Исполнитель желаний

- Ну, и что будем делать, Ниа? – криво сорвав шуршащую обертку, Мелло с хрустом откусил от шоколадной плитки, мрачно глядя на своего вечного конкурента. – Это всего лишь слухи – ни одного серьезного факта. Я говорил, что много мы не нароем. - Да, Мелло, это всего лишь слухи, - Ниа задумчиво покручивал в пальцах прядь волос на виске. – Но они, по крайней мере, есть. Что подтверждает тот факт, что что-то готовится. - Полагаешь, Рюдзаки послушает? – Мэтт откинулся на спинку кресла, и устало потер ладонями натруженные глаза. За эту ночь ему пришлось взломать порядка пятисот аккаунтов высокопоставленных криминальных лиц, проникнуть в базы данных специальных служб государств, чтобы добраться до докладов агентов, перерыть сотни отчетов, пользуясь зашифрованными доступами, предоставленными Рюдзаки, пока он их еще не закрыл. И все это было почти, что впустую. Никто ничего точно не знал – лишь слухи. Кто-то где-то что-то услышал или додумал сам, и это передавалось по цепочке болтливых губ и пытливых ушей, оседая в докладах агентов и во взбудораженной переписке воротил криминального мира. Но ничего – совсем ничего - определенного или конкретного он так и не смог зацепить. Все, что они знали теперь досконально – это что новость о том, что заказ на L принят, расходится сейчас стремительными волнами в криминальных структурах по всему миру, заставляя замереть в нетерпеливом ожидании все крупнейшие, да и не только крупнейшие мафиозные кланы. Вот и все. Но это они знали и так. - Он выслушает нас, - Ниа невозмутимо отпил давно остывший кофе из чашечки, стоявшей рядом с ним на столе. – Но не думаю, что послушает. Мы же все знаем… Рюдзаки. Он слушает только себя. - Как будто ты слушаешь кого-то еще, Ниа, - тут же презрительно фыркнул Мелло. Но Ниа, на удивление, не стал привычно делать вид, что не замечает: - Как и ты, - спокойно отозвался он, отставляя на блюдце опустевшую чашку. - Ладно, - громко сказал Мэтт, чувствуя, что они вот-вот снова могут сцепиться. – Послушает-не послушает, какая разница? Что мы будем делать? Они все чертовски устали. За окнами уже давно посветлело, а они так и просидели всю ночь в отчаянной попытке вычислить того, кто посмел пообещать всему криминальному миру убить ненавистного L. Пользуясь тем, что все разошлись отдыхать, они втроем остались в помещении центрального штаба, чтобы дать возможность Мэтту работать, используя максимальную техническую мощность основного компьютера. Разумеется, Рюдзаки не мог не заметить ночную активность и использование созданных им каналов доступа к серверам секретных спецслужб, но к его вопросам они были готовы. Им, в любом случае, необходимо было поговорить с ним. Нужно был лишь выбрать единую тактику обсуждения. - Ничего, - спокойно проговорил Ниа. – В данный момент нет необходимости предпринимать какие-либо действия, за исключением того, что нам следует убедить Рюдзаки, что заказ на него приняли не вы с Мелло. Но в этом плане мы по-прежнему не имеем никаких убедительных доводов, кроме наших слов. И мое участие не придает им дополнительного веса. К сожалению, у Рюдзаки нет оснований верить мне больше, чем вам или кому-либо еще. - Да уж, Бездей, Dreckschwein, сделал для этого все, что мог, - Мелло раздраженно стукнул кулаком по столу, на который опирался. - Я уверен, что Рюдзаки и без Бейонда принимал в расчет вероятность вероломства любого из нас, - равнодушно пожал Ниа плечами. Повисла тяжелая пауза. Мелло задумчиво откусывал шоколад, Ниа меланхолично крутил прядь волос на виске, а Мэтт, откинувшись в кресле, сложил на груди руки, чтобы избавиться от навязчивого желания начать грызть ногти. Курить хотелось невыносимо. За всю ночь он всего лишь два или три раза выходил из штаба, чтобы жадно затянуть в себя по две сигареты подряд, торопясь вернуться назад. Он очень боялся, что, оставшись наедине, Мелло и Ниа вновь сцепятся в старой вражде. Но Мелло не переставал его удивлять – Мэтт даже не помнил, когда в последний раз его импульсивный друг был настолько покладист столь длительный промежуток времени. Все это время немец был серьезен, сосредоточен и выдержан, лишь изредка приправляя речь грубыми ругательствами, являвшимися, всего лишь, неотъемлемой частью высказываемой им мысли. - Хорошо, - Мелло смял обертку от закончившейся плитки шоколада и швырнул ее в мусорную корзину. - Положим, внешняя угроза ему грозит лишь за стенами штаба. И мы сможем его в этом убедить. Но все равно у нас есть утечка – вы согласны, что это уже очевиднейший факт? - Угу, - буркнул Мэтт. – Факт. Ниа, внимательно глядя на Мелло, медленно кивнул. - Тогда он или они могут попытаться его убить, только когда он выйдет на улицу. То есть, когда все закончится, во время отъезда, - Мелло оттолкнулся ладонями от стола и принялся расхаживать перед Ниа и Мэттом. – Мы с Мэттом сможем обеспечить ему прикрытие. При необходимости, Ниа, мы можем задействовать твоих людей? Насколько ты в них уверен? - На восемьдесят процентов, - без запинки ответил подросток. – Можем. - Маловато, - Мелло остановился и удивленно переглянулся с Мэттом. – Тогда какого черта ты притащил их сюда? Ниа пошевелился, меняя положение – опустив одну ногу, он тут же подтянул к груди другое колено. И, положив на него ладонь, задумчиво похлопал себя по ноге пальцами. - Для посторонних людей доверие в восемьдесят процентов – это много, Мелло, - спокойно проговорил он после паузы. – Разумеется, если бы я мог выбирать – я выбрал бы тех, в ком уверен более чем на девяносто процентов. Например - вас с Мэттом. Но это невозможно, и мы оба знаем – почему. Поэтому я вынужден работать с теми, кого могу найти из внешнего мира. Это та же проблема, с которой постоянно сталкивается и L – нехватка надежных людей. Он снова равнял себя с их путеводной звездой. И, наверное, это бы резануло им слух, если бы в невозмутимом голосе подростка не проскользнули бы вдруг нотки какой-то странной отчаянной тоски. Его абсолютного одиночества, заставившего приятелей почему-то почувствовать себя виноватыми, торопливо переглядываясь друг с другом. Но Мелло терпеть не мог этих вот непонятных и неоправданных ощущений вины. - Scheisse, Ниа! – раздраженно рявкнул он. – L – понятно, он живет так, как считает нужным, но ты-то, ты-то должен заботиться о себе! Ты не можешь подвергать себя риску. Ты – преемник! Он рассчитывает на тебя… Как ты мог положиться на посторонних людей в подобном деле и испытывать их таким искушением? Если тебе так хотелось участвовать – ты мог хотя бы попытаться связаться со мной и обсудить! Мелло впервые назвал Ниа преемником без тени издевки или сарказма, словно наконец-то признавал его бесспорное право быть им. Мэтт ушам своим не поверил. Как не поверил и в то, что увидел затем – Ниа уступил, признавая свою ошибку. Наверное, первый раз так заметно. Он отвел взгляд, опустив голову и пряча лицо: - У меня не было выхода, Мелло. Я знал, что бесполезно пытаться связаться с тобой, - его голос был тверд, но глаз он по-прежнему не поднимал. – Хотя, я вынужден признать, что это было не самое взвешенное мое решение. Вероятно… эмоции. - Что? – Мелло остановил стремительное яростное расхаживание по штабу, обернулся, и неверяще уставился на своего вечного врага. – Что ты сказал, Ниа? Эмоции?!! - Да, - невозмутимо проговорил подросток и поднял голову, встречаясь с ним глазами. – Меня сильно… беспокоила ситуация с Кирой. Это самое долгое дело, которое когда-либо вел L. - Беспокоила? – издевательски хохотнул Мелло, подходя к Мэтту и опираясь локтем на его плечо, насмешливо глядя на подростка. - Оставь его, alter, - Мэтт почему-то сейчас совсем не чувствовал желания поддерживать своего друга в нападках на его вечного оппонента. – Не придирайся к словам. Ты же понял, что он хотел сказать. И он вскинул голову, встречаясь твердым взглядом с глазами лучшего друга. Мелло некоторое время смотрел на него сверху вниз, а потом решительно тряхнул головой. - Ладно, - мрачно проговорил он, по-прежнему опираясь рукой на геймера. Немец явно разумно предпочел оставить без комментариев странные откровенности Ниа. – С внешней угрозой мы, более-менее, разобрались. Если она возникнет – мы блокируем ее, используя все возможные ресурсы. И дадим Рюдзаки возможность снова исчезнуть. Но что делать с двумя остальными проблемами? Которые здесь, внутри? - Бездей и Кира? – Ниа снова начал наматывать на палец прядь волос на виске. - Да. Бездей и Кира, - Мелло выпрямился, выпустив из пальцев плечо Мэтта. - Бейонд и Кира – это мои проблемы. Не ваши, - в гулком пространстве штаба раздался мягкий невозмутимый голос, заставивший вздрогнуть всех троих. – Мне лишь остается попросить вас не вмешиваться в мою игру. - Рюдзаки?! – вскрикнули Мелло и Мэтт в один голос. Ниа же промолчал, стремительно обернувшись. - Оставь их мне, Рюдзаки! – первым отреагировал Мелло. - Mit solchen Arschloecher werde ich bald fertig! Хотя