Исполнитель желаний

Здесь все было так же. Те же сияющие витрины с разнообразными сладостями, затейливыми шоколадными фигурками, блестящими яркими леденцами и конфетами. Но Лайту больше не казалось, что это место пропитано последней отчаянной надеждой на чудо. Теперь это было сказкой исполнившейся мечты. И, словно нанося последний штрих на картину ожившей сказки, продавец узнал его, откровенно обрадовавшись, как только они с Рюдзаки переступили порог. И Лайт не смог отказать себе в непривычном порыве остановиться и поболтать с ним. Поболтать с абсолютно чужим и бесполезным, по всем законам логики, человеком, что было совсем несвойственно для Киры. Вот только Ягами Лайт не чувствовал этого улыбчивого парня чужим. Как будто то, что он приходил сюда, в упрямом отчаянии день за днем выбирая конфету для бесчувственного врага, и искреннее сопереживание продавца, делало их союзниками. И потому Лайт остановился и, приветливо поздоровавшись в ответ, завел легкий непринужденный разговор о том, как идут дела в магазине и о наступающей зиме. И с удовольствием то и дело поглядывал на отошедшего от них в сторону и заинтересованно рассматривающего стеллажи с конфетами Рюдзаки. Детектив явно заинтересовался необычными сладостями, как Лайт и представлял себе это когда-то. Не вынимая рук из карманов и не трогая ничего руками, Рюдзаки низко склонялся к разнообразным шоколадным фигуркам и затейливым леденцам, и внимательно их рассматривал со всех сторон, склоняя то на один, то на другой бок свою лохматую голову. И не спеша перемещался от витрины к витрине, как будто ходил по музею. Заметив, как Лайт следит взглядом за своим спутником, продавец осторожно спросил, ему ли он покупал тогда леденцы. И Лайт, со смешанным чувством смущения и необъяснимого желания поделиться случайной радостью, не стал пытаться солгать: - Ему, - он самодовольно улыбнулся, глядя на продавца. – Он мой лучший друг. Рюдзаки вдруг резко выпрямился и оглянулся на них, останавливая на Лайте какой-то странный, незнакомый взгляд. Его тонкие брови чуть сошлись к переносице, а в глазах было что-то… Что-то, что Лайт не смог распознать – нечто среднее между недоверием, настороженностью и… растерянностью? - Я рад, что все кончилось хорошо, и вы снова вместе, - продавец улыбнулся в ответ, но почему-то в его улыбке Лайту почудилась грусть. Но в следующее мгновение парень перевел взгляд на Рюдзаки и доверительно обратился к нему: - Ваш друг приходил сюда за конфетами каждый день, пока вы были в больнице. Наверное, вы очень любите сладкое, да? Рюдзаки скользнул по нему глазами и перевел взгляд на Лайта. - В самом деле? – медленно проговорил он, и в его недоверчивом голосе Кира услышал угрозу всей этой чудной атмосфере ожившей мечты. - Угу. Рюдзаки, ты так и будешь смотреть? Магазины существуют, чтобы в них покупать, - Лайт улыбнулся продавцу, вкладывая в улыбку и извинение за своего недружелюбного друга, и благодарность за приятную встречу. И, подхватив корзину для покупок, поспешил к своему врагу. – Давай уже выберем что-нибудь. Кстати, ты ведь еще даже не видел зефир. Он подошел к детективу и увлек его к полкам с зефиром и шоколадом. Почему-то ему хотелось суетиться, показывать все богатства этого маленького магазина, и еще очень хотелось увидеть, как Рюдзаки что-нибудь выбирает. Но детектив с интересом вглядывался в причудливые сладости, которые показывал ему Лайт, рассеянно изображал намек на улыбку кончиками губ, соглашаясь с его восторгом, но так и не вытащил рук из карманов и не выказал желания хоть что-нибудь положить в корзину, которую таскал его лучший друг. И еще он постоянно искоса поглядывал на Лайта этим своим новым, странно неуверенным взглядом, как будто видел его впервые. Но сразу же отводил глаза, как только Лайт пытался заглянуть в них и понять, что же это скрывается в глубокой тьме его огромных зрачков. И от этого Лайту становилось как-то не по себе. - Неужели тебе ничего не понравилось? – растерянно спросил он, когда они обошли все витрины, и больше уже нечего было показывать, чтобы поразить гениального детектива. - Мне все очень понравилось, Лайт-кун, - Рюдзаки вскинул на него глаза, но снова быстро отвел взгляд, переводя его на витрины. – Этот магазин интересен. Спасибо, что показал его мне. - Но ты не собираешься ничего покупать? – Лайт изо всех сил старался не показать накатывающего горького, глупого и недостойного Бога, но от этого не менее тягостного разочарования. Словно почувствовав его настроение, Рюдзаки, наконец-то, прямо посмотрел на него. И вдруг улыбнулся по-настоящему – этой своей такой редкой светлой улыбкой, от которой становилось теплей и хотелось улыбаться в ответ. И чуть покачал головой: - Я никогда не ношу с собой денег, Лайт-кун - мне не нравится к ним прикасаться, - и мгла в его глазах сейчас тоже была мягкой, сияющей. – Покупки всегда совершает Ватари. Но мне действительно очень понравился этот магазин. - У… У меня есть с собой деньги, Рюдзаки! – Лайт хлопнул себя по карману куртки, проверяя, взял ли с собой бумажник. – Выбери то, что тебе понравилось, и я оплачу. Но взгляд его врага уже снова стал отрешенным, а улыбка исчезла, как будто была всего лишь подачкой, брошенной мимоходом. - Не нужно, Лайт-кун. Не стоит, мне… - начал было равнодушно Рюдзаки, отворачиваясь. Но Лайт перебил его, развернув за плечо к себе и неожиданно для самого себя заводясь с каждым словом все больше и больше: - Не нужно? Тебе все это не нужно, Рюдзаки?! Знаешь ли ты, что я каждый день мечтал только лишь об одном, пока ты был в коме: придти сюда вместе с тобой. Понимаешь? Я ничего большего не просил. Всего лишь, чтоб ты вернулся, и я мог показать тебе этот чертов магазин с твоими любимыми сладостями! Ты можешь хотя бы попытаться представить, каково это – восемь дней провожать тебя? Каждый день прислушиваться к твоему дыханию и бояться, что этот дурацкий пульсометр в любую минуту может сорваться на визг. Каждый день, час за часом… И уходя каждый вечер знать, что утром меня может ждать тишина и пустая палата. Пустая, ты слышишь?! Ксо, я каждый день покупал тебе здесь конфеты, чувствуя себя полнейшим идиотом, что несу их практически трупу, и все равно продолжая надеяться, что хотя бы они заставят тебя вернуться… Так что, будь добр, если не можешь понять, то хотя бы просто заткнись сейчас, и дай мне купить тебе что-нибудь, пока ты все еще жив! Он сорвался. И, кажется, уже почти что кричал. Лайт и подумать не мог, что это место всколыхнет в его душе незажившую рану, и он почувствует отчаянное, непреодолимое желание выплеснуть на своего врага всю эту боль, пережитую здесь по его вине. Он никогда ни с кем не делился ни мыслями, ни переживаниями. Даже в детстве – Лайт отлично знал, что от него ждут лишь успехов, да серьезных взвешенных слов. И он давно привык переживать все в себе. У него никогда не было никого, с кем он мог бы говорить откровенно. Да и не было даже подобной потребности. Но сейчас у него был Рюдзаки. Единственный, с кем он мог бы, и хотел бы поговорить. И с кем точно нельзя было этого делать. Рюдзаки ошарашено смотрел на него, широко распахнув изумленные глаза, в которых застыло странное выражение детской беспомощности и непонимания. Он даже рот приоткрыл от удивления. Лайт оборвал себя, силой заставив замолчать, и шумно втянул воздух сквозь сжатые зубы. - Прости, - прикрывая глаза и пытаясь вернуть себе привычную выдержку, выдохнул он. – Прости, Рюдзаки, не стоило мне на тебя кричать. Это все нервы. Подожди, я положу корзину на место, и мы пойдем. Продолжая потрясенно смотреть на него, Рюдзаки захлопнул рот и сглотнул. Лайт отвернулся, собираясь вернуть пустую корзину и покинуть скорей это странное место, чувствуя себя полностью выжатым и опустошенным. Откровенность словно вывернула его наизнанку, разом сожрав все силы. Он шагнул обратно к выходу, но в этот момент рука Рюдзаки осторожно легла ему на локоть. - Если тебе не жаль денег, Лайт-кун, то я хочу взять вот это, - все-таки его враг виртуозно умел управлять и ситуацией, и собой. И голос, и взгляд Рюдзаки были снова привычно невозмутимы. Шагнув к витрине, детектив взял двумя пальцами со стеллажа что-то бело-голубое и воздушное, в прозрачном пакетике, перевязанном ленточкой. Подняв его вверх и внимательно осмотрев, он сообщил, как будто сделал открытие: – Это снеговик. И вот это… Он неторопливо шагнул к следующему зеркальному стеллажу. И Лайт, с благодарностью чувствуя, как будто по волшебству расслабляются натянутые до дрожи струны нервов, а горечь внутри отступает, поспешил