Исполнитель желаний

Первое, что бросилось в глаза Лайту, когда они вошли в помещение штаба, это осунувшееся, напряженное лицо Ватари. И взгляд, преисполненный боли и рвущего на части беспокойства. Такой взгляд был у старика в больнице, когда его упрямый воспитанник отреченно и неподвижно лежал на больничной кровати. Когда вокруг все было пронизано ожиданием смерти. Лайт уже начал забывать этот взгляд, прожигающий его собственную душу, заставляющий сознание корчиться в судорогах вины от понимания, что же он совершил. И вот теперь…снова. - Рюдзаки! – не обращая внимания на находящихся в штабе людей, Ватари быстро просеменил старческой походкой к детективу, - Рюдзаки, как ты? Он каким-то странным, судорожным жестом, коснулся острого плеча, обтянутого белой футболкой. - Я в порядке, Ватари, - Рюдзаки остановился перед ним, ссутулившись, засунув руки в карманы, - Я ведь уже сказал, что все хорошо. Несмотря на холодность фраз, его отрешенное непроницаемое лицо вдруг дрогнуло и осветилось теплой, успокаивающей улыбкой. С совершенно неожиданной и нехарактерной для него нежностью в огромных темных глазах, Рюдзаки ласково смотрел на Ватари, и даже не попытался отстраниться, когда тот, дрожащей рукой, осторожно провел по встрепанным черным волосам. Наоборот, он склонил голову, подставляя ее под ладонь. - Тебе нельзя было так беспокоиться, - Лайт никогда не слышал, чтобы в голосе его врага было столько тепла. Кира был потрясен. Это Эл? Вокруг этих двоих словно раскрылся непроницаемый кокон, изолирующий их от всех, находящихся сейчас в штабе. Маленький островок нежности и заботы, которыми Рюдзаки словно окутывал Ватари, щедро отдавая свое, так тщательно скрываемое ото всех тепло, хранящееся где-то глубоко, за миллионом барьеров и непробиваемых стен. Как будто, исходящим изнутри светом уверенности в себе, разглаживая тревожные морщины на лице старика, убирая из взгляда мучительную боль и тревогу. Это не было похоже на маску… Лайт вдруг подумал, что, если бы его отец попытался проявить такое беспокойство по отношению к нему, здесь, где вокруг было столько людей, он не смог бы перешагнуть через себя и ответить с сыновьей любовью. Он бы отделался парой холодных, ничего не значащих фраз, стесняясь проявляемых отцом чувств, мечтая немедленно заставить его прекратить. Но Рюдзаки было все равно, сколько человек его окружают. На какие-то несколько секунд они были одни, Эл изолировал себя и Ватари полной концентрацией только на нем, не обращая внимания на любопытные взгляды. Заставляя других смущенно отводить глаза, с пониманием, что этот поток тепла не предназначен для них. - Ватари…нам надо работать, - все также мягко проговорил Рюдзаки. - Да, Рюдзаки, - с готовностью кивнул Ватари, убирая руку и вновь превращаясь в невозмутимого верного опекуна, готового поддержать в любом действии и решении. В его глазах больше не было беспокойства, они светились уверенностью в своем гениальном воспитаннике. Минутная слабость, от которой старик не смог удержаться, прошла без следа. Эл отвел взгляд от Ватари, и его лицо тут же переменилось, становясь снова жестким, непроницаемым и холодным. - Господа, я попрошу вас собраться всех вместе, я должен сделать важное объявление, - властно объявил Рюдзаки на весь штаб, привлекая внимание всех детективов, находящихся в нем. Он стремительным шагом прошел к большому овальному столу, за которым они все собирались, проводя обсуждения. Последний раз они собирались за ним, когда рассматривали полученную при поимке Хигути тетрадь Смерти. Рюдзаки забрался в кресло и сел, подтянув к себе колени и положив на них руки, ожидая, когда подойдут остальные. Черные глаза светились решимостью, губы были упрямо сжаты. «Что ты задумал опять, Рюдзаки?» - настороженно подумал Лайт и только тут заметил отца. Его строгое, осунувшееся лицо и напряженный взгляд потрясли Киру. Ягами Соичиро издалека кивнул сыну, здороваясь, но не приближаясь. Вместо