Феликс Фелицис

Что касалось змеи, Уилсон бы тактично промолчал, делая страшные глаза на каждый из ряда вон выходящий вопрос о его мужской силе и способностях. Достаточно было того, что Лиш осталась довольна, а продолжать знакомство и изучение ее потрясающего тела он планировал растянуть на всю оставшуюся жизнь, в сочетании с изучением ее вольной, красивой и свободной кошачьей души. Однако, факт оставался фактом, оную змею видела добрая половина соседского дома через узкую улочку итальянского пошива, привлеченная грохотом посуды, треском мебели и отборной нецензурщиной. Поэтому зависть к парню балерины стала еще одной неотъемлемой частью общения теток, которые для начала решили, что Харди: а) моложе, б) стройнее. Но повествование остановилось не на этом. Оно остановилось на том, как Уэйд стоял раком, заглядывая в замочную скважину любопытным глазом, являя спину и бедра идеальной анатомической прорисовки любимой женщине, в свою очередь мокрой, гривастой и закипающей никелированным чайником. Гости в ее планы не входили, пусть из компании «Мохен-Тохен», или из компании «Тус ле мем», или из медицинского центра «Пуже Саунд», с их навязчивым сервисом столичных ублюдков-трихологов. Фелиция решительно сделала шаг к двери, чтоб спустить на курьера всех собак с законного выходного, а заодно крепко схватить Дэдпула за ягодицу, манившую ее своей аппетитной формой. Дверь распахнулась с душераздирающим грохотом, мистер Пули, получив крепко медной ручкой в лоб, отъехал на восхваленном задочке вглубь студии по скользкому паркету. На пороге, во всегдашней воинственной позе стоял Человек-Паук в кепарике смазочника окон («Барсик и Ко», а не «Мохен-Тохен»). После секундной паузы он разогнался через порог и от души врезал Уилсону под голую коленку ногой, отчего тот скорчился с громким волчьим воем. То ли придуривался, то ли действительно было очень больно, нервные окончания, они, сами знаете, вещь чувствительная, и одно дело получить от невропатолога под чашечку маленьким молоточком, а другое – пинка от половозрелого супергероя, всегда отличавшегося справедливым характером. Следом за пинком полетел антикварный стул, на котором лежали забытые Кошечьи перчатки с грязным мехом по кругу – седалище с набивным рисунком разбилось в щепу о скрещенные руки Уилсона, а потом хрустальная миска нашла свою цель, сплющившись в сахаристые осколки о наемничий нос. Уэйд даже не успел толком сгруппироваться, осыпаемый неожиданными ударами. Паук так увлекся процессом избиения, что не сразу почуял в квартире стук в унисон двух соединившихся сердец, таких маленьких и таких громких, что кидались к друг другу сквозь время и пережитую боль и обнимались, что хрустела каждая косточка… Наемник очухался, вспомнив свой любимый рестлинг и, едва Паучара зазевался - перехватил инициативу, потеряв на ковре полотенце, но зато здорово треснул Питеру по челюсти хуком слева и справа, так, что костюмчик начал пропитываться изнутри кровью с разбитых губ. Заломив руку Пауку, Уилсон триумфально уселся ему на спину, рискуя сломать паучью поясницу, но, как ни странно, последнего это отрезвило не в лучшую сторону. В дверном проеме, возвышаясь над ними, двумя пыхтящими взрослыми мужиками, как карающая длань, стояла Фелиция Харди в халате, привалившись к косяку плечом. Халатик у нее был пушистый, банный, а на округлой ключичной косточке темнел едва видной тенью неосторожный такой синячок, оставленный корявыми пальцами Дэдпула, покуда под его грубыми устами таяла горячая девичья шейка. Паук увидел это. И перчатки увидел, небрежно, в умоляющем жесте закинутые в сторону кухни, еще хранившие на фетре отпечаток хозяйской кисти, и балетный станок, и свернутый их стараниями манекен (черт возьми, за разбитые стекла студии Фелиция голыми руками задушила бы их обоих, но, пронесло…), и разобранную кровать со взбитым одеялом, и Черную Кошку, да, ее, именно ее, в тряпках, через которые представлялось все лучше, чем на голой… Паук был умный, он соединил в голове все кусочки мозайки и заорал сквозь кашель очумелого возмущения: - Ты! Ты с ним… Да?!!! Лиш лениво потянулась, у Уэйда екнуло где-то слева, и уголок рта чуть-чуть растянулся в благостной, растерянной улыбке. - Да, - ответила она, поводя плечиками в движении саиди и показывая Питеру, как надо. Чтобы перестал клонить выю и уткнулся носом в паркетину, усиленно шевеля последней извилиной. - Два раза! – быстро сказал Дэдпул, отпуская Паркера и наматывая на бедра полотенце. – Но я планирую к концу дня увеличить эту цифру до пяти. - Фу, как ты могла! – ответил на это Паук, но тут же получил еще разок обидного леща в челюсть. Как бы он не ярился, Уилсон был сильнее, умнее, и на него смотрела любимая женщина, а это увеличивало силу и интеллект на целый полтинник. По крайней мере, вопросов, как он ее нашел и какого черта вломился в дверь, она не задавала, прекрасно понимая, что своих информаторов Паук не выдает, а пытки девицей в перчатках и парня, по виду напоминающего Фредди Крюгера в домашней обстановке сегодня в паучьи планы не входили. Уилсон невинно