Исполнитель желаний

Проснувшись, Лайт долго лежал не двигаясь и не спеша открывать глаза. Он совсем не хотел входить в этот день. Если бы можно было его перемотать, словно запись, переходя сразу к финалу, он сделал бы это, не колеблясь ни на секунду. Полночи он провел, продумывая различные варианты развития событий, после того, как станут известными результаты эксперимента. Снова и снова вспоминал каждый день Киры, каждый свой шаг, каждое слово и каждое действие, отыскивая незамеченные провалы, оставленные ниточки, за которые его ненавистный враг мог теперь потянуть, распутывая клубок. Кира знал, что и L постоянно занимается тем же. Снова и снова пытается отыскать потерянные кусочки пазла. Перебирает в голове факты, просматривает записи и видеофайлы. Диссоциативная амнезия дала Кире неоспоримое преимущество – многое из того, что происходило вне стен штаба, не могло быть воссоздано полностью в голове гениального детектива. Но нельзя было недооценивать виртуознейшего охотника. Пробелы в памяти он легко восполнит логическими построениями и детальным анализом тех данных, что остались ему доступными. И он не отступит и не остановится. Что ж, Кира был готов к финальной схватке. Что же касается Ягами Лайта… Ягами Лайту - со всеми его эмоциями, сомнениями, попытками разобраться в себе и ненужной привязанностью к величайшему эгоисту - придется уйти. Он проиграл. Чувства – худший помощник в этой игре, и простой японский студент навсегда дисквалифицировал себя. Пришло время окончательно заменить игрока. L не нужны друзья или нечто большее, ему нужен враг. Холодный безжалостный враг, каждое слово которого, каждое действие – ложь. Так же, как и у него самого. Ему нужен тот, кто не терпит проигрывать, и тоже способен идти до конца, невзирая на цену. Кира. Не открывая глаз, Лайт сладко потянулся под одеялом, вскидывая вверх руки. - Доброе утро, Лайт-кун, - мягкий негромкий голос в тишине пустой комнаты заставил его подпрыгнуть от неожиданности, торопливо распахивая глаза. - Рю-Рюдзаки! Какого черта! Рюдзаки сидел на подоконнике, даже, скорее, полулежал, расслабленно прислонившись спиной к косяку окна. И что-то жевал, доставая это что-то из пакетика, который держал на животе. Пожалуй, в первое мгновение Лайта поразил даже не сам факт его присутствия здесь, а вот эта непривычная поза – лишь слегка согнутые колени детектива не были прижаты к груди, да и сам он сидел необычно, слишком свободно... Точно так же, как сидел бы любой другой обычный человек. - Прости, Лайт-кун, я не хотел тебя так напугать, - в невозмутимом голосе Рюдзаки не было слышно ни капли раскаяния. - Ты не напугал меня, а возмутил, - откинув одеяло, Лайт сел на кровати. – В отличие от тебя, я не имею привычки не запирать дверь. - Ты же понимаешь, что в этом здании нет дверей, в которые я не мог бы зайти, - Рюдзаки достал из пакетика пластинку чего-то ярко желтого и рассеянно засунул ее в рот целиком. - Это значит, что я снова лишился права на личное пространство? – Лайт зевнул и яростно растер руками лицо, заставляя себя окончательно проснуться. Провел руками по голове, взлохмачивая и без того спутанные со сна волосы. И недовольно взглянул на Рюдзаки. – Время, отведенное на эксперимент, подходит к концу, и ты решил снова неотступно находиться рядом со мной, чтобы не дать мне возможности что-нибудь предпринять. Потому что ты все еще думаешь, что я Кира. Так? - У тебя очень острый ум, Лайт-кун, и ты все схватываешь на лету. С тобой приятно иметь дело, - Рюдзаки старательно пытался прожевать то желтое, что он засунул себе в рот. – Да, эксперимент подходит к концу. Я принял за контрольную точку время, в которое тринадцать дней назад преступник записал в Тетрадь имя другого преступника. До этого времени я буду за тобой неотрывно присматривать. Но это и в твоих интересах, Лайт-кун. В какой-то мере я обеспечиваю и твою безопасность. - Ну да, ну да, я помню про обещание Мелло пустить пулю мне в лоб, - хмыкнул Лайт. Он отвернулся, выискивая тапочки возле кровати, и не увидел, как на мгновение плотно сжались бледные губы детектива и дрогнули ноздри точеного носа. Отыскав тапочки, Лайт вновь насмешливо взглянул на своего врага. – Не проще было бы воспользоваться камерами, чтобы следить за каждым моим движением? - Нет, - качнул головой Рюдзаки, невозмутимо глядя на него. – Камеры не могут дать стопроцентной гарантии, что я не пропущу ничего. Необходим только личный контроль. - Ну, как знаешь, - Лайт отпихнул одеяло от себя еще дальше и, повернувшись к нему спиной, спустил ноги с кровати, всовывая их в тапочки. – Тогда слезай с подоконника и пошли умываться. Он встал и нетерпеливо оглянулся. Смешно, но он уже начал подзабывать, каково это – согласовывать каждое свое действие с кем-то другим. Рюдзаки засунул в рот очередную желтую пластинку, выуженную из пакета, и торопливо спустил ноги с подоконника. Подхватив свой пакетик со сладостями двумя пальцами, он с готовностью подошел к Лайту и остановился возле него, ожидающе глядя снизу вверх. Детектив сильно сутулился, и глубокий вырез белой футболки свободно провисал на его широкой груди, обнажая остро выступающие ключицы под бледной фарфоровой кожей. Лайт скользнул по нему взглядом и отвел глаза, высокомерно вздергивая подбородок. - Я рекомендую тебе оставить твою еду здесь, - с явно слышимым презрением в голосе заметил он. – Первое, что я собираюсь сделать – это пойти помочиться. - О! Спасибо, что предупредил меня, Лайт-кун. Я не подумал об этом, - Рюдзаки поискал взглядом и, не найдя ничего более подходящего, аккуратно положил свой пакетик на прикроватную тумбочку. Как будто он не знал, что все люди, проснувшись, испытывают потребность сходить в туалет. Но почему-то вместо ярости Лайт почувствовал странное теплое ощущение ностальгии. Оказывается, он скучал по тем временам, когда Рюдзаки изводил его вот таким своим демонстративно-издевательским якобы непониманием элементарных вещей, заставляя Лайта постоянно теряться, смущаться и приходить в бешенство от его непосредственности и пренебрежения правилами того, что есть вещи, о которых вслух не принято говорить. И когда они были еще так баснословно богаты имеющимся в запасе временем. Как и раньше, находясь на расстоянии шага, они прошли в ванную комнату. Снова синхронно переобулись в туалетные тапочки, вернее, Лайт переобулся, а Рюдзаки просто сунул в них свои босые ноги. И, пока Лайт мочился, стянув удобные пижамные брюки на резинке, он неотступно чувствовал спиной прожигающий взгляд своего врага, стоящего сзади. Как будто время в очередной раз изогнулось в мертвой петле. - Кстати, Рюдзаки, - теперь уже сам Лайт сознательно выбрал момент, наиболее неподходящий для разговора, чтобы продемонстрировать ненавистному другу свое абсолютное равнодушие. – Прости за вчерашнее. Я просто не удержался после этих твоих откровений. Понимаю, я не должен был использовать тебя в угоду своему любопытству… Это не слишком красиво. Не знаю, о чем я думал. Видимо, это просто возраст, гормоны… да еще и постоянный риск. Мне хотелось попробовать… Хотелось узнать, насколько ты и правда испорчен. В общем, прости. - Не