вслед за ним. Постепенно и напряжение, постоянно витавшее между ними, прошло, словно смытое таким простым и банальным удовольствием совершать совместно покупки. Лайт и подумать не мог, что это может быть так приятно – что-нибудь выбирать и покупать вместе. Брать в руки конфеты и, сблизив головы, долго рассматривать их, всерьез обсуждая, или тихо удивляясь причудливой фантазии их создателя. Предлагать своему врагу что-нибудь, что может его заинтересовать, и получать одобрение или же витиеватый аргументированный отказ, при котором сложно было удержаться от довольной ухмылки. Вместе строить предположения, пытаясь угадать, что хотел передать кондитер, долго разглядывая какой-нибудь яркий леденец или зефир абстрактной формы. Это было так просто. Так тепло. Так… близко. Лайт с удивлением совсем не ощущал сейчас ни пропасти между ними, ни защитных барьеров, окружавших всегда Рюдзаки. И он даже почти огорчился, когда его сладкий враг сообщил, что надо остановиться. Иначе излишество приведет к обесцениванию. Лайт хотел уже было поспорить, но тут его взгляд упал на почти заполненную корзину, и он почувствовал, как холодок пробежал по спине. Это был весьма дорогой магазин конфет, а Лайт был всего лишь студентом. И потому он, не выдавая своего беспокойства, снисходительно согласился с Рюдзаки и направился к кассе, мысленно пытаясь вспомнить, сколько наличности у него в кошельке, и сопоставить ее с содержимым корзины. И его опасения, конечно же, оказались верными, как только продавец пробил все покупки и озвучил конечную сумму. Раскрыв бумажник и бегло пересчитав купюры, Лайт пренебрежительно отодвинул последнюю пробитую покупку – набор маленьких шоколадных шахмат. И невозмутимо сообщил продавцу: - Простите, мы увлеклись. Сделайте, пожалуйста, вот на это возврат, - и, обернувшись к детективу, хмыкнул. – Сыграем обычными, правда? - Как скажешь, Лайт-кун. Рюдзаки равнодушно смотрел на покупки из-за его плеча, привычно держа палец во рту, и не выказывал ни сожаления, ни поддержки. Продавец окинул их двоих быстрым взглядом, секунду помешкал, а потом вдруг лучезарно улыбнулся Лайту: - Это подарок – за счет нашего магазина. В честь выздоровления вашего друга. Мы всегда делаем подарки нашим покупателям, если те, ради кого они приходят сюда, выздоравливают. В шоколадные шахматы играть интересней. И Лайт, неожиданно для себя, не почувствовал желания высокомерно отказаться. Слишком благоприятен был ворвавшийся в их жизнь внешний мир, заменивший привычные стены штаба, заставляя их с Рюдзаки неосознанно держаться друг к другу поближе. И потому он искренне поблагодарил продавца, и с радостью принял подарок. Парень тщательно упаковал все их покупки в большой бумажный пакет и подал его Лайту. Рюдзаки, продолжая покусывать палец, молча перехватил левой рукой пакет у Лайта, и первым направился к выходу, так и не проронив ни единого слова. - Приходите еще, - за детективом захлопнулась дверь, и парень снова доброжелательно улыбнулся Лайту. – Я всегда буду рад вас видеть. Вот, возьмите на всякий случай мою визитку, может быть, вы захотите уточнить что-нибудь по нашему ассортименту. Ну… или просто зайти. Звоните в любое время. - Спасибо, - Лайт взял визитку. – Наверняка мы еще зайдем, если будем поблизости. Мысленно осуждая своего эгоистичного врага за полное отсутствие даже намека на социальность, он подхватил оставленные у входа зонты и, помахав на прощание продавцу рукой, поспешил вслед за ним. - Рюдзаки, эй, Рюдзаки, постой! – он с трудом догнал в толпе прохожих меланхолично шлепающего по тротуару детектива, даже не подумавшего его подождать, и положил руку ему на плечо, заставляя обернуться и вскинуть невозмутимые глаза. – Нельзя же быть настолько грубым. Надо хотя бы из вежливости отвечать, когда люди проявляют к тебе дружелюбие. Рюдзаки окинул его равнодушным взглядом, крепко прижимая к груди двумя руками пакет с покупками. - Зачем? - Что значит – зачем? – оторопел Лайт. – Потому что так правильно. Это вежливость, Рюдзаки. Тот парень в магазине… Он был так приветлив, а ты повел себя некрасиво. Мимо них сновали прохожие, зябко кутаясь в приподнятые воротники теплой одежды и озабоченно поглядывая на низкое небо, торопясь успеть по своим делам до дождя. Рюдзаки тоже вскинул голову к небу, задумчиво посмотрел на него, а потом перевел взгляд на Лайта. - Напротив, я был тактичен, - спокойно возразил он. – Я дал ему возможность пообщаться наедине с тем, кто ему действительно интересен. - Тактичен? Это ты называешь тактичнос… - возмутился было Лайт, но осекся, и с подозрением посмотрел на своего врага. – Что ты имеешь в виду? - Он ведь дал тебе свою визитку, Лайт-кун? – Рюдзаки склонил на бок голову, и в глазах его начал загораться знакомый коварный блеск. – Так? - Ну… да, - Лайт непонимающе взглянул на визитку, которую все еще держал в руке. – И что? - Он не мог бы этого сделать, если бы я был рядом, - спокойно проговорил Рюдзаки. – Это было бы неэтично. Поэтому я просто дал ему эту возможность. Он действительно довольно приятен. - Я не понимаю, о чем ты, – Лайт чувствовал в чем-то подвох, но никак не мог понять – в чем, и от этого начинал раздражаться. – Почему он не мог бы этого сделать, если бы ты был рядом?! - Потому что он думал, что мы пара, - уголки губ Рюдзаки чуть приподнялись. Глядя в глаза Лайту, явно оценивая его реакцию, он насмешливо произнес. – Этот парень гей, Лайт-кун. И ты ему очень нравишься. Неужели ты не заметил? - Что за бред ты несешь? – возмущенно буркнул Лайт, уже понимая, что его сладкий враг прав абсолютно. И с неудовольствием почувствовал, как горячо становится коже лица. Он не испытывал этого с начальной школы. – Что у тебя за манера, Рюдзаки – все обязательно надо испортить? С чего ты вообще это взял? Продолжая возмущаться, он, почти неосознанно, смял визитку и, сделав шаг в сторону, бросил ее в стоявшую неподалеку урну. Рюдзаки внимательно наблюдал за ним, насмешливо улыбаясь кончиками губ. - Можешь считать, что мне позволила это увидеть моя… испорченность, - он почти вплотную подошел к Лайту, пристально вглядываясь в его лицо и бессовестно нарушая дистанцию личного пространства. - А тебя задевает, что тебя приняли… за такого, Лайт-кун? Чувствуя, как сжимается мир вокруг них и начинает ускоряться биение сердца, Лайт холодно хмыкнул, презрительно дернув углом рта: - Нет. Мне все равно, что думают случайные люди. И отступил, разрывая эту волнительную близость, заставляющую его сердце стучать быстрее. Теперь он знал, что все это ложь. К тому же, как бы ни было соблазнительно даже несмотря на это сыграть пару сетов их щекотливой игры, но Лайт был категорически не готов настолько терять голову, чтобы делать это прямо здесь – посреди городской улицы, где вокруг них сновали прохожие. - Все равно? – Рюдзаки не двинулся вслед за ним, но продолжал прожигать внимательным взглядом. – Значит, ты считаешь себя настолько выше других людей, Лайт-кун, что их мнение тебя вовсе не интересует? - Считаю, - с вызовом вздернул Лайт подбородок, но тут взгляд его упал на автобусную остановку чуть в стороне. И, разом забыв о только-только зарождающейся партии одной из их игр, он рванулся вперед, скользнув рукой по плечу детектива и увлекая его за собой. – Рюдзаки, наш автобус! Давай быстрей, а то не успеем! Возле останавливающегося у остановки автобуса собралась нетерпеливая толпа давно ждавших людей. Подбежав, Лайт уже собирался нырнуть в нее, прокладывая себе дорогу к готовым вот-вот распахнуться дверям. Но в этот момент покорно следующий за ним Рюдзаки внезапно остановился, словно натолкнулся на невидимый барьер. - Лайт-кун… - в его мягком голосе отчетливо звучали неуверенность и потерянность. Рюдзаки крепко прижимал к груди пакет со сладостями, а глаза стали просто огромными. Замерев, он тревожно оглядывал колышущуюся толпу, уже начавшую штурмовать раскрывшиеся двери автобуса. - Может быть, лучше пойдем пешком? - Что? Не говори ерунды, Рюдзаки! – Лайт шагнул к нему, хватая за локоть и притягивая к себе. – Какой смысл идти пешком, если вот он – автобус. На самом деле, народу было не так уж и много – час пик уже прошел, и основная давка была лишь в дверях. Внутри же автобуса люди стояли довольно свободно. Если бы Лайт был один, он бы даже не обратил на все это внимание – он давно уже был бы в автобусе. Но сейчас с ним был Рюдзаки. Который, вместо того, чтобы целеустремленно проталкиваться к дверям, используя свою силу и спеша занять удобное место, покорно отодвигался от каждого толчка, растерянно вертя головой и