этого он подошел и встал рядом с Рюдзаки. В руке бывший шеф Японской полиции держал черный сейф-дипломат, который сейчас положил перед детективом на стол, и стало заметно, что ручка дипломата прикована к его руке наручником. Нехорошее предчувствие неприятным холодком пробежало по позвоночнику Киры, и он поспешил присоединиться ко всем рассаживающимся за столом. - Благодарю вас, господин Ягами, вы оказали нам неоценимую услугу, - Рюдзаки засунул руку в карман своих широких штанов и, достав ключ, освободил руку шефа полиции от наручника. - Я тоже хочу поблагодарить тебя, Рюдзаки, за оказанное доверие, - кивнул головой Ягами Соичиро. Все, наконец-то, расселись и замолчали, выжидающе глядя на гениального детектива. Ватари, как обычно, не стал присоединяться к собранию, а скрылся на кухне, очевидно, спеша принести привычные горы сладостей. Рюдзаки окинул всех взглядом, но, вместо того, чтобы начать, задумчиво посмотрел куда-то за их спины. - Ты можешь присоединиться к нам, B., - позвал он, - Мы же договорились, что будем вместе работать, так что ты тоже являешься членом нашей команды. - Не стоит, - хрипло ответил Бейонд Бездей, не обращая внимания на то, что все сразу же обернулись к нему. Двойник Рюдзаки предпочел сесть на маленький низкий диванчик, стоявший в стороне от большого стола, - Мне отсюда все хорошо видно и слышно. - Как пожелаешь, - Эл равнодушно пожал плечами, - Итак, господа, как вы помните, наше расследование было прервано в тот момент, когда мы пытались приступить к эксперименту, чтобы проверить, не является ли правило тринадцати дней, записанное в тетради, фальшивкой. К сожалению, нам пришлось прерваться, поскольку…гм…Кира нанес свой удар. Голос Рюдзаки звучал холодно и равнодушно, как будто он говорил не о собственной смерти, а просто констатировал и анализировал очередные факты расследования. Все внимательно смотрели на него, буквально впитывая каждое слово. - Очевидно, что я где-то допустил ошибку в своих расчетах, - все также отстраненно продолжал детектив, - Я что-то упустил и дал возможность себя уничтожить. Но и Кира не смог достичь своей цели. Что-то в его планах пошло не так. Я все еще жив. Думаю, можно смело признать, что в этом раунде мы оба с ним проиграли. Как бы там ни было, я не собираюсь отступать. Спасибо, Ватари. Он замолчал и дал возможность Ватари, появившемуся, как обычно, неслышно, поставить на стол чашку с чаем и большое блюдо с пирожными, конфетами, сладкими булочками. С невозмутимым видом старик покатил дальше сервировочную тележку, уставленную чашками, расставляя их перед всеми, сидящими за столом. - Я считаю, что наиболее правильным будет продолжить работу с того самого места, на котором мы остановились, - Рюдзаки с видимым удовольствием сделал глоток чая и взял двумя пальцами булочку с тарелки, - То есть проверить, не является ли правило тринадцати дней фальшивкой. Я напомню, что именно существование этого правила позволило нам полностью снять обвинения с главной подозреваемой Аманэ Мисы, несмотря на все те улики, что мы собрали против нее, и моего друга Ягами Лайта, который принимал активное участие в расследовании и сумел оказать нам действительно неоценимую помощь. Но, как только мы сняли с Аманэ Мисы все подозрения, и она покинула территорию штаба, убийства Киры снова возобновились. Именно поэтому я предположил, что, если не все правила, записанные в тетради, являются подлинными, то я был прав в своих выводах и она идеально подходит под роль Киры номер два. И, скорее всего, им и является. В этом случае я бы признал, что Аманэ Миса обладает действительно уникальным актерским талантом. Но я не успел проверить свою теорию... К счастью, мне повезло, и я могу продолжить расследование. Лайт не верил своим ушам. Нет, он знал, всегда понимал, что его упрямый враг не отступит, продолжит настойчиво пытаться найти ответы. Но он и представить не мог, что Рюдзаки сразу же начнет с того, на чем