извиняйся, Лайт-кун, - невозмутимо прошелестело у него за спиной. – Я рад, что смог удовлетворить твое любопытство. Снова. «Гори ты в аду, Рюдзаки, - яростно подумал Лайт, спуская воду. – Может быть, только он сможет растопить лед в твоем сердце. Хотя я бы на месте Сатаны трижды подумал, пускать ли тебя к себе. Ты же можешь даже ад остудить своим холодом». С грохотом захлопнув крышку унитаза, он сполоснул руки над раковиной и отошел к душевой кабине. Даже не оглядываясь он чувствовал, как Рюдзаки следует за ним по пятам. Развернувшись, насмешливо глядя в непроницаемые глаза детектива, Лайт демонстративно расстегнул пуговицы на пижамной куртке и сбросил ее со смуглого рельефного тела. Не отрывая взгляда от темных глаз, спустил с бедер и, переступив ногами, снял пижамные брюки. И выпрямился, расправив плечи и позволив себе слегка поиграть мышцами. - Что ты делаешь? – склонив набок голову, осторожно поинтересовался Рюдзаки. И плавно, почти незаметно шагнул назад, отступая. Он явно не хотел новых сложностей. - Даю тебе возможность убедиться, что у меня ничего с собой нет. Я бы предпочел принять душ один, как раньше, - Лайт насмешливо дернул углом рта. И поднял вверх раскрытые ладони с растопыренными пальцами, демонстрируя, что ему негде что-либо спрятать. – Разумеется, если потребуешь, я могу не задвигать дверь кабины, чтобы ты мог смотреть, как я моюсь, но… - В этом нет необходимости, Лайт-кун, - равнодушно откликнулся детектив, отступая еще на шаг назад. Опустившись на корточки у стены, он закусил палец, глядя на пол перед собой. - Мойся спокойно, я подожду. - Тогда наберись терпения. Ты, наверно, не помнишь, но я люблю мыться долго, - мстительно заявил Лайт, проскальзывая в просторную душевую кабину и торопливо задвигая за собой дверь из непроницаемого матового стекла. Включив горячую воду, он обессиленно прижался лопатками к холодному кафелю, ожидая, когда пар заполнит пространство, и запотевшее матовое стекло исключит возможность видеть даже неясные контуры того, кто моется в душе. Рюдзаки, с этой его будоражащей мглой неестественно огромных зрачков был так близко, так катастрофически близко. Кажется – достаточно лишь протянуть руку... И поймешь, насколько обманчива эта иллюзия близости. Горько усмехнувшись, Лайт взял мочалку и начал тщательно намыливаться. Он пытался думать о том, что ему предстоит. Пытался изо всех сил. Но в голову упорно лезли абсолютно другие мысли. Взбесившееся воображение, вырвавшееся из-под контроля, упорно рисовало картины, как сдвигается в сторону дверца кабины. И как его безжалостный враг шагает к нему – прямо в одежде, прямо под теплые струи душа… Белая футболка мгновенно промокает насквозь, облепляя широкие плечи, худое рельефное тело, таящее в себе скрытую силу, выступающие мышцы груди, рук, впалый жесткий живот, так резко контрастирующий с развитой грудной клеткой... Охотник и хищник – лицом к лицу в запертом узком пространстве, пронизанном горячим паром, ненавистью и низменными желаниями. От этих фантазий тело начинало подрагивать, и Лайт и сам не заметил, как его рука отшвырнула мочалку и опустилась вниз по скользкому от мыльной пены животу, привычно обхватывая ладонью уже поднятый член. Может быть, он действительно сошел с ума, но эти ощущения, эти чувства – они того стоили. И, по большому счету – какая разница, от фантазий о мужчине или о женщине он их испытывает? Он все еще Кира, и он все еще Бог. Бог сам устанавливает для себя правила. Ему плевать на устои общества и законы. Он выше – несоизмеримо выше. Кира – свободен. И, господи, как же он сейчас его ненавидит! Лайт кончил с такой скоростью, с какой, кажется, еще никогда не кончал. Всего лишь это тонкое стекло, отделяющее Киру от ненавистного L, приводило его в безумнейшее возбуждение. Похоже, он начал обзаводиться постыдной привычкой, получая от мастурбации несказанное удовольствие, неведомое ему раньше. Но Лайт не чувствовал ни стыда перед попранной им внутренней моралью, ни раскаяния от своего появившегося пристрастия. Вновь проснувшееся ощущение своего сверхмогущества принесло странный мир в его разорванное, мечущееся в сомнениях все последнее время самосознание. Сейчас ему было легко – может быть, от снятого напряжения, а может быть от того, что он готов был принять свое странное влечение к единственному врагу. Кира и вновь вернувшаяся ненависть открыли ему новые горизонты принятия самого себя. Лайт еще долго и с удовольствием мылся под душем, наслаждаясь благостной негой, растекшейся после оргазма по каждой клеточке тела. Напоследок он обмылся холодной водой, чтобы вернуть ясность мысли и цепкость внимания, и выключил душ. - Ты закончил, Лайт-кун? – почти сразу же послышался из-за запотевшего стекла лишенный эмоций голос Рюдзаки. – Я бы хотел обсудить с тобой свои выводы, если ты не возражаешь. - Не возражаю, - Лайт приоткрыл дверь душевой кабины, выпуская наружу скопившееся облако влажного горячего пара. – Подай мне полотенце. Рюдзаки так и сидел все в той же позе на корточках у стены, задумчиво покусывая большой палец. Он вскинул голову, окинул Лайта растерянным взглядом, явно не в силах сразу переключиться со своих мыслей и понять, что от него требуют. Осознав наконец, он поднялся и, шагнув к крючкам, снял за краешек двумя пальцами со стены полотенце. И подал Лайту на вытянутой руке, как будто боялся, что он его схватит. - Спасибо, - Лайт полностью отодвинул стеклянную дверь и взял у него полотенце. Стоя у самого выхода из душевой кабины, он начал тщательно вытирать голову. Замерев, недоуменно взглянул из-под мокрой челки на Рюдзаки. - Ну и чего ты молчишь? Ты же хотел что-то там обсудить. Говори. И принялся растирать полотенцем тело. Из-под опущенных ресниц он видел, как Рюдзаки пристально смотрел на него огромными немигающими глазами, кусая ноготь, словно забыл, что же хотел сказать. А потом чуть заметно вздохнул, отвел взгляд и вытащил палец изо рта. - Я бы хотел, чтобы ты попытался закрыть пробел в моей логике, Лайт-кун, - отрешенно проговорил он, внимательно рассматривая противоположную стену. – Ты много раз демонстрировал свой острый ум, и теперь мне нужна твоя помощь. Возможно, я в чем-то ошибся или что-нибудь упустил, приходя к однозначному выводу… - Что я Кира? – перебил его Лайт. – Валяй, озвучивай свою логику. С интересом тебя послушаю. Подай мне халат. И он швырнул к его ногам мокрое полотенце, заставляя вновь перевести сбитый с толку взгляд на себя. Кире до безумия нравилась такая вот растерянность L от его фамильярности. И то, как Рюдзаки скользил взглядом, пряча его под густыми ресницами, по его обнаженному телу, тоже безумно нравилось. Что бы там о себе не воображал чертов гений, но идеальное тело Бога Нового Мира сбивало с мысли даже его. Глубоко вздохнув, Рюдзаки снова покорно шагнул к стене с крючками и взял двумя пальцами за ворот тяжелый махровый халат. Разумеется, белый. И осторожно подал его Лайту, как будто передавал заряженную мину. - Ты схватываешь все на лету, Лайт-кун, - невозмутимо проговорил он, наблюдая, как Кира облачается в халат и небрежно завязывает пояс на животе, оставляя полы на груди