оглядываясь на каждого, кто его оттолкнул. И потому людская толпа, наоборот, выпихивала его от дверей все дальше и дальше. Наверное, если бы он был один, он вообще не смог сесть бы в автобус. - Рюдзаки! – Лайт уже был у дверей, когда, оглянувшись, заметил, что Рюдзаки вовсе не пропихивается вслед за ним, как он был уверен, а неуверенно топчется уже почти за пределами желающих сесть в автобус. - Да что с тобой такое?! Иди сюда. Бесцеремонно растолкав окружающих локтями, Лайт вернулся назад и, поставив детектива перед собой, словно таран, начал пропихиваться в автобус уже вместе с ним, крепко сжимая его за плечи. Зонты в руках неимоверно мешали, и потому, заплатив за проезд за них двоих, и найдя удобное место возле окна, Лайт с облегчением повесил обе длинные трости на горизонтальный поручень. Он всего лишь пару секунд не смотрел на своего абсолютно аморфного спутника, но, вскинув голову, обнаружил, что Рюдзаки за это время уже затолкали далеко от него. Прижимая к груди двумя руками коричневый пакет с конфетами, детектив покорно уступал свое место каждому, кто бесцеремонно пропихивался и толкался, выбирая себе лучшее место в привычной автобусной толчее. Более того, он, кажется, изо всех сил пытался вообще избегать соприкосновений; виновато оглядывался на каждого, кто проталкивался мимо него, и по-возможности пытался отойти в сторону. Он напоминал щепочку, попавшую в полный водоворотов поток. - Ксо… Рюдзаки! – Лайт потянулся, не покидая облюбованного места и, ухватив за локоть своего бестолкового друга, дернул его к себе, небрежно оттолкнув кого-то в сторону. – Иди сюда. Стой здесь! Рюдзаки покорно дернулся к нему, но в этот момент автобус тронулся с места, добавляя импульс движения. Стоявшие вокруг люди покачнулись, крепко хватаясь за поручни; детектив же, не посчитавший нужным держаться, по инерции чуть было не понесся вдоль по проходу. - Рюдзаки! – вне себя от раздражения, Лайт торопливо схватил его уже двумя руками, чтоб удержать от стремительной пробежки или падения на других пассажиров.- Держись же! И осекся. Одна его рука удачно легла на пояс Рюдзаки, поверх его мягкого теплого пальто, и в этом почти что не было ничего такого, кроме дружеской поддержки, если бы… Если бы вторая рука не попала нечаянно в распахнутые полы верхней одежды. Ладонь Лайта невольно ощупала и грубый жесткий ремень на широких джинсах, держащийся лишь на выступающих тазовых костях, и впалый живот, мгновенно напрягшийся и ставший железно-рельефным от непрошеного прикосновения. И ощутила сквозь тонкую белую ткань тепло чужого горячего тела. Лайт замер, с ужасом глядя на свою руку, лежащую на животе у врага, в панике думая, что вот это вот ощущение худого сильного тела под пальцами, и мягкой футболки, легко скользящей по гладкой коже – это то, что не стоило бы испытывать. Потому что забыть это уже невозможно. Медленно, очень медленно, боясь выдать себя даже неосторожным вздохом, Лайт поднял глаза от своих рук, вцепившихся в такое внешне обманчиво слабое, но такое сильное на ощупь тело. Он был уверен, что столкнется с взглядом в упор огромных пристальных глаз с неестественно расширенным зрачком, не оставляющим места для радужки, и утягивающим, словно темная бесконечность. Но Рюдзаки на него не смотрел: вертя головой, он разглядывал окружающих их людей, и в огромных глазах его светилось настороженное любопытство. - Ты что, первый раз в автобусе? – недовольно буркнул Лайт, изо всех сил пересиливая себя, чтобы не поддаться искушению и не скользнуть ладонью под приглашающе смявшуюся и задравшуюся футболку Рюдзаки. Потому что это уже нельзя было бы списать на случайность. Но он все же позволил себе словно бы невзначай передвинуть руку чуть дальше вдоль ремня, как будто перехватываясь поудобнее для поддержки друга в толкучке, с запретным наслаждением выясняя, насколько тонок бок его сладкого врага. Это было уже на грани их странной игры, но, все-таки, еще безопасно. - Мне кажется да, Лайт-кун, - Лайт не мог в это поверить, но его враг не почувствовал вызова их щекотливой игры. Лишь мельком взглянув на него, он отвел глаза, пряча их под густыми смоляными ресницами. – Не думаю, что я когда-нибудь раньше ездил в автобусе. И вдруг сам подался к нему, пропуская протискивающегося мимо них мужчину и позволяя ладони Лайта скользнуть еще дальше по горячему телу, сминая футболку – к пояснице, к отчетливо ощутимой ложбинке позвоночника на сильной, гибкой спине. Но это было так беззащитно, так доверчиво и открыто, как будто Лайт действительно был по-настоящему близким человеком для Рюдзаки в этой толпе незнакомых людей, что Кира неожиданно почувствовал странное желание защитить и вернуть психологический комфорт, вместо того, чтобы воспользоваться слабостью своего врага. Он чувствовал напряженность его тела, видел его настороженный взгляд, перескакивающий по лицам окружающих их людей, заметил, как крепко прижимают худые руки пакет со сладостями к груди. Наверное человеку, привыкшему жить в тишине и полнейшей изоляции, должно было казаться пыткой это ограниченное пространство автобуса – тесное, душное, переполненное людьми, их прикосновениями и запахами потных тел. И потому, убрав руку с беззащитного и такого манящего теплого бока своего врага, Лайт безобидно взял его двумя руками за полы пальто, притягивая еще ближе к себе и удерживая в этой давке и покачиваниях автобуса. - Потерпи, Рюдзаки, - как можно мягче попытался сказать он, стараясь поймать взгляд его расширенных глаз. – Это, конечно, не очень комфортно, но нам ехать всего-то пять остановок. Но Рюдзаки смог задержать на нем взгляд лишь на долю секунды, а потом, несмотря на крепко державшие его руки Лайта, вновь беспокойно начал оглядываться на проталкивающихся мимо них людей. Автобус подъезжал к остановке, и пассажиры снова начали толкаться, пропихиваясь за его спиной. Огромные глаза детектива скользили по лицам, пристально вглядываясь в каждое с тревожным любопытством. Такое количество чужих людей вокруг, в такой близости, в такой тесноте, явно выбивали предпочитавшего одиночество Рюдзаки из привычного равновесия. И, как бы ни хотел Лайт сейчас уберечь своего друга, он был бессилен. - Все в порядке? – притянув его еще ближе, уже вплотную, Лайт шепнул Рюдзаки в самое ухо, пытаясь переключить все его внимание на себя, отвлекая от внешнего грубого мира. – Рюдзаки? Рюдзаки?! - Я… - взгляд детектива вновь мельком скользнул по лицу Лайта, не задерживаясь. Сутулясь сильнее, чем обычно, Рюдзаки огляделся по сторонам. И вдруг решительно рванулся из рук своего врага. – Я хочу выйти, Лайт-кун. - Что? – не ожидавший такого поворота, Лайт разжал руки, выпуская его. И детектив тут же скользнул от него, вливаясь в толпу выходивших на остановке людей. Кире оставалось лишь беспомощно кричать ему в след: – Но нам еще четыре остановки! Рюдзаки! Но Рюдзаки его не слышал и, кажется, вообще не думал о нем. Прижимая к груди пакет с покупками, он был сосредоточен лишь на одном – поскорее покинуть душный и тесный автобус. Лайт успел выскочить вслед за ним только в последнюю минуту. На улице уже начался мелкий дождь. Автобус захлопнул двери и поехал прочь от остановки, оставляя их, застывших друг возле друга, под падающими с неба ледяными каплями. - Прости, Лайт-кун, но я лучше пойду пешком, - невозмутимо проговорил Рюдзаки, скользнув по Лайту равнодушным взглядом, и двинулся по улице, словно не замечая дождя. - Рюдзаки… - Лайт схватил его за плечо, разворачивая к себе. – Дождь начался! Черт!!! Я оставил из-за тебя зонты в автобусе! Он только сейчас осознал, что оба зонта, которые он так заботливо взял из штаба, так и остались висеть на поручне в автобусе. Вжав голову в плечи и зябко ежась от падающих сверху капель воды, еще не частых, но уже способных всерьез намочить, Лайт огляделся. И увлек своего странного непредсказуемого врага под козырек балкона ближайшего дома. - Иди сюда! – он слишком сильно дернул детектива к себе, и тот слегка стукнулся о стену дома спиной. – Какого черта надо было выходить из автобуса? Нам оставалось всего лишь четыре остановки! - Прости, - в мягком голосе Рюдзаки не было ни капли раскаяния. – Но я ведь не просил тебя выходить вместе со мной. Он расслабленно прижался лопатками к стене рядом с Лайтом, задумчиво глядя на дождь, уже снова невозмутимо-спокойный. Секунда – и ленивые капли стремительно начали учащаться, превращаясь в безжалостный и неудержимый ледяной ливень. Оставшиеся на улице прохожие торопливо разбегались, прячась под зонты или закрывая головы сумками и пакетами. По