Исполнитель желаний

Потрясенный вдох пронесся по штабу. Лайт обвел взглядом растерянную команду расследования, и торопливо повернулся к ненавистному другу. - Что? Передать им Тетрадь, Рюдзаки? Ты же понимаешь, что это невозможно! – Кира с ужасом понял, что сейчас его враг, нет – они все – стоят на пороге чудовищнейшей ошибки. Ошибки, которую нельзя потом будет исправить. И дело даже не в том, что у Лайта исчезнет малейший, даже призрачный шанс вернуть себе Тетрадь и снова стать Кирой, как только она покинет сейф штаба и уедет в другую страну. А в том, что Рюдзаки теперь и не подозревает, что все еще существует вторая Тетрадь. Тетрадь, чей владелец – Бейонд Бездей, сеющий хаос и мечтающий убить L. И обладающий глазами Бога Смерти. Он убьет его, как только сумеет выйти из штаба и добраться до своей собственной Тетради, Лайт был уверен в этом почти на все сто процентов. И что? Что сможет противопоставить ФБР гениальнейшему маньяку, когда больше не будет в живых единственного человека, способного его вычислить и остановить? - Лайт прав, Рюдзаки. Нельзя… Невозможно передавать подобное сверхъестественное оружие ФБР, - взволнованно поддержал его отец. И с металлом в голосе, словно снова возвращаясь в забытый уже статус шефа Японской полиции, с нажимом проговорил. – Мы не можем позволить этого. Это угроза безопасности нашей страны в том числе. Остальные полицейские были согласны. Мацуда даже вскочил, эмоционально размахивая кулаками, доказывая, что Тетрадь нельзя увозить из Японии. Они все понимали неправильность этого шага, пусть и не так, как понимал это Кира. Как легко и безжалостно обрушил их L с мимолетной вершины радости и облегчения снова в пучину своей все еще продолжающейся смертельной игры. У них на руках осталась взведенная бомба. Тетрадь – сверхъестественное и мощнейшее в своей силе оружие массового поражения, которое нельзя было уничтожить. Действие правила тринадцати дней доказывало и действительность всех остальных правил. А они все прикасались к Тетради. Все держали ее в руках. И это значит, что теперь Тетрадь Смерти должна где-то храниться. Но, какими бы ни были надежными силовые структуры, которым они отдадут Тетрадь, всегда будет существовать опасность, что, рано или поздно, соблазн окажется слишком велик. Смертельный маховик запустится снова - вероятность, что этого никогда не случится, стремится к нулю. И L… Его хрупкий враг сейчас единственная преграда этому. Сможет ли он хоть что-то придумать, если существование Тетради уже стало известным? И почему оно стало известным? Не мог же он сам рассказать ФБР, что орудие Киры – это всего лишь Тетрадь, такая простая в использовании для любого? Нет, не мог. Только не Рюдзаки. Тогда как? Как же они узнали? - Вы не доверяете ФБР, господин Соичиро? - выдержав паузу и терпеливо выслушав возмущение полицейских, невозмутимо проговорил L, прямо глядя в глаза бывшему шефу Японской полиции. И поднял руку, сосредоточенно закусывая большой палец. – Я готов прислушаться к вашему мнению… Но тогда что же мне делать? Я ведь не могу уничтожить Тетрадь – в этом случае мы все умрем. Впрочем, мы можем собой и пожертвовать... - Э… - промычал Соичиро Ягами и осекся, разом растеряв свою воинственную решимость. Притихли и остальные. Это действительно была проблема, на фоне которой весь риск охоты за Кирой казался лишь детской игрой. Как они не подумали об этом раньше? Сейчас ответственность за весь мир, за равновесие в нем, за все, что составляло не только их жизни, но жизни всех, населяющих эту планету, тяжкой ношей обрушилась на их плечи. Они не способны были удержать этот груз. Для этого надо было быть L. "Или Кирой", - как бы ни была сложна ситуация, но Лайт не смог удержаться от самодовольной мысли. - Так, стоп! – яростно вдруг вскинул ладонь Мелло, нарушая эту подавленную звенящую тишину. – Я не понял, Рюдзаки, откуда ФБР узнали, что ты использовал для эксперимента именно Тетрадь? Ты им сказал? - Нет, - все так же покусывая большой палец, Рюдзаки покачал головой. – Я им не говорил. - Но они требуют именно Тетрадь? – продолжал допрос Мелло. – Не какое-то «орудие» Киры, не результаты эксперимента, не абстрактную силу Киры – а именно Тетрадь, так? - Да, Мелло, - Рюдзаки кивнул. Его бесконечному спокойствию могли бы позавидовать даже мертвые. – Это так. - Я говорил, что нельзя доверять посторонним! – Мелло так резко вскочил на ноги, что его стул с грохотом опрокинулся. Но он даже не обратил на это внимания. Шагнув к Ниа, он с угрозой навис над ним. – Это ты притащил их сюда! Притащил их к нему! Здесь утечка идет, стопроцентно! Scheisse, Ниа, как ты мог так облажаться?! Подросток вскинул на него абсолютно невозмутимые глаза: - Успокойся, Мелло. - Успокоиться? Мне – успокоиться?! – рявкнул немец, явно теряя самообладание. – Да я спокоен, как камикадзе! Только покажи мне, будь добр, своим изнеженным пальчиком - кто из этих твоих помощников стучит своему ФБР?! - Чтооо?! – Джованни тоже вскочил, рывком отодвигая стул. – Ты обвиняешь нас, Мелло, в предательстве? - Что ты себе позволяешь?! – поддержала его Лиднер, тоже вскакивая. Энтони тоже что-то сказал, раздраженно швырнув палочки на стол. Каким зыбким было их общее мирное сосуществование – любое подозрение, любой толчок извне разрушали его, словно карточный домик. Теперь уже бывшие полицейские смотрели с явственной неприязнью на тех, с кем всего лишь четверть часа назад договаривались о встрече весной и возможности показать все красоты любимого Токио. Мацуда даже чуть отодвинулся вместе со стулом от Джованни, сидящего с ним рядом до этого. - Можешь выбирать любого, Мелло, - вскинув голову, Ниа прямо выдерживал взгляд разъяренного немца, словно вообще не слыша возмущения команды, которую сам и привез. – Или можешь выбрать меня. Ты же понимаешь, что в подобной игре никому нельзя доверять стопроцентно. - Du hast ja einen Knall*! – казалось, еще секунда – и немец ударит сидящего перед ним подростка. И Мэтт в этот раз явно не собирался его останавливать. - Du gehst mir ganz schoen auf den Sack**! Просто ткни пальцем!!! - Может быть, хватит? Зачем ты вообще кипятишься, Мелло? – вдруг прорвался сквозь поднявшийся шум голос Бездея. Маньяк не улыбался, напротив, он был очень серьезен, и вот сейчас невозможно, катастрофически походил на L. - Вы же не прикасались к Тетради, запертой в сейфе. И ты, и Мэтт, и Ниа со своими помощниками - в данный момент, вы всего лишь наблюдатели. Не думаю, что Рюдзаки нужны сейчас ваши ссоры. Более того, не думаю, что ему вообще интересно пытаться понять, кто именно из вас стал предателем. Это уже сложившийся факт. Вы можете разобраться после между собой, избавив нас всех от удовольствия пытаться понять твой любимый немецкий. А ему необходимо просто принять решение, а не публично пороть виноватых. Я прав, Рюдзаки? Рюдзаки, все это время задумчиво покусывающий палец и внимательно наблюдающий за лицами спорящих, быстро повернулся к Бездею. И мягко проговорил: - Именно так, Бейонд, спасибо. Ты абсолютно правильно все сказал. И так они и застыли – по разные стороны стола, пристально глядя в глаза друг другу. Слишком похожие сейчас, сидящие в одной и той же позе с ногами на стуле, одинаково покусывающие ноготь большого пальца. Один в белом, другой в черном. Один с опущенными уголками губ, другой с чуть приподнятыми – они казались перевернутыми отражениями друг друга. Глаза маньяка горели переполняющим его немым обожанием. - Но, Рюдзаки… - начал было разом растерявший напор Мелло, на которого неожиданное разумное выступление Бездея произвело эффект ледяного душа. Но Рюдзаки, не глядя на него, вскинул ладонь, окончательно затыкая властным жестом американскому гангстеру рот. - Бейонд прав. Мне действительно гораздо важнее принять решение, а не искать виноватых, - медленно проговорил он, глядя в глаза Бейонду. И лишь после этого искоса удостоил скользящим взглядом и немца. – Если информация просочилась, ее уже не стереть. Прошу – хватит ссор, Мелло. Они меня отвлекают. Сядь на место. И вы, господа, сядьте, пожалуйста все, и успокойтесь. У нас достаточно маленький выбор, и я хочу, чтобы мы сделали его по-возможности без эмоций. Буркнув что-то себе под нос и наградив взбудораженных агентов ФБР многообещающим взглядом ненавидящих бирюзовых глаз, Мелло покорно поднял свой стул и плюхнулся на него рядом с Мэттом. Джованни и Лиднер тоже опустились на свои места, виновато стараясь не слишком греметь пододвигаемыми стульями. Рюдзаки невозмутимо склонился вперед, подцепил двумя пальцами чашку с кофе и шумно допил ее до конца, закинув вверх голову. И со звоном поставил на блюдце. - Итак.. Как бы ты поступил на моем месте, Лайт-кун? - Я?! – Лайт настолько не был готов к такому вопросу, что даже несколько растерялся. Только что Рюдзаки был полностью поглощен своим двойником, а вот теперь его немигающие глаза неотрывно смотрели на Лайта. Глаза, в которых неестественно огромный зрачок совсем не оставил места для светлой радужки. Боковым зрением Кира видел, как поползли вверх уголки губ Бездея, растягиваясь в ликующую улыбку. - Да, ты, Лайт-кун. Мне нужен совет в этой непростой ситуации, так у кого же мне спрашивать его, как не у своего лучшего друга? У меня было достаточно времени, чтобы убедиться в твоем остром уме и способности находить нестандартный подход… при решении сложных задач, - вряд ли бы кто-то мог бы засомневаться сейчас в искренности Рюдзаки. Как и заподозрить двусмысленность. Но Кира ее услышал, и сердце заколотилось в груди в ускоренном ритме. - Ты мыслишь очень объемно, не упуская деталей и просчитывая все на шаг вперед… Так что же мне выбрать? Подчиниться приказу или пожертвовать теми, кто прикасался к Тетради, включая себя? Что бы ты сделал на моем месте, если бы ты был L? За столом разом стало вдруг очень тихо. Катастрофически тихо. Все, затаив дыхание, смотрели на Киру. - Если бы я был L, я бы не стал выбирать ни один из этих двух вариантов. Я бы оставил Тетрадь у себя. Это единственное правильное решение, - медленно, но твердо проговорил Лайт, старательно подбирая слова. – Думаю, все согласятся, что ты именно тот человек, кому мы все – все, сидящие здесь - доверяем безоговорочно. Ты не допустишь, чтобы Тетрадь снова попала в преступные руки. И если ты сумел сохранить свою личность в тайне от всего мира, то сумеешь скрыть и Тетрадь. Разумеется, самым правильным решением было бы ее уничтожить на наших глазах, потому что L тоже всего лишь живой человек и нельзя взваливать на кого-либо такую ответственность. Но тогда мы умрем. Остается только спрятать Тетрадь – так, чтобы о ней никто никогда не узнал, чтобы она никогда не попала в чужие руки и чтобы никто не мог не только воспользоваться ей, но и уничтожить ее. Так мы сохраним свои жизни и полностью исключим вероятность появления нового Киры. - То есть, ты предлагаешь L пожертвовать сейчас всем, что он имеет, включая жизнь, только ради того, чтобы дать вам шанс умыть руки и не делать вообще никакого выбора? - мурлыкнул Бейонд. – Не слишком-то это по-дружески. - О чем ты? – Лайт резко повернулся к нему, настороженно впиваясь глазами в улыбающееся лицо. Бейонд спокойно выдержал его взгляд. - Про Тетрадь уже знают, Лайт. Если L не подчинится, его объявят вне