свободно открытыми. – Да, именно об этом я и хотел бы с тобой поговорить. Скажи, ты помнишь, как ты сказал, что, возможно, ты и есть Кира? После того, как мы задержали Аманэ Мису? - Конечно помню, - хмыкнул Лайт, проходя мимо него к раковине. – Это ведь ты страдаешь амнезией, Рюдзаки, а не я. - Тогда, возможно, тебе не составит труда еще раз мне объяснить, почему ты пошел на это? – не обратил ни малейшего внимания на его сарказм детектив. - Потому что ты запутал меня, - Лайт уже склонился было над раковиной с зубной щеткой в руках, но теперь выпрямился и повернулся, зажав ее в кулаке. – Ты постоянно подозревал меня, и все, как нарочно, и указывало на меня… И то, что я сначала еще учился в школе, и смерть Рэя Пенбера, и то, что мой интеллект тебя впечатлил, и даже то, что я не люблю проигрывать – ты все сводил к одному. Даже мою девушку ты уличил в том, что она Второй Кира! Прибавь к этому мировой авторитет L – и ты поймешь, в какой растерянности я находился. Думаю, любой бы на моем месте начал бы сомневаться в себе. Когда тебя постоянно убеждает в чем-то человек, которому невозможно не верить, чье имя и слава говорят сами за себя, то, рано или поздно, ты начнешь думать, что он, вероятно, лучше знает, что происходит. Ты вообще можешь представить, как это страшно – начать сомневаться в себе? Начать думать, что ты можешь производить какие-то действия, не отдавая себе в этом отчета? Да я был в панике, Рюдзаки. - В панике? Ты, Лайт-кун? – в мягком невозмутимом голосе Рюдзаки Лайту предсказуемо послышалась насмешка. - Да. В панике, - за эту ночь Лайт тщательно продумал все свои аргументы, и его ненавистный враг не имел шансов сбить его своими ироничными замечаниями. - Как бы высоко ты не ценил мой «острый ум», но я всего лишь простой студент с обычной человеческой психикой. Оскорбленно взмахнув зубной щеткой, зажатой в кулаке, он отвернулся, склоняясь к крану с бегущей водой. За спиной послышался вздох. - Прости, что мне приходится будить такие неприятные для тебя воспоминания, Лайт-кун, - равнодушно проговорил Рюдзаки. Было понятно, что он абсолютно не чувствует никаких угрызений совести за заключение своего друга и его девушки в тюремные камеры. – Но, раз ты так отчетливо помнишь все свои мысли и чувства, что испытывал тогда, то, наверное, ты хорошо помнишь и то, о чем думал во время своего заключения в камере. Почему по прошествии семи дней твое поведение резко переменилось? - Чештно? – старательно полируя щеткой зубы, Лайт оглянулся. – Потому что у меня было достаточно времени, чтобы понять, что я не шизофреник. Я не страдаю расстройством личности и провалами в памяти, а все это, тем временем, все меньше и меньше напоминало игру. Ты говорил, что если я не Кира – то мне и доказывать ничего не придется. Что мы скоро это узнаем. Но при этом ты держал меня в камере, снова и снова повторяя, что я и есть Кира. И я понял, что это зашло уже слишком далеко. И я перестал подыгрывать тебе, стараться сохранять спокойствие и рассчитывать на тебя. И стал пытаться оправдать себя сам. Только и всего. Он отвернулся на секунду к раковине, и презрительно сплюнул в нее мыльную пену. - И, между прочим, я ни капли не сожалею, Рюдзаки, что перестал тогда изображать из себя героя, - продолжил он голосом обвинителя. – Ты скрывал от меня информацию, что убийства вновь начались, что доказывало мою невиновность. И ты и другим не давал сообщить мне об этом – Мацуда мне все рассказал. Ты держал меня в камере пятьдесят три дня! Причем уже зная, что убийства совершает кто-то другой. А потом ты еще и признался, что хотел, чтобы Кирой оказался именно я! Кто знает, может быть, если бы я продолжал делать вид, что все в порядке, и я понимаю, что так нужно, и поддерживаю тебя – может быть, меня бы уже и не было? Может быть, ты бы давно уже отправил меня на электрический стул, а, Рюдзаки?! - Нет, вряд ли, Лайт-кун, - совершенно не обращая внимания на его обвинения, Рюдзаки покачал головой. Он вновь вытащил руку из кармана и привычно покусывал подушечку большого пальца. – Я не так кровожаден, как тебе могло показаться. Ну а как ты объяснишь то, что и поведение Мисы еще раньше резко изменилось в один момент? - Никак не объясню, - Лайт перестал буравить его взглядом и, отвернувшись, склонился над раковиной, швырнув в нее зубную щетку. – Если тебе интересно – почему бы тебе не спросить у самой Мисы? Я не несу ответственности ни за нее, ни за ее поведение, ни за то, что происходит в ее голове. - Понятно… - протянул за его спиной мягкий невыразительный голос детектива. Повисла долгая пауза. В тишине Лайт старательно прополоскал рот, вымыл щетку и поставил ее в стаканчик. Тщательно умылся прохладной водой. Оглянулся, и требовательно взглянул на своего врага. Рюдзаки рассеянно поднял взгляд, продолжая покусывать палец, встретился с ним глазами и, поняв, что от него требуется, покорно обернулся. И снял двумя пальцами с крючка маленькое полотенце, подавая его Лайту. Но Кире вдруг почудилось, что в быстром скользящем взгляде ненавистного друга на мгновение колыхнулась тихая грусть, та грусть, что он уже видел однажды в этих огромных глазах, совсем не кажущихся сейчас торжествующими глазами охотника. - Эй, Рюдзаки, - схватив полотенце, он попытался еще раз заглянуть ему в лицо, но Рюдзаки опустил голову, скрывая глаза под длинной смоляной челкой. – Все в порядке? - Все в порядке, Лайт-кун, - склонив набок голову, детектив рассеянно промокнул носком тапочка каплю воды, упавшую на кафельную плитку. - Пойдем, пока ты был в душе, Ватари принес тебе завтрак. В комнате их, действительно, ждал удобный сервировочный столик на колесиках, с дымящимся кофейником, чашками, булочками, тостами и большим блюдом, накрытым металлической полукруглой крышкой. С двух торцов столика стояли заботливо пододвинутые Ватари стулья. - И что это значит? – хмыкнул Лайт. – Я что, лишен даже права завтракать вместе со всеми? Он пытался не показать виду, но эта демонстративная изоляция его от остальных членов команды расследования отозвалась холодком, пробежавшимся по позвоночнику. Неужели же он просчитался и его враг намерен уже прямо сегодня поставить точку в этой игре? Не просто озвучить, что Лайт снова подозреваемый номер один, но и… арестовать?! Нет, не может быть. Стоя с ним рядом, привычно ссутулившись и засунув руки в карманы, Рюдзаки внимательно следил за его лицом. Но, видимо, так и не увидев ничего интересного, невозмутимо проговорил: - Будет лучше, если ты позавтракаешь сегодня вдвоем со мной, Лайт-кун. И первым забрался босыми ногами на один из стульев, усаживаясь на корточки. - Как скажешь… L, - процедил Лайт, опускаясь на второй стул, перед которым на столике стояло блюдо с крышкой. Рюдзаки метнул на него настороженный быстрый взгляд из-под полуопущенных черных ресниц, но тут же отвернулся. Гибко изогнувшись через спинку стула (Лайт был уверен, что стул точно сейчас опрокинется, но детектив каким-то чудом удержал баланс), он подцепил двумя пальцами с тумбочки свой пакетик и, явно очень довольный, положил на столик перед собой. И потянулся к кофейнику. Какое-то время они снова молчали. Лайт обнаружил