, когда у нас... все получилось. - Да уж, тебя, Лайт, уже можно поздравить, - проскрипел голос Рюка. Лайт порывисто к нему обернулся. Рюк возлежал на диванчике, все так же, с ленивым любопытством, оглядываясь по сторонам. – Осталось подождать совсем немного, и Эл наконец-то умрет. И тогда никто не помешает тебе стать Богом. Рюк перестал таращиться по сторонам и встретился взглядом с Лайтом. И, заглянув в глаза Шинигами, Кира похолодел, ощущая, как сердце в груди сжалось и ухнуло куда-то вниз. Глаза Бога смерти не могли обмануть Рюка. И, хотя Лайт еще ночью был готов к тому, что Эл может уйти, это подтверждение неизбежности Богом смерти окончательно добило его. Оказывается, в глубине души он еще на что-то надеялся. Теперь надежда умерла окончательно. Значит... значит, все действительно кончено. И теперь дорога каждая минута. Время. Время – это все, что у него еще осталось. Надо срочно выпроводить непрошеных гостей. - Миса, - Лайт повернулся к девушке, чтобы быстрее вытолкать ее за дверь и осекся. Миса стояла у кровати Рюдзаки и, замерев, вглядывалась в его лицо. Не совсем даже в лицо, а чуть выше, в пространство над его головой. Ее губы неслышно шевелились, как будто она что-то читала про себя, а на лице застыла смесь неподдельного изумления и торжества. И Лайт с ужасом понял, что сейчас видит над взлохмаченной головой великого гения владелица глаз Шинигами. В голову ударила паника. Он не хотел, не хотел, не хотел, чтобы это случилось! Этого нельзя было допускать. - Лааайт! – приглушенно выдохнула Миса и повернулась к нему. В ее широко распахнутых глазах светился фееричный восторг, даже на щеках появился румянец, так восхищена она была тем, что увидела, так спешила поделиться триумфом со своим божеством, - Лайт, представляешь... - Молчи! – Кира одним прыжком оказался рядом с ней и грубо зажал ей рот ладонью. Сейчас он не отдавал отчета своим действиям. Ему казалось, что мир содрогнется и разлетится на тысячи невидимых осколков, если он позволит сказать ей хоть слово. Не справляясь со своими эмоциями, он полностью поддался панике и сейчас действовал инстинктивно, вопреки здравой логике и рациональности. Он не хотел знать имени Рюдзаки. Лайт не мог бы сказать, почему это вдруг стало так важно, так критически важно для него – оставить Элу возможность унести свою тайну с собой. Но сейчас все его существо сконцентрировалось только на этой цели. Сознание не справилось с потоком эмоций, холодный рассудок уступил безумной идее. - Не смей говорить ни слова! – зло прошипел он в лицо Мисы, не давая ей, впрочем, ни единого шанса издавать звуки, плотно запечатав рот рукой, сжимая затылок в железном захвате, совершенно не понимая, что же он будет делать дальше. И в этот момент резко участились попискивания монитора. Удерживая уже начавшую вырываться Мису, Лайт лихорадочно взглянул на него, и с ужасом увидел, как стремительно увеличивается частота ударов сердца Рюдзаки. Тридцать пять, сорок, пятьдесят, шестьдесят ударов в минуту... Сто. Сто сорок. Сто шестьдесят. Цифры стремительно прибывали, попискивания все учащались. Приступ? Необходимо было срочно принимать решение. Время пошло на секунды. Паника окончательно смела все логические барьеры, полностью подчиняя разум лучшего ученика Японии. «Миса не сможет хранить его имени. Рано или поздно она захочет сказать, - глядя в расширенные глаза Мисы, в которых торжество сменилось сначала недоумением, а теперь уже страхом, и, совершенно не обращая внимания на ее попытки вырваться, лихорадочно думал Лайт, - Что же делать, что же мне делать?» Сто восемьдесят. «Я мог бы убить Мису, - вдруг холодно подумал Кира, - задушить ее не составит труда. Или свернуть ей шею. Нет, я не могу. Мне некуда будет деть тело. Черт, о чем я думаю!» Сто девяносто. Цифры продолжали расти. «Память! – вдруг осенило Лайта, - я могу заставить ее лишиться памяти! Но тогда я лишусь тетради... Плевать! Я что-нибудь придумаю. У