бы Бездея! И осекся. Рюдзаки стоял, прислонившись плечом к стене, и вокруг шеи его был небрежно намотан большой черно-белый шарф, так знакомый им с детства. L никогда не изменял вещам, к которым привык. А поверх его белой мягкой футболки было накинуто короткое черное пальто. Видимо, он собирался выйти на крышу, чтоб подышать свежим, по-зимнему холодным, воздухом. Натянуто улыбнувшись кончиками губ, Рюдзаки чуть покачал головой: - Нет, Мелло. Бейонд нужен мне. Его ненависть так сильна, а желание убить меня столь велико, что он не позволит сделать это кому-либо еще. - Так ты это видишь? А… - Мелло застыл посреди комнаты, озаренный внезапным пониманием. И Мэтт тоже вдруг понял, но немец опередил его это озвучить. – Так вот зачем здесь нужен B? Как противостоящая Кире сила, тоже желающая тебя убить? Ниа молчал, пристально глядя на детектива, чье место он, когда-нибудь, должен будет занять, пожертвовав даже теми убогими обрубками чувств, что были скупо отмеряны ему природой. И так же отчаянно искать потом средство уйти от разочаровывающей пустоты и скуки, пожирающих изнутри абсолютно самодостаточную сущность. - Не только Кире. И не только В. Совокупность противодействующих сил гарантирует равновесие, - спокойно проговорил Рюдзаки. - Но Киры здесь нет! – подался вперед Мелло, тряхнув светлыми прядями волос. – Кто помешает Бездею убить тебя при первой возможности? Он ведь только ищет момент, неужели ты этого не замечаешь! - Ты, Мелло. Ты и Мэтт не дадите Бейонду переступить эту черту, - мгновенно обескураживая, парировал детектив. И в его мягком голосе отчетливо зазвучали холодные нотки. – Я повторяю последний раз: вокруг меня находятся только нужные мне люди. Пожалуйста, не пытайтесь вывести кого-либо из этого круга, если не хотите мне навредить. И я вынужден в очередной раз напомнить.... - Не сметь вмешиваться в твою игру? – звонко поинтересовался Ниа, неотрывно глядя на их бывшего лидера. – Но мы давно уже тоже вступили в нее, причем с твоего разрешения, поэтому поздно напоминать о необходимости нашего невмешательства, Рюдзаки. Мелло с благодарностью взглянул на него и ожидающе повернулся к детективу. И Мэтт тоже очень хотел услышать ответ. От него не укрылось то, что их путеводная звезда выглядит подавленным и отрешенным, а его большие, не знающие покоя глаза запали, окруженные уже даже угрожающими тенями усталости. - Да, это так. Но ни один из вас не должен выходить за рамки той роли, которая ему отведена, - мягкий бархатный голос Рюдзаки не нес в себе никаких эмоций. Он словно бесстрастно расставлял фигуры на шахматной доске, раз и навсегда лишая их права на принятие самостоятельных решений. – Ты - мой резерв, Ниа. Ты должен быть лишь наблюдателем. И твоя задача – продолжать оставаться в тени как можно дольше, даже когда я умру. Если умру. Если не справлюсь. Не больше того. Если меня убьет Кира – Бейонд сделает все, чтобы найти его. Потому что именно так он сможет исполнить свое желание и превзойти L. Ты не должен будешь мешать ему. - Одержимость на одержимость? Ты на это делаешь ставку? – дернулся Мелло, явно неудовлетворенный ответом. – Хороший ход, Рюдзаки. А нам ты отвел роль смотреть, как тебя убивают?! Нам? Смотреть?!! Может, нам стоит устроить тотализатор – от чьих рук и какой смертью погибнет L? - Это будет не первая и не последняя смерть, Мелло, которую вам придется увидеть, если я проиграю, - равнодушно проговорил Рюдзаки, поворачиваясь к нему. – Кира – явление сверхъестественное, и я неоднократно говорил, что готов пожертвовать своей головой, если понадобится, чтобы его остановить. Бейонд же моя гарантия, что, даже если я умру – следствие не остановится. Кем бы ни был Кира, В попытается его вычислить и уничтожить. Если же и Бейонд погибнет, вероятность чему более девяноста пяти процентов – останется Ниа. И вы. Я уверен, что, объединившись, вы сможете превзойти меня. Вы получите достаточно данных, чтобы переиграть даже Богов Смерти. Он вскинул руку и рассеянно почесал лохматый затылок, задумчиво глядя на своих потрясенных преемников. - Разумеется, это самый неблагоприятный исход. Вероятность его не превышает семнадцати процентов. Тем не менее, ваша основная задача сейчас – выполнять только то, о чем я прошу, и не вмешиваться в мою игру. - Главная цель – торжество Справедливости, да, Рюдзаки? – губы Мелло странно кривились. – Победа… И неважно, какой ценой? - Да. Это так, Мелло, - в голосе детектива не было ни капли сомнений. Бесполезно было пытаться заставить его отступить, перекладывая риск на других. L воспринимал всех и каждого, включая себя, лишь инструментами для достижения главной цели. В борьбе за Справедливость он готов был пожертвовать, чем угодно. Имея преемников за спиной, он получал свободу маневра и возможность принести себя в жертву, ради того, чтобы остановить глобальное зло. И они не могли отказаться – только что Рюдзаки дал ясно понять, что, даже если они «соскочат», у него останется Бездей. Безумный фанатик, который всегда хотел занять место L. Не стать преемником, нет – стать самим L. Он не упустит такой возможности и, на сто процентов, попытается превзойти детектива. А значит, сам того не желая, сыграет по сценарию L. Они все будут играть по сценарию, приводя L, пусть и посмертно, к победе. Рюдзаки связал их всех в тугой узел, разорвать который не в силах ни один из его бывших друзей детства. Глядя в потерянные глаза своего лучшего друга, Мэтт видел, что и Мелло все это понял. Ни свернуть, ни повернуть назад больше никто не мог. - У меня есть два вопроса, Рюдзаки, - невозмутимо сообщил Ниа, наматывая на палец прядь волос на виске. И Мэтт и Мелло сразу же с благодарностью взглянули на него, потому что у самих американских гангстеров слов сейчас не было. – Ты рассчитываешь на нас, опираясь только на принцип противодействия? И второй вопрос: какую роль во всем этом ты отвел для Ягами Лайта? - Да! – Мелло резко обернулся к Рюдзаки. – Ты ни слова не сказал про Ягами! Но, пока не закончен эксперимент, мы не можем окончательно снять с него подозрения. И он… Он лжет! Я не знаю, в чем именно он лжет, и у меня нет никаких доказательств, но я это чувствую. - Не только на принцип противодействия, Ниа, - Рюдзаки чуть заметно покачал головой. – Что же касается Ягами Лайта… Он… Мой лучший друг. У меня нет оснований доверять кому-либо больше, чем своему другу. Твои ощущения, Мелло… это всего лишь чувства. Точно так же Ягами Лайт может думать, что вы с Мэттом здесь для того, чтобы убить меня, а Ниа – чтобы занять мое место. - Но вероятность того, что он Кира, по-прежнему существует, пусть и не превышает трех процентов, - Ниа словно не замечал явно звучавшего в голосе детектива холода отчуждения. – Что, если он найдет способ сфальсифицировать результаты эксперимента? Мы ведь не знаем, насколько тесно взаимодействует Кира с Богами Смерти. Тогда он убьет тебя. Он убьет всех. - Может быть, - равнодушно откликнулся Рюдзаки и, переведя взгляд на большие настенные часы, оттолкнулся плечом от стены. – Мне надо идти. Увидимся позже. - Подожди, Рюдзаки! – Мелло стремительно подбежал к детективу и остановился рядом, перекрывая путь к отходу. Мэтт и Ниа, повернув головы, неотрывно следили за ними. Отбросив прядь волос со лба, немец подался к Рюдзаки, заглядывая в его непроницаемые глаза. – Ты… Ты не веришь, что Ягами может быть Кирой. Ты склоняешься к тому, что ты… ошибся?! Но L не ошибается, никогда! Глядя на него сверху вниз, Рюдзаки чуть прикрыл веки и покачал головой. И глубоко неслышно вздохнул – его грудь в распахнутых полах пальто заметно поднялась и опала. - L человек, Мелло. Всего лишь такой же человек, как и все. Возможно, я сам очень хочу получить доказательства, что я ошибался, - в его мягком голосе слышалась бесконечная усталость и непривычная горечь. – Иногда твой главный враг может быть единственным, кто тебе близок… Думаю, Ниа многое мог бы тебе рассказать. В любом случае, конкретно у Ягами Лайта не будет возможности завтра убить ни одного из нас. Пусть даже для этого мне придется пожертвовать нашей дружбой, открыто продемонстрировав свое недоверие. Он поднял руку и осторожно, двумя пальцами, прикоснулся к плечу потрясенного немца. - С самого начала я знал, Мелло, что, возможно, это мое последнее дело. Но сейчас наиболее вероятно, что все уже кончено. И никому из нас ничего не грозит – ни сегодня, ни… завтра. А теперь мне действительно нужно идти. Поговорим позже. - Рюдзаки! – Мэтт вскочил и почти подбежал к ним. Он давно уже был озарен пониманием и лишь ждал окончания этого странного разговора, кажущегося непривычно откровенным и, в то же время, отодвигающим их на невидимую дистанцию от их бесконечно недосягаемой путеводной звезды. – Ты ведь идешь не гулять на крышу? - На крышу? Нет, мне… нужно в другое место, - детектив бросил уже явно нетерпеливый взгляд на часы. – Я отлучусь на два, максимум три часа. Мелло и Мэтт