на блюде под крышкой аппетитный золотистый омлет, от запаха которого рот тут же наполнился слюной. Восхитительный ароматный кофе, тосты, джем, горячие булочки и омлет – это был просто идеальнейший завтрак, и Бог Нового Мира с удовольствием сосредоточил все свое внимание на еде. Рюдзаки задумчиво смотрел на то, как он ест, методично отправляя в рот жесткие на вид ярко-желтые пластинки из своего пакетика, тщательно пережевывая их и прихлебывая кофе, в который он снова высыпал почти половину сахарницы. - И чего ты опять молчишь? – не выдержал наконец Лайт. – Ты хотел, чтобы я помог тебе закрыть пробел в твоей логике, но как я тебе помогу, если ты ничего не рассказываешь? Я не умею читать мысли, Рюдзаки. - Я подумал, будет правильно, если я дам тебе сначала спокойно поесть, - невозмутимо откликнулся детектив. И мимолетно бросил взгляд на часы. – У нас еще есть время. - Ты очень тактичен, - орудуя вилкой, усмехнулся Кира. Подцепив на нее аппетитный кусочек омлета, он приподнял его над тарелкой. – Хочешь? Омлет, конечно, не сладкий, но зато весьма вкусный. - Нет, спасибо, Лайт-кун, - не заметив насмешки, вежливо откликнулся детектив. – Но я рад, что омлет тебе нравится. Ватари действительно хорошо готовит, и ему будет приятно, что ты оценил. - Это все ценят, - серьезно заметил Лайт, активно жуя. Но тут же вновь вскинул насмешливый взгляд на своего лучшего друга. - Тебе бы тоже не помешало хоть иногда по-человечески завтракать, Рюдзаки. Что ты, кстати, такое ешь? Выглядит не очень съедобно. Рюдзаки уже широко распахнул рот, готовясь засунуть в него очередную яркую пластинку, но, услышав Лайта, захлопнул его. Поднял двумя пальцами перед глазами то желтое, что собирался съесть, и начал задумчиво его разглядывать, поворачивая из стороны в сторону, как будто сам не знал, что это. - Это манго, Лайт-кун, - в конце концов сообщил он. - Манго? - Ну да, манго. Сушеное. Хочешь? – и, подцепив двумя пальцами свой уже почти опустевший пакетик с дольками сушеных фруктов, он протянул его Лайту. – Они сладкие. - Н-нет, уж, спасибо, - поспешил отказаться Кира. – Я предпочитаю нормальную пищу. Он доел омлет, из-под челки наблюдая за Рюдзаки. Следя за тем, как тот с трудом откусывает и тщательно пережевывает эти свои явно вязкие пластинки манго, наблюдая за Лайтом из-под ресниц. Они ни на секунду не выпускали друг друга из виду. - Ну ладно, - отодвинув опустевшее блюдо, Лайт поставил на его место перед собой чашку с кофе и потянулся за тостом. – Спасибо, что дал мне поесть. А теперь говори. - Хорошо, - как будто только и ждал разрешения, с готовностью откликнулся Рюдзаки. – Я думаю, Лайт-кун, что Тетрадь может переходить из рук в руки… - Разумеется, может, - хмыкнул Лайт, намазывая джемом тост. – Мы же забрали Тетрадь у Хигути, и она теперь лежит в сейфе. А Мелло и Мэтт забрали Тетрадь у Миками… - Ты не дослушал, Лайт-кун, - Рюдзаки засунул в рот очередной кусочек манго и тщательно облизал кончики пальцев. - Тетрадь передают из рук в руки, но, самое главное – под чьим руководством. Я уверен, что это не хаотичный процесс, а тщательно спланированная тактика. Ты помнишь, я просил тебя проанализировать и сказать – если бы у Ягами Лайта была некая сила, и он бы ее потерял, это произошло бы по воле Ягами Лайта или по чьей-то чужой воле? - Помню, - Кира невозмутимо откусил тост, и снисходительно улыбнулся. – Я ответил тогда, что по воле Ягами Лайта. Я и сейчас бы ответил так же, с той только разницей, что теперь мы знаем, что сила эта - Тетрадь. Не могу представить, что кто-то бы подчинился чужой воле, имея в руках такое оружие. К слову, и Бейонд говорил о том же – ни один человек добровольно не отдаст кому-то Тетрадь, если уже как-то сумел получить ее. Он вообще не выпустит ее из рук. «Чертовы камеры», - мысленно чертыхнулся он. Разумеется, поскольку этот их разговор проходил тогда в штабе, Рюдзаки не мог его пропустить, просматривая все имеющиеся материалы. - Если только он не находится под угрозой разоблачения, и на карту не поставлена его жизнь, - тут же возразил Рюдзаки. - Тем более, если он находится под угрозой разоблачения и на карту поставлена его жизнь, - парировал Лайт. – Потому что в этом случае Тетрадь была бы его единственным шансом избавиться от тех, кто его преследует. - Но для этого ему нужно было бы знать их настоящие имена. - Второй Кира мог убивать, зная жертву только в лицо. И Хигути мог. Помнишь, он говорил с Богом Смерти о сделке? После этого он получил возможность убивать, не зная имен. - Но мы не знаем, какова цена этой сделки. Очевидно, что она чересчур высока, - Рюдзаки поставил на стол опустевшую чашку и тут же потянулся вновь за кофейником, чтобы налить себе еще кофе. - Дороже, чем жизнь? – пожал плечами Лайт. – Брось, Рюдзаки, если бы я был Первым Кирой, а Миса – Вторым Кирой, я бы не стал просить посадить меня в камеру и ждать, чем все это закончится. Это же самоубийство! Я бы заключил сделку с Богом Смерти и убил бы тебя, да и всех остальных, еще там, в гостинице. - Да, это было рискованно, - задумчиво протянул детектив. – Тем более, что убийства прекратились сразу же, как вас с Мисой изолировали. И это еще больше доказывало, что вы и есть массовые убийцы. Но потом смерти преступников начались вновь. Думаю, это началось, как только Тетрадь была передана Хигути. - Ну, в этом ты никак не можешь меня обвинить. Я сидел в камере, - развел руками Кира, насмешливо улыбаясь. Ему удалось сохранить лицо и не подать виду, как его покоробило это невозмутимое «убийцы», прозвучавшее из уст его ненавистного друга. Вот кем он был в его глазах. Это задело неожиданно очень болезненно. - Вот именно, Лайт-кун, - вскинул голову Рюдзаки, пристально вглядываясь в его лицо. – Ты находился в тюрьме под моим круглосуточным наблюдением. И это лучшее алиби из всех, что можно было бы придумать. И, возвращаясь назад, я думаю, что я сам могу правильно ответить на вопрос, почему ты попросил заключить тебя в камеру. Ты знал, что правило тринадцати дней фальшивое. И знал, что рано или поздно я поймаю того, кому ты отдал Тетрадь. Полагаю, тебе помог Шинигами – именно он передал Тетрадь Хигути. Ты же попросил заключить себя в камеру, зная, что убийства начнутся вновь, и это снимет с тебя подозрения. Когда же мы поймаем того, кто будет временно владеть Тетрадью – мы прочтем о правиле тринадцати дней, что уже полностью и окончательно тебя оправдает. Так… Лайт-кун? Ты – Кира? Ба-бах! L перестал играть с забавной замученной мышкой и перешел к финальной атаке. Пристальный обвиняющий взгляд больших темных глаз пронзил Лайта насквозь. Рюдзаки не просто подозревал. Он был уверен. В своих логических построениях он практически точно воссоздал всю ту гениальную комбинацию, что сумел провернуть Лайт и которой сам так гордился в глубине души. От слов Рюдзаки было уже не просто не по себе – от них становилось по-настоящему страшно, так страшно, что где-то внутри начинал сжиматься ледяной ком паники. Вот только доказательств у L по-прежнему не было никаких. Все это было лишь только гипотезой и догадками, не имеющими под собой ничего, кроме косвенных фактов и умения выходить