асфальту понеслись потоки воды. Возмущенно раздувая ноздри, Лайт мрачно смотрел на Рюдзаки, тяжело и часто дыша от ярости. Разглядывал его понурые плечи, непроницаемый профиль, влажные пряди волос и стекающую каплю воды на бледной щеке. И чувствовал, как, несмотря на то, что его собственные волосы тоже уже были влажными, а тело ощущало мокрый холод даже под теплой курткой, злость проходила, уступая место грустному пониманию. Рюдзаки неуютно среди людей. Он, такой сильный, такой целостный и независимый, терялся в привычной Лайту спешащей суетливой толпе. L давно уже разучился спускаться со своего небоскреба, не умел жить обычной жизнью простых обывателей, не любил находиться среди чужих. И в этом Кира был на порядок сильней. Но почему-то он снова не чувствовал ни злорадства, ни упоения своим превосходством. - Ладно, забудем зонты… - Лайт привалился к стене и прикоснулся к плечу Рюдзаки, заставляя повернуться к себе. - Неужели тебе действительно так плохо среди людей, Рюдзаки? Рюдзаки повернул голову и задумчиво посмотрел на него из-под влажной челки. И снова в его взгляде было что-то… как будто он думал совсем о другом, пытался что-то понять, что-то новое для себя, но не мог. Он не спешил говорить. Потом, явно так и не найдя ответа, он перехватил пакет поудобнее, отвернулся и закусил кончик большого пальца, рассеянно оглядывая опустевшую улицу. - Мне нравятся люди, Лайт-кун, - все-таки ответил он таким тоном, как будто говорил об инопланетной цивилизации. – Но мне сложно находиться в толпе. Я не знаю… не знаю, как должен вести себя. Лайт молчал, ошарашенный такой откровенностью. Он никак не ожидал, что Рюдзаки ответит ему так открыто. Без тени лжи, без тени притворства, без малейшей попытки интриговать. Просто расскажет то… что чувствует? Значит, все-таки есть там, в этой гениальной голове, место и для чего-то другого, помимо холодного алгоритма раскрытия криминальных загадок? - К тому же… - Рюдзаки покосился на него, явно подбирая слова, чтобы Лайт его понял. – Когда вокруг так много людей, все они создают слишком сильный… шум. - Шум? – осторожно переспросил Лайт, не совсем понимая. - Да. Шум. Он не дает мне сосредоточиться, - детектив проводил задумчивым взглядом промчавшийся по улице автомобиль. Повисла пауза. Ливень теперь шел непрерывной стеной, шумели проезжавшие в потоках воды машины, появлялись и лопались пузыри в лужах на асфальте. Прохожие торопливо пробегали мимо них, прячась под зонтами и зябко втягивая головы в плечи, глядя только прямо перед собой, и стараясь не столкнуться друг с другом из-за ограниченности обзора. Было мокро и холодно, но Лайт ни за что бы не согласился променять эту странную прогулку на привычные стены и тепло штаба. Потому что здесь, на улице, защищенные от ледяного ливня лишь узким козырьком чужого балкона, они словно бы вдруг лишились брони. Выпали без подготовки из привычной изоляции противостояния. И этот чуждый и ненужный им обоим суетливый мир заставлял их инстинктивно тянуться друг к другу, и, в то же время, чувствовать какую-то странную неловкость, как будто они растеряли свои доспехи, оставшись раздетыми и безоружными. И теперь понятия не имели, как вести дальше войну. Впрочем, Лайт мог с уверенностью судить лишь о своих ощущениях. Что чувствовал его молчаливый враг, он понятия не имел. Но он не чувствовал сейчас ни защитных барьеров, ни холода отчуждения, привычно исходящих от детектива, ни рвущих нервы напряженности и подозрительности. Кажется, они никогда еще не были так близки. И они говорили. Не о Кире, не о расследовании… Это было так странно и так… завораживающе. - Мы можем позвонить и попросить за нами приехать, - нарушил паузу Рюдзаки, не поворачиваясь к Лайту. Его огромные глаза с интересом разглядывали невзрачную улицу, скрытую пеленой дождя, пристально вглядывались в сосредоточенные лица пробегавших мимо прохожих, как будто пытаясь проникнуть в их мысли, внимательно провожали проезжавшие с шумом машины. Он словно бы впитывал в себя разом все, изучая, анализируя. Запоминая. - Нет смысла, - как можно более пренебрежительно откликнулся Лайт, демонстративно взглянув на затянутое тучами небо, извергавшее потоки воды и не имевшее ни одного просвета. – Дождь скоро закончится. В штабе все равно сейчас нечего делать. Переждем и дойдем спокойно пешком. - Как скажешь, Лайт-кун. Они стояли рядом, плечом к плечу, лениво прислонившись спинами к стене. На маленьком сухом пятачке, окруженном дождем. И этот дождь словно бы отделял их от всего остального мира, делая его призрачным, ненастоящим, ненужным. Только они вдвоем были здесь настоящими. Кира и L. «Мы могли бы попасть под дождь с тобой, просто возвращаясь из института, - неожиданно подумал Лайт, чувствуя горечь от понимания того, что это никогда бы не было возможным. – И так же прятались бы под балконом, пережидая его, потому что ты никогда не носил бы зонт, а я бы забыл свой в раздевалке. Разумеется, из-за тебя. И мы бы так же перекидывались ничего не значащими словами, или обсуждали бы интересный урок, или просто бы лениво молчали… Потому что с тобой приятно даже молчать. И я бы точно так же не мог бы понять тебя, но этим ты и был бы мне интересен – мы могли бы быть просто друзьями. Если бы только ты был всего лишь Рюдзаки, или Рьюга Хидеки, или неважно, как бы еще тебя могли звать, а я был бы просто Ягами Лайт. Интересно, тянуло бы меня к тебе? Чувствовал бы я что-то еще, кроме дружеского расположения? И решился бы признаться в этом хотя бы себе самому?». Нереалистичность этой их странной прогулки, и понимание, что это, скорее всего, последний их день, когда они играют в лучших друзей, неотвратимо погружали его в меланхолию. Рюдзаки зашевелился, разворачивая пакет, в своей странной манере пытаясь действовать только кончиками пальцев. Заглянул в него, пряча лицо за свесившимися прядями черных волос. И извлек того самого зефирного снеговика, которого первым положил в магазине в корзину. Неловко прижав пакет с покупками к боку локтем, он попытался сорвать прозрачный пакетик, в который была завернута сладость. - Дай сюда, - Лайт повернулся к нему, опираясь плечом в стену. Сейчас они были так близко, что достаточно было лишь протянуть, не разгибая, руку, чтобы взять снеговика из аристократических длинных пальцев врага. Повернув голову, Рюдзаки внимательно наблюдал, как Лайт снимает пакетик. - Вот, держи, - Кира развернул верхнюю часть снеговика, оставив внизу обертку, чтобы зефир было удобно держать в руках. - Спасибо, - Рюдзаки осторожно взял его, мимолетно коснувшись руки Лайта кончиками пальцев. Его прикосновение показалось Кире совсем холодным. - Рюдзаки! – Лайт подался к нему, разом оказываясь уже до интимного близко. – Ты замерз? Застегнись. - Мне не холодно, Лайт-кун, - чуть повернув голову, Рюдзаки искоса взглянул на него своими пронзительными глазами. И откусил целиком всю голову у снеговика. - У тебя руки холодные, - Лайт бесцеремонно положил ладонь на запястье его дернувшейся руки, удерживающей зефир. И скользнул по белой коже до пальцев. - Какой смысл надевать пальто, если ходить в нем нараспашку? Еще простудишься. Ты, наверное, весь уже ледяной. «Давай же, - мысленно призывал он, неотрывно глядя в равнодушную мглу чужих глаз. – Давай сыграем еще, Рюдзаки!». Он не хотел меланхолии и тоски, он хотел выжать из этого необычного последнего дня все, что возможно. Плевать ему было уже на прохожих и на то, что они на улице – близость заклятого друга кружила голову, отчаянно соблазняя забыть обо всем и втянуть его в новый раунд их щекотливой волнительной игры. Именно сейчас, когда они оба чувствуют себя непривычно открытыми без давящей атмосферы штаба, защитные барьеры Рюдзаки почему-то ослабли, а хлещущий дождь отделяет их иллюзорной стеной от всего остального мира. И, словно прочитав мысли, непроницаемая мгла в глазах его недруга покачнулась, обретая многозначительность. Рюдзаки перестал жевать и подался навстречу к нему, принимая вызов. И сразу же перешел в безжалостную контратаку. - Хочешь проверить? - вкрадчиво проговорил он, взмахнув густыми ресницами, распахивая еще шире свои черные, как ночь, глаза. И, прежде чем Лайт успел сообразить, откуда ждать выпада, легко перехватил правой рукой, прижимающей локтем пакет, его руку. И положил ладонь оторопевшего Бога Нового Мира себе на левый бок, заставив скользнуть ей под распахнутое пальто. Он был вовсе не так неловок, как умело изображал – сейчас, похоже, пакет ему ничуть не мешал и даже не грозил выскользнуть на асфальт. Лайт снова недооценил