остановился. Осмелится снова завести разговор об эксперименте, здесь, в штабе, где меньше двух недель назад, сразу же после подобных слов, его сердце пронзило судорогой боли. Безвольное тело соскользнуло с кресла, а легкие сжались, не в силах впустить в себя спасительный глоток воздуха. Даже ему, Кире, знающему, что ничего больше не произойдет, было сейчас не по себе. Лица же бывших полицейских, уже переживших кошмар гибели великого детектива, и вовсе были искажены. Лайт заметил, как Мацуда несколько раз нервно оглянулся по сторонам, да и Моги с Аидзавой явственно проявляли сильное беспокойство. Неспокойны были и остальные, только что присоединившиеся к команде, новые участники расследования. Даже невозмутимый Ниа застыл, прекратив наматывать прядку волос на палец, забыв замершую руку возле головы, и неотрывно, пристально, смотрел на Рюдзаки. Весь воздух в штабе был буквально пронизан сгущающимся ожиданием беды. И только лицо гениального детектива оставалось совершенно непроницаемым. - Рюдзаки… Ты же не собираешься снова пытаться запустить эксперимент?! – первым не выдержал Мацуда. От волнения молодой полицейский даже привстал со стула, - Ты же чуть не умер в прошлый раз! - Нет, не собираюсь, - Рюдзаки задумчиво поводил рукой над тарелкой с пирожными, выбрал одно и засунул его целиком в рот. И равнодушно пробубнил с набитым ртом, - Я его уже запустил. Сердце ухнуло, сбилось с ритма, и провалилось куда-то в желудок. Кире показалось, что мир вокруг него покачнулся. Кровь гулко застучала в висках тяжелыми молотками, заглушая внешние звуки, замедляя движение времени. Сквозь красноватую пелену подступившей вмиг паники он отстраненно наблюдал, как все присутствующие пришли в движение, как вскочили со своих мест детективы, засыпая Рюдзаки вопросами. И будто сквозь толстый слой ваты он рассеянно слушал его пояснения, о том, что сегодня с утра Ватари с отцом получили повторное разрешение на проведение эксперимента. Бывший шеф Японской полиции и опекун гениального детектива транспортировали в переносном сейфе тетрадь в центральную тюрьму, где для них были подготовлены два преступника, приговоренные к смертной казни. Под усиленным контролем и в условиях строжайшей секретности, один из приговоренных записал имя другого в тетрадь, после чего был помещен в изолированную одиночную камеру, под круглосуточное видеонаблюдение. Доступ к нему будет строго ограничен на протяжении тринадцати дней, а его личность и имя будут сохраняться в строжайшем секрете. Если правило о тринадцати днях не поддельное, он умрет на четырнадцатый день, не имея возможности вновь внести запись в тетрадь. - В этот день мы будем наблюдать за ним по видеосвязи, - так, словно он говорил не о гибели человека, а о каком-то незначительном событии, которое жалко было бы пропустить, равнодушно заметил Рюдзаки, запихивая в рот очередное пирожное, - Таким образом, мы максимально исключим вероятность любого внешнего воздействия. Лайт все еще не мог прийти в себя. Пытаясь справиться с гулко ухающим в груди сердцем, он, из-под опущенной челки, прячась за холодной надменной маской, потерянно вглядывался в лица присутствующих, отстраненно отмечая про себя, насколько же разная у всех реакция. Непроницаемое лицо Ниа, внимательно впитывающего поток информации, снова принявшегося задумчиво накручивать на палец прядку волос, не выражало ни удивления, ни каких-либо других чувств, только сосредоточенный интерес. Этого подростка не трогала гибель людей, его интересовали лишь факты. Сосредоточенность и серьезность троих агентов ФБР, включая и девушку, концентрация на деталях, вдумчивые вопросы с уточнениями, как именно обеспечивалась секретность эксперимента. Эти люди привыкли работать так, как того требовали обстоятельства, не стесняясь в методиках. Смесь возмущения, отвращения и брезгливости на лицах Моги, Аидзавы и Мацуды. Для них неприемлемы были методы Рюдзаки, его равнодушие к человеческим