в своих размышлениях за рамки привычного мира. Все, что он мог сейчас – это снова и снова проверять на прочность выдержку Лайта, надеясь, что тот сломается и признается. Но Кира не собирался сдаваться. Слишком долгий путь он уже прошел, чтобы вот так проиграть. К тому же, он слишком хорошо уже знал своего врага. Он был уверен, что L не отступит. Нет, конечно, Кира не ожидал такой прямой лобовой атаки, но, зная упрямство Рюдзаки, он не мог и надеяться, что тот остановится после вчерашней своей неудавшейся попытки выбить признание. - Я не Кира, Рюдзаки, - Лайт поднес к губам чашку и невозмутимо отпил кофе, вальяжно откинувшись на спинку стула. - Даже если бы все то, что ты говоришь, было правдой – неужели ты сам, находясь со мной рядом двадцать четыре часа в сутки, не смог бы понять, кто рядом с тобой? Невозможно не раскусить человека, находясь с ним так близко. - Да, это действительно невозможно, - положив одну ладонь на колено, Рюдзаки задумчиво закусил палец второй руки. – Но если предположить, что человек сам не помнит, что он был Кирой, то это все объясняет. Передав Тетрадь другому, ты забыл о том, что ты Кира, став снова Ягами Лайтом, желающим остановить Киру, Лайт-кун. Я долго думал об этом и, если предположить, что я прав – то это так же полностью объясняет и смену вашего с Мисой поведения, когда вы находились в камерах. - Пфф… Абсурд. Рюдзаки, ты начинаешь уже фантазировать, притягивая несуществующие доводы, - презрительно фыркнул Лайт, со звоном опуская чашку на блюдце. - Ты просил помочь закрыть пробел в твоей логике? Пожалуйста. Я даже не буду говорить, что твоя амнезия накладывает явное искажение на нее. Для меня очевидно, что, имея провалы в своей собственной памяти, ты начинаешь предполагать, что подобное возможно и с остальными. Мне сложно представить, как ты это чувствуешь и каково тебе с этим… Но не важно. Давай отвлечемся от этого и пойдем от противного. Давай предположим, что все твои построения верны. Допустим, я действительно был Кирой со всеми его убеждениями. Ты прекрасно знаешь, что я не одобряю и не поддерживаю Киру, но давай на минуту представим, что это не так, и это мои убеждения. Неужели ты думаешь, что я пошел бы на то, чтобы не только передать Тетрадь кому-то другому, спасаясь от разоблачения, но и навсегда забыть о том, кем я был? Фактически, отказаться от самого себя? Ты действительно думаешь, что я на это способен, Рюдзаки? Они были похожи. Если L ни за что бы не отступил, даже жертвуя жизнью, то и Лайт бы не отступился – Рюдзаки не мог этого не понимать. Кира очень на это рассчитывал. - Нет. Я так не думаю, - подтверждая надежды Лайта, невозмутимо откликнулся детектив. Но тут же нанес новый непредсказуемый удар. – Я думаю, что, если возможен добровольный отказ от Тетради, то возможно и возвращение памяти, в случае ее получения обратно. - Ну конечно, я и не сомневался, что ты вполне обосновал для себя свои выводы, - снова откидываясь на спинку стула и пряча глаза под челкой, Лайт высокомерно сложил на груди руки. – Вот только я, следуя твоей логике, ее так себе и не вернул. Когда я, по-твоему, мог бы получить Тетрадь и память обратно? Я постоянно нахожусь рядом с тобой, а та Тетрадь, что мы забрали у Хигути, лежит запертой в сейфе. Я не мог не понимать, что у меня не будет шанса получить ее снова. «Сколько ты на самом деле знаешь, Рюдзаки? – метались в голове мысли бешеным вихрем. – И как ты вообще это делаешь?!» - Это так. Но где-то еще была и вторая Тетрадь. Как только мы выпустили Мису, убийства снова возобновились, несмотря на смерть Хигути, - Рюдзаки склонил набок голову, буравя Лайта внимательным взглядом. – И все снова указывало на то, что мы были правы, и она и есть Второй Кира. Но мы уже не могли обвинить ее – правило тринадцати дней оправдывало не только тебя, но и Мису. Именно поэтому я и решился проверить его. Но когда я озвучил свое желание провести эксперимент, я… умер. Я по-прежнему уверен, что меня убил Бог Смерти, поплатившийся, в свою очередь, своей собственной жизнью за вмешательство в жизнь людей. Именно поэтому мы больше не видим его, доставая Тетрадь. Но Тетрадей было две, а Шинигами мы видели лишь одного. Где же второй Бог Смерти, Лайт-кун? Глядя в глаза своего врага, Лайт демонстративно пожал плечами, обескуражено разводя руками. И криво усмехнулся: - Я не знаю, Рюдзаки. Если ты думаешь, что я его вижу – то должен тебя разочаровать. Видимо, я ему не нравлюсь так же, как ты, потому что мне он тоже не захотел показаться. Рюдзаки натянуто приподнял кончики губ, изображая, что он понял шутку. Но тут же вновь с напором спросил: - Но ты согласен со мной, что Шинигами должно было быть минимум два? Это было опасно, но позволить себе отрицать очевидное было бы намного опасней. - Да. Согласен. Я тоже пришел к такому же выводу, - Лайт опустил глаза в стол и бесцельно передвинул блюдце, ложку и нож, лежащие перед ним. Нерешительно взглянул на Рюдзаки, как будто бы не решался говорить, испуганный внезапным прозрением, но все же решился. – Рюдзаки, послушай… Мне нелегко это говорить, но… Но я ведь действительно все время находился рядом с тобой. Я не покидал штаба до самого… До самого твоего приступа. К тому же, я-то знаю, что я невиновен. А вот то, что ты говоришь – все это возможно лишь при условии, что правило тринадцати дней на самом деле фальшивка. Но тогда… Если предположить, что это действительно так… Тогда Миса… - Аманэ Миса Второй Кира, Лайт-кун, - вкрадчиво закончил за него детектив. - Да… И если… Если наш эксперимент сегодня докажет, что правило липовое, то я… Я не смогу больше спорить с тобой. Мне придется это признать… Тогда, получается, что она где-то спрятала вторую Тетрадь перед самым арестом, и снова начала ее использовать, как только мы выпустили ее из штаба. А когда узнала, что L не умер и может выжить, она передала ее Миками Тэру, испугавшись, что ты снова раскроешь ее, - Лайт вскинул голову, с отчаянием в глазах ловя взгляд своего врага, изображая, насколько шокирован накрывшим его озарением. – Но… Но тогда нам надо будет срочно ее снова арестовать! Даже лучше это сделать прямо сейчас, не дожидаясь результатов эксперимента, чтобы сыграть на внезапности! Это был тщательно выверенный удар. И он достиг цели. Рюдзаки удивленно чуть подался назад, растерянно взмахнув ресницами и вытягивая шею. Разумеется, он никак не мог просчитать, что Кира так легко «сдаст» свою соучастницу и, соответственно, главного свидетеля обвинения против него самого. - Черт! Черт, черт, черт, - довершая разрушение так гармонично сложенной головоломки в чужой голове, Лайт в крайнем волнении вскочил, резко отодвинув стул. И вцепился двумя руками в волосы, повернувшись к Рюдзаки спиной, изображая отчаяние. - Я не могу поверить, что был так слеп! Неужели все это действительно не было совпадением, и Миса… Миса?! Но как она могла?! - Я думаю, что все это она делала из-за любви к тебе, Лайт-кун, - раздался за его спиной мягкий бархатный голос. L не собирался сдаваться. - Что? – Лайт разжал руки и, взлохмаченный, ошарашено оглянулся через плечо на своего лучшего друга. – Что ты несешь, Рюдзаки? - Миса