маневренность своего врага и его безжалостность в играх. Это походило на запрещенный удар. Отчаянный и рискованный и для самого нападающего. - И как мне это понимать? – хмыкнул Лайт, изо всех сил стараясь не показать, как разом становится жарко дышать и кружится голова. Там, под пальто Рюдзаки, действительно было тепло. Рука ощущала выступающие ребра, давно не дававшие Кире покоя, небольшой, но многозначительный рельеф мышц и резкий контраст сильно выступающей грудной клетки с втянутым худым животом. Лайт больше не чувствовал ни озноба, ни промозглого холода этого серого дня. Не слышал шума дождя и суетливости улицы. Мир сжался до маленького сухого пространства под узким козырьком балкона. - А как ты можешь это понимать? – пристально следя за его лицом, все так же вкрадчиво отбил вопрос Рюдзаки. И убрал руку, удерживающую ладонь Лайта. Вторую руку, с зажатым в пальцах зефиром, он еще раньше отвел в сторону, оставляя Кире полную свободу действий. То ли он был настолько уверен, что в любой момент может прекратить зашедшую слишком далеко игру, то ли жажда к экспериментам и любопытство пересиливали в нем осторожность, и понуждали идти на все больший волнительный риск. - Ну… - Лайт повернул ладонь, и ласкающе провел тыльной стороной кисти по его беззащитному боку, поднимаясь выше к подмышке. Осторожно скользнул на грудь. И насмешливо дернул уголком рта, усилием воли не отводя взгляда от лица врага. – Я мог бы подумать, что ты решил попытаться меня соблазнить. Футболка, эта чертова мягкая футболка, так легко скользила под его ладонью, продолжающей осторожно ласкать бледную фарфоровую кожу под ней. А тело его врага – жесткое, сильное, напряженное – совсем не походило по ощущениям от прикосновений на мягкие податливые тела девушек. Вообще не походило ни на что, что раньше испытывали руки Бога Нового Мира, и от этого так трудно, так катастрофически трудно было удерживать невозмутимое лицо и легкое выверенное дыхание. А непроницаемая мгла в глазах Рюдзаки, казалось, в одну секунду превратилась в бездонную объемную тьму. - А у меня получилось бы? – от этого бархатного, чуть хрипловатого голоса, мурашки помчались волной по спине, собираясь внизу живота. Он снова демонстрировал, что не забывает никогда ничего – ни единого даже слова. Но плевать Лайту было сейчас на это. Горящей ладонью он чувствовал удары чужого сердца – размеренные, ровные, уверенные в себе, сводящие с ума. Гораздо, гораздо более медленные и спокойные, чем ухающая кровь в ушах у него самого, но… не бесстрастные. Нет, не бесстрастные. Может быть, даже тело Рюдзаки умело лгать, как убеждал его Бездей, но не его сердце. Безжалостный экзекутор щекотливо пытал этой странной игрой не только Киру, но и себя. И потому нельзя, невозможно было Лайту позволить себе сорваться первым сейчас и проиграть. Только не сейчас. - А ты хотел бы, чтоб получилось? – растягивая губы в многозначительной улыбке, Лайт склонился еще ближе к лицу Рюдзаки, привычно находящемуся чуть ниже. Если бы его враг попытался отыграться и тоже двинуться вперед – им пришлось бы столкнуться губами. Лайт выиграл эту игру в пространство, не оставляя Рюдзаки возможности для ответного хода. Вот только и себе возможности отступить он совсем не оставил. И потому, изо всех сил дозируя своих вдохи и выдохи, потому что они, наверняка, сейчас касались губ его врага, он замер, ожидая исхода этой восхитительной партии. Они уже балансировали на самом краю довольно пошлой, но все еще дружеской шутки. И в любой момент один из них мог сорваться, увлекая в безумие за собой и второго. От напряжения и возбуждения, казалось, даже время завязло в отодвинувшемся куда-то за пределы сознания шуме дождя. Удары сердца Рюдзаки, огромные бездонные глаза Рюдзаки, горячее сильное тело Рюдзаки – сейчас это было единственным значимым миром, которым Кира хотел бы владеть безраздельно. Он отдал бы за это не только Тетрадь, но и половину оставшейся жизни, Рай и Ад… Наверное. Может быть. - Ты разве забыл, насколько я «испорчен», Лайт-кун? – уголки губ Рюдзаки насмешливо приподнялись, но его огромные расширенные зрачки все так же сводили с ума. – Что, если я отвечу «да»? «Остановись! – закричал внутри Кира, собирая все остатки гордости и силы воли. – Ему нельзя верить. Это ловушка! Он вынуждает тебя наступать, чтоб ты раскрылся, он ждет момента, чтобы ударить тебя побольнее. Это все ложь, ложь! Бездей был прав – он лжет даже телом. Он гетеросексуален - ты же знаешь теперь это наверняка. А сердце… Это всего лишь азарт охотника, готового захлопнуть капкан. Наноси удар первым». Глядя в глаза своего врага, он выдержал максимально долгую паузу, чувствуя, что от напряжения между ними вот-вот полетят искры, а потом усмехнулся. - Тогда я скажу твердое «нет», Рюдзаки, - скользнув рукой по груди детектива, Лайт подцепил его пальцами за острый подбородок, заставляя вскинуть голову. И, подавляя поднимающуюся злость от того, что почти готов был уже поверить во все, что угодно, с насмешливой улыбкой медленно и раздельно проговорил ему в лицо. – Нет. У тебя не получилось бы. - Ты слишком серьезно воспринимаешь слова и не понимаешь шуток, Лайт-кун, - Рюдзаки чуть дернул головой, освобождаясь от его пальцев. И невозмутимо откусил второй шарик от зефирного снеговика, расслабленно откидываясь к стене и отводя взгляд. – Я всего лишь дал тебе возможность проверить правдивость моих слов. Теперь ты сам убедился, что мне не холодно. Нокаут. Лайт почувствовал, как кровь вновь приливает к лицу – это глупое дурацкое ощущение, которое он не испытывал с детства, а сегодня имел неприятное удовольствие получить уже дважды. Он попался, так легко попался в расставленную ловушку, чуть было не выдав себя с головой, каким-то лишь чудом удержавшись от катастрофического падения и абсолютной победы своего виртуозного врага. Ведь он почти что поверил… Почти поверил, что может вот прямо сейчас получить, или хотя бы узнать нечто большее. Как глупо. Его противник в который раз всего лишь играл с ним, забавляясь очередным экспериментом над измученным подопытным кроликом. Не в силах поверить, что он так катастрофично проиграл этот раунд, Лайт застыл, растерянно глядя на детектива, все так же стоя вплотную. К счастью, Рюдзаки сейчас на него не смотрел – он сосредоточенно рассматривал последний шарик зефира. По улице в череде спешащих прохожих мимо них прошли две симпатичные девушки-студентки, прячущиеся от проливного дождя под одним зонтом. Окинув Лайта с Рюдзаки быстрыми заинтересованными взглядами, они тут же склонились друг к другу, кокетливо захихикав. И потом долго оглядывались, завлекая глазами, перешептываясь и продолжая хихикать. Рюдзаки проводил их задумчивым взглядом. - Мы с тобой нравимся девушкам, Лайт-кун, - с явно слышимым в голосе самодовольством заметил он, и засунул в рот остатки зефира. - Они подумали, что мы пара, - мстительно сообщил Лайт, прекрасно осознавая, что именно так они и выглядят: слишком близко он стоял к Рюдзаки, повернувшись всем телом к нему и небрежно привалившись плечом к стене. К тому же, он был уверен, их замкнутость лишь друг на друге, и неуловимая похожесть, и неразрывная связь, окружающая их, словно аура, наверняка должны были быть подозрительными для тех, кто не мог бы списать все это на длительное противостояние. – Девушкам нравятся геи. Они их очень интересуют. Вызывают их любопытство. Заводят. - Вот как? – Рюдзаки искоса с интересом взглянул на него, мгновенно надевая маску наивной неискушенности. – Ты хорошо разбираешься в женщинах, Лайт-кун. Тогда это отличный способ заинтересовать понравившуюся тебе девушку, чтобы познакомиться. Стоит запомнить. Лайт усмехнулся и откинулся спиной к стене. Теперь они стояли рядом, соприкасаясь плечами, одинаково опираясь лопатками в стену. И не было в этом больше ничего подозрительного. Просто друзья, пережидающие дождь. - Не думаю, что эта информация тебе пригодится, Рюдзаки. - Почему? – сосредоточенно снимая обертку с последнего шарика зефира, рассеянно обронил его враг. – Мне нравятся девушки, Лайт-кун. «Скотина» - яростно пронеслось в голове у Киры, но он лишь еще раз усмехнулся, снисходительно полуприкрыв веки: - Я давно это понял, Рюдзаки. Но вряд ли ты будешь пытаться познакомиться с девушкой на улице. Рюдзаки вдруг повернул голову и впился в лицо Лайта настороженным, пристальным взглядом. И он даже рот приоткрыл, как будто уже собирался что-то сказать, но поймал себя в последнюю секунду. Несколько мгновений он в упор изучал непроницаемый профиль Лайта, но потом в его глазах