жизням, готовность приносить жертвы, пусть даже приговоренных к смерти преступников, ради поимки величайшего убийцы. Они были шокированы и негодовали. Ликующий восторг и восхищение на сияющих лицах Мелло и Мэтта. Эти двое поддерживали детектива в его неоправданном риске и жестоком эксперименте на все сто процентов. Выход за рамки общепринятых норм, очевидно, не только не вызывал в их душе отвращения, но и считался вполне допустимым поступком. Может быть даже, очень естественным. Застывшее, осунувшееся лицо отца. Лайт с неожиданной болью подумал, что он даже представить не может, чего ему стоило согласиться на этот эксперимент. Бывший шеф Японской полиции не только был вынужден переступить через свои моральные принципы, но и смириться с тем фактом, что его сын, пусть и косвенно, но снова находится под подозрением. И именно ради того, чтобы окончательно разбить эти подозрения, Соичиро Ягами, скорее всего, согласился помочь Рюдзаки. Согласился в надежде, что гениальный детектив, наконец, окончательно убедится в своей неправоте, и, раскаявшись, принесет глубочайшие извинения Лайту. Навсегда очистив светлое имя его любимого сына. Вот только через тринадцать дней бывшего шефа Японской полиции ждало горькое, несравнимое по масштабам катастрофичности ни с чем, испытанным ранее, разочарование. Лайт вдруг почувствовал на себе чей-то тяжелый взгляд. Пока он наблюдал за другими, пытаясь справиться с накатившей волной паники, кто-то еще внимательно наблюдал за ним самим. Кира резко вскинул голову, пытаясь вычислить незримого наблюдателя, и столкнулся с пристальным взглядом глаз с красноватым оттенком. Бейонд Бездей, сидя на своем маленьком диванчике, не мигая смотрел на него своими жутковатыми глазами цвета спелой вишни. Казалось, что он даже перестал дышать, пристально вглядываясь в лицо Киры, пытаясь уловить малейшие изменения в мимике. Встретившись взглядом с Лайтом, Бейонд, неотрывно глядя ему в глаза, вдруг растянул губы в своей полусумасшедшей широкой улыбке, почему-то показавшейся Кире злорадно насмешливой и… ожидающей? Лайт почувствовал, как его пробирает озноб. От этой улыбки и оттого, как Бейонд, не отводя взгляда, продолжал прямо смотреть ему в глаза, ему стало жутко. Как будто двойник Рюдзаки мог знать… Мог злорадствовать и ждать его действий, понимая, что чувствует сейчас Кира, насколько он загнан в угол. «Бред. У меня паранойя», - усилием воли Лайт заставил себя отвлечься от этого взгляда и перестать всматриваться в эти безумные глаза, пытаясь угадать, что скрывается там, в глубине. У него сейчас был гораздо более реальный и гораздо более опасный враг. - Я хочу вам кое-что продемонстрировать, - дождавшись, когда поток вопросов и возмущения иссякнет, Рюдзаки придвинул к себе сейф-дипломат и, раскрыв его, аккуратно достал двумя пальцами тетрадь, - Это и есть тетрадь Смерти. Вы позже сможете детально изучить материалы дела, и узнать, как она попала в распоряжение нашего штаба. Одному из преступников, с которыми мы проводили эксперимент, была показана фотография второго преступника и названо его имя, которое он записал здесь. Рюдзаки раскрыл тетрадь и, все так же удерживая ее двумя пальцами обеих рук, повернул ее раскрытой стороной к остальным, показывая записанное имя. - Такаси Ито умер от сердечного приступа через сорок секунд после того, как его имя было записано в тетради, - Рюдзаки разжал пальцы одной руки, оставив тетрадь свободно свисать в другой, и почесал нос, - Именно так, как и указано в правилах. Таким образом, мы так же проверили тетрадь на работоспособность. - Поздравляю, Рюдзаки, - в сосредоточенной тишине, в которой команда расследования рассматривала тетрадь, скрипучий голос Бейонда показался чужеродным звуком, - Ты начал проводить эксперименты на людях. Как ощущения? Рюдзаки, продолжая удерживать на весу тетрадь одной рукой, закусил палец другой и, склонив набок голову, с любопытством посмотрел на поднявшегося