замешкались, переглядываясь, пытаясь подобрать слова. Ниа же поднялся с кресла и приблизился к ним троим, не выпуская из пальцев прядь волос на виске: - Но ты должен знать, Рюдзаки, - звонко проговорил он, невозмутимо глядя на своего предшественника. – Заказ на голову L принят. Принят кем-то из Токио. Мелло получил сообщение. Покидать штаб и выходить на улицу слишком опасно. Тебе надо пересмотреть свои планы. Рюдзаки, уже повернувшийся, чтобы уйти, остановился и оглянулся через плечо: - Вот как? – в его голосе не было слышно ни капли заинтересованности. – Это даже забавно. - Это не мы, Рюдзаки! – Мелло, почувствовав неоднозначность, дернулся к нему. – У меня нет ни одного весомого доказательства, но это не мы! Scheisse, кем бы я ни был, я бы никогда не принял заказ на тебя. - Мелло сам сказал тебе это? – не обращая на него ни малейшего внимания, Рюдзаки через плечо пристально смотрел на своего преемника. - Да, - кивнул Ниа. – И мы совместно пришли к решению, что, если ты не будешь покидать стены штаба, то потом, когда все закончится, мы сможем обеспечить тебе безопасный отъезд. - Мне важно было это услышать, - кивнул детектив. – Не беспокойтесь, в данный момент мне ничего не грозит. Я сообщу, когда потребуется ваша помощь. Вот и все. У них не было даже шанса попытаться его переубедить. L никогда никого не слушал, даже тогда, в детстве. И сейчас он вновь дал понять, что не потерпит дальнейшего навязчивого вмешательства в свои дела. Им троим оставалось лишь потерянно наблюдать, как он уходит. И растерянно переглядываться. - Он знает, что делает, - неуверенно нарушил повисшую паузу Мэтт. – Он бы не стал рисковать, если бы не был уверен в своей безопасности. К тому же, Ватари… Ни Мелло, ни Ниа ему не ответили, и Мэтт замолчал, не закончив своей мысли. Все они слишком отчетливо чувствовали, насколько подавлен и разочарован их лидер. Рюдзаки не был доволен исходом дела. Ему нужен был враг - враг, которого он сумел обыграть в сложнейшем интеллектуальном противостоянии, а не жалкий Миками Тэру, оказавшийся последним владельцем Тетради. И на фоне этого опустошающего разочарования после колоссальнейшей психологической нагрузки и неимоверного риска, любые другие угрозы казались смешными. Рюдзаки их даже не слышал. И они ничего не могли с этим сделать. *** Склонившись к зеркалу, Бейонд долго разглядывал потемневшую гематому на нижней челюсти и чуть припухшую губу. Он не жалел – послушно сорвавшийся Мелло был настолько смешон, что оно того стоило. Жаль, что Кира вмешался. В памяти невольно всплывал теплый июльский вечер, нагретый камень могильной плиты, и внимательные глаза Эла, осторожно прижимающего свернутый носовой платок к большой кровоточащей ссадине на щеке Бейонда Бездея. - Ты ведь не падал на самом деле. Ты подрался, - огромные серые глаза первого гения приюта буквально впитывали, изучая каждый сантиметр поврежденной скулы приятеля. - Ему надо в санчасть, Эл, - переминаясь с ноги на ногу, нервно повторил А. В отличие от Бейонда и Эла, он явно чувствовал себя неуютно. – Это же кровь. Может быть заражение. - Не надо мне никуда. Ничего мне не будет, - Бейонд изо всех сил пытался не показать, насколько ему сейчас хорошо. – Надо просто остановить кровь, и к утру все засохнет. - Ты не должен драться, Бейонд, - Эл неловко повернул платок и вновь прижал его к скуле Бездея, не прикасаясь пальцами к коже, как будто боясь испачкаться. – Зачем? Это глупо. - Я не дрался, - стараясь не шевелиться, Бейонд скосил глаза вбок, на Эла. – Я ударил всего один раз. Потом уже я больше не дрался. Лишь уклонялся. А отвел глаза, нервно передернув плечами. Он был чуть ниже ростом, чем Эл, гораздо плотнее и, наверное, никогда в жизни еще не дрался. Во всяком случае, вид крови на щеке соседа по комнате явно и заставлял его чувствовать себя неуютно. - Нельзя ставить эксперименты и самоутверждаться за счет других людей, Бей. Особенно, если ты и так знаешь, что ты сильней, - Эл убрал руку с платком, изучающе глядя на ссадину, пытаясь понять, остановилась ли кровь. - Не буду, - покорно согласился Бейонд. Он был готов согласиться сейчас на что угодно. Так приятно было сидеть на нагретой за день плите этим теплым летним вечером. Еще не стемнело, и они еще успеют посмотреть на закат. И Эл был рядом, и Артемис, а в приюте их нетерпеливо ждали четверо младших друзей, и сегодня была очередь Бейонда рассказывать им на ночь страшную сказку. Он уже подготовил одну – не очень жуткую, как и просил всегда Артемис, чтобы не напугать всерьез мальчишек и Линду. Как же кардинально изменился весь мир за эти три года с момента появления Эла. У Бейонда Бездея были теперь не только друзья, но даже были и те, кто его обожал – просто так, ни за что. И все они всегда смотрели ему прямо в глаза, не отводя торопливо взгляда. А вчера его, мимоходом, ласково потрепал по голове заместитель директора Роджер, в ответ на какую-то незначительную шалость. - Тот, кто сильней, никогда не ударит первым, - Эл еще раз осторожно промокнул уже начавшую подсыхать ссадину на щеке Бейонда и поднялся с корточек. Оглядываясь в поисках, куда бы деть окровавленный платок, он рассеянно пробормотал. - Мы ведь договаривались, что ты будешь подавлять свою агрессивность. - Я и подавляю, - Бейонд вскинул голову, невинно глядя на него снизу вверх. – Но я давно уже не чувствовал никакой агрессии. И сегодня я был абсолютно спокоен. Просто… мне было интересно, как далеко они могут зайти. Эл недовольно пожал плечами, продолжая рассеянно оглядываться. Испачканный в крови платок и желание от него избавиться сейчас занимали его гораздо больше, чем разговор с приятелем. Бейонд, все еще сидя на могильной плите, обменялся долгим взглядом с Артемисом. И улыбнулся. Если бы не А, Бейонду досталось бы гораздо сильнее – он действительно даже не собирался сопротивляться, решив на практике проверить, насколько черна была темнота внутри таких правильных старшеклассников, которую ему так легко удалось всколыхнуть всего лишь несколькими выверенными словами да одним невинным толчком в грудки. В свои тринадцать лет он постоянно чувствовал нарастающий интерес к тому, что скрывается у людей в душе. К тому, что они прячут под масками. Беда лишь в том, что те двое тоже еще были всего лишь подростками, пусть и постарше, а он спровоцировал их всерьез. А успел как раз вовремя, чтобы его любознательный друг отделался лишь синяками на теле да ссадиной на скуле. Иначе ему действительно понадобилось бы к врачу. Впрочем, Бейонда это ничуть не пугало. - Давай платок, Эл, - помог Артемис выйти из сложного положения первому гению приюта. – Бейонду просто нужен более серьезный спарринг-партнер на тренировках. Тогда он не будет искать себе противников на стороне, чтобы узнать свои силы. - Может быть… - избавившись от платка Артемиса, пожертвованного для приведения внешнего вида Бейонда в относительный порядок, Эл достал из кармана свой собственный – чистый - и тщательно вытер руки. И, засовывая его обратно, задумчиво посмотрел на Бейонда из-под слишком отросшей смоляной челки. – Меня волнует твой пониженный инстинкт самосохранения, Бей… Ладно. Пойдемте. Дети нас, наверняка, давно уже ждут. - Пойдем, - А склонился, подавая руку Бейонду, чтобы помочь ему встать. - Счастье твое, Эл, что они нас не слышат, - хмыкнул Бездей, поднимаясь. – «Дети». А тоже усмехнулся. Их младшие друзья терпеть не могли, когда кто-нибудь называл их детьми. Мелло даже мог закатить нешуточный скандал, доказывая, что он уже взрослый. И остальные бы его поддержали, как бесспорного лидера. В такие моменты Бейонд хватал невысокого хрупкого Мелло в охапку и закидывал себе на плечо, переводя все в шутку и смешную возню. - Не выдавайте меня, - Эл легко улыбнулся им с Артемисом. И они втроем поспешили к тщательно замаскированной их общими усилиями дыре в ограде приюта. «Ты изменился, Эл Лоулайт, - неслышно, одними губами, сказал сам себе Бейонд, глядя в зеркало. – Ты ударил первым – значит, теперь я сильнее? Так получается, да?» На самом деле, Бейонд всего лишь себя утешал. Он ожидал чего угодно, но только не такой вот реакции Эла. Она была… слишком живой, человечной. Естественной. Не лживой. Как будто они вновь были в детстве. На мгновение это даже испугало Бейонда Бездея. И теперь внутри разрасталось тревожное беспокойство, смешанное с обидой и странным чувством подавленности. Эл ударил его. Ударил. Чтобы отвлечься, Бейонд несколько раз взмахнул рукой, повторяя удар своего божества, глядя на себя в зеркало. Как легко, грациозно и… восхитительно. Бездей постарался как следует заучить это движение, чтобы потом, когда-нибудь, когда все закончится, при случае повторить. Когда он будет L. А потом, прикрыв глаза, в который раз облизал губы, пытаясь удержать в памяти ощущение прикосновения ими к сухой теплой коже. Гладкой и ровной коже. Это он тоже сохранит в себе навсегда. Улыбнувшись на прощание отражению в