закона, - снисходительно пояснил он, насмешливо ухмыляясь. – Все силовые структуры мира объединятся в охоте за ним. И ФБР все равно получит Тетрадь. Вот только сыщик, переступивший черту, станет проблемой, которую следует устранить, как бы ни было жаль терять лучшего детектива мира. То, что ты предлагаешь – это не решение, а всего лишь отсрочка. И цена за нее - жизнь L. - Бездей прав, - неожиданно поддержал его Мелло мрачным голосом, в котором явственно слышалась бессильная ярость. - Здесь бессмысленно сопротивляться. Надо просто отдать Тетрадь. - Бессмысленно сопротивляться? – Кира не верил своим ушам. - И это говоришь ты, Мелло?! - Это говорю я, Ягами, - бирюзовые глаза немца столкнулись с возмущенными глазами лучшего студента Японии. - Не переживай, со слухом у тебя все в порядке. - Давайте рассмотрим другой вариант, - закусив палец, Рюдзаки пристально вглядывался в лица собравшихся за столом. Дождавшись, когда Мелло и Лайт перестанут буравить друг друга взглядами и повернутся к нему, он продолжил, задумчиво поднимая глаза к потолку. - Мы можем уничтожить Тетрадь. Только это действительная гарантия, что история с Кирой не повторится. Вы готовы поддержать такое решение? - Но... Но, Рюдзаки... - послышался непривычно тихий, растерянный до дрожи голос Мацуды. - Ведь мы же тогда умрем... - Скорее всего, - невозмутимо кивнул Рюдзаки, продолжая разглядывать потолок и покусывать кончик пальца. - Но это единственный способ исключить вероятность очередной реинкарнации Киры в лице нового человека. Если бы дело касалось только меня - я бы не сомневался. Но в данном случае я обязан учитывать и ваши мнения тоже. Тишина в штабе сгустилась, стала осязаемой, давящей, душной. Бывшие полицейские растерянно переглядывались друг с другом, а потом виновато отводили глаза, опуская один за другим головы. Рюдзаки требовал от них невозможного. Бывшие агенты ФБР смотрели на коллег по расследованию с нескрываемым сочувствием и, в то же время, ожидающе. Мелло, приоткрыв рот, замер, уставившись на Рюдзаки и даже не реагировал на пихавшего его в бок и пытавшегося привлечь внимание Мэтта. Ниа смотрел в стол, наматывая на палец прядь волос на виске. И лишь Бездей продолжал улыбаться, с обожанием глядя на свой безжалостный оригинал. - Ватари! - воспользовавшись повисшей паузой, Рюдзаки отвлекся от созерцания потолка и обернулся, призывая верного дворецкого. - Ватари, сделай мне, пожалуйста, еще кофе. И еще я хочу... пожалуй... пирожные. Да, пирожные. С кремом. Принеси мне, пожалуйста... Его, как будто бы, не особенно волновала проблема нелегкого выбора. Как ни старался, Лайт не мог уловить на бледном лице своего упрямого недруга ни тени сомнения - он видел, что Рюдзаки действительно готов идти до конца. Готов, не раздумывая, отдать свою жизнь, чтобы избавить мир от Тетради. И единственное, что его сейчас останавливало - это лишь то, что помимо него к Тетради прикасались и другие члены команды расследования. Но что он готовил для них на самом деле? Он действительно давал им право на выбор или же готовился бескомпромиссно навязать свою волю? Лайт не сомневался, что никакого выбора L им не даст. Оставалось только дождаться, когда он озвучит уже явно принятое решение. А пока Лайт исподтишка разглядывал Рюдзаки, обернувшегося и нетерпеливо смотрящего вслед поспешившему на кухню Ватари. Разумеется, Кира не забывал озабоченно хмуриться и старательно изображать потерянность на собственном лице, чтобы не выделяться среди остальных. Пауза затягивалась и становилась невыносимой. И, чем сильнее она давила, тем сложнее было кому-либо решиться нарушить ее - настолько оглушительной казалась эта мрачная тишина. В ней даже тяжелые вздохи были слышны. - Рюдзаки... гхм... - неловко откашлявшись, начал господин Соичиро. Не поднимая глаз, он нервно поправил очки рукой. Лайт даже почувствовал что-то похожее на жалость к отцу. - Мы, конечно, все говорили, что готовы пожертвовать жизнями, чтобы остановить Киру... Но... Остальные полицейские с откровенной надеждой смотрели на бывшего шефа, словно он был единственным, кто мог бы спасти их от необходимости прямо сейчас принимать решение о неизбежности массовой жертвы. Рюдзаки с явной неохотой повернулся, отвлекаясь от нетерпеливого ожидания заказанного десерта, и со скучающим видом остановил взгляд на мучительно пытавшемся подобрать слова отце Лайта. Ягами Соичиро еще раз откашлялся и поднял лицо, встречаясь глазами с гениальнейшим детективом мира. - Но мы не могли ожидать, что это будет... вот так, - старательно подбирая слова проговорил он. - Честно говоря я, оказывается, совсем не был готов к такому тяжелому выбору... Если бы это касалось только меня… Но Лайт... мой сын... Он ведь так молод... - Что ты говоришь, папа? – возмущенно выпрямился Лайт на стуле. – Я уже взрослый и давно могу решать сам за себя! Я не боюсь умирать! Он чувствовал неимоверный, мучительный стыд за отца. Но, кажется, сейчас здесь никому не было дела до задетых чувств Бога Нового мира. Его вообще не услышали. - А Укита еще совсем маленькая… - подавленно подал голос Аидзава, не поднимая головы и глядя в стол. Огромные пытливые глаза детектива перескакивали с лица на лицо, пристально вглядываясь в каждое, словно стараясь проникнуть в самую душу. Сосредоточенно похлопывая пальцем себя по губам, Рюдзаки внимательно вслушивался в слова, явно стараясь не пропустить ни одного торопливо опущенного взгляда, ни одного тяжелого вздоха. - Рюдзаки, а мы обязательно должны что-то делать… вот прямо сейчас? – раздался совсем потерянный, так не похожий на обычно энергичный голос Мацуды. Тода встретился глазами с Рюдзаки и опустил голову, его скулы порозовели. – Если вдруг нам действительно придется уничтожить Тетрадь… Я… Мне бы хотелось еще успеть… кое-что сделать… - Хватит! – раздраженно хлопнул Лайт ладонью по столу. – Прекрати эту пытку, Рюдзаки. Ты должен просто озвучить свое решение. Зачем этот цирк? Ты все равно никого не послушаешь и поступишь по-своему! Рюдзаки чуть повернул голову, останавливая взгляд на Лайте. Темная мгла его глаз казалась непроницаемой, пугающей своей полной непредсказуемостью. Невозможно было понять, что прячется там, в ее бесконечной безжалостной тьме. Хлопнув последний раз пальцем по губам, он опустил руку. - Да, Лайт-кун. Ты прав, как обычно. Я давно уже выбрал решение. Я уничтожу Тетрадь. Вздох, пронесшийся по штабу, больше походил на мучительный стон. Моги закрыл ладонями лицо. Аидзава еще сильней сгорбился, почти уткнувшись лбом в стол, судорожно сжимая сцепленные руки на коленях. У Мацуды стало такое жалобное, такое растерянное лицо, что господин Соичиро повернулся к нему и подбадривающее потрепал по плечу. Но и сам бывший шеф Японской полиции явственно побледнел. Мелло рванулся назад, откидываясь на спинку стула, широко распахнутыми глазами уставившись на Рюдзаки. Кажется, бесстрашный американский гангстер впервые потерял дар речи. Мэтт, приоткрыв рот, тоже потерянно переводил взгляд то на друга, то на гениального детектива, и в его зеленых глазах светилась полнейшая растерянность. И лишь Ниа, наконец-то поднявший голову, смотрел на L каким-то странным понимающим взглядом, пристально, не мигая, продолжая машинально крутить тонкими пальцами прядь волос на виске. «Есть ли предел, Рюдзаки? - Лайт не чувствовал, как вцепилась рука в край стола, до побелевших костяшек пальцев. – Что она значит для тебя, твоя Справедливость, если ты готов убить ради нее не только себя, но и еще шестерых людей, включая лучшего друга? И… И Ватари? Может ли хоть что-то вообще в этом мире конкурировать с ней за твое холодное сердце?!» Нет, Лайт не боялся смерти. В отличие от всех остальных, он прекрасно осознавал, что уничтожение Тетради не несет в себе ничего угрожающего. Но ведь L не знал этого. И вот это абсолютнейшее хладнокровие, эта безусловная готовность его ненавистного друга пойти на любые жертвы, наполнили сердце Киры безысходной тоской. В который уже раз Лайт с горечью убеждался, что его враг отдал себя полностью – целиком, без остатка – иллюзорному образу утопической Справедливости. Утопической – потому что Справедливость невозможно построить без деспотизма. Абсолютная власть и мгновенная кара - только это могло спасти этот погрязший в преступности мир. Если бы… Если бы они могли говорить – Кира бы смог объяснить, что других путей просто нет. Но L упрямо пытался, с маниакальной одержимостью готовый отдать даже жизнь, но не отступиться. Если бы они были вдвоем, Лайт бы с огромнейшим удовольствием врезал бы сейчас этому эгоистичному бездушному демону, прячущемуся за точеным бледным лицом и холодным невозмутимым взглядом. Демону, подчинившему и заковавшему в лед то горячее и живое, что билось когда-то в груди у Рюдзаки. Или же – оно никогда и не билось? - По-твоему, это честно, Рюдзаки? – оперевшись двумя ладонями на стол, Бездей всем телом подался вперед, вытягивая шею. Он улыбался, и глаза его по-прежнему светились немым обожанием, но подрагивающие ноздри и кончики губ выдавали поднимающуюся внутри него ярость. Длинные пряди челки упали маньяку на лицо, и он нетерпеливо мотнул головой, отбрасывая их с глаз. В хриплом голосе прорвались капризные требовательные нотки. – Посмотри на меня! Ты считаешь, что это честно?! Рюдзаки отвлекся от увлекательнейшего созерцания потолочных светильников. Но вовсе не торопился выполнять горячее требование своего дрожащего от нетерпения двойника. Задумчиво посмотрев на большие часы на стене, он, склонив набок голову, искоса взглянул на Ниа. И замер, встретившись с ним взглядом. Несколько тягучих секунд они смотрели друг другу в глаза, а потом опущенные уголки тонких губ детектива вдруг дрогнули, чуть приподнимаясь в еле заметной улыбке. И (Кира не верил своим глазам) Ниа ответил ему - почти точно так же, неуловимо дрогнувшими вверх кончиками губ. «Ловушка! – мгновенно распознал Лайт. – Он снова играет, разыгрывая свой последний оставшийся на руках козырь – Тетрадь. Но против кого ты играешь, L? Над кем из нас ты ставишь эксперимент? Чьей реакции ждешь?» Он изо всех сил пытался найти ответ на бледном лице своего врага или, хотя бы, на невозмутимом обычно, сейчас словно ожившем от этой странной полуулыбки лице юного преемника L. Но Рюдзаки уже опустил ресницы, разрывая этот непонятный зрительный диалог, и повернулся к застывшему напротив Бездею. - Прости, Бейонд. Я не думал, что для тебя существует разница, - он, не глядя, вскинул руку, и неслышно подошедший сзади Ватари торопливо подставил принесенную большую тарелку с эклерами в белой глазури. Не обращая внимания на задохнувшегося от возмущения маньяка, детектив обвел взглядом всех собравшихся за столом, удерживая далеко в стороне руку с зажатым в пальцах пирожным. – А теперь прошу меня извинить. Но мне необходимо поговорить с господином Соичиро, Мацудой, Моги и Аидзавой. Наедине. И сразу же переключился на свой эклер - с заметным удовольствием откусил хрустящий край и с интересом заглянул внутрь, разглядывая крем. Ватари осторожно поставил перед ним всю тарелку. - Э… Так… а нам что, уйти? – растерянно пробормотал Джованни. Остальные агенты ФБР выглядели не менее потерянными и озадаченными. - Рюдзаки, но… - начал было Мелло, резко подаваясь вперед, и