любит тебя больше жизни, Лайт-кун, - продолжая сидеть за столом, Рюдзаки невозмутимо смотрел на него. - Думаю, именно поэтому ты смог доверить ей вторую Тетрадь, зная, что получишь ее обратно. Ты знал, что она тебя никогда не обманет. Она готова сделать все, что угодно, ради тебя. Возможно, Миса нарушила твои планы и совершила ошибку, передав Тетрадь Миками Тэру, но сделала она это снова ради того, чтобы спасти тебя от меня. Хотя, не думаю, что и это было ее личной инициативой. Аманэ Миса не в состоянии придумать такую сложную комбинацию и, если кто-то и прятал Тетрадь, которую Миса нашла после освобождения от подозрений, то только ты. Ты – Первый Кира, Лайт-кун. Лайт обескураженно уронил руки и, закатив глаза, устало покачал головой. И перевел полный печального снисхождения взгляд на своего врага. - Рюдзаки… - горько усмехаясь, он подошел, пододвинул стул и снова сел. – Не хочу тебя разочаровывать, но ты явно переоцениваешь силу любви. Ради любви не рискуют жизнью, какой бы сильной она не была. Поверь мне, я знаю. «Люблю больше жизни», и весь этот бред – это просто слова. Когда доходит до дела, никто не готов умереть ради любви. Нельзя так слепо ориентироваться на книги и фильмы, когда пытаешься в чем-нибудь разобраться. Если бы ты сам хоть раз испытал это чувство, ты бы понял, как сильно оно переоценено. - Почему ты так уверен в этом, Лайт-кун? – холод в глазах Рюдзаки мгновенно сменился на живое теплое любопытство. - Ты же тоже никогда не любил? - Нет. Но зато достаточно любили меня, - надменно вскинул Лайт подбородок, немного озадаченный такой резкой сменой заинтересованности своего врага. – Ты можешь похвастаться тем же? От него не укрылось, как сразу же опустил ресницы Рюдзаки, мгновенно поскучнев. - Нет, - чуть помедлив, откликнулся он. - Ну тогда просто прислушайся к тому, кто разбирается в этом, - криво усмехнулся Лайт. – Если бы я был Кирой, я бы никогда не рискнул своей жизнью, ставя на чью-то любовь. Для этого нужно, как минимум, быть таким же влюбленным в ответ, чтобы потерять голову и рассудок, слепо доверяя кому-то самое ценное. Но я никогда не был влюблен в Мису, и ты это прекрасно знаешь. Кроме того, ты забываешь, что сам же устроил нам с Мисой свидание, на котором, если бы она и я были Кирами, мы бы обязательно выдали себя. Сколько проверок я должен пройти, прежде чем ты мне наконец-то поверишь? Его враг не ответил. Вскинув голову, он пристально смотрел на что-то поверх головы Лайта, находящееся за ним. Кира раздраженно обернулся, прослеживая его взгляд, и увидел за спиной на стене часы. Большие часы, к которым был прикован задумчивый взгляд Рюдзаки, кажущийся сейчас совсем отстраненным. Он что, не слушает его? Нахмурившись, Лайт вновь повернулся к Рюдзаки, пытливо вглядываясь в его лицо. Такая рассеянность могла свидетельствовать лишь об одном: его врагу наскучил этот их разговор. Не получив в стремительной лобовой атаке мгновенной капитуляции, он мысленно уже переключился на что-то другое. - Я не Кира, Рюдзаки. Поверь мне. Но, что касается, Мисы… Я не могу не согласиться с тобой, что все сходится. Если правило окажется ложным – будет правильно, если ты ее сразу же арестуешь. Мне неприятно это осознавать, но, если Миса и есть Кира – то другого выхода нет. Вероятно, она гораздо умней и хитрей, чем мы оба могли бы предположить. В любом случае, в поисках Первого Киры, если он все еще существует, Миса – наш главный, а теперь и единственный возможный свидетель, не так ли? Если бы я был Кирой, она могла бы дать тебе доказательства против меня… или же убедить в моей невиновности. Поэтому я могу только лишь поддержать тебя, если правило не сработает. Я больше всех заинтересован в том, чтобы мы докопались до правды. Не представляешь, как я устал от твоих обвинений и подозрений… Рюдзаки? Он так тщательно все продумал. Просчитал, что пора жертвовать Мисой в этой игре, чтобы в очередной раз увернуться от меча Справедливости. Миса сама виновата – она оставила против себя улики, отправляя кассеты. Это ее вина. Теперь ей придется платить за свою неряшливость. Кира дал ей отсрочку, создав фальшивое правило, надеясь, что оно собьет со следа их охотника, а потом и убьет его рукой Рэм. Но не вышло. Охотник был слишком опытным, а Боги Смерти – слишком азартными. И сейчас самое время разменять ключевую фигуру. Фальшивость правила тринадцати дней вновь поставит под подозрения Мису. Она поставит под них и Лайта, но только косвенно, а Миса, как главный свидетель, его оправдает. Как же правильно он поступил, заставив ее в больнице отказаться вновь от Тетради. Сейчас бы у Лайта не было такой возможности, ни единого шанса. Определенно, ему очень везло. Теперь, даже доказав, что Миса – Второй Кира, Рюдзаки не сможет добиться от нее свидетельствования против него, Лайта. Лайт будет чист. Он бы вообще мог не волноваться сейчас, если бы… - Рюдзаки? - А? – захлопнув приоткрытый рот, Рюдзаки наконец-то оторвался от созерцания часов за его спиной и перевел рассеянный взгляд на него. – Прости, Лайт-кун, я отвлекся. Нет, твоя связь с Мисой – это лишь косвенная улика, одна из многих. Самым главным столпом моего обвинения является то, что ты сам попросил заключить тебя в камеру. Все остальное можно было бы списать на череду случайных событий или же на сознательный умысел тебя подставить, но здесь было только твое желание. Это слишком похоже на то, что ты знал о фальшивом правиле и специально создавал себе идеальное алиби. Думаю, ты сам и попросил Бога Смерти вписать его, Лайт-кун. И взгляд больших пронзительных глаз вновь скользнул на часы за спиной Лайта. «Ксо, Рюдзаки, как ты можешь позволить себе отвлекаться? – с раздражением думал Лайт, следя за бледным лицом своего врага, пытаясь не пропустить мельчайшие движения непроницаемой мимики. - О чем ты вообще думаешь?! Все, на что ты можешь рассчитывать – это что ты сломаешь меня, заставив признаться. Но ты не получишь признания. Неужели ты даже это уже понимаешь и потому не считаешь нужным выкладываться по полной? Но ты же должен, ты обязан сейчас наслаждаться игрой! Так что с тобой происходит, черт тебя побери?» Он не понимал. И это пугало больше всего. Рюдзаки, который дышал, который жил Кирой все это время, по всем законам логики должен был цепляться сейчас за Лайта, чувствуя, что увлекательнейшая игра подходит к концу. Должен был затягивать ее максимально. А он… он стремительно терял интерес. - Если бы я мог попросить о чем-то Бога Смерти, почему мне было сразу не попросить убить тебя? – Лайт подался вперед, опираясь локтями на стол. – Я не Кира, Рюдзаки. Если бы я был Кирой, и если бы я мог управлять Шинигами – ты был бы давно уже мертв. Я согласен с тобой, что правило тринадцати дней выглядит подозрительным, но я-то понятия не имел о нем, когда просил заключить меня в камеру! Я вообще не знал, что существует Тетрадь! Посуди сам – если бы я действительно сам придумал всю эту сложную многоходовую комбинацию, так неужели бы я сам себя так подставил? Даже младенцу понятно, что моя просьба посадить меня под замок - это первое, что вызвало бы подозрения. Я достаточно знал тебя на тот момент, чтобы