зеркале, Бейонд вяло поплелся в кровать. Он устал за сегодня. И еще утомился от Киры. Враг L его уже всерьез раздражал. И воспоминание о его покрасневшем лице и открытых губах, пытающихся вдохнуть глоток воздуха, ничуть не снижали этого раздражения. Бейонд так и не увидел в глазах Киры страх. Ни на минуту. Лишь изумление и досаду. И это приводило Бейонда Бездея в ярость. Он не понимал, почему Кира не принимает исходящую от него опасность всерьез. А все, что не поддавалось анализу, грозило ошибкой. Нельзя допускать даже малейшей ошибки, когда ты так близко к победе – Бейонд это уже проходил. Нельзя расслабляться. И, если раньше платой за победу была его жизнь – бесцельная, жалкая жизнь человека, ненавидящего этот мир, желающего уйти из него, чтоб доказать свое превосходство, то теперь… Теперь он должен остаться. Потому что премиальным кубком были страх и смерть Эла Лоулайта. И возможность занять его место, стать тем, кем он всегда мечтал стать – не копией, а оригиналом. Бейонд Бездей не собирался уступать этой награды ни Кире, ни кому-либо еще. И пусть Кира все делал правильно и даже, кажется, шел навстречу Бейонду, Бездей твердо решил не расслабляться ни на секунду. Ягами Лайт был лжив до мозга костей, так же, как Эл, и невозможно было понять, что скрывается за этим высокомерным бесстрастным лицом. Кира не глуп, и должен, обязан уже осознать, что Бейонд Бездей опасен для него не менее, чем сам L. Весь вопрос в том, кого из них он изберет своим главным врагом, а кого – временным союзником. От этого зависел исход игры. И то, что теперь все зависело от Киры, безмерно раздражало и приводило в ярость Бейонда Бездея. Но, по крайней мере, сегодня он получил в руки сильнейший козырь. И этот козырь позволит ему направить игру в нужное русло, даже если Кира захочет попытаться убрать Бейонда и остаться с Элом один на один. А потом… После того, как мир рухнет, Бейонд Бездей разоблачит Киру, наконец-то обыграв L. И было еще кое-что… - Кто давал тебе право убивать Мисору Наоми? – тихо буркнул Бейонд, сворачиваясь в кровати комочком и закрываясь с головой одеялом. – Это была моя жертва. Кира лишил его возможности наведаться к обыгравшей Бейонда восхитительной женщине, и сполна насладиться ее беспомощностью перед ним, когда ее великого защитника L уже не будет в живых. Наверняка, она бы боролась. Сопротивлялась бы до последнего. Может быть даже смогла бы нанести Бейонду серьезную травму… Ее длинные гладкие волосы, ее красивое лицо, ее решительные глаза над огнетушителем, извергающим волну белой пены, гасящей сжирающее его пламя, будоражили Бейонда Бездея по ночам на жесткой тюремной койке. Он очень хотел навестить ее. А Кира вписал ее имя в Тетрадь, даже не осознав, кого он только что уничтожил. И за это он тоже ответит. Потом. Бейонд Бездей умеет ждать. И наказывать он тоже умеет. Но Кира не должен сейчас об этом даже догадываться. Приятные мысли о будущем чуть-чуть развлекли его, но все-таки не могли затмить тревожного ощущения беспокойства, ворочающегося внутри. Если бы Бездей мог – он бы с удовольствием переиграл часть прошедшего дня, хотя терпеть не мог признаваться, что сделал что-то неправильно. Зря он позволил себе зайти так далеко. Перед глазами мгновенно всплыло узкое лицо Эла и отчуждение в его огромных темных глазах. - Скоро все кончится. Кончится, - успокаивающе прошептал себе Бейонд, закутываясь еще плотней в одеяло. – И ты больше не сможешь ни осуждать, ни обвинять меня, Эл Лоулайт. *** Проснувшись, Лайт долго бездумно смотрел в потолок, закинув руки за голову. То, что Рюдзаки нет рядом, он понял, еще даже не открыв глаза. Его ненавистный друг вновь нашел дела поважнее, чем ожидать пробуждения спящего Киры. Уж он-то не сомневался в своей правоте. - Я не мог так ошибиться. Не мог, - вслух сказал Лайт сам себе. – Все было правильно. Но внутри вместо привычного ощущения избранности разрастался панический страх и потерянность. Неужели он действительно стал тем, что увидел в безумных глазах Бейонда Бездея? Неужели Кира действительно всего лишь убийца, получивший в руки самое всемогущественное оружие на Земле? Глядя в потолок, Лайт пытался вспомнить, каким он был раньше, до того, как поднял Тетрадь. Мог бы тот Лайт скрупулезно планировать смерти, выписывая в ряд имена аккуратным почерком? Приходил бы в экстаз от ощущения своего всемогущества? Обдумывал бы отстраненно необходимость убить единственного возможного друга или даже собственного отца? Он не мог вспомнить, каким он был раньше. Не мог. Но важно ли это? Какой бы ни была Тетрадь сверхъестественной, она не могла изменить его. Лайт – не Хигути и не Миками, его интеллекта хватит, чтобы противостоять любой влияющей на него силе. Тетрадь ни при чем. Лайт просто тот человек, тот единственный человек, который был в силах изменить этот мир. И он все делал правильно. Но тогда почему же так плохо и так неуютно? Глубоко вздохнув, Лайт сел на кровати, согнув колени. И рассеянно огляделся. В комнате никого нет, причем явно давно. Нетронутый второй край кровати, смятый лишь в изголовье, где вчера сидел его враг, избавляя легкими прикосновениями пальцев от дикой головной боли. Захлопнутый ноутбук на столе. Всегда открытые шторы и серое хмурое утро за огромным окном. И тяжелое неотвратимое ощущение надвигающейся пустоты. Он снова терял Рюдзаки. Теперь уже – навсегда. Каким бы ни был исход этой игры, но конец очевиден. Тот, кто владеет Тетрадью, очень несчастен. «Ты был прав, Рюк, тысячу раз прав, - отчужденно подумал Лайт, откидывая одеяло и поднимаясь. – И весь вопрос только в том, когда придет осознание. Вот что ты забыл тогда мне сказать. Что осознание может прийти слишком поздно, но оно всегда неотвратимо». Одевшись, Лайт, не оглядываясь, покинул апартаменты Рюдзаки, ощущая, как становится эта комната чужой, недоступной. Вряд ли он снова почувствует себя здесь на своем месте. Он – Кира, и для него нет и не может быть места рядом с тем, кто так же, как он, обречен быть один. Кто тоже никогда никому не сможет открыть ни сердце, ни душу, ни настоящее имя, хранящее его сущность. Вот только у L была Справедливость, а у Киры… У Киры оставался его Новый Мир, казавшийся когда-то ему совершенным. Мир бесчувственного убийцы, диктатора, собравшегося построить лучшую жизнь на страхе и смерти. Словно бы шоры упали с глаз, и Лайт теперь видел не узкую линию, направленную на благую Цель, а мог охватить всю картину. Мог увидеть все это так, как видел Рюдзаки. Как видели остальные. Как видел даже Мацуда, и как видел он сам очень короткий промежуток времени, пока снова не взял в руки Тетрадь и вновь не обрел память. Вернувшись к себе, Лайт наскоро принял душ и долго стоял перед зеркалом в комнате, глядя своему отражению в глаза. Этот тяжелый взгляд, прячущийся под полуопущенными веками – он так неуловимо похож на взгляд Бейонда Бездея. Человека, тоже, наверняка, считающего себя кем-то наподобие Бога. Способным карать. Убивать лишь по прихоти. Сеять смерть. Вчера, глядя в холодные глаза Бездея, Лайт увидел себя. Свое отражение. Как могло так получиться, что он, мечтающий создать мир, очищенный от преступности, мир, в котором всем и каждому жилось бы легко и свободно, стал в глазах самого значимого для него человека всего лишь убийцей? «Нет, - тяжело думал Лайт. – Уровень преступности снизился во всем мире. Преступники боятся совершать преступления. Люди боготворят Киру. Еще немного, и я бы смог останавливать войны и заставлять государства мне подчиняться. Подчиняться, чтобы действовать на благо всех. Все было правильно. Просто… первый шаг всегда самый неоднозначный. Всегда приходится сначала разгрести грязь, чтобы освободить место для чего-то хорошего. Кира – не зло. Не может быть злом. И мой Новый Мир – не утопия. Не утопия, Рюдзаки! Ты просто не хочешь принять, что большинству людей не нужна Справедливость. Они просто не могут ее понять. Им нужна диктатура. Это стадо… Оно умеет лишь подчиняться. И кто-то должен решиться взять в руки хлыст. Когда-нибудь ты поймешь, насколько же я был прав. Но будет поздно». Жаль, что у них с Рюдзаки не было ни единого шанса поговорить откровенно. Просто поспорить за чашечкой вечернего чая, доказывая друг другу, что именно нужно этому миру, чтобы он, наконец, стал счастливым. Найти в споре истину. Заключить идеальный союз. Но L никогда не уступит и не сможет смириться с Кирой. Может быть потому, что давно и безвозвратно отдал всего себя своей призрачной Справедливости. И не оставил совсем ничего, что мог бы отдать еще хоть кому-нибудь. Отдать Ягами Лайту. Следы пальцев Бейонда Бездея темнели на шее, проступая на смуглой коже, но не настолько заметно, как он опасался. Криво усмехнувшись себе в зеркало, Лайт накинул белую рубашку и поднял воротник, чтобы скрыть следы неудавшегося преступления. Сегодня он будет выглядеть вызывающе. Что ж, теперь он практически знает, каково это – умереть от