мелькнуло что-то очень похожее на горечь, и L отвернулся, упрямо сжав тонкие губы. - Ну а ты, Лайт-кун? – снова занявшись оберткой зефира, бесстрастно поинтересовался он. - Я? – Лайт хмыкнул и самодовольно вздернул подбородок. – Мне нет нужды искать способы знакомиться с девушками, Рюдзаки. Они сами бегают за мной. Рюдзаки вновь поднял голову и повернулся к нему, окидывая оценивающим взглядом. Лайт ответил ему вызывающей многозначительной ухмылкой. Этот сюрреалистичный разговор начинал ему даже нравиться. Они вдвоем напоминали ему командиров разных воющих армий на передовой, сошедшихся в момент короткого перемирия на ничейной земле между окопами. Как будто они просто воспользовались случайной возможностью, чтобы встретиться лицом к лицу, наслаждаясь природой и тишиной, и поболтать ни о чем. Поболтать, зная, что потом они разойдутся - каждый обратно в свой окоп - и будут стрелять друг в друга на поражение, как только закончится перемирие. И эта война не окончится, пока один из них не умрет. Но это будет чуть позже. А в эту самую минуту они просто пытаются немного отвлечься и отдохнуть. Так уж получилось, что единственно близким человеком для Киры оказался смертельный враг, находящийся в противоположном окопе. Командующий вражеской армией. Но именно это и делало возможным их разговор. - Да. Ты очень красив, Лайт-кун, - наконец, словно бы нехотя, вынес итог своего пристального осмотра Рюдзаки. - Ты это уже говорил, - еще раз хмыкнул Лайт. – Впрочем, я прекрасно знал это и без тебя. Повисла долгая пауза, наполненная шумом непрекращающегося дождя. Рюдзаки убрал обертку от зефира в пакет и зажал его под локтем, привычно засунув руки в карманы. Расслабленно откинувшись к стене, он смотрел куда-то вверх – поверх улицы, машин, спешащих зонтов. Он смотрел на дождь и, кажется, слушал дождь, рассеянно чуть склонив набок голову. И Лайт, с замиранием сердца осознавая, насколько это похоже на тот их последний разговор на крыше, снова ясно почувствовал, как подступает ощущение неминуемого конца. Их война близилась к завершению. И теперь он был уверен на все сто процентов, что и его враг это чувствует. - Ты любишь дождь, Рюдзаки? – нарушил Лайт паузу, чтобы хоть что-то сказать. – Ты так внимательно на него смотришь… Ты поэтому так любишь гулять под ним? - С чего ты взял, что я люблю гулять под дождем? – Рюдзаки искоса взглянул на него, не поворачивая головы. – Если бы я любил, я бы не стоял сейчас рядом с тобой под навесом. - Э… Ну… Я не знаю, - Лайт растерялся. Он совсем забыл про амнезию своего ненавистного друга. – Просто, мне почему-то так казалось… - Почему-то? – вот теперь детектив повернул голову, впиваясь в лицо Лайта пристальным взглядом своих черных глаз. И с нажимом повторил: - Почему-то казалось? Почему, Лайт-кун? «Черт. С тобой, как по минному полю», - мысленно чертыхнулся Лайт, торопливо просчитывая, насколько опасным может быть для него, если он скажет правду. В конце концов, эта их необычная прогулка вдвоем стоила того, чтобы хотя бы пытаться, по-возможности, не лгать Рюдзаки. - Ну… Перед тем, как ты… как ты впал в кому, Рюдзаки, ты долго стоял на крыше под проливным дождем, - Лайт пожал плечами. – И ты и меня вытащил к себе. Мы промокли до нитки, но ты не казался мне ни расстроенным, ни раздраженным от этого. Я подумал тогда, что ты любишь дождь. «Сейчас ты спросишь меня, о чем же мы говорили, - перебирал он в голове варианты. – Но будет слишком опасно передать тебе тот наш разговор. Ты можешь понять что-нибудь… Что-то, что пытался сказать тогда, но я так и не понял. Надо что-то придумать. О чем мы еще могли с тобой говорить?» - Да, я люблю дождь, Лайт-кун, - мгновенно обескураживая и как-то так, что стало понятно, что сейчас он не лжет, ответил Рюдзаки. Он отвернулся, снова поднимая взгляд вверх, на потоки воды, выпуская Лайта из плена своих огромных глаз. И тихо, с непривычной мечтательностью в мягком голосе, добавил. – Но еще больше я люблю снег… - Снег? – растерянно переспросил Лайт, внезапно осознавая, что это настолько правильно, что даже странно, почему никогда раньше не приходило ему в голову. Разумеется, снег. Конечно же. Кристально-чистый, невесомо легкий, белоснежный, холодный, сияющий искорками бриллиантов… Состоящий из таких же застывших кристалликов льда, как сам Рюдзаки. Способный согреть, несмотря на всю абсурдность этого утверждения, так же, как и его ненавистный безжалостный враг. Способный делать светлее даже самую вязкую непроглядную тьму. Обжигающий холодом и завораживающий совершенством каждой снежинки. - У нас в Токио редко бывает снег зимой, - тихо проговорил Лайт, почувствовав горечь от остро пронзившего понимания, что им не дано вместе увидеть белые пушистые хлопья, падающие с неба. Им на двоих достался лишь дождь. – А если и идет – то чаще вместе с дождем. Я в последний раз играл в снежки, когда был еще совсем маленьким. А ты когда-нибудь играл в снежки, Рюдзаки? - Наверное… Может быть, - Рюдзаки повернул к нему голову и чуть дернул кончиками губ, в слабом намеке на лукавую улыбку. – Я ведь тоже был маленьким, Лайт-кун. Возможно… я просто не помню. Он завозился, снова достав пакет и раскрывая его. Лайт с улыбкой смотрел на то, как детектив сосредоточенно орудует рукой в недрах пакета, перебирая двумя пальцами сладости и выбирая что-нибудь из их недавней покупки. Кире было тепло. Несмотря ни на что – необыкновенно уютно и хорошо сейчас, под этим дождем, рядом со своим ненавистным врагом. - Лайт-кун, скажи… Могу я задать тебе очень личный вопрос? – Рюдзаки вытащил руку из пакета и, продолжая смотреть в него, закусил указательный палец. Чуть помедлил и неуверенно повернулся к Лайту. – Ты можешь не отвечать, если не захочешь. - Очень личный вопрос? Ты меня пугаешь, Рюдзаки! – хохотнул Лайт, внутренне подбираясь и чувствуя, как по спине помчался поток щекотливых мурашек. Что, если Рюдзаки решится пойти в лобовую атаку?! С него вполне станется. – Спрашивай. Но, если я не буду готов с тобой откровенничать, я не отвечу. - Скажи… - детектив отвел взгляд, продолжая покусывать палец и явно замявшись, и это было так на него не похоже, что Лайт уже мысленно взвешивал все «за» и «против» возможности сделать шаг навстречу, а не уходить в оборону или же отступать. Но вместо выпада в их странной игре вдруг услышал: - Скажи, Лайт-кун… Ты был влюблен когда-нибудь? - Что? Был ли я влюблен, Рюдзаки?! – вне себя от удивления, он снова всем корпусом повернулся к Рюдзаки, опираясь плечом на стену и склоняясь к нему. И вдруг увидел в огромных глазах своего врага промелькнувшую мягкую грусть. Он уже видел эту грусть раньше. Тогда – на крыше. И разом почувствовал, понял, что сейчас не время шутить или искать подвоха. Что это последняя их возможность поговорить о чем-то отстраненном открыто, без лжи, без фальши… Просто поговорить, как могли бы они действительно разговаривать, если бы… Если бы не было Киры и L. Или хотя бы одной из этих их сущностей. - Откровенно говоря, нет. У меня были отношения, Рюдзаки, я встречался со многими девушками, и ходил на свидания, и… - Лайт вновь откинулся спиной на стену, подбирая слова и прислушиваясь к себе. – Ну, ты понимаешь. Но я никогда не был влюблен. Никогда не чувствовал того, о чем все постоянно твердят. Не чувствовал этого… ну… Этого. Может быть, просто еще слишком рано. Рюдзаки, внимательно слушавший его, отвел взгляд, чуть заметно вздохнув. И уставился на потоки воды на асфальте, задумчиво покусывая кончик указательного пальца. И во всей его худой ссутуленной фигуре Лайту виделась теперь эта странная задумчивая грусть. Его друг грустил. И почему-то Кире от этого было больно, как бы ни было это абсурдно. И возникало странное желание попытаться его развеселить, чтобы вернуть своему врагу горящий энергией и жизнью взгляд. - Ну, а ты? Ты сам был когда-нибудь влюблен, Рюдзаки? – с наигранным весельем, он опять повернулся к детективу, оперевшись плечом на стену и изо всех сил стараясь не думать о том, как хочется снова скользнуть ладонью в распахнутые полы его пальто и ощутить тепло поджарого тела под белой футболкой. – Я ответил на твой вопрос, так что ты теперь должен ответить на мой. - Нет, - просто ответил Рюдзаки, чуть качнув головой. – Не думаю, что я вообще способен любить. Мне сложно понять, что нужно… при этом чувствовать. - Нужно? Рюдзаки, в любви нет правил! – вне себя от изумления, Лайт подался к нему, не в силах поверить, что он слышит чуть ощутимую горечь в мягком голосе своего недруга. – Каждый чувствует так, как он может! Люди – не роботы, они разные, и каждый любит по-своему. - Ты ошибаешься, Лайт-кун, - Рюдзаки вскинул на него снова ставший абсолютно непроницаемым взгляд. – Все чувства у всех людей не слишком-то отличаются. Страх – это страх, боль – это боль, злость – это злость, обида – это обида, а ненависть – это ненависть. И я досконально изучил все возможные чувства. Осталась только любовь… И, раз уж мне не дано почувствовать, я хотел бы хотя бы успеть понять. Действительно ли стоит это чувство того, чтобы его так превозносили над всеми другими. Жаль, что и ты не можешь рассказать мне об этом. - Ты издеваешься надо мной? – внезапное озарение открыло Кире глаза. L что, подобрался уже к препарированию его чувств, пока он, как дурак, придумывал себе очередную иллюзию о возможности просто поговорить, вырвавшись из давящих стен штаба? Что ж, его врага ждет горькое разочарование, если он надеется, что смог зародить в сердце Киры что-то, что теперь можно с интересом анализировать, торжествуя победу. – Да кем ты себя возомнил? Властителем чувств? А как же Мисора Наоми?