осекся, натолкнувшись на быстрый, предупреждающий взгляд темных властных глаз детектива. От него снова исходил непробиваемый холод. Было понятно, что никаких дальнейших обсуждений и препирательств L не потерпит. Это буквально витало в воздухе. - Пойдем, Мелло, Мэтт, - спокойно проговорил Ниа, сползая со стула. И невозмутимо кивнул детективу. – Спокойной ночи, Рюдзаки. Увидимся утром. Мелло, вскинув голову и окинув его подозрительным взглядом, фыркнул, зло поджал губы и, на удивление, промолчал. Резко поднявшись, он хлопнул по плечу Мэтта. - Пошли, Мэтт. - Да, увидимся, - не поднимая головы рассеянно откликнулся Рюдзаки, старательно пережевывая и явно вслушиваясь в свои вкусовые ощущения. – Спасибо, Ниа. Бездей, сверкнув ненавистью красных глаз, спрыгнул со стула, громко ударив пятками по полу. По дороге он оглянулся, видимо, еще на что-то надеясь, но, заметив, что Лайт внимательно следит за ним, дернул головой в бок и хрустнул шеей. И поспешил за уходящей троицей нового альянса и примкнувшей к ним компании подавленных и растерянных агентов ФБР. Ватари поставил перед Рюдзаки и исходящую паром чашку с горячим кофе, и ненавистный враг Киры тут же принялся накладывать в нее сахар из сахарницы двумя пальцами, подавшись вперед. Теперь он балансировал на корточках на самом краешке кресла, отведя в сторону вторую руку с уже новым эклером. Но, кажется, это его ничуть не смущало. Подавленная команда расследования ожидающе смотрела на него, терпеливо дожидаясь, когда он сможет сказать им то, ради чего попросил уйти всех остальных. Отодвинув стул, Лайт поднялся. Его не было среди названных имен тех, с кем Рюдзаки хотел говорить, и он и так затянул время насколько возможно. И глупо было бы пытаться сейчас поспорить – если даже Мелло, даже Бездей смолчали… Оставалось только надеяться, что он не пропустит никакой существенной информации. Разумеется, L должен был сказать хоть какие-то слова людям, которым только что подписал смертный приговор своей собственной рукой. И который (Лайт в этом не сомневался ни на секунду) без промедления приведет в исполнение. Но не прямо сейчас. То, что Лайт не вошел в число тех, кого Рюдзаки попросил остаться, означало только одно: он не собирался открывать сейчас сейф. Каждый из них хранил свою часть шифра, и без участия Лайта сейф открыть было бы невозможно. Впрочем, Кира бы предпочел, чтобы Тетрадь была сожжена прямо здесь и сейчас – теперь ему это ничем не грозило (жизненно важное правило уже было доказано), а вот вопросов в одну эгоистичную лохматую голову добавило бы, порождая новый виток сомнений. А чем больше сомнений – тем нужнее становится тот, с кем можно их обсудить, пытаясь найти ответы. Нет, Лайт, определенно, был бы только рад, если бы недействительность этого правила раскрылась бы прямо сейчас. Но, судя по всему, планы L снова не совпадали с его ожиданиями. Или же совпадали? - Лайт-кун, - откусив край эклера, Рюдзаки с шумным чмоканьем втянул в себя его содержимое, высасывая начинку. – Пожалуйста, останься с нами. Я не стал называть твое имя, но благодарен, что ты задержался. Ты нужен нам. И поднял темные глаза на Лайта, облизывая губы, испачканные в мутновато-белом заварном креме. - Ну… Как скажешь, Рюдзаки, - Лайт торопливо отвел глаза от нижней части его лица, и напоролся на взгляды замерших полицейских. И отца. Они поняли. Поняли, зачем L оставил их здесь. Поняли, что то страшное, что было только что произнесено и еще даже не успело как следует уложиться в их головах, уже наступило. Это случится прямо сейчас. И отступать уже поздно, да и уже невозможно - они действительно знали, на что идут. Но одно дело умереть неожиданно, в борьбе, рискуя, но все же имея шанс выжить, и совсем другое – вот так, полностью осознавая, что вот сейчас их не будет. Совсем. Это страшно. Лайт понимал их. Действительно, понимал. Но не жалел. Да и не думал о них. Что его действительно занимало – так это то, как его врагу удается оставаться настолько невозмутимым сейчас. И получать удовольствие от вкуса эклеров. Кира не мог отрицать своих чувств. Разумеется, он не признался бы и под пытками, но Рюдзаки его восхищал. И завораживал еще больше. Как много бы Лайт был готов отдать, чтобы хоть на секунду приоткрыть завесу самой волнительной для него загадки – что происходит в лохматой голове его ненавистного друга. И уникальнейшего врага. - Господа, - Рюдзаки засунул в рот остатки эклера и с удовольствием облизал пальцы. – Я попросил вас остаться, потому что эта проблема касается только нас. И потому что сейф мы можем открыть только все вместе. Никто не посмел возразить. Бывшие полицейские лишь побледнели сильнее, но покорно поднялись со своих мест. С закаменевшими лицами и решимостью в глазах они последовали за своим безжалостным лидером. Вопросов не задавали – все было ясно и так. Все вместе они подошли к сейфу. - Я правильно тебя понимаю, Рюдзаки, ты хочешь уничтожить Тетрадь? – нарушил гнетущее молчание Лайт, старательно изображая, что изо всех сил пытается удержать привычное хладнокровие, но это ему с трудом удается. – Прямо сейчас? Не то, чтобы он сомневался – даже Мацуда уже все понял. Но, поскольку Кира прекрасно осознавал, что все они останутся живы, он должен был обеспечить себе естественность поведения. Каким бы острым умом и восхитительной выдержкой не обладал бы Ягами Лайт, но он должен был быть сейчас в ужасе перед неминуемой смертью. Так же, как все. Нет, больше. Потому что был еще слишком молод и потому что не мог бы сравниться по выдержке с опытнейшими полицейскими, повидавшими уже многое. И потому он старательно кусал губы якобы украдкой и сжимал кулаки, изображая крайнюю степень нервозности. Жаль, что он не мог побледнеть так же, как все. - Да, Лайт-кун, - Рюдзаки оглянулся и наградил его долгим внимательным взглядом. – Я не вижу смысла откладывать. - Лайт… - отец приобнял его за плечи и притянул к себе, прижимая. – Видимо, другого выхода, действительно, нет… - Я не боюсь, папа! – Лайт возмущенно дернулся от него, позволив голосу подняться на несколько тонов выше. – Я просто спросил! И в качестве награды получил второй долгий внимательный взгляд. - Ничего, Лайт, - мужественно попытался улыбнуться ему Мацуда. – Если так нужно… Мы все знали, на что идем. Я тоже не хочу умирать, но, ради спасения мира от Киры – готов! - Пожалуйста, вводите свои части кодов, - мягко проговорил Рюдзаки, прерывая все обсуждения. «Отец, - пронеслось в голове у Лайта, когда Соичиро Ягами первым шагнул к массивному сейфу. – Выдержит ли это испытание твое надорванное сердце? Пусть выдержит. Ты нужен Саю и матери. Поэтому просто пройди это с честью. Прости, но даже если бы я мог – я бы не раскрыл вам сейчас правду. Думаю, мне не меньше него интересно, сможете ли вы доиграть свою жизнь до последней минуты так же сдержанно и молчаливо. Или же начнете кричать и пытаться все изменить в самый последний момент… Посмотри, как L смотрит на вас – он впитывает каждое ваше движение, каждый вдох, каждый дрогнувший мускул на лицах. Он готов ко всему. Думаю, он даже просчитывает какие-то там проценты вероятности того, что мы попытаемся его если и не убить в порыве ужаса перед смертью, то силой отстранить от принятий решений. Но я не позволю никому из вас выступить против него. Я не с вами, я – с ним. Я тоже хочу увидеть, как вы пройдете этот путь до конца … До пепла Тетради. Потому что то, что я вижу на ваших лицах, я не испытывал даже в тот раз, когда почти был уверен, что уже проиграл, когда задержали Мису. Как вы наивны… Вы так держитесь за свои жалкие обычные жизни, как будто вам действительно есть, что терять. Но мир даже не заметит вашей потери. А вот тот, чья жизнь действительно значима – посмотри на него, отец… Ему страх неведом, ему важен лишь результат. Почему ты не учил меня быть таким же? Когда ты приставил мне ко лбу пистолет, я не смог сохранить хладнокровия. А он - смог бы». Кира жадно разглядывал застывший профиль Рюдзаки из-под полуопущенных век. И, почувствовав его взгляд, детектив повернул голову. Но Лайт тут же торопливо отвел глаза и тяжело сглотнул, изображая неудавшуюся попытку растянуть губы в бодрую улыбку. Нельзя было забывать о том, что потом каждое его движение, каждое слово и каждый жест будут подвергнуты тщательному анализу. Во всяком случае, Кира на это очень надеялся. L был единственным придирчивым зрителем, ради которого вообще стоило бы играть. Лайт ввел свою часть шифра и отошел в сторону, уступая место перед сейфом Аидзаве. Напряжение и гнетущая атмосфера вокруг, казалось, достигли своего апогея. И от этого так азартно начинало покалывать кончики пальцев и кровь быстрее бежала по венам, заставляя снова чувствовать себя поднимающимся на свой небоскреб. Он снова был выше – выше всех этих людей. А Кира уже боялся, что не сможет больше почувствовать этого упоительного ощущения. Аидзаву сменил Ватари и, наконец, последним к сейфу подошел L. Аккуратно набирая шифр только кончиками пальцев, он ввел последнюю часть кода и распахнул тяжелую дверцу. И замер, глядя на одиноко лежавшую в просторном железном пространстве Тетрадь. Сзади то ли вздохнул, то ли всхлипнул Мацуда. Отец снял и начал протирать очки носовым платком. Шумно втянул воздух носом Аидзава. Все они молча смотрели на сверхъестественное орудие смерти массового убийцы, за спиной которого стояли не кто-нибудь, а действительно существующие Боги Смерти. И которого они, несмотря ни на что, сумели остановить. Они победили. Осталось лишь поставить последнюю точку. Точку, цена которой – их жизни. И лишь тогда все закончится. Рюдзаки вздохнул – так глубоко, что со спины было явно заметно, как приподнялись его плечи и расширилась грудная клетка – и, повернув голову, поймал взгляд Ватари, стоявшего рядом и неотрывно за ним наблюдавшего. И только потом протянул руку и подцепил Тетрадь двумя пальцами за уголок, вынимая из сейфа. Все еще стоя ко всем спиной, он высоко поднял руку со свисающей Тетрадью, демонстрируя ее всем. - Господа… - мягко начал он, и вся команда расследования задержала дыхание. Лайту даже почудилось, что он слышит, как стучат зубы Мацуды. – Я должен признаться. Я… Он повернулся, пронзая всех разом пронзительным темным взглядом из-под упавшей на глаза челки. И в этот момент Тетрадь выскользнула из его пальцев и с глухим стуком шлепнулась на пол. - Ой… - озадаченно выдал гениальный детектив, мгновенно сбиваясь и все еще держа высоко поднятой вверх руку. - Я подниму, Рюдзаки, - торопливо проговорил Ватари, с некоторым трудом наклоняясь к его ногам. Все остальные инстинктивно тут же перевели глаза на него. Но L уже оправился от удивления и, убедившись, что Ватари решает проблему, упрямо вернулся к начатому разговору. - Так вот. Я солгал вам. Прошу меня извинить. Про Ватари тут же забыли. Взгляды команды полицейских впились в непроницаемое узкое лицо неутомимого экзекутора. - Вы вправе сердиться на меня за мою ложь. Но она была крайне необходима… всем нам, - Рюдзаки благосклонно принял из рук выпрямившегося Ватари Тетрадь и снова поднял ее, держа двумя пальцами за уголок. - Ложь, Рюдзаки? Что ты такое говоришь? В чем ты солгал нам? – все подались к нему, пожирая глазами. Удивление, недоумение, растерянность и… тлеющая тусклым угольком надежда