удушья. Но петля ему не грозит. Нет, Бездей правильно говорил. Кира – массовый убийца общемирового масштаба, и судить его будут, скорее всего, в США. С трансляцией процесса на весь мир. А значит, его ждет электрический стул. Если только Мелло не сдержит слово и не пустит ему пулю в лоб. Хотя нет, Рюдзаки не позволит. L нужна показательная победа. Еще раз криво усмехнувшись, Лайт натянул простые черные джинсы и тщательно уложил волосы, густо начесывая челку на лоб. Он не сможет еще раз убить своего врага. Не сможет. А значит, умирать придется ему. Но сначала он выиграет. Выиграет, остановив глобальное зло в лице Бейонда Бездея – самозванца, Х-Киры, нового владельца Тетради. Он умрет, но спасет этот мир от хаоса. Исправит свою единственную ошибку, которую совершил, подавая пример толпам безумцев, жаждущим править суд Линча. Кира – не зло, Кира – мессия. А потом посмотрим, кто отважится его осудить. И кто решится прийти в зал суда, и кто – вынести приговор, зная, что Кира может убить на расстоянии. Как знать, может быть, L действительно придется самому замыкать рубильник. Злобно усмехнувшись себе на прощание в зеркало, Лайт вышел из апартаментов. И столкнулся с Ватари, катящим перед собой тележку с различными аксессуарами для уборки. Тепло поздоровавшись со стариком, Лайт перекинулся с ним парой фраз, мимоходом узнав, что Мацуда и Моги, чтобы скоротать время ожидания, еще вчера предложили агентам ФБР прогуляться с ними по Токио. Проще говоря – устроить экскурсию американским гостям. Эта идея была воспринята с радостью, и потому, с разрешения Рюдзаки, все пятеро сегодня встали пораньше, давно уже позавтракали и отправились в город. С ними напрашивался и Бейонд Бездей, но ему было категорически запрещено покидать стены штаба. Мысленно оценив дальновидную осторожность своего ненавистного друга, Лайт с горечью подумал, что ему самому никогда уже не будут доступны подобные простые развлечения, которые могли себе позволить рядовые члены команды расследования. А он ведь даже не видел многих достопримечательностей своего родного города, по которым так любили шастать туристы. Все было как-то не до того. А теперь уже некогда. Спустившись на кухню, он наскоро позавтракал, в который уже раз поражаясь умению Ватари организовывать быт такому количеству разных людей, одновременно живущих в здании. На кухне всегда можно было перекусить, независимо от того, проснулся ли ты раньше или же позже всех. Более того, Ватари успевал приготовить завтраки на любой вкус – от строгой овсяной каши для Лиднер (Лайт мысленно усмехнулся, вспомнив единственную попытку Рюдзаки употребить в пищу это полезное блюдо) до разнообразных блинчиков и запеканок для всех остальных. Не говоря уже о тостах и хлопьях. И сладостях для лохматого гения. Помыв за собой посуду, Лайт медленно поставил чашку в сушилку. Наверное, сегодня последний день. Последний день, когда Рюдзаки назовет его другом. Последний день, когда в глазах L не будет торжества победы, смешанного с ненавистью и презрением. Последний день, когда команда расследования все еще негласно признает Лайта первым заместителем гениального детектива, а отец гордится и восхищается своим первенцем. Что ж, пришла пора этот день разыграть и узнать, что на сегодня приготовил Ягами Лайту его многоликий безжалостный враг. Его самый близкий и единственный друг. К огромному разочарованию, в штабе он обнаружил лишь четверку странных друзей Рюдзаки, но не его самого. Мэтт копался в компьютере, надвинув очки на глаза и отгородившись от всего мира наушниками на ушах. Мелло, развалившись на столе и подперев голову локтем, о чем-то негромко разговаривал с Ниа, сосредоточенно строящим рядом очередное хрупкое строение из карт. На выразительном лице немца застыло выражение несвойственного ему беспокойства, да и подросток явно не выглядел безмятежным. В отдалении, на своем любимом низком диванчике, мрачно буравя исподлобья всех пристальным взглядом жутких кровавых глаз, сидел Бейонд Бездей. Поджав к груди колени и уложив на них ладони, он выглядел явным изгоем в этой странной компании. И во всем пространстве штаба ощущались напряженность и неприязнь, словно разделяющие незримой чертой новый альянс и оставшегося в одиночестве подражателя. Лайт непринужденно поздоровался со всеми, с отвращением отметив про себя вспыхнувший при его появлении интересом и жизнью взгляд Бездея. Почувствовал, как скользнули по поднятому воротнику рубашки глаза цвета спелой вишни и, встретившись с Бейондом глазами, предсказуемо увидел, как растягиваются в многозначительной улыбке его тонкие губы. И насмешливо чуть усмехнулся в ответ кончиками губ, снисходительно полуприкрыв веки. Ответил на вопрос Мелло, как сегодня спалось. Поинтересовался, чем занят Мэтт и, получив от немца какое-то невнятное объяснение о проверке баз данных секретных служб, как бы между делом спросил, где Рюдзаки. И получил шокирующий ответ. - Как это – уехал?! – сначала Лайт даже не поверил ушам. – Когда?! - Около получаса назад, - невозмутимо ответил Ниа, и Лайт тут же понял, что они разминулись всего лишь на несколько минут. – Почему тебя это так удивляет? - Действительно… - мурлыкнул Бейонд. – Что, Рюдзаки не может захотеть посмотреть город, так же, как все? Или тебя удивляет, что он не взял тебя с собой… Лайт? - Удивляет… - Лайт рассеянно скользнул по нему взглядом и вновь повернулся к Мелло и Ниа. – На чем он мог уехать? На вертолете? - Угу, на вертолете, по трассе… Ягами, ты что, не проснулся? – Мелло хмыкнул и выпрямился, отлепившись от стола. – На лимузине конечно... Не думаешь же ты, что он решил покататься по Токио на автобусе? Он хохотнул, толкнув Мэтта локтем. Геймер, еще даже не понимая, о чем идет речь, торопливо сдернул наушники, и, взглянув на приятеля, тоже заулыбался, стягивая на шею очки. Лайт растерянно смотрел на них, потом перевел взгляд на невозмутимого Ниа. Они все выглядели так, как будто не было ничего странного в том, что Рюдзаки уехал куда-то один. Вот так вот просто взял, собрался, и уехал. Рюдзаки. L. - Я… не знал, что он водит машину, - ничего не понимая и чувствуя себя неимоверно глупо, растерянно пробормотал Лайт. - Scheisse, Ягами, ты точно спишь, - хмыкнул Мелло. – Что там в твоей голове? Он водит все. Но, разумеется, за руль сел Ватари, а не Рюдзаки. Да что с тобой, эй! Ты что же, думаешь, что Рюдзаки вообще не может выйти на улицу? Он ведь даже сдавал экзамены с тобой в институт, почему ты считаешь, что он не мог опять уехать, если потребовалось? Ниа, повернув голову, пристально смотрел на Лайта немигающим взглядом. Его рука с картой замерла, не поставив ее на верхушку карточного домика. - Но… - Лайт вновь обвел их всех взглядом и остановил его на насмешливо улыбающемся Бездее. – Но Ватари здесь, в штабе. Я двадцать минут назад видел его – он шел убираться в апартаментах. Значит, Рюдзаки уехал один? И увидел, как застывает улыбка на губах Бейонда Бездея, и приоткрывается его рот. - Что?! – Мелло мгновенно вскочил с места. – Scheisse, это точно, Ягами? - Какой смысл мне врать? – Лайт пожал плечами, внимательно наблюдая за друзьями Рюдзаки. Его озадачило, насколько изменились их лица. Мэтт испуганно переглянулся с Мелло и торопливо повернулся к Ниа. Бездей ошарашено таращил глаза, приоткрыв рот, и на лице его явно было написано неимоверное потрясение. Мелло хлопнул себя ладонью по лбу, изо всех сил зажмуриваясь. - Идиот… - пробормотал он. – Какой же я идиот… Он же нарочно… - Успокойся, Мелло, мы бы все равно ничего не смогли изменить, - спокойно проговорил Ниа, но его пальцы потянулись к виску, захватывая светлую прядь. – Ты же знаешь, что если он что-то решил, то бесполезно пытаться его отговаривать. - Черт! – Мелло ударил кулаком по столу и склонился к подростку. – Мы должны поехать за ним, Ниа, мы должны быть рядом с ним! Ты же понимаешь, что нельзя потакать таким прихотям… Это уже безрассудство! - Не думаю, - Ниа спокойно повернулся к нему. – Полагаю, он делает то, что считает нужным. И не случайно напомнил про правило. - Кто-нибудь может мне объяснить, что здесь происходит? – с раздражением громко спросил Лайт, складывая на груди руки. – Только что вы смеялись, что я беспокоюсь из-за того, что Рюдзаки ушел. Но теперь… - Одно дело, если бы он уехал с Ватари в бронированном лимузине, и совсем другое… - начал было Мэтт. Но Мелло тут же грубо его оборвал: - Помолчи, Мэтт! – и, повернувшись к Лайту, мрачно добавил. – А ты какого черта дрых столько времени, Ягами? Ты что, не мог встать на час раньше, если такой заботливый? - Теперь я виноват? – Лайт демонстративно поднял брови. – Будь добр, объясни тогда, в чем. В том, что Рюдзаки ушел один, а никому из вас и в голову не пришло узнать – куда и зачем? Ну, прости, это не я разбрасывал обещания, что буду его верным телохранителем. Мелло задохнулся от возмущения, сжав кулаки, Ниа предостерегающе повернулся к нему, а Мэтт с