и подошедшего к столу своего двойника. Но не успел ответить. - Рюдзаки рискует своей жизнью, чтобы остановить поток убийств! – мощный голос Ягами Соичиро перекрыл возникший было шум, - А ты кто такой, чтобы судить его? - Никто, - неожиданно покладисто тут же ответил B. , поднимая в примиряющем жесте обе ладони вверх, - И я не сужу, я восхищаюсь. - Шеф прав! – с энтузиазмом воскликнул Мацуда, - Мы зря осуждаем Рюдзаки! Он делает все, чтобы остановить Киру. В конце концов, он рискует больше всех нас! Лайт медленно встал, отодвинув в сторону кресло. «Эксперименты, - эхом пронеслось в его голове, - Эксперименты на людях». Нет, Рюдзаки не начал проводить эксперименты. Он их никогда и не прекращал. Кира вдруг понял, чего же ждал Эл весь этот день. И это уютное утро, проведенное ими вдвоем, и прикосновение теплого тела в машине, и горящий интерес темных глаз, прожигающий душу насквозь… Все было ложью. Разговоры о B., нагнетание обстановки вокруг него, мучительное, тянущее ожидание встречи, новые люди в их штабе, ускорившаяся игра… Все это лишь отвлекающие маневры. Липкая паутина из лжи, рассеивающая внимание, не дающая увидеть того, что происходит за ширмой. Скрывающая основное. Эл не отступит. Либо умрет, либо выиграет, других вариантов не будет. Медленно обогнув стол, он подошел к креслу детектива. - Рюдзаки, - собственный голос показался Лайту чужим, но он не обратил на это внимания. Как не обратил внимания и на то, что вокруг воцарилась тишина, и все присутствующие замерли, глядя на них. Глядя на его изменившееся лицо, - Какую вероятность своей смерти сегодня ты допускал? Сколько процентов закладывал на то, что умрешь, возвращаясь к эксперименту? - Это было необходимо, Лайт-кун, - не глядя на него, пряча лицо за свисающими прядями черных волос, Рюдзаки аккуратно закрыл тетрадь и положил ее в сейф-дипломат, лежащий перед ним на столе, - Я не хотел тебе говорить, чтобы не волновать раньше времени, но… - Сколько процентов? – сжав зубы от пульсирующей в висках бешеной ярости, процедил Лайт, перебивая его. - Лайт…, - начал было Ягами Соичиро, но осекся, потрясенный той мучительной смесью горечи и обиды, что промелькнула сейчас на красивом и таком невозмутимом всегда лице его сына. Рюдзаки поднял голову и прямо, в упор, посмотрел Лайту в глаза. Медленно поднялся и замер напротив него, ссутулившись и засунув руки в карманы. Напряжение, сгущающееся между ними, казалось, ощутили все в штабе, но никто не рискнул попытаться вмешаться или нарушить затянувшуюся паузу. - Сорок три процента, - тонкие упрямые губы детектива, наконец, разжались, - Но я бы не отступил, даже если бы вероятность была еще выше. «Я его не ударю», - молнией пронеслось в голове у Киры, прежде чем он успел осознать, что уже размахнулся, чтобы нанести сокрушительный апперкот, и подсознательно ужаснуться, понимая, что не успеет остановиться. Но железная хватка сильных рук тут же отдернула его плечи назад, а несущийся кулак был перехвачен прыгнувшим на него всем телом Мелло. Мгновенная, почти фантастическая реакция двоих американских гангстеров уберегла только что вышедшего из комы Рюдзаки от гарантированного нокаута. Эл даже не попытался уйти от удара. Сохраняя все то же невозмутимое выражение на лице, он, не вынимая рук из карманов, только немного качнулся назад, то ли не успев осознать необходимости увернуться, то ли не просчитав такой реакции Лайта. Если бы Мэтт не успел схватить Киру за плечи, а нервный блондин не отвел его кулака, детектив бы уже лежал на полу. - Полегче, приятель, - прошипел Мелло в лицо Лайту, выкручивая его руку назад, оттесняя своим невысоким телом от Рюдзаки. Все сразу сгрудились, пришли в движение, засуетились, обступая их тесным кольцом, пытаясь словами урезонить Лайта, не замечающего ничего вокруг себя, с горящими от ярости глазами вырывавшегося из рук Мелло. Сейчас он видел перед собой только Рюдзаки, равнодушно и отрешенно разглядывающего