на чудо слышались в их голосах. Лайт тоже подался вперед, мгновенно напрягшись, стараясь не пропустить ни слова, ни взгляда их гениального кукловода, явно перешедшего к кульминации розыгрыша своей партии. Вот ради таких моментов – когда сердце стучится, как бешеное, когда мозг работает на пределе, пытаясь предугадать варианты, когда каждая мышца напряжена, а внутри играет ощущение жизни, ощущение силы и танца над пропастью, стоило жить. Ради этого, а не ради тех жалких и серых жизней, что боялись потерять бывшие полицейские. - Признаться, я крайне удивлен, как легко вы все согласились пойти на смерть, - задумчиво сообщил детектив, закусывая указательный палец свободной руки. – Я ждал более бурного сопротивления. И я восхищен вашей выдержкой. Для меня честь работать с такими людьми, как все вы. Я прошу вас простить мне мою небольшую ложь – разумеется, я не собираюсь уничтожить Тетрадь, убив тем самым всех нас. Это было бы возмутительно безответственно по отношению к L, и крайне жестоко по отношению к вам. Хотя и логично в общепринятом в обществе образе самопожертвования и геройства. Но мы с вами взрослые люди и должны понимать, что при той ответственности, что мы несем, мы не можем себе позволить ни глупого героизма, ни бессмысленного самопожертвования. Иногда правильный выбор выглядит вовсе непрезентабельно, может быть, даже постыдно на фоне отчаянной самоотверженности, но это не может снизить его правильности и рациональности. Вы понимаете, о чем я? - Так ты не будешь уничтожать Тетрадь? – тупо переспросил Мацуда. - Ты серьезно, Рюдзаки?! – поддержал Моги. - Это что, была шутка? – мрачно выдохнул Аидзава сжимая кулаки. - Нет, - спокойно покачал головой Рюдзаки, и, не глядя, небрежно швырнул Тетрадь в сейф за спиной. – Я солгал по необходимости. На самом деле, теперь я не вижу причин не выполнить требований ФБР. Но сначала я обязан был выяснить, нет ли еще одного Шинигами, невидимого для нас, но привязанного к Тетради и участвующего в игре. Теперь я уверен, что его нет. Иначе я бы умер сейчас – я уверен, что Шинигами убил бы меня, чтобы не дать уничтожить Тетрадь. - Но ты мог бы предупредить нас! – возмущенно шагнул к нему Аидзава. – Ты хоть представляешь, что мы только что пережили?! - Нет, Аидзава, не мог, - Рюдзаки твердо посмотрел ему прямо в глаза. – Тогда бы все это не имело бы смысла. Эксперимент был бы провален – ведь если бы Шинигами был среди нас, но невидим, он вполне мог бы услышать наш разговор. - Э… да, я не подумал об этом, - смущенно отступил Аидзава. - Рюдзаки… Но, получается, нам ничего не грозило сейчас, а ты… ты снова рисковал своей жизнью? – взволнованно и даже как-то немного смущенно проговорил господин Соичиро. - Да, Рюдзаки! Ты единственный мог умереть! – тут же озабоченно поддержал его Мацуда, но в голосе его явно слышались радость и облегчение, которых невозможно было ни скрыть, ни удержать. - Угу, - Рюдзаки поднял руку и закусил кончик большого пальца, глядя на них из-под челки. – Мне кажется, я уже начинаю привыкать, что приходится постоянно рисковать своей головой в этой игре. - Идиот! – Кира стремительно подошел к нему и возмущенно ударил в плечо кулаком, очень тщательно контролируя, чтобы не ударить действительно сильно. И тут же притянул своего врага за плечи к себе и крепко обнял, изо всех сил сжимая. Всего лишь на мгновение он ощутил прикосновение сильного горячего тела, чье тепло ощущалось даже сквозь двойной слой одежды – мягкой футболки Рюдзаки и белой рубашки самого Лайта. Мышцы его врага мгновенно напряглись, протестуя против непрошеной близости. Кира успел втянуть носом едва уловимый, чуть сладковатый запах ванили, исходящий от кожи и волос детектива, и голова чуть-чуть закружилась, но он уже отстранился, удерживая своего врага двумя руками за плечи и заглядывая в огромные распахнутые глаза. - Господи, Рюдзаки! Нельзя без конца рисковать. Ты угробишь себя! – взволнованно, старательно изображая и радость, и облегчение, и естественную толику злости на своего сумасшедшего друга, горячо проговорил он. - Ты должен хоть немного разделять этот груз с остальными. Я бы не простил себе, если бы ты умер – сейчас, когда все уже кончилось! - Да, да Рюдзаки! – где-то сбоку радостно замахал руками Мацуда. – Ты не должен делать все в одиночку! Мы тоже готовы на все, чтобы защищать Справедливость! Остальные тоже зашумели, сбиваясь вокруг них двоих в тесный возбужденный кружок. Но Лайт их почти и не видел. Самым главным был сейчас его враг. Враг, который даже не попытался скрыть глубокого изумления от позволенной фамильярности. Приоткрыв рот, Рюдзаки молча некоторое время смотрел на него огромными удивленными глазами, с какой-то даже наивной растерянностью. И в глубине бесконечной черноты его глаз удивление постепенно уступало непривычной доверчивой теплоте. И весь мир вокруг вдруг расплылся, потерял краски и контуры, стал иллюзорным. Кира чувствовал, видел, что побеждает. Побеждает вот прямо сейчас, прорываясь сквозь толщу льда и становясь таким близким, каким не был еще никогда. Что-то зарождалось в холодной душе бесчувственного идола, что-то очень похожее на то горячее и живое, что так отчаянно стремился разбудить в его сердце Лайт. Рюдзаки порывисто вздохнул сквозь приоткрытые губы и чуть подался вперед, как будто собирался что-то сказать. И лучший студент Японии уже был готов послать всю вселенную к черту, забывая про нравственность и мораль, распахивая свою душу, взрывая свое сердце всеми кровоточащими сосудами и артериями - швырнуть все в этот огонь, что вот-вот мог бы вспыхнуть: всю свою жизнь, весь свой мир, всего Ягами Лайта с Кирой в придачу… Но в следующее мгновение L прикрыл глаза, плотно сжал губы, чуть заметно сглотнув, и подался назад, мягко и ненавязчиво выскальзывая из-под рук Лайта. - Прости, Лайт-кун, мне жаль тебя огорчать, но эта игра еще не окончена, - твердо проговорил он, не поднимая глаз. - И кому-то из нас еще придется собой рисковать – в момент передачи Тетради. Но обещаю, что это будет в последний раз. Господа, давайте закроем сейф. Уже поздно, и Аидзаве с господином Соичиро пора домой. Я назначил срок передачи Тетради на послезавтра, так что у нас еще будет время все обсудить и продумать детали. И еще раз прошу меня извинить за то жестокое испытание, которому мне пришлось вас подвергнуть. *** Кап. Кап-кап-кап. Струйки крови, стекая из глубоких порезов на плече, оставляли по всей руке причудливые извилистые дорожки. Некоторые из них иссякали, истратив себя целиком на рисунок на коже, но другие, объединяясь сливающимися ручейками, наполнялись энергией и ускорялись, достигая кончиков пальцев и срываясь тяжелыми каплями в раковину. Кап. Кап-кап. Голый по пояс Бейонд сосредоточенно наблюдал, как капает его кровь. Держа изрезанную руку над раковиной, он старательно ее изгибал, направляя горячую влагу, заставляя бегущие капли крови срываться то с одного из растопыренных пальцев, то с другого. Кап с указательного. Кап с большого. Кап с мизинца. Эта игра требовала ловкости и внимательности, и благополучно заглушала любые мысли. Даже ту, что раскаленным копьем пытала бурлящую тьму внутри: «Он опять пренебрег тобой, В. Ты не смог увлечь его больше, чем возможность шагнуть за флажки. Не подчиниться. Нарушить запреты. Бросить вызов Богам. Глупая, бессмысленная тетрадка и шанс отыскать в ней подвох для него интереснее, чем предложенная тобой игра в реальную смерть. Он не принял всерьез обещанный тобой сжатый срок. И даже три дня бездействия для него слишком много». Эта мысль причиняла жесточайшую боль, и потому Бейонд старался вовсе не думать, сосредоточив все свое внимание на стекающих каплях цвета его глаз, срывающихся с пальцев и разбивающихся о белоснежную раковину, оставляя на ней кровавые кляксы. Боли от порезов он вовсе не чувствовал в этот раз, хотя они были глубже сейчас, чем обычно. Но разве это имело значение? Шрамом больше или шрамом меньше – какая разница? Ни один виртуозный хирург не сможет вернуть ему гладкую ровную кожу. Не сможет вернуть целиком его прежнего. И не сможет вырезать монстра из его головы, проступающего на теле Бейонда Бездея уродливыми шрамами от ожогов. Хотя нет, нет. Монстр не виноват в шрамах – в шрамах виноват только Эл Лоулайт. Только он. Это Эл позволил тьме вырваться на свободу и сжечь живьем своего двойника. Взмахнув второй рукой с зажатым в пальцах обломком скальпеля, Бездей, скрипнув зубами, резко провел им по неровной натянутой коже чуть выше локтя. И новый кровавый ручеек побежал по опущенной вниз руке, умело направляемый к растопыренным пальцам над раковиной. Кап. Кап-кап. - Я же сказал, что я не почувствую этой боли, Бейонд, - мягкий невыразительный голос из-за спины ударил по ушам, показавшись оглушительно громким в этой благостной тишине полнейшего одиночества. Чуть помедлив, чтобы не показать, как радостно вскинулась тьма внутри, всколыхнувшись куда-то к горлу и забурлив в предвкушающем жарком кипении, Бейонд неторопливо поднял голову, посмотрел в зеркало перед собой и только потом, как будто бы нехотя, оглянулся через плечо. Рюдзаки стоял у двери в ванную, прислонившись плечом к косяку, засунув руки в карманы. Как и раньше, он умел передвигаться абсолютно неслышно – так, что даже отточенный слух Бейонда, даже его звериное чутье не могли предсказать его появления. Совсем как в детстве – как бы Бездей его ни искал и ни ждал, Эл всегда появлялся совсем неожиданно, словно материализуясь из воздуха. - Не обольщайся, пожалуйста, я ее тоже не чувствую, - В растянул губы в улыбке, пожирая его глазами. – Я смотрю, ты зачастил ко мне, Рюдзаки. Чем обязан на этот раз? Рюдзаки проигнорировал вопрос. Оттолкнувшись плечом от косяка двери, он не спеша подошел к Бейонду, не вынимая рук из карманов, и рассеянно заглянул в испачканную кровавыми потеками раковину. И вскинул абсолютно невозмутимые глаза. - Ты снова режешь себя, Бейонд. Я так и думал. Чем ты это делаешь? Покажи. - Снова? – наигранно удивился Бейонд, но, столкнувшись взглядом с Рюдзаки, покорно поднял руку с зажатым в пальцах обломком скальпеля. – Вот этим. Это лучше, чем ножницы или стекло. И лучше, чем резать кого-то другого. - Определенно, - серьезно кивнул Рюдзаки, как будто речь шла о чем-нибудь совсем незначительном и безобидном. – И как ты пронес его сквозь сверхчувствительный детектор и обыск? - Техника. И ФБР, - пренебрежительно дернул Бездей плечом. – Что они понимают? Даже Мелло и Мэтт без проблем прилетели с оружием, обойдя всю систему, так неужели ты думаешь, что я не смог бы принести сюда с собой то, что мне нужно? Если ты действительно хотел безопасности, ты должен был обыскивать меня сам, а не доверять это кому-то. - Если тебе действительно что-нибудь было нужно, ты нашел бы это потом даже здесь, если бы не смог пронести, - легко парировал Рюдзаки. – Или придумал альтернативу. Поэтому не было смысла. Так как? - Разве ты не смотрел запись, как меня привели и обыскивали? - крайне польщенный, довольно хихикнул Бейонд. Он перестал держать руку над раковиной, свободно опустив ее, и кровь теперь капала прямо на пол, но он больше не думал о ней. – Просто выложил и показал все, что имел при себе. Снял ремень, снял брюки. Разулся… Разделся совсем. Изо всех сил пытался