Расскажи лучше ты мне, что чувствуешь, когда влюблен! Да еще и безответно. А я с интересом послушаю. Давай, открой сердце своему лучшему другу, Рюдзаки. У тебя же больше нет никого, с кем ты мог бы об этом поговорить. У тебя вообще никого больше нет. Никого во всем мире. Наверное, он перегибал палку. Нельзя было вот так, почти в открытую, выплескивать накопившуюся горечь от бесстыдного притворства и жестокого обмана врага, и разочарование, и обиду, и невыносимое чувство униженности от того, что его-то собственные откликнувшиеся вдруг на эту игру эмоции не были ложью. И с этим уже ничего невозможно было поделать. - Мисора Наоми? Я боялся, что ты поймешь это именно так, - L подался к нему вплотную, задумчиво покусывая палец и пристально вглядываясь в глаза, как будто снова пытался там что-то увидеть. – Хотя это странно, ведь мы похожи с тобой. И ты понимаешь меня так, как не понимал, наверное, никто никогда, Лайт-кун. Ты изучил меня досконально – ведь ты думаешь лишь обо мне все то время, что мы находимся рядом. Неужели Бейонд действительно так гениален, что смог заставить поверить даже тебя? - Ты… Ты ударил его, Рюдзаки… - Лайту некуда было отодвигаться – за спиной была стена, и потому он, широко распахнув глаза, в глубочайшем замешательстве таращился на детектива, по своему обычаю бесцеремонно вторгнувшегося в его личное пространство. – Должен был быть действительно веский повод… И он… он был. Это было все, что он мог сейчас выдавить из себя. Потому что в голове билась лишь единственная фраза, которую хотелось кричать: «Рюдзаки! Я не Кира!». От этого внезапного откровения и обрушившегося потока информации, которую необходимо было стремительно обработать, Кира почувствовал даже легкое головокружение. Внутри уже выла сирена, и мигал красный свет тревоги. Рюдзаки, похоже, только что откровенно и жестко расставил все по местам, срывая с них обоих маски притворства. Изучать можно только врага. Ненавистного, единственного, смертельно опасного врага. И признавая, что он прекрасно понимает все, что происходило между Лайтом и ним, Рюдзаки, фактически, негласно признал, что и сам по-прежнему считает Лайта своим главным врагом. Считает, несмотря ни на что. Или хочет считать, потому что иначе его собственное бесконечное изучение своего подопытного кролика теряет всяческий смысл. - Не было повода, Лайт-кун, - все так же пристально глядя в глаза Лайту, медленно и раздельно проговорил детектив. – Это был всего лишь рефлекс. И вдруг выпустил его из прицела своих безумных глаз с огромным зрачком, отворачиваясь и освобождая личное пространство, снова расслабленно откидываясь спиной к стене. И Лайт вдруг подумал, что это далеко не первый раз. Не первый раз, когда его враг прижимает его к стенке, и кажется, что вот-вот додавит, докопавшись до истины, но потом отступает, давая возможность успеть сделать маневр и выкрутиться. Факты. У Рюдзаки не было фактов. Все его утверждения строились лишь на логике и наблюдениях, но факты всегда – всегда – играли на руку Лайту. Именно это и делало Лайта неповторимым врагом для него. L чувствовал правду своей удивительнейшей интуицией, но эту правду ничто не могло подтвердить. И, осознав все это за долю секунды, Лайт не стал оспаривать выдвинутых утверждений, хотя Кира внутри требовал немедленно их опровергнуть. Потому что от фразы «ты понимаешь меня так, как не понимал никто никогда», несмотря на панику в голове, сердцу стало вдруг горячо. Нет – жарко. Его противник только что признал, что давно уже воспринимает Лайта на одном с собой уровне. Кем бы он его ни считал, но Лайт был единственным, кто смог дотянуться. И одно дело, когда Кира сам считает себя поднявшимся на недосягаемую высоту, и совсем другое – когда это вслух признает его недостижимый прославленный враг. Лайт победил. Этой цели он смог достичь. - В самом деле? – аккуратно поинтересовался он, боясь сыграть против себя каким-нибудь неосторожным словом. – Что-то я раньше не замечал за тобой привычки пускать руки в ход даже во время самого неприятного разговора. Это, скорее, свойственно мне, а не тебе. Так, говоришь, это просто «рефлекс»? - Угу, - рассеянно буркнул Рюдзаки, и отвернулся, явно больше не слушая его, провожая взглядом группу студентов с яркими разноцветными зонтами, только что прошедшую мимо них. Группу, в которой были и парни, и девушки в коротких юбках. Лайт невольно тоже переключил свое внимание на них, вглядываясь вслед и пытаясь понять, что так могло заинтересовать детектива. И сделал то, чего в играх с его непредсказуемым врагом делать было категорически запрещено – он отвлекся на внешний мир. Отвлекся, перестав контролировать боковым зрением медленные движения, перестав пытаться поймать мельчайшие изменения в застывшей непроницаемой мимике, перестав выискивать в темной мгле огромных зрачков намеки на мысли и чувства. И Рюдзаки мгновенно этим воспользовался. Перехватив пакет одной рукой, он вдруг стремительно подался всем телом к Лайту и, обхватив за затылок ладонью, чуть притянул его еще к себе, и коснулся губами шеи где-то сбоку сразу под ухом, над высоким поднятым воротником куртки. И не просто коснулся. Лайт сначала даже не понял, что происходит, когда почувствовал щекотливое прикосновение чуть приоткрытых сухих тонких губ и его кожу лизнул, жарко и возбуждающе, влажный горячий язык. В голове ударило вспышкой, негативами замерло все, что окружало Лайта вокруг – непрекращающийся ливень, пузыри на огромных лужах, машины, несущиеся по улице и раскидывающие вокруг себя тысячи брызг, жадные любопытные взгляды таращащихся на них прохожих, проходящих мимо под своими зонтами… По телу, сжавшемуся в напряжении, помчались тысячи щекотливых мурашек и, еще не осознавая, что происходит, Лайт инстинктивно шарахнулся в сторону, изо всех сил отталкивая своего экзекутора сразу двумя руками: - Рюдзаки! Ты спятил?! Что ты творишь?!! Его враг отлетел от толчка, в который уже раз ударившись спиной в стену, и чуть не выронил из руки пакет. Но он успел подхватить его в последний момент второй рукой и замер, прижимая к груди и пристально глядя на Лайта своими огромными, не знающими стыда и границ нравственности, глазами. - Всего лишь проверяю, насколько естественной была моя реакция, - невозмутимо проговорил он, как ни в чем ни бывало привалившись плечом к стене. – Спасибо, Лайт-кун, ты вполне развеял мои сомнения. Лайт потрясенно смотрел на него, машинально вытирая влажную шею рукой. Разноцветные картинки пазла разом сложились в его голове. Неужели Бездей действительно так просто сыграл на восприятии зрителей, так легко обвел вокруг пальца его, Киру? Его, который – Рюдзаки был прав – знал своего врага до каждого стука сердца, до каждого взмаха ресниц. И он поверил. Поверил не Рюдзаки – поверил Бездею, разом усомнившись и в правдивости их щекотливой игры, и в сложности их отношений для самого детектива. Неужели он действительно стал так… неуверен в себе? Он, Ягами Лайт? Или же его враг еще сильнее запутывает его в паутине из лжи, всего лишь непринужденно сымитировав откровенность? - Он сделал так же? – осторожно спросил Лайт, тоже поворачиваясь к Рюдзаки и прислоняясь плечом к стене. - Угу, - невозмутимо кивнул детектив, с явным интересом вглядываясь в его лицо, оценивая реакцию. - Почему… - Лайт облизал пересохшие губы. Протянул руку и мягко убрал прядь волос с глаз своего друга, заправляя ее ему за ухо. – Почему ты сразу мне не сказал? - Зачем? – Рюдзаки невозмутимо вскинул брови, не