осознавать, что ты не остановишься ни перед чем, и обязательно найдешь способ проверить все эти правила. Какое счастье, что он все еще был в банном халате. Кира был весь уже мокрый от чудовищного нервного напряжения, но толстый белоснежный мохер благополучно скрывал это. Был бы он в футболке или рубашке – их можно было бы уже выжимать. Нервы звенели, как натянутые до невозможности струны, адреналин уже просто зашкаливал. И… черт побери, как же ему нравилось это противостояние интеллектов и возможность передергивать прошлое, запутывая противника и наслаждаясь своей гениальностью. И как же хотелось сейчас прикоснуться к нему! Не просто прикоснуться – накинуться, опрокидывая мебель и с размаху падая на пол, соприкасаться телами, ощущая каждую выступающую железную мышцу, каждый острый изгиб чужого запретного тела… Максимальное напряжение и смертельный риск отзывались безумнейшим возбуждением, чудовищным и нелогичным сейчас, но таким щекотливым и безжалостно-агрессивным. Он хотел его до безумия. До потемнения в глазах. Кира на поверку оказался еще более похотливым, чем высоконравственный Лайт Ягами, которого хотя бы сдерживали вбитые в голову устои общества и законы морали. Кира был Богом, который сам устанавливал правила, и хотел он только лишь одного – он хотел своего врага. Эта кажущаяся полнейшая асексуальность Рюдзаки, его отстраненность, его холодность сводили с ума. Хотелось силой сорвать с него эту маску, заставляя непроницаемую мглу в глазах вновь расшириться, стать объемной, манящей, головокружительной. L не мог не чувствовать этого горячего напряжения между ними, ничего общего не имеющего с их главной игрой, и то, что он умело его игнорировал, заводило с удвоенной силой. - Кроме того, ты забываешь самый значимый факт, - стиснув зубы, Лайт растянул губы в насмешливой улыбке. – Ты восемь дней находился в коме, Рюдзаки. Ты был просто беспомощным телом. И все это время я не только ежедневно к тебе приходил, но и встречался с Мисой, и даже ночевал у нее. Я уверен, что ты это знаешь – ты же наверняка досконально допросил по отдельности Моги, Мацуду, Аидзаву и даже отца, чтобы сравнить их рассказы и составить полную картину о том, что происходило во время твоего отсутствия. Если бы твоя фантастическая гипотеза была верна – то, согласно ей же, я давно бы уже вернул себе и память, и оставшуюся Тетрадь. Тогда что же мне помешало закончить начатое и убить тебя? Неужели ты думаешь, что Кира не воспользовался бы такой возможностью избавиться, теперь уже окончательно, от своего главного и единственного врага? От единственно реальной угрозы? И где тогда логика в передаче Тетради Миками Тэру? - О. Я рад, что ты заговорил об этом, - покусывая подушечку большого пальца, Рюдзаки наставительно поднял указательный палец той же руки. – Это и есть тот пробел, который я хотел с тобой обсудить. Это не укладывается в мои логические построения. И потому я спрошу напрямую, Лайт-кун. Почему ты меня не убил? В его глазах снова появилась толика любопытства. Но это не помешало ему метнуть над плечом Лайта быстрый взгляд на часы. Впрочем, L тут же снова перевел немигающие глаза на своего подопытного кролика. - Потому что я не Кира, Рюдзаки, - Лайт устало пожал плечами. – Попробуй найти другое объяснение, если сможешь. Но его просто нет. Я твой друг, а не тот, кто мечтает тебя убить. «Как же мне хочется его ударить, - мрачно думал Бог Нового Мира. – Завязать потасовку, чтобы выбить его из этой бесстрастной отрешенности. Заставить реагировать, двигаться, действовать… И иметь возможность соприкасаться в процессе борьбы и драки. Почувствовать снова друг друга. Дать разобраться между собой телам, а не бесчувственным интеллектам». - Я рад это слышать, Лайт-кун, - иллюзорно доверчиво проговорил детектив. Он снова сменил свою маску, склонив набок голову и глядя на Лайта с зажегшимся в глазах любопытством. – Ты как-то странно смотришь на меня… О чем ты думаешь сейчас? - О том, как мне хочется тебя ударить, Рюдзаки, - лишая своего врага удовольствия пытаться уличить его во лжи, неожиданно для самого себя искренне ответил Лайт. – Твоя маниакальная недоверчивость переходит любые границы терпения. Когда ты наконец мне поверишь? - Я пытаюсь тебе верить, Лайт-кун, - глядя ему в глаза, с готовностью откликнулся L. Он был сама искренность. – Если бы ты не лгал постоянно, это было бы проще. Абсолютнейший лжец обвинял его во лжи. Это было бы даже смешно, если бы не перекликалось невидимой параллелью с их последним разговором на крыше до комы. Почему Рюдзаки снова об этом заговорил? Тогда он тоже обвинял Лайта в том, что он лжет постоянно, хотя у него не было никаких оснований. Пора было с этим кончать. Пусть докажет свои обвинения. - Фуу… - Лайт демонстративно выдохнул и устало провел ладонью по лицу. – То, что ты не в состоянии доверять другим людям, вовсе не означает, что я тебе лгу. Тем более – постоянно. - Нет? - Нет. Мне незачем это делать. Приведи хоть один пример, когда ты поймал меня на лжи, Рюдзаки. Хотя бы один. - Если ты так просишь, Лайт-кун… - немыслимо сейчас, но в глазах своего врага Лайт увидел вспыхнувшее веселье. Рюдзаки закусил подушечку пальца, с любопытством разглядывая своего лучшего друга. – Ну, например… Зачем ты солгал, что мы всегда спали вместе? Мы никогда этого не делали до больницы… Я ведь видел записи видеокамер. И я не могу понять, чего ты хотел этим добиться? Если ты Кира – то ты хотел сблизиться, чтобы нащупать мою уязвимость, и это логично. Но если ты мой друг, Лайт-кун, мой лучший друг – то зачем тебе была нужна эта ложь? - А… - начал было Лайт, и осекся. Он не ждал такого удара. Не рассчитывал на него. Он был уверен, что Рюдзаки после вчерашнего вечера будет всеми силами избегать любого напоминания об их щекотливой странной игре, отдаляясь все дальше и делая вид, что ничего этого не было. Но вместо этого… Сколько еще он знает всего, но предпочитает молчать, приберегая капканы на будущее? Мысли стремительно метались в голове, пытаясь подобрать максимально подходящий ответ, который позволит ему вывернуться из этого скользкого положения. Такую подачу непросто отбить. Рюдзаки пристально смотрел на него, ожидая ответа. - Ну…кхм… - горло вдруг пересохло, и Лайту пришлось кашлянуть, чтобы вернуть себе способность говорить. - Рюдзаки, - спасая его, вспыхнул экран на стене фигурной литерой W. - Все в порядке, Ватари, - невозмутимо перевел взгляд на экран детектив. На его непроницаемом лице не дрогнул ни один мускул. – Лайт-кун только что закончил завтракать. Мы скоро спустимся к вам. - Хорошо, - откликнулся Ватари, и Лайт настороженно оглянулся к экрану, услышав в голосе старика промелькнувшие нотки явного облегчения. Но белый фон уже погас. - Почему Ватари волнуется о тебе, Рюдзаки? – требовательно повернулся он к своему врагу. – Пожалуйста, не отрицай, я хорошо различаю интонации чужой речи. - Тебе кажется это странным, Лайт-кун? – Рюдзаки рассеянно подцепил свой давно опустевший пакетик на столе и заглянул в него. И с явным разочарованием отодвинул в сторону. – В прошлый раз, когда я пытался провести эксперимент, я умер. Ничего удивительного