кучу людей, пытающихся оттащить от него Лайта. - Тебе плевать на всех, кто тебя окружает, да?! – Кира чувствовал, что теряет контроль, но ему было сейчас все равно. Он почти кричал в голос, повисая на удерживающих его руках, - Ты хоть подумал, что будет, если ты снова умрешь?! - Разумеется, я думал об этом, - спокойно ответил Рюдзаки, - Ниа занял бы мое место, а у вас появились бы неопровержимые доказательства, что Кира находится в штабе. Это была бы серьезная ошибка Киры, способная значительно ускорить расследование. Но вероятность такого исхода была не слишком высока. Лайт вдруг почувствовал, как при упоминании Ниа ослабла хватка рук Мелло, удерживающих его. Но он уже потерял желание вырываться. Рюдзаки его не слышал и не понимал. До его холодной души нельзя было достучаться. В безумном стремлении загнать Киру в угол он не пожалел даже Ватари, чье старое сердце, только что перенесшее инфаркт, могло и не согласиться с незначительностью вероятности в сорок три процента. И то тепло, с которым Эл смотрел на старика, успокаивая его, было лишь маской. Очередным воплощением многоликого L. Кире стало противно. Он больше не мог, не хотел здесь оставаться. Если… Если он еще мог решать. - Пусти, - хрипло выдохнул он, и Мелло мгновенно убрал руки, отпуская его. Поведя плечами, Лайт почувствовал, что и Мэтт отступил, больше не сжимая железной хваткой. Резко развернувшись на каблуках, не произнося больше ни слова, Кира направился к выходу, стараясь не встречаться взглядом со столпившимися вокруг остальными членами команды расследования, встревоженно и растерянно смотрящими на него. - Куда ты, Лайт-кун? – мгновенно догнал его вкрадчивый бархатный голос. - Я ухожу, - Лайт остановился и, оглянувшись, надменно окинул взглядом ссутулившуюся фигуру своего врага, - Я не собираюсь наблюдать, как ты бессмысленно играешь со смертью. Моя свобода перемещения ведь не ограничена? - Лайт, остынь! Рюдзаки же рисковал для пользы дела! – с присущим ему желанием всегда и всех примирить, бросился к нему Мацуда. - Действительно, Лайт, ты не прав, - коснулся его рукава и Моги. Лайт, не замечая их, неотрывно смотрел на Рюдзаки. «Ну же, давай, - мысленно торопил его он, ощущая, каким приятно сильным становится напрягшееся тело, повинуясь натянутым до предела нервам, - Давай, объяви, что ты снова меня подозреваешь. Ты же не сможешь выпустить меня отсюда… Бросай карты на стол, Рюдзаки». Ему показалось, что от напряжения, все продолжавшего сгущаться между ними, вспыхнули ярче потолочные лампы. Эл пристально смотрел на него огромными темными глазами, в которых, как ни пытался Кира, нельзя было прочитать ничего, сквозь непроглядную холодную тьму. - Разумеется, твоя свобода не ограничена, - вдруг медленно проговорил Рюдзаки, и его лицо будто застыло в отрешенной непроницаемости, - Ты здесь по собственной воле, Лайт-кун, и можешь уйти в любой момент, если захочешь. - Отлично! Тогда я ухожу, - яростно бросил Лайт, вскидывая подбородок, продолжая напряженно следить за ним, прожигая глазами. Еще не понимая смысла слов, сказанных детективом. - Хорошо, Лайт-кун. Спасибо за работу, - равнодушие вежливых фраз обожгло, и, прежде чем Лайт успел сообразить, что происходит, Эл отвернулся, возвращаясь к рабочему креслу, словно вычеркивая Киру из зоны своих интересов. Лайт, не ожидавший такого поворота событий, вдруг осязаемо ощутил, как с глухим лязганьем схлопнулась за спиной детектива невидимая глухая стена отчуждения, воздвигаемая между ними. Растерянно продолжая смотреть в спину Рюдзаки, он, краем сознания, заметил глаза Бейонда, в которых красными бликами светился безумный восторг. B., почувствовав взгляд Киры, мельком взглянул на него, встречаясь глазами, растягивая губы в какой-то многозначительной усмешке, но тут же развернулся спиной, бросившись к детективу. - Скажи, Рюдзаки, а я тоже могу уйти? – быстро спросил он, перетягивая значимость момента на себя, сминая сгустившееся