укором покачал головой, глядя на Лайта из-за плеча немца. Но в этот момент Бейонд Бездей вступил в игру, со змеиной грацией скользнув к ним со своего места. - Не будем ссориться, - мягко, насколько мог мягко проворковал он. И легко коснулся плеча Лайта пальцем, привлекая внимание. – Я тоже беспокоюсь за Рюдзаки, Лайт. Меня не было, когда он уходил, иначе бы я его никуда не отпустил без сопровождения. Давай возьмем машину и найдем его? Я хорошо умею водить. Мы не будем мешать Рюдзаки, всего лишь проконтролируем, чтобы с ним ничего не случилось, а потом привезем его сюда, в штаб. - Leck mich am Arsch, Бездей! – рявкнул Мелло, разом переключаясь на него. – Ты ни шагу не ступишь из штаба и будешь сидеть здесь, как приклеенный, чтобы я всегда мог видеть тебя! Я ни на секунду не выпущу тебя больше из поля зрения. Was glotzest du? Только попробуй выкинуть еще что-нибудь, и я лично тебя прикончу! - Тише, Мелло, спокойно! – Бездей поднял в примиряющем жесте ладони, растягивая губы в улыбке. – Я вчера был не прав… Я признаю. Я попросил уже прощения у Рюдзаки. И готов просить еще и еще. Но я ведь… я ведь не знал, что она умерла, и что все… так серьезно. Я всего лишь хотел пошутить, чтобы поднять вам всем настроение. - Может быть, он просто хочет побыть один? – громко предположил Мэтт, явно стремясь разрядить накаляющуюся обстановку. – Пройтись пешком… Никто ведь не знает, кто он такой, так что ему ничего не грозит. - Поехали, - Мелло, не обращая больше внимания на Бездея, широко шагнул к выходу. - Мелло, - тут же остановил его невозмутимый голос Ниа. Дождавшись, когда немец обернется, подросток спокойно продолжил. – Не стоит мешать Рюдзаки. Если бы он хотел, чтобы кто-то из нас сопровождал его, он бы сказал об этом. Он же, наоборот, запретил вмешиваться в его дела. - Мне он не запрещал ничего, - Лайт вскинул голову и развернулся на каблуках. - Стоп, Ягами, - Мелло рванулся к нему, перегораживая дорогу. Снизу вверх он впился бирюзовыми льдинками глаз в лицо Лайта. – Я не слышал, чтобы Рюдзаки позволял тебе выходить. - Разумеется, нет, - тут же подключился Бейонд. – Ты не должен позволять ему уходить, Мелло. Тем более, одному. Глядя сверху вниз, Лайт чуть усмехнулся кончиками губ, глядя в глаза Мелло. Он был уверен, что немец сделает правильный выбор. Если Рюдзаки действительно запретил им вмешиваться в свои дела, то Лайт – единственный, кто смел нарушить этот запрет. Мелло не мог не чувствовать его особого положения. И оставить Рюдзаки одного без присмотра он тоже не мог. Почему то они крайне не хотели – ни Мелло, ни Мэтт – чтобы детектив находился один на улице. К тому же, даже если бы Лайт был Кирой, он бы не решился так явно убивать своего врага, когда все рассматривают его чуть ли не под микроскопом и не доверяют ни единому шагу. - Ладно, - отведя взгляд, Мелло непривычно ссутулился и побрел к Мэтту. И, не оглядываясь, сварливо бросил через плечо. – Захвати зонт, Ягами. На улице дождь. И если с ним что-то случится – хоть что-нибудь – пеняй на себя. Отыскать Ватари не составило большого труда. Он прибирался на этаже, отданном когда-то полностью Мисе, а теперь занимаемом Лиднер. Лайт не особенно рассчитывал на успех, задавая вопрос, куда мог пойти Рюдзаки. В том, что его ненавистный враг не мог просто выйти прогуляться на улицу, чтоб подышать свежим воздухом, у Киры не было никаких сомнений. Он был уверен, что это связано с постоянными переговорами с секретными службами всего мира, участившимися в последние дни, а значит, подлежало секретности. Но стоило попытаться выяснить… что-нибудь. И потому он никак не был готов к тому, что Ватари ответит ему откровенно. - В больницу? – ошарашено переспросил Лайт, разом связывая воедино и странную прихоть детектива, совсем несвойственную ему, и его нежелание, чтобы кто-либо из друзей его сопровождал. – Что… Что случилось, Ватари? Что с ним? Ему хуже? - Н-нет, не думаю, - чуть замявшись, Ватари покачал головой. – Я давно говорил ему, что нужно показаться врачу, чтобы пройти контрольное обследование. И сегодня он вдруг сказал, что решил послушать меня. - Но почему он пошел один? Почему не взял вас с собой? – Лайт не хотел чувствовать нарастающего беспокойства за своего неудержимого врага, но ничего не мог с собой сделать. Он буквально забрасывал старика торопливыми вопросами. – Как он вообще собирается добираться туда? - Я не знаю, - Ватари покачал головой, и Лайт заметил, как снова сильнее проступили морщины на его непроницаемом лице, как тогда, в больнице. – Он сказал, что так надо. И что он устал и хочет пройтись один. - Идиот! – не сдержавшись, Лайт хлопнул себя ладонью по лбу. Но тут же взял себя в руки. – Простите, Ватари. Ему… Ему нельзя же ходить одному. Это слишком опасно. Я попробую его найти. Отнесу… отнесу ему зонт. Он же наверняка забыл его взять. И по потеплевшим глазам Ватари, Лайт понял, как старик ему благодарен. Рюдзаки не принимал в расчет чувства людей, даже тех, кто искренне любил его и пытался заботиться. Погруженный в свой собственный мир бесконечного распутывания криминальных загадок, он не замечал вокруг никого, подчиняясь лишь собственным прихотям и желаниям. «Самовлюбленный придурок, - мрачно думал Лайт, торопливо натягивая теплую куртку и выискивая на большой общей вешалке второй зонт. – Почему я должен искать тебя по всему Токио, беспокоясь, что ты насквозь промокнешь под ледяным дождем и схлопочешь воспаление легких?! Какого черта я вообще это делаю?» Он уже спускался на лифте. И единственное, чего он хотел – это чтобы никто из странных друзей Рюдзаки не увязался за ним. Но они и не пытались. *** Автобус не доехал до больницы одной остановки, и водитель объявил, что дальше движение перекрыто. Держа в каждой руке по сложенному зонту, потому что дождя уже не было, Лайт вышел и оторопел, ошарашенно замерев посреди улицы. Все ее пространство занимал нескончаемый людской поток. Он никогда не видел такой массовой и такой слаженной акции протеста в своем городе. Ручейки людей обтекали машины, выливались из переулков, и медленно продвигались вперед, сливаясь в широчайшую реку, заполонившую собой всю улицу. Многие из людей были в масках, скрывающих половину лица, что свидетельствовало об их решительном агрессивном настрое; многие несли самодельные баннеры, плакаты, наскоро сколоченные транспаранты… И все они скандировали в едином порыве, выкрикивая слаженные лозунги и проклятья. Наверняка, в этой толпе были лидеры, придумавшие все эти лозунги заранее и сумевшие организовать массовое шествие людей, но остальные подхватывали их с каким-то вдохновленным подъемом и безумной готовностью, полностью вливаясь в общий настрой. Лайта задевали плечами, толкали, пропихиваясь мимо него, недовольно заглядывали в лицо. А он стоял, стараясь не упасть от толчков, потерянно оглядываясь по сторонам, вжав голову в плечи и сжимая в руках зонты. Потому что вся эта толпа слаженно и громогласно скандировала, вскидывая вверх поднятые сжатые кулаки: - Долой L! Нам нужен Кира! Кира! Кииирааа! И на всех этих плакатах и транспарантах пестрели надписи: «Кира, вернись!», «L, убирайся!», «Кира, ты нам нужен!», «Кира=Закон», «Отдайте L Кире!»… И все в том же духе. Мимо Лайта протолкнулась симпатичная девушка, у которой на лице было написано по-английски: «I love Kira» на правой щеке, и «I hate L» на левой. Лайт проводил ее растерянным взглядом. Эта акция протеста была, наверное, многотысячной. И над всей этой безумной толпой плыло гулким воем жуткое эхо, отражающееся от стен домов: «Кира, Кира, Кииирааа!» Это были все те, кто принял его, как Бога, и не готов был смириться с объявленной L победой. Вот они – те, для кого Лайт пожертвовал всем, для кого он строил свой Новый Мир. Его поклонники и поддержка. Его армия. Те, кто хочет жить в идеальнейшем мире без преступности и насилия, и понимают, что без жесткой карающей диктатуры этого не добиться. Лайт должен был бы чувствовать гордость, но вместо этого он ощущал все нарастающий ужас и отвращение. Нет. Нееет! Совсем не этого хотел Кира! Не этой толпы безумцев, возносящих его безжалостные убийства до небес. Не этих подобострастных хвалебных песен. Не этих тысяч фанатично горящих глаз, готовых затоптать насмерть любого, кто с ними не согласится. И масок на лицах – на всякий случай. Полиция перекрыла проезжую часть, отдавая под шествие акции в поддержку Киры всю ее ширину, и выставила оцепление лишь вдоль тротуаров, пытаясь оградить торопящихся по своим делам жителей от митингующих. И, хотя полицейские изо всех сил сохраняли нейтралитет, все равно, тут и там вспыхивали стычки вышедших на акцию людей с офицерами и постоянно неслись оскорбления в их адрес. Полицию обвиняли в том, что именно эта структура была инициатором приглашения L. А значит, за неимением главного виновного, автоматически становилась ответственной за то, что Кира исчез и прекратил свою деятельность под давлением