в том, что он беспокоится. Сейчас все беспокоятся. Но осталось уже недолго. - Но он же видит на камерах, что с тобой все в порядке? – продолжал допытываться Лайт. Чуть помедлив, Рюдзаки покачал встрепанной головой, разглядывая стол перед собой. - Нет. Я отключил камеры в твоих апартаментах, Лайт-кун. На всякий… случай. Он вскинул голову как раз вовремя, чтобы столкнуться взглядами с Лайтом. Какое-то время они, замерев, молча смотрели друг другу в глаза. Кира и L. Один на один. И мир сузился до пространства вокруг сервировочного столика, за которым они сидели напротив друг друга. - Я отвечу тебе, зачем я солгал тот единственный раз, Рюдзаки, - медленно проговорил Кира, глядя в темные непроницаемые глаза своего врага. – Но только тогда, когда ты наконец мне поверишь и снимешь с меня подозрения. Потому что иначе мой ответ не имеет смысла. И, с удовольствием видя, как взгляд его преследователя становится озадаченным, он поднялся. - Думаю, мне пора одеваться. Спасибо за завтрак, Рюдзаки, и за то, что развлек меня разговором. И он демонстративно прошел мимо детектива и направился к шкафу, в котором висела приготовленная с вечера одежда для этого дня. - Если правило тринадцати дней все-таки окажется действующим, что почти невозможно - станет очевидным, что я ошибался, Лайт-кун, - негромко проговорил Рюдзаки ему в спину. - Ошибался с самого начала. Мне придется принести тебе свои извинения. И, боюсь, твой ответ уже не будет мне так интересен. - Как хочешь, - Лайт развязал пояс халата и сбросил его с себя на пол. И оглянулся через плечо. – Я так понимаю, я тебя не убедил? Ты по-прежнему подозреваешь, что я - Кира, а правило – это фальшивка? - Да, - темный взгляд огромных зрачков снова сканировал его насквозь. – Но уже меньше, Лайт-кун. Они сыграли вничью. Рюдзаки не смог добиться признания, загоняя Киру в угол и рассчитывая на то, что у него сдадут нервы перед решающим испытанием. Но и Лайт не смог отыграть у него ни очка. L не верил ему. Не верил и по-прежнему изучал, как забавную неведомую зверушку. А предмет исследования вряд ли может завоевать сердце. Отвернувшись, Лайт начал одеваться, стараясь не обращать внимания на то, что Рюдзаки тоже вылез из-за стола и переместился в кресло, чтобы иметь возможность в упор наблюдать за ним. И сейчас он сидел, привычно прижав к груди колени, пристально и неотрывно следя за каждым движением Лайта. От этого было немного не по себе и, в то же время, это снова отчаянно заводило. Мысль о том, что камеры выключены, неотрывно крутилась в мозгу. Но это была ловушка – снова ловушка. Лайт больше не мог позволить себе попасться на эту уловку. Ему хватило унижения вчерашнего вечера. Больше он не доставит своему врагу удовольствия наблюдать за его падением, а потом холодно оттолкнуть. Кира умел подавлять свои чувства не хуже, чем L. И, в целом, он мог с уверенностью сказать, что доволен собой этим утром. Он выдержал эту атаку и сумел отбить почти все подачи. И он готов продолжать. Лайт тщательно застегнул выглаженную этой ночью белую рубашку. Все равно он долго бы не заснул, так хотя бы подготовил себе одежду, мучительно размышляя в одиночестве. Он думал сначала надеть костюм, но, поразмыслив, остановился на темных брюках и белой рубашке. Лайт хотел выглядеть эффектно и стильно, но не излишне пафосно. Пиджак, а тем более галстук, были бы лишними. Он не стал застегивать и манжеты, просто чуть закатав рукава. И, подняв воротник, чтобы не привлекать лишнего внимания к уже совсем посветлевшим пятнам на шее (здесь, в штабе, не только у L был цепкий наметанный взгляд), с удовольствием оглядел себя в зеркале. И повернулся к Рюдзаки. - Я готов. Пойдем вниз? Рюдзаки некоторое время задумчиво разглядывал его, покусывая сведенные вместе большой и указательный пальцы. Потом чуть тряхнул лохматой головой, словно соглашаясь с чем-то внутри себя, и уронил руку на колено. - Еще один штрих, Лайт-кун. Он слез с кресла и, чуть изогнувшись, приподнял полу длинной белой футболки. И Лайт только сейчас увидел, что на поясе его лучшего друга висят наручники. Осторожно отцепив, Рюдзаки поднял их двумя пальцами перед собой. И взглянул в глаза Лайту. - Только не говори, что ты собираешься их надеть на меня, - высокомерно вздернул Лайт подбородок, чувствуя, как все замирает внутри. Слишком удобно, если правило не сработает, вот так и препроводить его, скованного, в руки полиции. Кто знает, что там, в голове его ненавистного друга? Может быть, он уже принял решение и этот их завтрак, этот их разговор – это было… прощанием? Нет, не может быть. L никогда не обвинит того, чья вина не доказана. А улики против Ягами Лайта по-прежнему только лишь косвенные… Или нет? Или он нашел что-то, что упустил даже сам Лайт? Мысли кружились с бешеной скоростью, пока он, свысока, презрительно смотрел на ссутулившегося перед ним детектива. - Прости, - Рюдзаки шагнул к нему, заглядывая снизу в глаза. – Думаю, на моем месте ты поступил бы точно так же. Фыркнув, Лайт с раздражением протянул обе руки вперед. Возможно это тоже было проверкой, и он не собирался проигрывать так по-глупому. Он не будет паниковать и сопротивляться. Он просто Ягами Лайт, уверенный, что правда откроется, и его имя будет очищено от подозрений. И он верит своему ненормальному другу. Глядя ему в глаза, Рюдзаки медленно покачал головой, не спеша защелкивать наручники. - Нет, не так, Лайт-кун. За спиной. И, аккуратно взяв его за запястье, шагнул за него, заводя руку за спину. - Что??? – ошарашено выдохнул Лайт, чувствуя, как, удерживая одну его руку, Рюдзаки на мгновение невесомо прижался к его спине, захватывая в плен вторую и заворачивая и ее. – Ты что, окончательно спятил, Рюдзаки?! Дыхание Рюдзаки коснулось его затылка, но детектив тут же отстранился. И защелкнул наручник на левой руке Бога Нового мира, не произнося больше ни слова. - Я надеюсь, ты отдаешь себе отчет, - процедил Лайт, не делая, впрочем, попыток сопротивляться. Рюдзаки будто нарочно делал все медленно, а его пальцы, касающиеся рук Киры, были теплыми и осторожными. – Что ты перешел все границы и это ставит под вопрос нашу дружбу? Второй наручник защелкнулся на его правом запястье. Надо было отдать должное Рюдзаки – он тщательно рассчитал диаметр кольца: наручники ограничивали свободу, но не причиняли дискомфорт и не давили на кожу. Детектив чуть помедлил, задержав теплую ладонь на руках Киры, а потом еле слышно вздохнул. - Да, - твердо сказал он, выходя из-за его спины и становясь перед ним почти вплотную. И, вскинув голову, прямо посмотрел ему в глаза. – Но я готов ей пожертвовать, Лайт-кун. Ради общей безопасности… и твоей в том числе. Лайт с трудом сдержал вспыхнувшее желание ударить его головой в переносицу. - Ты слишком хороший друг и слишком сильно заботишься обо мне, Рюдзаки, - сжав зубы, яростно выдавил он из себя. – Но, будь добр, держись от меня подальше. Меня уже тошнит от тебя и твоих подозрений. - Хорошо, - Рюдзаки миролюбиво кивнул, и тут же, противореча своей покладистости, невесомо взял его за локоть и повел к выходу из апартаментов, абсолютно не обращая внимания на возмущение Бога Нового Мира.