помочь разобраться, почему детектор срабатывает все равно. Это довольно странно, когда сквозь него проходит абсолютно голый босой человек, правда? Остается лишь два варианта – либо сбой техники, либо он прячет что-то внутри. Тогда я наклонился и предложил им проверить в… - Приклеил к ступне? – перебил его детектив, с интересом чуть склонив набок голову. – Чем-то… Чем-то вроде мягкого пластыря телесного цвета? - Ты бываешь довольно скучным, ты не находишь? - Бейонд наигранно тяжело вздохнул. - Скучнее только эти твои спецагенты, боящиеся испачкать руки. Даже смешно, насколько они растерялись – они ведь не получали подобных инструкций. Даже то, что я поспешил сам раздеться, уже вызвало сбой программы в их головах – они не планировали меня раздевать. Предсказуемо до тоски. .. Признаться, я даже обижен: они так легко согласились со мной, что детектор сбоит, что испортили все развлечение. Ты мог бы хоть намекнуть им, что я требую особого отношения. - Зачем? - Рюдзаки чуть пожал плечами. И Бездей был уверен, что чувствует его молчаливое восхищение. – Я знал, что ты попытаешься что-нибудь пронести, мне было лишь интересно – как и что. У тебя был нож на ноге, который ты сдал еще при задержании. Так что они и так не думали уже об оружии. Но ты еще дополнительно отвлек их внимание, оказывая максимальное содействие и, в завершение, сыграл на смущении... Ты использовал отвращение, зная, что элитные агенты ФБР никак не рассчитывали на грязную роль тюремных надсмотрщиков и не смогли ее сразу принять. Они приехали для борьбы с Кирой, со сверхъестественным, а ты выбрал приземленную хитрость опытных заключенных. Просто. И очень красиво. - Конечно, красиво. Если бы вот здесь... - Бейонд поднял израненную руку и прикоснулся окровавленным пальцем ко лбу Рюдзаки, оставляя на бледной коже маленькое пятно. И тут же торопливо отдернул руку, испугавшись этого. - Если бы в твоей голове, Рюдзаки, оставалось немного памяти, ты бы помнил, что я всегда говорил тебе это. Отвращение и страх - вот два самых простых и надежных оружия. Используя их, можно добиться чего угодно. Все остальное – похоть, алчность, трусость, тщеславие – сработает не для всех. Но отвращение и страх срабатывают всегда. Ну… в девяноста пяти процентах. Для остальных пяти придется использовать что-нибудь более сложное. Боль и смерть, например. Ах да, еще голод. Но это потребует уже некоторых усилий… - Я вижу, что ты в совершенстве изучил все слабые места человека. Впрочем, это не удивительно. А вот то, что меня действительно беспокоит – это что ты пытаешь себя, Бейонд, - мягкий, лишенный эмоций голос Рюдзаки казался божественной музыкой, убаюкивающей, обволакивающей, одновременно и будоражащей тьму внутри, и усмиряющей ее. – Давно у тебя появилась такая… привычка? - Не слишком. Но мне это тоже не нравится, - снизив голос, доверительно шепнул Бездей, чуть наклоняясь к нему и приподнимая руку с зажатым в пальцах обломком скальпеля. Глядя в большие спокойные глаза детектива, он жарко признался. - Меня гораздо больше устроило бы, если бы я пытал тебя. Или если бы ты пытал меня... Или если бы мы оба пытали друг друга... по очереди, до самой смерти. Ты не находишь, что это было бы восхитительно? Теперь острое лезвие скальпеля находилось между их лицами почти на уровне глаз. Один взмах - и бледная кожа его ненавистного идола будет вспорота алой взбухающей полосой со стремительно расползающимися краями. Большие глаза вспыхнут болью. И потечет красная-красная кровь... Но Бейонд не хотел бы испортить даже мелким порезом это узкое, словно выточенное из холодного мрамора, бесстрастное лицо. Нет, ни за что. Он скорее отгрызет себе руку. Но… Но можно ударить по шее - там, где под тонкой кожей, привыкшей к холодному комнатному освещению, вместо горячего солнца, бьется жизнь в пульсирующей голубой жилке. Одно движение, всего лишь одно движение... Как это было бы просто, если бы перед ним был не Эл. И если бы не эти чертовы цифры, светящиеся над головой. - Убери, - спокойно проговорил Рюдзаки, глядя ему в глаза, как будто бы сумел прочитать весь тот жаркий водоворот мыслей, что бурлил в голове его двойника. - Убери, но не отдай? - Бейонд быстро облизал пересохшие губы. - А если нет? - Убери. Иначе мне придется уйти. - Я мог бы тебе не позволить. - Нет, Бейонд, - в глазах детектива не было страха, не было беспокойства. Лишь безграничная уверенность в своей власти. - Не мог бы. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, а потом Бейонд отвел взгляд, растягивая губы в улыбке, и небрежно засунул обломок скальпеля в задний карман джинс. Это было не слишком хорошим решением, но он и не собирался носить его таким образом долго. Просто лишиться этой случайно подаренной близости, чтобы убрать скальпель куда-нибудь в безопасное место, было бы еще большей глупостью. Откровенно говоря, он бы не пожалел его швырнуть сейчас даже в мусорную корзину, если бы она стояла поближе, и для этого не пришлось бы отходить от Рюдзаки. Его доверие и абсолютная уверенность в своей безопасности заставляли монстра внутри бесноваться и, одновременно, напоминали, что он давно уже приручен. И это делало Бейонда Бездея снова тем, кому было достаточно всего лишь быть рядом и иметь возможность, не отрываясь ни на мгновение, с восхищением любоваться единственным светом своей персональной вселенной. Хоть он и знал, что все это – ложь, и кажущийся неиссякаемым свет совсем ненадежен, но сейчас он чувствовал себя лишь разыгравшимся хищником, помнящим, как хрупок его дрессировщик; способным прихватить руку огромными зубами, пугая в игре, но не оставить даже малейших царапин. Рюдзаки еще какое-то время молча смотрел на него, и лишь потом кивнул. - Спасибо. - Судя по тому, что ты жив, ты не уничтожил Тетрадь? - заполняя ставшую неловкой паузу, невинно поинтересовался В. - Я понял, что ты оставил свою старую компанию для того, чтобы сделать это сегодня. Ягами Лайт же ведь тоже остался, хоть ты его и не просил, правда? Вам уже и не нужно просить - вы понимаете друг друга без слов... - Да, Бейонд, - Рюдзаки протянул руку и аккуратно открыл двумя пальцами вентиль сначала холодной, а потом горячей воды. Проверил температуру и, не оставшись довольным, принялся по чуть-чуть поворачивать вентили, держа палец второй руки под струей воды, бьющей в раковину. - Ягами Лайт тоже остался. Но я не стану уничтожать Тетрадь - ни сегодня, ни завтра. Я не могу подвергать опасности жизни стольких людей. Мне пришлось разыграть их, чтобы проверить, нет ли в штабе невидимого для нас Бога Смерти, контролирующего сохранность Тетради. Если бы он был, умер бы только я, как инициатор уничтожения Тетради. - Последний шанс доказать свою правоту? - насмешливо хихикнул Бейонд. - Ты ничуть не изменился, Рюдзаки. Если бы ты доказал существование невидимого нам Бога Смерти - стало бы очевидно, что и на результаты эксперимента он тоже мог повлиять. Детишки бы быстро сложили один и один – затем они и нужны здесь, чтобы довести это все до конца, если ты не успеешь. Ты не мог не разыграть эту карту... Я понимаю. Но ты не должен был так поступать. Мы заключили с тобой договор, помнишь? И твоя жизнь уже обещана мне. Не смей больше ставить ее на кон, так нечестно. Я могу рассердиться всерьез, а вокруг слишком много людей, чтобы ты мог позволить себе приводить меня в бешенство. - Я должен был получить последние доказательства, - Рюдзаки удовлетворенно кивнул сам себе, добившись, видимо, необходимой температуры воды. И поднял глаза на Бездея. - Теперь я окончательно убедился, что был не прав. И у меня развязаны руки. Я могу, наконец-то, закрыть это дело и сдать все документы. - Ты и так бы его мог давно закрыть, если бы умел вовремя признаваться в своих ошибках. И не был настолько заносчивым и уп... - Бездей осекся, подавившись словами. И с трудом выдавил из себя окончание. - ...рямым. Потому что в этот момент Рюдзаки двумя пальцами взял его за кисть израненной окровавленной руки и притянул ее к раковине. И принялся бережно, очень осторожно смывать уже подсыхающую кровь с покрытой шрамами кожи. Бейонд замер, не в силах поверить, что это происходит на самом деле. Прикосновения пальцев его божества были настолько легки и настолько приятны, что Бездей даже почувствовал слабость в предательски задрожавших ногах. Это уже было слишком. Мало того, что Эл его не боялся, нет, он еще и сам прикасался. Прикасался, аккуратно смывая кровавые дорожки подушечками пальцев с неровной натянутой кожи, не выказывая ни брезгливости, ни отвращения. - Значит, ты признаешь, что можешь полностью доверять своему японскому другу? – не дождавшись ответа, задал новый вопрос маньяк, упрямо перебарывая желание просто расслабиться и всецело насладиться этими непривычными приятными ощущениями. - Что он действительно твой лучший друг и ты должен это принять, несмотря на вечную глупую свою подозрительность? - Д-да, - чуть помедлив, не слишком уверенно откликнулся детектив. И это было лучшим, что мог бы увидеть Бейонд – то, как его божество сдается под натиском доказательств. Сфабрикованных доказательств, которых он не смог опровергнуть. Как ломается его уверенность в вечной своей правоте. И как он делает еще один шаг к неотвратимому краху. – Признаю. – И ты действительно отдашь Тетрадь ФБР? - Отдам, - уже твердо кивнул Рюдзаки и потянулся к бруску ароматного мыла. – Я выполнил свою часть работы, как детектив, теперь самое время сдать результаты и отчитаться. - Странная… А! У тебя работа, Рюдзаки, - Бейонд не удержался от вскрика и недовольного шипения, когда рука детектива с зажатым в двух пальцах кусочком мыла, намыливая, поднялась выше его локтя и начала задевать кровоточащие порезы. – Находить преступников и не быть уверенным в свершении истинного Правосудия из-за несовершенства систем и коррупции, это… Шшш… Мне, между прочим, больно! - В самом деле? – продолжая удерживать его руку в плену, Рюдзаки вскинул на Бейонда пристальный взгляд, проникающий в душу. – Ты же только что говорил, что не чувствуешь боли. - Вот видишь, как ты все портишь! - Хорошо, - невозмутимо откликнулся детектив. Чуть поколебавшись, он намылил ладонь и отложил мыло на место. И продолжил омывать руку Бейонда, но прикасался уже не только кончиками пальцев, а скользил по ней всей ладонью, бережно обходя порезы. Сосредоточенно следя за своими действиями, он рассеянно добавил: - Я уже начал бояться, что повреждения от ожогов были настолько сильны, что ты начал терять чувствительность кожи. Продолжая удерживать Бейонда за кисть, он ополоснул свою руку и закрыл воду. Бездей молчал, ошарашено глядя на него в упор, не в силах вымолвить больше ни слова. Монстр утих, уполз куда-то глубоко-глубоко, забирая с собой и вязкую липкую тьму, и внутри было так непривычно тихо и пусто, так легко и спокойно… Так хорошо. И усилившееся жжение от порезов лишь подогревало все нарастающую иллюзию, что Эл никуда никогда и не уходил. Что он всегда был здесь, рядом. Разве могли бы они быть так близки сейчас, если бы между ними действительно пролегала пустошь отчаяния, разочарования, вызова, противостояния, выпотрошенных мертвых тел, безжалостного огня, пожирающего живую плоть? Если бы действительно была невыносимая боль от ожогов по всему телу, и