поинтересовался, стоит ли им заняться кое-чем интересным прямо сейчас, чтоб Паукана стошнило утренней овсянкой, но Лиш только лениво кинулась в него новой, неразмятой голубой пуантой, заманчиво взмахнувшей лентами, разговор бесцельный прекратив. - Мне нравится, - вежливо сказала она, с сожалением рассматривая остывающий кофе, на котором подернулась радужная пенка. Уэйд уселся на подоконник, пригреб ее к себе и обнял, уткнувшись лицом между лопаток, пока Паук приходил в себя, брезгливо оттягивая от кожи окровавленную мокрую маску. Дальнейшая драка как-то сразу стала бессмысленной. Не нападать же на пару людей, безоружных, беззащитных и, судя по их виду, растерянно друг в друга влюбленных, но еще этого до конца не понимающих. – Ты зачем пришел? - Мстить, - ответил он просто, оглядывая учиненный бардак и осколки бедолажки вазы. – Вы двое ловко вчера меня скрутили, избили и кинули помирать в глуши города. Мне бы хотелось знать – почему? - Интересно девки пляшут, - сказал Дэдпул, выпуская Кошку на минутку из рук, чтобы глотнуть мерзкий холодный кофе из нахальной чашечки. – По четыре штуки в ряд. Вообще-то, мы тебя спасли из пыльного особняка Виктора Франкенштейна и притащили домой за твою худенькую паучью лапку. Где спасибо? Или это и было спасибо, только мы нихуяшечки не поняли? - Это был Зеленый Гоблин, - вмешалась Фелиция, - я видела, как он тащил тебя в этот дом. - А я вам не верю, - гнусаво сказал Паук, выдув кровавое облачко с разбитого Уилсоном собственного носа. Ткань моментально пропитывалась алой жидкостью, мешая ему дышать, но паукообразная гордость была превыше всего на свете. – Вы ловко ведете двойную игру. Одна прикидывается балериной, но на самом деле воровка и лгунья, второй – якобы умирающий наемник, знаете ли, нам втроем в этом городе тесно… - На что это ты намекаешь?!.. – тихо, но угрожающе спросила Кошка, выцарапываясь из рук Уэйда, тщетно пытавшегося прижать к себе гибкое тело. – Ты, кусок вонючки! Мы тебе жизнь спасли!!! - Тихо, тихо, только не нужно сцен ревности, - Дэдпул выпустил Фелицию из рук и та ощетинилась на Паука, тяжело дыша. – Паучара сам не ведает, что говорит, ему Зеленухин последний мозг отбил. - Чтоб тебя, вредитель…, - ругнулась Фелиция и тут же, словно почуяв эманации ее чудесного голоса, звонко порхающего по кухне, уцелевшая массивная вазочка на краю сольферинового шкафа (пузатая, круглая и тяжелая, как немецкая дородная матрона) радостно подпрыгнула на месте и… Дзынь!!! Человек-Паук ойкнул напоследок и красиво осел на пол, в хрустальные осколки почившего вазончика, приняв позу тургеневской барышни или танцующей Айседоры Дункан. Кошка подняла вверх графитовые бровушки – ее дар давал свои плоды в самый неподходящий момент. - Ты его убила, - констатировал факт Уэйд, потирая лысый затылок. Потом он стал загибать пальцы, склонившись над паучьим телом в тяжкой отключке. – Нам нужны мусорные мешки, силиконовые перчатки, нож для мяса и освежитель воздуха… Тогда, может быть, мы успеем вынести его на свалку по частям. - Придурок, - беззлобно сказала Кошка, присаживаясь рядом. – Он просто слегка контужен. Максимум – будет заикаться пару дней, но зная нашу Мери Поппинс, она будет еще пуще жалеть своего болезного суженого с речевым дефектом. - Погоди-ка, - отогнув край куртешки «Барсик…», Уэйд вытащил из потертого карманца сложенный вчетверо листок в клеточку, небрежно выдранный из школьной тетради. «Фелиция Харди, Маунтин-бульвар, стр. 2, комн. 19» - гласила надпись каллиграфическим почерком. – Похоже, нас кто-то сдал. И не только сдал, но еще и натравил неокрепший детский ум на наши супергеройские костюмы в облипку. Есть мыслишки? Паук протяжно застонал, маска мешала ему дышать и Фелиция одним махом содрала ее вместе с кепкой, слегка полоснув когтями по паучьему лицу. По паучьему… вроде бы по паучьему, а на самом деле совсем не паучьему… Уилсон приоткрыл рот и застыл, как позавчерашний кусок каменноугольного сэндвича. Человек-Паук, юнец с улыбкой Мона Лизы тут рядом не валялся. Более того, он наверняка до сих пор отлеживался в своей кроватке и смотрел сладкие сны про Поппинс своей Мэри, а лежащий на полу квартиры Фелиции Харди Питером Паркером не являлся от слова совсем. Даже рожей не похож был. Кошка смотрела на дорогого гостя с интересом, Уэйд – с плохо скрываемой брезгливостью, хотя бы потому, что этого мужика он похоронил лет пяток назад самолично, даже пролил слезу над ободранным и сплющенным трупом, однако, труп радовал взор лихорадочным румянцем, кровищей из тонкого носа и тяжелым дыханием широкой груди. То есть трупом не являлся от слова вообще. - Это кто? Твой друг? – спросила Кошка, наблюдающая перемены на лице Дэдпула с живейшим интересом любопытной кошачьей породы. - Хуже, это мой лечащий врач, - бодро ответил Уэйд и сомкнул свои прекрасные руки на оголенном горле контуженного, из которого медленно вознеслась хвалебная песня оттяжки и хрипа. – Подай мне нож для мяса, любимая, похоже, он сегодня все же пригодится. Фелиция Харди загадочно улыбнулась медленной довольной улыбкой…

И это еще не конец!