Рюка есть вторая тетрадь, он не упустит возможности продолжить свое развлечение... И Рюк не единственный Шинигами... Или я найду способ получить тетрадь из штаба... Потом. Я разберусь с этим потом». - Миса, - прошипел он, наклоняясь к самому лицу девушки. Заглядывая в ее перепуганные глаза, - Миса, откажись от тетради! В глазах Мисы мелькнула паника, и они тут же наполнились слезами. Умоляюще глядя на Лайта, она помотала головой. За спиной послышался шум крыльев. - Лайт, что это ты надумал? – недоверчиво проговорил Рюк, - Ты что, решил лишиться тетради, только чтобы не узнать его имени? Как же ты построишь свой новый мир? Лайт взглянул на монитор. Двести. - Заткнись, Рюк, - не глядя на Бога смерти, продолжая прожигать Мису горящим взглядом, процедил Кира, - это твоя задача придумать, как вернуть тетрадь мне. Ты заинтересован во мне больше, чем я в тебе. Или ты хочешь лишить своего Короля развлечения? - Лайт, ты ведь разговариваешь с Богом смерти, - как-то неуверенно попытался образумить его Рюк и переместился к Мисе, чтобы Лайт мог видеть его. И в эту самую минуту Кира понял, что он сильнее. Он не знал, почему, не мог осознать, как такое могло случиться, но морально он был сильнее Рюка в этот момент. Он был выше. Мог подавить своей волей и заставить подчиниться. Двести десять. - Рюк, если ты захочешь продолжить игру – ты вернешь мне тетрадь! - он взглянул на Бога смерти и глаза полыхнули пламенем, - Или я найду способ получить свою тетрадь из штаба. А теперь не смей мешать мне! И Кира с удовольствием отметил про себя, что Бог смерти ему подчинился. Не посмел в эту минуту противоречить и спорить. Растерянно и, даже огорченно, отлетел в сторону. Двести двадцать. Тахикардия зашкаливает. Сколько еще выдержит сердце Рюдзаки, прежде чем монитор сорвется в беспрерывный писк, возвещая о наступившем конце? - Миса, - он отпустил ее голову и положил обе руки на плечи, наклонившись, чтобы смотреть прямо в глаза. В глаза, полные слез, горящими глазами Бога этого мира. – Миса, откажись от тетради. Иначе... Иначе ты никогда меня больше не увидишь. Молчи! Не смей ничего говорить!!! Просто кивни и скажи одно слово – отказываюсь! Двести тридцать. Миса, напуганная до ужаса, не в силах была сопротивляться. Она не могла поверить, что Лайт, ее воспитанный и сдержанный Лайт, вдруг превратился в это безумное чудовище с полыхающим взглядом. Требующее сейчас отречься от самого дорогого. От того, что давало ей гарантию удержать любимого возле себя. Это чудовище, в глазах которого она читала готовность убить, пугало Мису до оцепенения. Из ее глаз полились слезы. - Отказываюсь, - чуть слышно прошептала она, склоняя голову. - Ты играешь в опасные игры, Лайт. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, - проворчал Рюк и взмахнул крыльями, растворяясь в стене. Двести сорок. Миса непонимающе хлопала глазами, как будто только проснулась. Лайт порывисто обнял ее и прижал к себе, пряча свое лицо и свой горящий взгляд. - Миса... Миса, Рюдзаки, наверное, умирает..., - взволнованно зашептал он ей на ухо, чувствуя, как кончается время, - тебе нельзя на это смотреть! Я боюсь... боюсь за тебя. Пожалуйста, уходи. Я позвоню тебе... - Лайт! – Миса в восторге смотрела на него, - ты так заботишься обо мне! Но как же ты? Почему ты один? Разве нельзя вызвать врачей? - Я вызову, обязательно вызову, - бормотал Лайт, - только ты иди... Иди скорее домой. Я позвоню.... Двести пятьдесят. Писк монитора звучал почти непрерывно. - Лайт, ты такой хороший друг! - с чувством проговорила Миса, - Рюдзаки так повезло, что он был знаком с тобой! Хорошо, я ухожу, я буду ждать, когда ты позвонишь. Лайт, еле сдерживаясь, позволил поцеловать себя в щеку и практически вытолкал Мису за дверь. Друг. Хороший друг. Убивший собственными руками. Двести семьдесят. Удивительно, как сердце Рюдзаки, привыкшее биться в замедленном ритме, до сих пор не разорвало в обширном инфаркте...