крики в тюремной больнице, и одиночная камера, и бессонные ночи, и смирительная рубашка, и кандалы и рисунки кровью на стенах? Нет, конечно же, нет. Это все было сном, всего лишь кошмарным сном. Так соблазнительно было бы забыть всю свою жизнь и суметь поверить и в эту ложь. Хоть ненадолго… Изогнувшись и сдернув с крючка чистое полотенце, Эл, все так же крепко удерживая Бейонда за кисть, бережно обернул им его изрезанную руку. - Прижми, Бейонд, - коротко приказал он и, как только Бейонд послушно сжал второй рукой полотенце на плече, потянулся к аптечному шкафчику. Вытаскивая предметы по одному и, поднимая двумя пальцами перед глазами и придирчиво рассматривая он, наконец, отобрал все необходимое и, прижимая рукой к груди, кивнул Бездею: - Пойдем. И Бейонд заворожено пошел вслед за ним, не в силах ни спрашивать, ни возражать. Рюдзаки усадил его на кровать и сам сел рядом, почти вплотную но, все-таки не касаясь. И деловито сразу же потянул его изрезанную руку к себе, аккуратно разворачивая полотенце. На нем осталось несколько красных пятен, но порезы уже почти что не кровоточили. - Останутся шрамы, - сообщил детектив. И взял в руки баллончик с антисептиком. – Наверное, сейчас будет неприятно, Бейонд. Потерпи. - Ты сказал шрамы? – хрипло хохотнул Бездей. – Шрамы, Рюдзаки? Ты разве не видишь, что я весь покрыт шрамами?!! - Вижу. Странно было бы ожидать чего-то другого, при таких обширных ожогах. Даже то, что ты выжил – уже большая удача, - крепко держа его руку, Рюдзаки вдруг отложил антисептик, протянул вторую ладонь и провел ей по изуродованному плечу Бейонда. Пробежался чуткими пальцами по неровностям шрамов, по багровой натянутой коже на груди, сухой и блестящей в ярком свете потолочных светильников, и вскинул внимательные глаза, заглядывая, кажется, в душу. - Они болят? Бейонд, потрясенно следивший за его рукой, поднял голову, сталкиваясь с ним взглядом. Монстр, только что заворочавшийся было внутри, обескуражено замолчал, сбитый с толку неожиданной лаской. - Н-нет, - с трудом выдохнул он. – Сейчас уже нет. Может быть… только изредка. Но я чувствую их - всегда, постоянно. Пожалуй, это единственное, что я чувствую теперь, когда не думаю о тебе. - О том, как убьешь меня? – прожигая его глазами, медленно спросил детектив. – Считаешь, что это я виноват в том, что случилось с тобой? Глядя ему в глаза, Бейонд шумно сглотнул, но не смог ответить. Эл мягко погладил его по плечу, провел подушечками пальцев вверх, соскальзывая с рубцов и шрамов на ровную гладкую кожу на шее, и, чуть-чуть задержавшись, убрал руку. - Ты так ненавидишь меня, Бейонд, - рассматривая его лицо, медленно, словно бы прислушиваясь к самому себе, задумчиво проговорил он. – Что это не может оставить меня равнодушным. Меня завораживает твое желание… настолько, что я бы даже позволил тебе, если бы у меня было две жизни. Ты уже выбрал себе исполнителя? - Возможно, - вкрадчиво мурлыкнул Бейонд, растягивая губы в улыбке и наклоняясь к нему. – Ты позволишь? Я немного испачкал тебя. Лизнув указательный палец свободной руки, он осторожно прикоснулся ко лбу детектива и, чуть потерев, стер кровавое пятнышко, оставленное им раньше. Рюдзаки не двигался, пристально глядя на него своими бездонными большими глазами с ненормально огромными расширенными зрачками. Бейонд отвел прядь волос с его лица, и они оба застыли, всматриваясь друг другу в глаза. - Ты дрожишь. Тебе надо одеться, - прервал повисшую паузу детектив, и опустил взгляд, снова потянувшись к баллончику с антисептиком. – Давай побыстрее закончим с рукой. Он тщательно обработал порезы, внимательно их рассматривая, наклоняясь над рукой Бейонда так низко, что волосы соскальзывали вперед, и маньяк видел остро выступающий шейный позвонок над широким воротом белой футболки, к которому так хотелось прикоснуться кончиком пальца. Бездей дрожал все сильнее, с трудом сдерживая свое тело, чтобы сделать сотрясающий его изнутри озноб как можно менее видимым, но дело было вовсе не в холоде. Виноват был он – Эл Лоулайт. Это он, его близость погружали маньяка в такое нервное возбуждение, что с ним невозможно было справляться. Особенно в этой теплой и мягкой, обволакивающей тишине их уединения. - Зачем ты пришел, Рюдзаки? – судорожно облизывая снова пересохшие губы, поинтересовался Бейонд, когда детектив принялся бинтовать его руку. – Зачем ты на самом деле пришел ко мне? - Не мог быть один. Я запутался и чувствовал себя странно, как будто тону. Мне было нужно... прийти в себя, - Рюдзаки поднял серьезные глаза и, поймав недоворчиво-подозрительный взгляд Бейонда, вдруг грустно улыбнулся самыми кончиками губ. - Что? Я тоже живой человек, Бей, и мне тоже бывает нужно… переключиться. Отвлечься от некоторых проблем, если они начинают затягивать. Бейонд, онемев, во все глаза смотрел на него. Он даже не мог осознать смысл слов, потому что все разом затмило одно короткое: «Бей». Эл так звал его в детстве. Он был первым и последним человеком на этой планете, кто использовал теплое уменьшительное сокращение его ненастоящего имени. Имени, которое Бейонд сам назвал, как свое, когда его забирали полицейские с улицы. Два слова, огненным клеймом сложившиеся в его голове – он выбрал их, когда был еще выбор. Ребенок без документов и родственников – он мог представиться, кем угодно. «Ты проклят дьяволом еще до рождения! До рождения, да-да-да! До рождения!» - истеричные крики матери и сейчас легко начинали звучать в его голове, стоило лишь захотеть. Он не помнил ее лица, но вот высокий визгливый голос помнил даже сейчас. Как и ее страх и отвращение, с которыми она ухаживала за ним, особенно после смерти отца – кормила, мыла, давала еду… Чаще всего она называла его "отродьем дьявола" или "эй, ты!", и уж точно никогда не использовала ласковых сокращений настоящего имени. А вот Эл иногда называл его коротко «Бей» почти с самого начала знакомства. И никогда не испытывал к нему отвращения. Не испытывал даже сейчас, легко прикасаясь к изуродованному шрамами телу. Разве мог Бейонд Бездей позволить кому-то к нему прикоснуться, чтобы убить? Нет, он абсолютно прав в своем выборе – ему нужен Кира, тот, кто не только обрушит его идола с пьедестала, но и обеспечит ему ту смерть, что готов был позволить Бейонд. Сердце Эла Лоулайта должно разорваться само, а тело остаться нетронутым. - Вот и все, - Рюдзаки закончил бинтовать его руку и поднял голову. – Хотя некоторые порезы правильнее было бы зашить… Что такое, Бейонд? Ты как-то странно смотришь на меня… Что-то не так? - Н-нет, - Бейонд торопливо мотнул головой. Это был его вечер, и он не собирался давать возможности Элу переключиться на явно просыпающуюся память. Вторая уже оговорка – она не могла быть случайностью. Мозг, скованный амнезией, сбрасывал свои оковы. Вот только Эл еще этого не осознавал. И Бейонд не хотел концентрировать на этом его внимания. – Просто… Могу я тебя попросить об одном одолжении? Небольшом. - Проси. - Ты же хочешь сейчас уйти, верно? – Бездей в который раз облизал кажущиеся бесконечно сухими губы. - Время, что ты готов был мне уделить, уже истекло? - Да, Бейонд. Мне нужно идти. У меня еще есть… дела на сегодня, - Бейонд явственно чувствовал, как стремительно отдаляется детектив, закрываясь привычной завесой холода, предупредительно пресекая любые возможные посягательства. – Даже если ты попросишь меня остаться, я… я не смогу выполнить твою просьбу. Вероятно, ты неправильно меня понял, но… - Сходи со мной погулять, - быстро проговорил маньяк, торопливо предвосхищая те слова, что не должны были появляться никогда между ними. - Что? – из взгляда под дрогнувшими ресницами мгновенно исчезли напряженность и настороженность, осталась только растерянность. – Погулять? - Ну да, погулять. Понятно, что не на улицу, - Бейонд улыбнулся самой обворожительной своей улыбкой. – Давай выйдем на крышу? Раз уж ты сегодня так щедр, что исполнил мое сокровенное желание и снова пришел ко мне, хотя я тебя не просил, так исполни еще одно… Пожалуйста. Ты не можешь этого помнить, но ты часто гулял со мной по ночам, когда мы были… подростками. Нас обоих манила ночь и ее тишина. Мы любили смотреть на звезды с тобой, помнишь? А, нет, ты же не помнишь. Но все созвездия, что я знаю – я знаю благодаря тебе. Звезды совсем не такие, когда смотришь на них вместе с тобой. Рюдзаки моргнул, опустил глаза, подцепил двумя пальцами и передвинул оставшийся неиспользованным бинт к баллончику с антисептиком. Искоса бросил взгляд на окно. - Сегодня облачно. Возможно даже, там идет мелкий дождь. Или вот-вот начнется… - И что из того? – Бейонд торопливо вскочил, нашел брошенную на стуле водолазку, и натянул на себя. – Мы гуляли и под дождем… Когда я убью тебя, мне больше не с кем будет гулять. Кончики губ детектива вновь дрогнули, приподнимаясь. И, чуть поколебавшись, он легко встал на ноги. - Ты не убьешь меня, Бейонд. Но, если ты так этого хочешь… давай погуляем. Тогда надень еще куртку. Там холодно. - Как скажешь, - Бейонд был готов согласиться сейчас на что угодно. Подойдя к вешалке у выхода из апартаментов, он снял с крючка черную куртку, которую не оставлял внизу в штабе вместе со всеми. И озабоченно оглянулся. – Подожди, а как же ты? - Я не замерзну, - Рюдзаки произнес это так, что Бейонд не посмел возражать. – Ведь мы ненадолго. У меня, действительно, еще есть дела этой ночью. Но погулять я с тобой выйду, Бейонд. - Зови меня Бей, - быстро проговорил Бездей, уже успевший натянуть свою теплую куртку. – Пожалуйста, зови меня Бей. - Бей? – Рюдзаки удивленно вскинул брови, явно не помня о своей оговорке. - Ты звал меня так... когда-то, - Бейонд шагнул к нему, заглядывая в такие восхитительно темные и такие недостижимые ненавистные глаза. – Пожалуйста, зови меня так, пока ты еще живой. Хотя бы наедине. - Хорошо. Я постараюсь запомнить, - Рюдзаки небрежно пожал плечами, уже привычно держа руки в карманах. – Пойдем? *** Стрелки неумолимо приближались к полуночи. Смяв листок с одному ему понятными графическими схемами, Лайт раздраженно швырнул его в мусорную корзину. И отодвинул от себя ручку. Он не понимал. Он был уверен, что Рюдзаки давно уже должен быть здесь. Он же видел, видел, как теплеет тьма в отрешенных глазах, видел, как готов его враг снять свою ледяную броню. Не мог же он так ошибиться? Ведь не случайно же Рюдзаки поспешил свернуть разговор с командой расследования - он даже не дал им возможности обсудить детали передачи Тетради ФБР. Их робкие попытки начать обсуждения он сразу же пресек на корню, заявив тоном, не терпящим возражений, что данную операцию он будет обсуждать только вместе со всеми, чтобы не повторяться. Более того, даже слепому было бы видно, что, достигнув желаемого, детектив полностью потерял интерес к Тетради и ее дальнейшей судьбе на сегодняшний затянувшийся день. Лайт был уверен, что его непредсказуемый недруг специально освобождает время для них двоих. Время, которое L проведет со своим лучшим другом и самым верным союзником, каким был теперь в глазах гениального детектива Ягами Лайт. Слишком много осталось еще вопросов, сомнений, мелких несостыковок, которые нужно было им обсудить и закрыть все темные пятна в этой истории. А еще - головокружительной недосказанности, от которой становилось