напряжение, отвлекая внимание от застывшего посередине штаба Лайта. - Нет, B., ты не можешь, - равнодушно ответил Эл, забираясь в свое кресло возле стола, всем своим видом показывая, что пора возвращаться к работе. Лайта как будто больше не существовало. Мелло громко фыркнул, глядя на B., что-то шепнул на ухо Мэтту, отчего губы рыжего гангстера растянулись в улыбке, и они тоже двинулись к столу, совершенно забыв о Кире. Потянулись к рабочим местам и сотрудники ФБР, и только бывшие Японские полицейские растерянно переминались рядом с лучшим студентом Японии, не зная, что можно сказать. Понимая, что партия была разыграна катастрофически неверно и, чувствуя, что ему больше ничего не остается, Лайт развернулся и стремительно вышел из штаба, больше не глядя ни на кого, с трудом удерживая на лице застывшую надменную маску. Отец догнал его возле лифта, которого Лайт нетерпеливо ждал, пытаясь справиться ставшими вдруг непослушными руками с молнией куртки, никак не желавшей застегиваться. - Лайт, - осторожно позвал сына Ягами Соичиро, - Ты собираешься выйти из группы расследования? Я не стал бы осуждать тебя за это. Наверное, в глубине души, я даже был бы рад. Ведь ты мой сын, а дело Киры слишком…рискованное. - Меня не пугает риск, отец, - Лайт не поднимал головы, все еще терзая молнию куртки, - Я уже ввязался в это дело и не собираюсь бросать его на полпути. Я просто устал… пап. Ему нелегко далась проникновенная последняя фраза, но лицо бывшего шефа Японской полиции тут же разгладилось, посветлело. Подойдя к сыну, он положил руку ему на плечо. - Я хочу, чтобы ты знал, что я горжусь тобой, сын, - проникновенно проговорил он, - За последние две недели тебе пришлось вынести слишком многое. Я восхищаюсь твоей выдержкой. - Спасибо, пап, - Лайт был удивлен такому внезапному проявлению чувств со стороны отца, но постарался не показывать виду. Мысленно он проклинал слишком медленный лифт, которого он был вынужден ожидать. Ему хотелось бежать, бежать из удушающей тесноты этого здания, бежать от людей, окружающих его, выйти на улицу, вдохнуть свежего воздуха… Побыть одному. Лайт боялся признаться даже себе, что больше всего на свете ему хотелось бы сейчас сесть за стол, раскрыть тетрадь и начать заносить в аккуратные столбики имена, успокаивая мысли, возвращая свою целостность. Ему катастрофически не хватало Киры и возможности убивать. - Куда собираешься пойти? – отец, видимо, и сам был смущен своим внезапным порывом и теперь попытался перевести разговор в нейтральное русло. - Не знаю, пап…Прогуляюсь немного, потом, возможно, поеду к Мисе, - Лайт пожал плечами. Он понятия не имел, куда собирался пойти. Двери лифта наконец-то раскрылись. - Постарайся как следует отдохнуть, - не удержался от напутствия Соичиро Ягами глядя вслед сыну, заходящему в лифт, - Да, Лайт, не гуляй больше до темноты, я не хочу, чтобы ты подвергался опасности. - Здесь все только и делают, что подвергают себя опасности, - не удержался Лайт от колкого замечания, но тут же спохватился и попытался вернуть своему голосу непринужденность, - Не волнуйся, отец, я не собираюсь бродить по ночным улицам. - Хорошо. И, Лайт…, - отец замялся, не давая возможности Кире наконец-то уехать. Он вскинул голову и с сочувствием посмотрел на сына, - Не сердись на Рюдзаки. Здесь все понимают, что тебе пришлось пережить. Ты больше других боролся за его жизнь. Я представляю, как тяжело тебе видеть, что он снова рискует. Но ты забываешь, что он не принадлежит себе. На нем лежит слишком большая ответственность перед всем миром. Рюдзаки ведь L... - Я знаю, пап, - нетерпеливо перебил его Лайт, нажимая на кнопку первого этажа, - Я все понимаю. Мне просто нужно немного отдохнуть. Двери лифта наконец-то закрылись, спасая его от тягостного разговора. Лайт не хотел ничего сейчас слышать ни о Рюдзаки, ни об L., ни о спасении мира. Зачем нужен мир, в котором они не могут ужиться вдвоем? В котором им тесно?