преследования L. Неподалеку с визгом шин притормозил микроавтобус «Сакуры-TV», чуть не сбив нескольких митингующих. Боковая дверь отъехала, и из нее первым выскочил Хитоси Дэмэгава собственной персоной с брендированным микрофоном в руках. Лайт уже знал этого сумасбродного директора телеканала, внезапно почувствовавшего себя доверенным лицом Киры – видел несколько его безумных репортажей по телевизору. Следом за директором телеканала из микроавтобуса торопливо выпрыгивал персонал – видеооператоры со своими видеокамерами, звукотехники, еще кто-то. «Быстрей, быстрей, ребята! – азартно подгонял их Дэмэгава, подставляя лицо длинноногой суетящейся девушке-ассистенту, пытавшейся быстрыми мазками широкой кисточки на ходу замаскировать изъяны на его лице. – Не вздумайте упустить что-нибудь горяченькое, я вас всех уволю! Наверняка, этот прямой репортаж будет смотреть сам Кира! Посмотрим, как L утрется, увидев, что он нам не нужен!» Несколько секунд Лайт смотрел на них, а потом почувствовал, что его сейчас стошнит. И, плотно сжав зубы, начал пропихиваться сквозь плотный поток кричащих людей, активно помогая себе локтями и зажатыми в руках зонтами, получая ответные тычки взамен, иногда довольно болезненные. И, вытягивая шею, ежесекундно оглядывал колышущееся море людей, боясь заметить в толпе знакомую лохматую шевелюру. При одной только мысли, что L может оказаться среди всех этих безумцев, готовых разорвать его на куски, если узнают, кто он такой, Лайту становилось жутко до ужаса. Сердце замирало в груди, захлебываясь от волнения и проваливаясь куда-то в желудок. Он не отдаст, не отдаст этой сошедшей с ума толпе своего самоуверенного врага, такого же уязвимого, как и все обычные люди. Не позволит прикоснуться ни одной грязной руке к его худому поджарому телу. Он – Кира, он – Бог этой толпы, и он не отдаст им L. Чувствуя, что голова начинает кружиться, а мысли путаться от этого угрожающего коктейля запахов возбужденной толпы и, как ему начинало казаться, кровожадной агрессии, Лайт прорывался вперед, пытаясь подавить нарастающую с каждой секундой панику. Если Рюдзаки выйдет сейчас из больницы, он попадет как раз в этот поток… И кто знает, что тогда может случиться. Лайт должен успеть. Кира должен успеть найти L прежде, чем его поглотит толпа. Что, если Рюдзаки, со свойственной ему упрямостью, вступит в спор с митингующими, пытаясь доказать их неправоту? Его просто растопчут. А от него вполне можно этого ожидать. Он жил в замкнутой изолированной системе своего закрытого мира и ни черта не смыслил в том, что происходит на улицах в реальной жизни. От этих мыслей становилось трудно дышать, и Лайт изо всех сил прорывался вперед по улице, к больнице, обгоняя идущих, и больше всего боясь увидеть среди них худую согнутую фигуру. Ему казалось, что он плывет в потоке нечистот, разгребая себе дорогу мощными гребками-толчками. Он с трудом выбрался на тротуар, за кордон полицейских, в привычную суету обывателей, которым нет дела ни до чего, кроме своей работы и своей жалкой жизни. Все они, спеша по делам, торопливо отводили взгляды от проходящей по автомобильной дороге толпы митингующих, делая вид, что ничего вокруг не происходит. Больница была уже совсем рядом. Лайт рванулся вперед, вертя головой по сторонам и продолжая сканировать взглядом лица и плечи. И вдруг увидел его. Рюдзаки стоял на ступенях парадного входа в больницу и, ссутулившись и засунув руки в карманы, смотрел на проходящее мимо него шествие. На крыльце был еще только охранник, но он находился далеко от Рюдзаки, стоя у стеклянных дверей и оправданно закрывая их на всякий случай собой. И потому L в одиночестве возвышался над скандирующей толпой, выкрикивающей проклятья в его адрес и восхваляющей Киру. И отрешенно смотрел на тех, ради кого рисковал своей лохматой гениальной головой. И Лайт буквально узрел непробиваемую ауру абсолютнейшего, нечеловеческого одиночества, окружающую его худую расслабленную фигуру. L был один в этом мире. Один на один со всем существующим злом в неравной борьбе за торжество Справедливости. И это был его сознательный выбор. Он им не тяготился. Чувствуя неимоверное облегчение, что он его все-таки нашел, Лайт поднялся по ступеням и встал рядом со своим заклятым врагом. Рюдзаки, не поворачивая головы, покосился на него, и с абсолютно невозмутимым видом вновь перевел взгляд на сторонников Киры. Как будто в появлении Лайта здесь, в городе рядом с больницей, не было ничего необычного. Как будто они договорились встретиться здесь. На лице детектива не было ни досады, ни злобы, ни разочарования или же удивления. Не было ничего. Его привычно непроницаемое лицо было расслабленным, абсолютно спокойным и особенно осунувшимся и бледным при естественном дневном свете. Большие темные глаза, окруженные почти черными тенями усталости, с интересом рассматривали баннеры и транспаранты, что проносили мимо них вышедшие на акцию протеста сторонники Киры. И людей, требующих убрать L и вернуть власть их Нового Бога. Стоя плечом к плечу, они молча смотрели на проходящее мимо шествие, основной своей массой уже продвинувшееся мимо больницы дальше, к ближайшей площади. Рядом: Кира и L. Непримиримые враги, притворяющиеся друзьями. Оба - на головокружительной высоте над этой толпой. Каждый - на своем небоскребе. У каждого из них была смертельно опасная тайна, но именно наличие этой тайны и связывало их. Они оба без конца танцевали над пропастью, рискуя сорваться в любой момент. И поэтому были бесконечно близки, пусть даже один из них этого и не осознавал. Искоса разглядывая своего врага, Лайт задержал взгляд на большом мягком бело-черном шарфе, уже знакомом ему. Кольца разной длины небрежно свисали на грудь, в то время как шея великого детектива все равно оставалась открытой. В прошлый раз, когда Рюдзаки заезжал за Лайтом в квартиру Мисы, он был тщательно укутан. А теперь… «Ты действительно не умеешь сам наматывать шарф, - пронеслось в голове. – Ты просто не можешь на этом сосредоточиться. Слишком сложные мысли витают в твоей голове, не оставляя возможности подумать об элементарных вещах». Но почему-то вместо злорадства Бог Нового Мира почувствовал, как сжимается сердце от дурацкой и неуместной болезненной нежности. Ему очень хотелось поправить шарф на шее своего непримиримого врага, укутывая его и согревая от холодного осеннего ветра, и закрыть собой от этой ненавидящей толпы. Кира тут же разозлился на себя за эти непрошеные мысли, за свое никчемное беспокойство о том, кто собирается отправить его на электрический стул, и за то, как он торопился и задыхался, отыскивая его в этой толпе. - Они ненавидят тебя, - негромко сказал Лайт, чуть склонившись к Рюдзаки и стараясь, чтобы в голосе не было слышно злорадства. – Они бы распяли тебя прямо здесь, на улице, если бы узнали, кто ты. Им не нужна Справедливость, им нужен Кира и его убийства преступников. Стоило ли рисковать своей жизнью ради этой толпы, Рюдзаки? Детектив еще некоторое время продолжал молча смотреть на толпу. А потом Лайт с удивлением увидел, как, дрогнув, немного приподнимаются уголки губ его недруга в легкой улыбке. - Прости им, Господи, - чуть склонив набок голову, Рюдзаки наконец-то взглянул на него сквозь темные пряди волос. И с горькой иронией добавил. – Они не ведают, что творят. И в глазах его был бесконечный прощающий свет. Как тогда, на лестнице, после дождя… Он прощал всех этих заблудших овец. Нет, не прощал сейчас – он давно их простил, простил всех тех, кто никогда не поймет и не примет его, кто будет желать ему смерти, кто будет охотиться на него, писать клевету в газетах, обливая грязью... Простил в тот самый момент, как стал L. А может быть, еще раньше. Может быть, он родился с этим пониманием своей силы и их слабости, требующей снисхождения. Лайт пытался понять… Но Кира в этот момент метался внутри, мешая думать, заставляя сосредоточиться на двусмысленности в этих странных словах. Заметив, что Лайт продолжает оторопело смотреть на него, Рюдзаки вздохнул и, окинув еще раз взглядом уже почти скрывшееся из глаз шествие, повернулся к нему. - Кира не Справедливость, Лайт-кун, - спокойно проговорил он, глядя прямо в глаза. И уголки тонких губ снова были опущены. - Эти люди запутались, они видят лишь, что количество преступлений стремится к нулю, а по улицам ночью стало безопасно ходить. И им кажется, что так правильно. Но они не могут увидеть самого главного. Не могут увидеть того, что Кира не просто убивает преступников – он всех и каждого, весь мир лишает свободы выбора. Лишает того, что делает нас людьми. И он убивает… Никто не вправе единолично решать, кому жить, а кому умереть. Жизнь – самое ценное, что есть в этом мире… - Эти люди могут теперь не бояться за своих детей, когда отпускают их одних на улицу, - осторожно возразил Лайт. Он не мог поверить, что они действительно заговорили об этом. – Могут не бояться за своих близких, когда