щекотливо внутри. Не может же быть, чтобы Рюдзаки бросил недоигранной эту увлекательнейшую игру... Определенно, затянувшую уже и его самого. Именно поэтому, даже несмотря на все те ошибки, что совершил вчера Кира - точка еще не поставлена, Лайт видел это в на мгновение потеплевших глазах. Им просто надо остаться наедине. Так где же он? После того, как Тетрадь была заперта в сейфе, Рюдзаки заметно поскучнел и поспешил попрощаться со всеми, заявив, что ему надо пересмотреть еще кое-какие записи, а им всем пора отдохнуть после сегодняшнего напряженного дня. И ушел вместе с Ватари, удостоив Лайта лишь скользящим взглядом из-под полуприкрытых ресниц. Лайт тепло попрощался с отцом, проводив их с Аидзавой до выхода. Соичиро Ягами заметно сдал за этот длинный, такой нервный и переполненный опасностями день, тревога за сына и перспектива неминуемой смерти выжали из него все силы и, наверное, правильный заботливый сын должен бы был отпроситься у L и поехать с ним вместе домой. Тем более, что Лайта здесь больше никто не держал. Штаб давно уже перестал быть тюрьмой. Но Кира даже мысли не допускал, что может уйти. Здесь была сосредоточена жизнь, здесь был его восхитительный враг, здесь были танцы над пропастью и бесконечные игры - мир за пределами штаба не значил совсем ничего. Разве могли сравниться причитания матери, обеспокоенной их постоянным отсутствием, вздохи отца, не имеющего права рассказывать что-то жене, бесполезный сон в своей комнате, где в углу мерещится Рюк, с той стремительной непредсказуемостью, что поджидала здесь на каждом шагу? Если у отца снова прихватит сердце по дороге домой - на это есть скорая помощь. А Кира, помахав на прощание ему с Аидзавой рукой, сразу же поспешил к себе. Ему необходимо было подготовиться к ночной встрече со своим то ли единственным другом, то ли желанным врагом - даже для самого себя Лайт не смог бы сейчас ответить, кем же стал для него Рюдзаки. Сначала он вообще не замечал текущего времени - продумывая новую тактику, схематично чертя на листочках бумаги, Кира тщательно прокручивал в голове и систематизировал все прошедшие события с момента "смерти" Рюдзаки. Ему необходимо было хотя бы примерно понять, когда именно Бездей сумел получить Тетрадь, чтобы отыскать все те ниточки и следы, которые он оставил - не мог не оставить - что Лайт мог бы использовать. Использовать, чтобы очень осторожно, ни в коем случае не навлекая на себя вновь подозрения, донести до одной гениальнейшей головы мысль о том, что ничего еще не закончено. Что Миками был всего лишь фальшивкой и где-то на руках осталась еще одна Тетрадь, ждущая своего часа. Он должен быть другом Рюдзаки, а не врагом. Только так можно будет приблизиться еще больше, временно стать неотъемлемой частью его замкнутой жизни, а потом, постепенно, пробраться в его холодное сердце. Сегодня броня дала трещину - нельзя упускать этот шанс. Как он там говорил? Острый ум? Именно "острый ум" и станет тем самым оружием, что пробьет остальную защиту. Ягами Лайт должен дать L то, что не смог увидеть больше никто - мысль о том, что его обманули. Что весь путь, по которому они шли все последние тринадцать дней - это тщательно продуманная ловушка. И теперь мир находится под еще большей угрозой, чем был во времена Первого Киры. Потому что последняя Тетрадь в руках у безумца, сеющего кровавый хаос и прославляющего суд Линча - полное отрицание Справедливости. Это ли не повод для начала новой игры? И в этой игре Лайт Ягами перестанет быть просто талантливым и одаренным сверх меры студентом Японии, не интересным великому детективу - они будут напарниками, союзниками, лучшими друзьями, спасающими этот убогий мир. А Кира... Кире снова пора уйти в тень. Без Тетради он безоружен, и сама судьба дает ему этот шанс - остаться в живых и оставить в живых Справедливость. И защитить свой Новый Мир, как и положено Богу. А в награду получить сердце L. Но пазл упорно не складывался. Либо Бездей обладал даром провидения, либо... Не было никакого "либо". Даже если он заранее продумал и подготовил смерть Нобуо Данно и отправку его послания на телевидение, то как он мог предсказать все их действия с точностью до дня, до часа? Любая задержка или заминка - и весь план летел бы к чертям. А ведь он еще и смеялся над L, загадывая ему шараду из перегретого мертвого тела... "Холодно". Ксо, как же он, видимо, потешался все это время над ними... Кира скрипнул зубами. Не отвлекаться. Так, дальше: исповедь и смерть Миками... Все это можно было подстроить только в том случае, если он знал. Наверняка знал, что к прокурору поедет не кто-нибудь, а именно Мелло и Мэтт, что Мелло назовется L, что они оба будут вооружены, что в стволе останется патрон и Мэтт выстрелит в ответ на выстрел Миками в Мелло. Но, черт побери, это же невозможно. Фантастика. Невозможно, если только... Если только Тетрадь Бейонда Бездея не находится у него на руках. Здесь, в штабе. И он не пишет "пьесу" по ходу действия, вписав в нее и своих друзей детства. Но как бы он мог ее сюда пронести незамеченной? Абсолютно никак. Или, все-таки... Вот с этого самого момента Лайт начал нетерпеливо поглядывать на часы, мысленно проклиная своего врага за медлительность. Потому что если существует хоть сотый, хоть тысячный шанс, что Бездей смог пронести Тетрадь в штаб - тогда он может убить их всех вообще в любую секунду. Тем более, что камеры отключены... Да и если бы они не были отключены - Бездей обладает глазами Бога Смерти, ему ничего не стоит простым росчерком уничтожить кого угодно. Всех. И остаться единственным живым существом в штабе, из которого ему потом никто не помешает спокойно уйти и раствориться в толпе навсегда. Или... Черт, черт, черт. Убрать всех ненужных и остаться один на один с беспомощным против сверхъестественного оружия Рюдзаки. Даже страшно представить, что он с ним сделает, получив абсолютную власть. Как долго и мучительно будет его убивать... Но... Нет. Если бы Тетрадь действительно была у него с собой, это бы уже произошло. Какой смысл ему медлить при той сжигающей ненависти, что плещется в его кровавых глазах? Или Кира не видит всего? Не видит какой-то мелкой, но очень значительной детали картины? Лайт снова взглянул на часы. Ровно полночь. Что ж, хватит. Если его ненавистный друг затеял игру в "кто первый придет" - Лайт доставит ему это маленькое удовольствие. Кире нужен сейчас гениальный мозг L, и плевать на их игры. Ему необходимо стопроцентное подтверждение, что Бездей ничего не приносил с собой в штаб. Его ведь обыскивали? Обыскивали. Так значит Рюдзаки даст ответ на самый главный сейчас вопрос. И заодно Лайт попробует получить ответ и на вторую загадку - почему гениальнейший экзекутор так уверен в своей безопасности, находясь рядом с человеком, ненавидящим его всей душой и способным убить чем угодно, даже безобидным карандашом. В памяти всплыл рассказ Бездея об охраннике, а следом - маленький коротенький карандашик, валяющийся у него под кроватью. И Лайт неосознанно передернул плечами. Бейонд Бездей - само воплощение затаившегося, но не укрощенного зла. Неужели же именно это так притягивает в нем Рюдзаки? Неужели же именно это интересовало его и в Кире? Тряхнув головой, Лайт поднялся. Сначала он выяснит ответ на главный вопрос. А уже потом займется спасением мира и завоеванием сердца того, кто зовет себя Справедливостью. Апартаменты Рюдзаки в который раз уже встретили его темнотой и тишиной. Не светился даже монитор заблокированного ноутбука, обычно свидетельствующий, что Рюдзаки отошел ненадолго. Единственный друг гениального детектива лежал закрытым на столе и был абсолютно холодным - Рюдзаки здесь не было очень давно. Может быть, он вообще так и не поднимался еще к себе. Кира мрачно обвел взглядом обе темные комнаты, размышляя, где же может быть его враг. Зачем-то заглянул даже в ванную. Перспектива искать L по всем этажам совершенно не радовала - Кира не Бездей, чтобы, как гончая, бегать за ним, свесив набок язык, и караулить под дверью. Еще один безусловный плюс цепи и наручников, который он раньше совсем не ценил... Пытаясь справиться с нарастающим раздражением, Лайт аккуратно прикрыл вечно незапертую дверь и направился к лифтам. Несмотря на всю свою холодность и эгоизм, Рюдзаки еще никогда не заставлял Ватари задерживаться допоздна, всегда очень точно определяя свои потребности, чтобы старик успел выполнить все, подготовить и отправиться отдыхать своевременно. Ненавязчивая забота - невидимая, незаметная - наверное, это было единственным, в чем мог позволить себе детектив проявить свою искреннюю привязанность. Значит, он не может до сих пор быть у Ватари. Остается лишь два варианта: Мелло и Мэтт или Ниа. Что ж, Лайту есть чем обосновать свое вечернее появление и гангстерам, и преемнику, если он не найдет у кого-то из них Рюдзаки. Уже протягивая руку к кнопке вызова лифта, Лайт машинально вскинул глаза наверх и застыл. Индикатор левого лифта показывал последний этаж. Пустой последний этаж. Нежилой. Там не было ничего интересного, кроме выхода на крышу. И в штабе был только один человек, способный соблазниться в ночное время прогулкой под мелким противным дождем в такой холод. L. Сердце сорвалось и заколотилось, как бешеное. Время опять изогнулось в причудливой мертвой петле. Снова дождь, снова крыша, снова они лишь вдвоем под плачущим небом... Один на один над этим промокшим городом, над всем этим миром. Но сейчас ночь и, возможно, именно сегодня, во мраке, смогут суметь прозвучать те слова, что так и не были сказаны. Каких слов он ждал? Лайт не смог бы ответить. Но телу вдруг стало жарко, в голову ударила кровь, и он даже не думал, что в одной лишь тонкой рубашке, поднимаясь в лифте на крышу. Он шагнул из распахнувшихся дверей лифта и замер, стараясь унять сердцебиение и ожидая, когда схлопнется узкая полоска света и глаза начнут привыкать к темноте. Перед ним был широкий пролет лестницы, а дальше застекленная часть крыши и - ночь, холод, дождь и сгорбленная, вымокшая насквозь фигура. Первый шаг показался оглушительно гулким в этой ночной тишине пустого пространства, испугавшим его самого. И машинально, не отдавая себе в этом отчета, Кира двинулся дальше на цыпочках, стараясь ступать бесшумно по широким ступеням. Он уже почти поднялся на застекленную площадку перед выходом на крышу, когда сквозь шум бьющих о стекла капель дождя услышал вдруг ровный негромкий голос, который не спутал бы ни с кем никогда: - Ты постоянно говоришь мне об этом. Неужели ты действительно так этого хочешь? Скажи мне. Прислушайся к самому себе, попытайся понять себя и ответь - это действительно то, что ты хочешь больше всего? Ты уверен? Потому что я думаю, что ты просто запутался. На самом деле ты хочешь совсем не этого. И второй голос, хриплый, чуть-чуть насмешливый, ликующий, обожающий, который Кира тоже бы не спутал ни с одним другим голосом: - Это действительно то, чего я хочу больше всего на свете. Скажу даже больше: это единственное, чего я вообще хочу. Все последние годы я думаю только об этом. И да - я уверен. Лайт замер, задерживая дыхание, и медленно, очень медленно начал подниматься по последним ступеням, стараясь не выдать себя ни вздохом, ни шорохом. Он не верил своим ушам. Не хотел верить в