попытавшись уйти от его прикосновения. – У нас с тобой своя игра, Лайт-кун. А Бейонд – совсем другая игра. Моя игра. Только моя. Лайт молчал, осознав разом, что это конец. Конец. Завтра преступник останется жив, и у него не будет ни единого шанса на то, чтобы выскользнуть. И теперь он получил ответы на те вопросы, что терзали его больше всего – да, для его врага это тоже было совсем нелегко. Это их странное противостояние смогло пробить оборону даже его бесконечных барьеров и многочисленных слоев спрятанного во льду сердца. Он, так же, как и Лайт, знал, что дальше его ждет пустота. Сжигающая, выворачивающая и заставляющая корчиться в судорогах, отчаянная пустота одиночества. Они всегда были одиноки, всю свою жизнь – и Кира, и L – но только после этой случайной вспышки их вынужденной близости и длительного противостояния это абсолютное одиночество стало настолько катастрофичным и безысходным. Только лишь после того, как они оба познали, что может быть как-то еще. И его враг это так же отчетливо понимал, как и Кира. Вот только он, будучи гениальнейшим кукловодом даже для самого себя, уже позаботился об излечении – кто, как не бешеный хищник, жаждущий мести маньяк, сможет отвлечь от всего, что бы то ни было? Удерживать на коротком поводке ядовитую змею, готовую в любой момент укусить, и пытаться ее приручить – просто не может быть более гениального способа уйти от любых посторонних мыслей. Ему оставалось лишь в который раз восхищаться Рюдзаки. Его враг виртуозно умел не только решать сложнейшие криминальные головоломки, но и терпеливо наращивал слои льда, слой за слоем, на своем все еще живом сердце, силой колоссального разума заставляя его стать, в конце концов, камнем. И он уже нашел замену для Киры. Нашел себе новую увлекательную игрушку. Резким звуком, разрывающим повисшую паузу, в кармане Рюдзаки зазвонил телефон. Детектив невозмутимо опустил глаза, потом вскинул их и сунул пакет со сладостями в руки Лайту. Вытянув из кармана пальто телефон, он взглянул на экран и привычно неловко раскрыл его, поднося к уху двумя пальцами: - Да, Ватари. Нет, все в порядке. Да… Ты снял координаты? Да, хорошо. Он захлопнул телефон и вскинул непроницаемый взгляд на Лайта: - Мне нужно в штаб, Лайт-кун. ФБР снова вызывает меня на связь. Ватари сейчас подъедет. Жаль, что наша прогулка так быстро закончилась. И спасибо, что составил мне компанию – мне было приятно. И магазин мне очень понравился. Он действительно… заслуживает внимания. - Почему секретные службы так часто вызывают тебя в последнее время? - мрачно буркнул Лайт, мысленно проклиная сам факт существования сотовых операторов. – Ты не можешь перенести время связи? Все-таки ты же L. - Прости, Лайт-кун, но так будет неправильно, - запихивая двумя пальцами телефон в карман, рассеянно отозвался Рюдзаки. – Не волнуйся, у нас еще будет вечером время поговорить, если захочешь. Рядом с ними, подняв волны брызг, резко затормозил уже знакомый лимузин. Рюдзаки подался вперед, взглянул вверх, на непрекращающиеся потоки воды, и зябко передернул плечами. Вскинув руки, поднял воротник пальто, прикасаясь к нему только кончиками пальцев. - Не хочу тебя расстроить, Лайт-кун, но ты совершенно не умеешь угадывать погоду. Этот дождь не прекратится до завтрашнего утра, - и, взглянув на Лайта из-под упавшей на глаза челки, он чуть дернул кончиками губ в намеке на лукавую дразнящую улыбку. Он уже хотел было шагнуть из сухого места, намереваясь добежать до лимузина, но Лайт торопливо ухватил его за рукав. - Постой, Рюдзаки, подожди… Всего одну минуту. Я… Я хочу сказать тебе кое-что, пока вокруг нет камер... Хочу извиниться… Рюдзаки повернулся к нему всем телом и замер напротив, вопрошающе глядя огромными внимательными глазами. - Извиниться, Лайт-кун? - Да… - Лайт нервно перехватил пакет и вскинул подбородок, прямо глядя ему в глаза. – Рюдзаки, прости… Прости, что я дразнил тебя испорченным и порочным все последнее время. Тогда… в больнице… Ты еще даже не помнил себя, а я поспешил сделать выводы из твоей попытки в себе разобраться. Понятно, что мое присутствие рядом могло показаться тебе… неоднозначным. А я был зол на тебя, зол на то, что ты чуть не умер, а потом… ты… я… Рюдзаки вдруг шумно выдохнул носом, плотно сжимая тонкие бледные губы. И резко шагнул к Лайту, разом оказываясь вплотную, упираясь грудью в его руки, прижимающие к себе пакет с конфетами. Тонкий палец уверенно лег на губы Бога Нового Мира, заставляя его немедленно замолчать. - Хватит, Лайт-кун. Тебе не за что извиняться, - взгляд огромных бездонных глаз буквально пригвоздил Лайта к стене своей пугающей силой. – Я ведь еще тогда сказал, что ты все понял правильно. Мне нет дела до условностей общества. Можешь ты принять, или нет, но я такой, какой есть. Мне все равно, у кого какой пол. Важно лишь то, что нравится лично мне. И девушки, и мужчины интересуют меня одинаково. Хотя правильнее сказать: чаще всего - одинаково не интересуют. Он убрал палец с губ Лайта, продолжая все так же пристально и властно смотреть в глаза. Сейчас он выпрямился – они снова были одного роста. - И мне нравится, что ты считаешь меня испорченным, - медленно проговорил детектив. – Ты видишь меня человеком – с обычными слабостями и пороками. Даже с теми, которых нет. Меня мало кто видит так, Лайт-кун. Так что больше не смей извиняться за это. Пойдем, Ватари волнуется. Он резко развернулся, разом снова ссутуливаясь и становясь ниже ростом, и уверенно шагнул под потоки дождя, спеша к лимузину. Прижимая к груди пакет со сладостями и пытаясь закрыть его собой, Лайт поспешил вслед за ним, согнувшись, пряча вспыхнувший торжеством взгляд и победоносную злую улыбку. Как легко ему удалось заставить Рюдзаки раскрыться. Он и не думал, что будет настолько просто получить ответ на главный вопрос. Достаточно всего лишь припугнуть безжалостного экзекутора, что его измученная игрушка готова сорваться с вспоровшего душу крючка, которым он ее бесконечно пытает. И, вуаля – он получил даже больше, чем мог бы рассчитывать. Не только признание в бисексуальности, но и вырвавшееся, может быть даже помимо воли, еле уловимое признание в том, как тяжело имя великого L, не знающего поражений. L, которого давно уже все, действительно, перестали считать живым человеком, имеющим право как на ошибку, так и на простые человеческие потребности. Все, кроме врага. Или друга. Швырнув вслед Рюдзаки в открытую дверь лимузина пакет с конфетами, Лайт задержался чуть-чуть, вскидывая голову к небу, подставляя торжествующее лицо под ледяные потоки воды. «Бисексуальность, значит? Ни белое, ни черное, дающее возможность соблазнить кого угодно, или же, наоборот, доказать свою абсолютную незаинтересованность, - с удовольствием думал Кира. – Даже в этом ты лжив. Неужели ты действительно настолько порочен? У нас впереди еще вечер. Пусть лучше это будет ночь. Готовься проигрывать, L» Он влез в лимузин, дрожа не от холода, а от нервного возбуждения. Этот дождь на двоих запутал его еще больше, но дал столько новой головокружительной информации. Все это надо было срочно обдумать. И капли, стекающие с мокрых волос, сейчас ничуть не волновали его. - Простите, Ватари. Мы можем ехать, - Лайт смущенно улыбнулся старику в зеркало заднего вида. И повернулся к Рюдзаки, ощущая боком его плечо. И виновато хмыкнул в ответ на его настороженный вопрошающий взгляд: - Надеялся увидеть признаки, что я не ошибся. Но, похоже, ты был все-таки прав, Рюдзаки – этот дождь не скоро закончится. Рюдзаки в упор смотрел на него – подозрительно, ожидающе. И, хотя Лайту больше всего на свете хотелось сейчас плюнуть на все – на весь мир – и обхватить своего ненавистного врага двумя руками, впиваясь в него бешеным поцелуем, со скрипом зубов, с кровью из прокушенных губ, он принял независимый вид, чуть отодвинувшись, чтобы не соприкасаться плечами. И, отвернувшись, рассеянно уставился в окно. Он знал, что его враг, несмотря на кажущуюся завершенность разговора, ждет от него ответа – пусть не словами, хотя бы взглядом. Хочет увидеть реакцию. Но Кира не собирался давать ему даже шанса. Мяч остался на стороне поля Рюдзаки и, если Лайт хотел успеть продолжить эту игру, он должен был сделать все, чтобы его враг был вынужден сам сделать следующий шаг. Только так – сохранив неопределенность своей реакции – он сможет разжечь любопытство великого L. Не к Кире, к Лайту. К человеку, который может оказаться смертельным врагом, а может – единственным другом, но который один только видит за маской бесстрастности и гениальности не L, а Рюдзаки.