они задерживаются на работе… Я не оправдываю Киру, Рюдзаки, ты знаешь, иначе бы я не был рядом с тобой, но я не могу отрицать очевидных вещей. Кира сделал мир лучше. Очистил от грязи. - Возможно… - склонив голову, Рюдзаки закусил палец, глядя куда-то перед собой. – Возможно, он действительно очень хотел сделать этот мир лучше. Но Кира – не Бог, Лайт-кун. Он человек, такой же, как все. И, каким бы грозным оружием он не обладал, он – всего лишь преступник, переступивший закон. - Закон? Что ты знаешь о законе, Рюдзаки? – Лайт презрительно дернул плечом. – Родителей Мисы и ее брата убили дома, когда вся семья собралась, ожидая старшую дочь к ужину. Преступника поймали, но против него не было достаточно улик. Твой закон выпустил бы его на свободу, дав возможность убить еще какую-нибудь семью! А Кира остановил его. И таких примеров есть множество. Полиция не справляется, берет взятки и не в силах раскрыть преступления, а преступники разгуливают на свободе. Давай спустимся вниз и спросим всех этих людей – верят ли они в твой закон? Уверены ли они, что он может их защитить? И, если да, то почему они выбрали Киру? - Законы несовершенны, Лайт-кун, но они писались людьми, - вскинув голову, Рюдзаки остановил на Кире пронзительный взгляд внимательных черных глаз. - Из поколения в поколение, отражая развитие стран, учитывая потребности общества и проблемы жестокости этого мира, люди писали свои законы, создавая в них видение своей Справедливости. Совершенствуя свое видение. Человечество все еще только лишь учится хранить и блюсти закон, Лайт-кун. Как и дарить милосердие, ценить жизнь, давать право на выбор. Я думаю… Я думаю, Кира еще слишком молод, чтобы это понять. Слишком… горяч. И уголки его губ вновь приподнялись в грустной теперь улыбке. Но взгляд оставался цепким, жестким, оценивающим. «Остановись! – вспыхнул в голове у Лайта красный сигнал опасности. – Ты разве не слышишь, он говорит не об Х-Кире, а о Кире, о Первом Кире! Он ловит тебя, а ты повелся. Это ловушка!» - Ты говоришь так, как будто сожалеешь о нем, Рюдзаки, - хмыкнул Лайт, насмешливо дернув плечами. – Я лично надеюсь, что тот, кто был Первым, давно уже мертв. И что последним был Миками Тэру. Я не могу отрицать, что преступность снизилась, и на улицах стало спокойней. Но я никогда не одобрял и не могу одобрить убийства. И я буду счастлив узнать, что все кончилось. Рюдзаки какое-то время молча смотрел на него, привычно будто бы проникая своими пронзительными глазами в самую душу, и Лайт уже думал, что он не ответит. Но тонкие губы его врага вдруг разжались: - Да. Я сожалею, - проговорил детектив и отвернулся, поежившись, как будто ему было холодно. – Я думаю тот, кто держал Тетрадь в руках и использовал ее, должен быть очень несчастен. А если он искренне хотел сделать этот мир лучше, то я сожалею вдвойне. По большому счету, Кира – самая несчастная и самая несправедливая жертва Богов Смерти. - Жертва? – Лайт не верил своим ушам. – Кира – жертва? Как ты можешь так говорить? Они впервые говорили так откровенно. И то, что Лайт слышал, не укладывалось в его голове. Совсем по-другому он представлял себе то, что творилось в холодной душе детектива. «Не смей меня жалеть, Рюдзаки! – яростно пронеслось в голове. – Я не заблудшая овца! Я был Богом, пусть так недолго; я мог сделать то, что не под силу даже тебе – спасти этот мир от грязи, очистить его от преступности. И я все еще могу выбирать, а ты не можешь отступить ни на шаг от своих жестких принципов. Это я должен тебя жалеть! Я – живу, а ты… ты похоронил себя заживо!» - Ты тоже еще слишком молод, Лайт-кун, - искоса взглянул на него Рюдзаки, и снова передернул плечами. И, прежде чем Лайт успел провести аналогию или возмутиться, равнодушно добавил: – Не волнуйся, даже если бы ты сказал сейчас, что тоже сочувствуешь Кире, это не дало бы мне повода снова подозревать тебя. - Ксо, Рюдзаки, ты можешь хоть раз просто поговорить, не думая о подозрениях? – раздраженно воскликнул Лайт. – Почему ты всегда все сводишь к одному и тому же?! Так невозможно! Рюдзаки не стал отвечать. Повисла тяжелая пауза. Процессия фанатиков Киры уже прошла мимо них, оставив после себя мусор на проезжей части. Уборщики торопливо собирали разбросанные обертки, обрывки бумаг, брошенные медицинские маски. Полицейский кордон ушел вслед за шествием, и улица постепенно обретала свой привычный невзрачный вид. Снова открыли движение для автобусов и автомобилей. Ветер шевелил смоляные пряди на лохматой голове детектива, отвернувшегося от Лайта и смотревшего в сторону ушедшей толпы. Низкое серое небо опустилось, казалось, до самых крыш высоких домов и в воздухе отчетливо чувствовалась скопившаяся влага. Вот-вот должен был пойти снова дождь. Лайт смотрел на худую ссутуленную фигуру своего врага и чувствовал, как застывает в груди сердце от ощущения непробиваемого холода одиночества, исходящего от Рюдзаки. Наверное, вся тяжесть этого несправедливого жестокого мира постоянно давит на острые плечи великого детектива L, заставляя его сгибаться. Неужели он действительно смог увидеть, почувствовать, распознать за убийствами, что и Кира всего лишь пытался взвалить тот же груз на себя? Они… Они – идеальнейшие враги друг для друга, и оба обречены на потери при любом исходе игры. Если бы только Лайт мог говорить… Теперь он увидел. Справедливость нельзя защищать в одиночку, не имея хотя бы врага, раз уж невозможно найти себе друга. Не сразу, но постепенно скука все равно разрушит того, кто останется, заплатив одиночеством и пустотой за победу. - Рюдзаки… Что сказали тебе врачи? – стараясь отогнать поднимающее внутри чувство неминуемого финала, Лайт повернулся к Рюдзаки. - Врачи? Ах, да… - детектив рассеянно вытянул руку из кармана джинс и задумчиво засунул ее в карман пальто. Не глядя на Лайта, он принялся сосредоточенно что-то искать. – Ничего важного. Я просто должен был закончить здесь… кое-что личное. - Так тебе ничего не грозит? – Лайт готов был убить себя за этот дурацкий вопрос, но ничего не мог с собой сделать. – А твоя амнезия… пройдет хоть когда-нибудь? Дело было вовсе не в том, что Рюдзаки мог вспомнить, что он видел перед тем, как его сердце остановилось. Лайт действительно волновался за самочувствие своего врага. Все они давно позабыли, что детектив всего лишь две недели назад был на грани между жизнью и смертью. Был где-то там, где не было места живым. И чудом вернулся. Но упрямо не выполнял рекомендаций врачей, а они все не обращали на это внимания. И сейчас Лайт запоздало корил себя и не мог подавить поднимающегося волнения. Рюдзаки прекратил поиски в кармане и, вскинув голову, с нескрываемым интересом уставился Лайту в лицо. - Не волнуйся, Лайт-кун, - в его мягком голосе отчетливо звучала насмешка. – Скорее всего, она не пройдет. Но я давно уже не чувствую дискомфорта. Почувствовав подступающую опасность, Лайт торопливо отвел взгляд, лихорадочно думая, на что можно было бы перевести разговор. Детектив же невозмутимо вытащил из кармана маленькую смятую упаковку M&M’s, неловко расправил ее и заглянул внутрь, полностью переключившись на нее. С явным разочарованием обнаружив, что остался только один красный шарик, Рюдзаки аккуратно положил его двумя пальцами в рот. Чуть заметно вздохнул, смял желтый пакетик и рассеянно огляделся, выискивая взглядом урну. И Лайта вдруг осенило. Торопливо переложив оба зонта в одну руку, он резко шагнул к своему ненавистному другу. - Пойдем, Рюдзаки! – не обращая внимания на то, как предупреждающе чуть качнулся от него детектив, Лайт схватил его за запястье, заставив непроизвольно выронить смятый комок упаковки. – Пойдем быстрее. Я хочу тебе кое-что показать! И потянул его за собой, торопливо сбегая вниз по ступеням крыльца больницы. - Куда ты меня тянешь, Лайт-кун? – с любопытством поинтересовался детектив, позволяя себя тащить, но не делая ни единой попытки ускориться. И оглянулся, явно чувствуя вину за оставленный на крыльце мусор и обдумывая возможность вернуться. - Здесь рядом. Тебе понравится, не сомневайся, - Лайт продолжал его тянуть за собой, не давая больше оглядываться. Он и сам бы не мог ответить, почему воспоминание привело его в такое радостное возбуждение, разом развеяв надвигающееся ощущение неотвратимого финала игры. – Не вертись, смотри лучше под ноги, а то опять загремишь в больницу. Только теперь с переломом. Он все-таки сможет сводить детектива в тот удивительный магазинчик конфет рядом с больницей. Его странное желание, зародившееся тогда, когда он уже не рассчитывал увидеть Рюдзаки живым, сейчас неожиданно могло сбыться. И почему-то от понимания этого Лайт почувствовал необыкновенную радость и облегчение. Он уже и забыл, что может вот так вот радоваться самым простым вещам. И плевать, что это было так глупо и так бесполезно теперь. Может быть, пропасть под ногами уже разверзлась, но у них есть еще один день. Еще целый день.