то, что, кажется, происходило этой ночью на крыше. L и Бездей?! Рюдзаки?!! - А что будет после, ты думал? Чем будешь ты жить потом, Бейонд... Бей, когда останешься в одиночестве? - Я вовсе не думаю о потом. Кира поднялся уже на площадку и прижался к колонне, загораживающей от него разговаривающих. И благополучно прячущей от них и его. Выравнивая дыхание, он набирался духу, чтобы выглянуть и увидеть то, что, он чувствовал, способно перевернуть весь его мир. Уничтожить Ягами Лайта со всеми его мечтами, надеждами, жаркими мыслями и эмоциями, превращая в ледяной бесчувственный и бездушный камень. Такой же, каким был его вероломный и лицемерный враг. - Это разрушит тебя, Бей. Разрушит до основания. - Пусть разрушает, мне все равно. Другого шанса не будет. Ты что, действительно думаешь, что сможешь отделаться от меня лишь словами? - Да. Все еще есть вероятность, что ты отступишься сам, пока я даю тебе такую возможность. - Нет. Не получится. Мне нужен ты, Рюдзаки, а не слова. И ты же знаешь, что я всегда иду до конца. Вероятность, что я отступлюсь - нулевая. Даже не пытайся рассчитывать на нее. Дальше слушать вслепую было невыносимо. Прижавшись к колонне, Лайт осторожно выглянул из-за нее. И тут же, уже не в силах молчать и скрываться, шагнул вперед, чувствуя, как впиваются в ладони ногти сжатых в кулаки пальцев, как от ярости на мгновение темнеет в глазах, как содрогается мозг в чудовищном ледяном спазме. - Рюдзаки!!! Здесь было темно, но совсем недостаточно... Тусклый ночной свет, обогащенный негаснущими огнями города внизу, проходящий сквозь панорамные стекла, к сожалению, все же позволил хорошо рассмотреть две стоявшие у стены фигуры. Прижавшегося лопатками к бетону, вскинувшего голову Бейонда Бездея в его черной облегающей водолазке и Рюдзаки, склонившегося к нему, упирающегося двумя руками в стену по бокам от его головы. Обостренное дичайшим приступом ревности зрение мгновенно выхватило в полумраке и откровенную интимность позиций, и близость их лиц и тел, и влажные от дождя волосы у обоих, и даже чужую темную куртку на плечах у его врага поверх белой футболки. Все было настолько чудовищно очевидно, что Кира даже на мгновение задохнулся, почувствовав, как застревает воздух в горле тугим липким комом. То, что казалось плодом взбесившейся ревности, пока он слушал их разговор, но не видел, действительно было немыслимой, невозможной, отвратительной правдой. - Лайт-кун? - Рюдзаки выпрямился, отодвигаясь от Бездея, опустил руки и повернулся. - Что ты здесь делаешь? Спокойный, как всегда невыразительный голос, невозмутимое узкое бледное лицо. Но Кира сумел уловить легкий намек на растерянность в плавных движениях, в размеренных интонациях. L не ожидал его здесь увидеть и, определенно, был неприятно удивлен его внезапному появлению. А вот Бездей за его спиной, напротив, тут же расплылся в широкой улыбке: - Лааайт! Доброй ночи... Не спится? - Я волновался о тебе, Рюдзаки. Тебя долго не было, - вросшая в кожу маска Киры захлопнула приоткрытый на возмущенном вдохе рот, прикрыла полуопущенными веками широко распахнувшиеся на мгновение глаза, возвращая лицу лучшего студента Японии привычную невозмутимую надменность. - Все в порядке? В полумраке глаза Рюдзаки казались темными дырами на бледном лице. Бездей подался вперед, хватая его за плечи, и потянул назад, к себе. Черная куртка соскользнула с плеч детектива и упала к их ногам. Левым локтем маньяк фамильярно оперся о его плечо, проскальзывая ладонью к бледной шее, под падающие на нее смоляные волосы, а правой рукой приобнял. Рюдзаки вздрогнул, дернулся было в сторону, но Бейонд его удержал, прижимая спиной к себе и шепча что-то в самое ухо, зарываясь губами в густые черные пряди. И детектив мгновенно расслабился, прекратив свою вялую попытку сопротивления. Искоса взглянул на масляно улыбающегося ему прямо в лицо Бездея и перевел спокойные глаза на Лайта: - Да, Лайт-кун. Все в порядке, ты можешь не беспокоиться. - Сегодня был такой сложный день. Почему ты не спишь до сих пор, Лайт? - глаза Бездея горели каким-то лихорадочным демоническим светом. Опираясь локтем на плечо Рюдзаки, он скользнул второй рукой к его лицу. Чуть подрагивающие пальцы коснулись бледной щеки. Бейонд стоял сзади чуть сбоку Рюдзаки, прижимаясь к нему всем телом, полуобнимая его, и смотрел в глаза Лайту, выглядывая над плечом детектива. - Все правильные хорошие мальчики давно должны спать. Даже Мелло и Мэтт уже почистили свои пистолетики и мирно сопят по кроваткам... А ты что-то ищешь в ночи? Лайт многое бы отдал, чтобы не видеть, как поглаживает Бейонд большим пальцем тонкую фарфоровую кожу на точеном лице Рюдзаки. Детектив больше не делал попытки отстраниться или оттолкнуть его. Он просто расслабленно стоял, позволяя себя ласкать, и спокойно смотрел на Лайта большими немигающими глазами, в непроницаемой тьме которых нельзя было прочесть ничего. - Ты уверен, что тебе ничего не грозит? - игнорируя вопрос маньяка, еще раз с нажимом спросил его Кира. Он просто не мог поверить, что вот это все - правда. Что это происходит на самом деле. И что его лживый враг даже не попытается вывернуться из этого неловкого положения, не посчитает даже нужным солгать еще раз, сводя все к ошибке, к недоразумению, к неправильно понятой многозначности... Лайт бы, конечно, ему не поверил, но... Но он так хотел, чтобы все объяснилось досадной случайностью. Происками Бейонда Бездея. Игрой полуночных теней. - Мне ничего не грозит, Лайт-кун, - глядя ему в глаза, Рюдзаки чуть заметно качнул головой. И полуприкрыл веки, пряча взгляд за густыми ресницами. - Спасибо за беспокойство. Он явно не собирался оправдываться или что-то опровергать. Продолжая поглаживать большим пальцем его по щеке, Бездей скользнул указательным к его подбородку и ниже, мягко проскальзывая им по дернувшемуся острому кадыку. Как будто проводил невидимую горизонтальную черту. И Кира почувствовал, как побежал ледяной холод по позвоночнику, как вмерзают ноги в бетон. Он уже видел, видел и почти такую же позу, в которой они стояли, и точно такое же ласковое движение по шее Рюдзаки. Совсем недавно во сне. Вот только в том сне в руках у Бейонда был нож. В глазах опять потемнело, голова слегка закружилась. Первый раз в жизни несостоявшийся Бог Нового мира не знал, что ему надо делать. Онемел, окаменел, потерял все способности думать. Он мог только стоять и смотреть, чувствуя, что превращается в ледяной столб. - После такого тяжелого дня любому нужно расслабиться... Снять напряжение, - многозначительно мурлыкнул Бейонд. Его глаза горели в полумраке разгорающимися углями. - Особенно тому, кто не привык ошибаться... Его пальцы уже вновь поднялись к лицу детектива. Указательный коснулся краешка губ, пробежался по ним, бережно очерчивая контуры, и по-хозяйски надавил на нижнюю, принуждая раскрыться. Непроницаемое лицо Рюдзаки на мгновение дрогнуло, он качнул головой, отодвигаясь от руки Бездея и, повернувшись вполоборота к нему, искоса взглянул на маньяка через плечо. Лайту показалось, что он видел удивление и возмущенный немой вопрос, на долю секунды промелькнувшие на бледном лице его врага, но он тут же понял, что это всего лишь плод жаждущего опровержения воображения. Бездей перестал сверлить Лайта многозначительным взглядом, повернул голову к Рюдзаки и потянулся к нему, выдыхая прямо в лицо влажными улыбающимися губами: - Да, Рюдзаки? И они замерли, глядя в упор друг другу в глаза, наверняка чувствуя дыхание друг друга, срывающееся с приоткрытых губ, словно бы были вдвоем, словно бы Лайта вообще не существовало. Рука Бейонда, обхватывающая Рюдзаки за шею, вновь дотянулась до его губ, и средний палец снова упрямо пробежал по губам, проскальзывая между ними. Глаз детектива Кира не видел, но он видел, как смотрел на него, не отрываясь, Бейонд Бездей. Как будто готов был заглотнуть целиком. И его глаза уже не были красными - они стали почти такими же черными, как у Рюдзаки, от расширившихся до предела зрачков, и блестели уже совершенно безумным блеском. - Скажи ему, пусть он уйдет, - интимно шепнул Бездей, почти касаясь губами лица детектива, водя подушечкой пальца между его приоткрытыми губами по плотно сжатым зубам. - Ведь он же твой друг, он все понимает... Так пусть не мешает нам. "Почему ты молчишь, Рюдзаки? - кричало сознание Киры. - Почему позволяешь ему прикасаться, почему терпишь это, почему не оттолкнешь, не ударишь?! Ведь не может же быть это правдой, чтобы ты... ты - с ним?! На самом деле?" Мысль о том, что Бейонд Бездей ощущает сейчас тепло, исходящее от прижатого к нему тела Рюдзаки, гладкость его тонкой кожи, горячий влажный жар внутренней поверхности тонких губ причиняла невыносимую боль. - Лайт-кун, - Рюдзаки повернул голову к Лайту, ускользая от пальцев Бейонда. Облизал губы и твердо проговорил, так и не поднимая глаз, пряча свой темный взгляд под ресницами. - Я очень ценю нашу дружбу и твое беспокойство. Но сейчас тебе лучше уйти. Ты появился немного... невовремя. - Ха. Я это уже понял, Рюдзаки, - чудовищнейшим усилием Лайт сумел заставить себя снисходительно усмехнуться, скрывая взгляд под упавшей на глаза челкой. - Прости, никак не могу привыкнуть к твоим... особенностям. Что ж, тогда я, действительно, пожалуй пойду. Теперь я смогу спокойно уснуть, зная, что у тебя все в порядке. - Иди-иди, Лайт. Ты и так уже припозднился... - довольно хихикнул было Бейонд, но Рюдзаки метнул на него взгляд через плечо, и маньяк тут же осекся. - Спокойной ночи, Лайт-кун, - наконец-то Кира был удостоен взгляда своего ненавистного экзекутора, так и не ставшего ему другом. - Увидимся утром. - Спокойной ночи, Рюдзаки, - Лайт вскинул подбородок, свысока глядя на этих двоих. - Спокойной ночи, Бейонд. До завтра. - Пока-пока, Лайт, - пропел ему вслед Бездей, но Кира уже повернулся спиной. Он уловил нотки грусти в тихом голосе детектива, но она была более, чем понятна - великий экзекутор прощался со своим подопытным кроликом, так послушно развлекавшим его все последние две недели. Но кролик был просто кроликом, запутавшимся в себе, а рядом скалился безумный маньяк, готовый на все - разве можно было уйти от такого соблазна? Внутри было пусто и холодно - ни мыслей, ни чувств. Он проиграл. Проиграл так внезапно, совсем не ожидая атаки, не сумев отбить ни единой подачи. Проиграл второй раз - и кому?! Чудовищу, явившемуся из прошлого, которому давно уже полагалось стать частью земли. Расправив плечи, Кира покинул место проигранной битвы, изо всех сил сохраняя достоинство. Война еще не окончена. Он использует свой листок из Тетради. Использует, когда они будут еще раз открывать сейф, чтобы отдать Тетрадь ФБР. Он убедит Рюдзаки снова собраться лишь старой командой расследования. И против всех полицейских Рюдзаки будет бессилен. А потом - в обмен на него - Кира потребует Тетрадь у Бейонда. И заключит сделку с Рюком. Он убьет их - обоих. Убьет их всех. И тогда, вместе с L, Кира окончательно похоронит и убитого только что Ягами Лайта. Как же больно, оказывается, когда разбивается сердце. -------------------------------------------------------------------------------- *Du hast ja einen Knall - ты окончательно спятил **Du gehst mir ganz schoen auf den Sack - ты меня задолбал Перевод с цензурой