Живи в ритме сердца

Сон издевательски кружил по комнате, лёгким облаком оседая на веки, а потом вновь взмывал под потолок, заставляя меня лежать с открытыми глазами. И в голове пусто, лишь эмоции, короткие и яркие, вспыхивали размытыми образами и гасли, оставляя неприятный осадок. В моменты сладкой дремоты мне виделся Кёнсу, держащий альбом. Он дразнил меня, то показывая рисунки, то снова захлопывая. Но в те мгновения, которые могла ухватить, я видела на белых листах нарисованного красным — Чанёля. И кровь, много крови. Его силуэт кажется выцарапанным на окровавленном листе. А иногда падал снег… Я поднимала голову вверх, глядя, как под оранжевым фонарём кружатся хрупкие снежинки, и меня вдруг озаряло — это не снег. Порошок, падающий мне на голову — отнюдь не снег. Я спала урывками, а под утро проснулась в холодном поту. Сердце бешено стучало, дыхание рваными вдохами вырывалось из груди. Мне приснились люди в чёрных капюшонах. Они пришли и сказали, что забирают меня с собой, потому что во мне бьётся их сердце. Родители решили не откладывать встречу «в долгий ящик» и договорились с противоположной стороной увидеться в обед в маленькой кофейне возле парка. Собираясь в университет, я оделась максимально скромно и незаметно с расчётом на будущую встречу. Хотелось показать тем людям, что придут посмотреть на меня, что я хорошая и достойна их благородного поступка. Но с каждой минутой, потраченной на сборы, я всё сильнее сомневалась в этом. Если они скажут, что я не заслужила и разочаровала их, мне нечего будет им противопоставить. Я и сама знаю, что вряд ли изобрету лекарство от рака или вечный двигатель, от меня никогда не будет большой пользы, и сердце отдали не тому человеку. Кёнсу ждал меня перед университетскими воротами. Его улыбка, чуть смущённая, но такая тёплая заставила и меня улыбнуться в ответ. — Не хочу тебя пугать, но я опять видел твоего друга, рисующего нас исподтишка, — сказал староста, не сдерживая довольной ухмылки. — И чего ты радуешься? Не знаешь, что ли, что он рисует мангу 18+? — Знаю, — кивнул он. — И всё равно светишься! — Я перед сном внимательно изучил тот альбом, который забрал у него, и знаешь, что я думаю? — он заговорщицки прищурился. — И что же? — У него определённо есть талант! — рассмеялся Кёнсу. — И всё? Я тоже хочу посмотреть. Ты принёс его с собой? — Ещё чего! — фыркнул парень. — Маленькая ещё, — подмигнул мне и, сунув руки в карманы брюк, направился к зданию университета. — Маленькая?! — возмутилась ему вдогонку. — Да я! Да мне уже! Ащ! Именно благодаря Кёнсу я прожила эти полдня беззаботно и легко. Он предложил мне сесть рядом с ним. Тао с конца аудитории громко фыркнул «предательница», и я заняла почётное место в первом ряду. Если меня спросить, какие были в тот день пары и о чём говорили преподаватели, я не вспомню. И во всём виноват староста! — Ты должен мотивировать меня к учёбе, а не отвлекать, — прошипела, получив очередную записку со словами: «Думаю заказать Сухо свой портрет в полный рост». — А что я? Я, между прочим, внимательно слушаю мисс… Э-э-э… — он посмотрел на преподавателя и покраснел. — Это мистер Чхве! — прыснула в кулак. — Уже полпары прошло, а ты не в курсе, кто её ведёт? И это староста, называется. Позор вам, До Кёнсу! — Ты меня отвлекаешь! — пихнул меня локтем. — Чем? Я вообще молчу! — До и Ли! Вы не могли бы решать свои дела потише? — сделал нам замечание преподаватель. Минуту Кёнсу пристыженно молчал, а потом в мою сторону прилетела очередная записка. Аккуратный почерк гласил: «Одним своим присутствием ты меня отвлекаешь», на что я снизу приписала (отметив параллельно корявость своего почерка), что на следующем перерыве вернусь к Тао. И получила недовольный сердитый взгляд. «Он к тебе клинья подбивает?» — бросил мне новый листочек. «Кто?» — дописала снизу и сунула ему под руку. «Наш фэшн-монстр» — вернулась мне записка. «Тао? Клинья? Не смеши мои носки. И вообще, староста! Гордость универа! Что за выражения такие воровские — «клинья подбивает»? Стыд и позор!» — кинула ему назад, но скомканный листочек отскочил пару раз и спрыгнул Кёнсу на колени. Тот пошарил руками, уронил его на пол, согнулся, положив подбородок на стол, и стал ощупывать пол в поисках прыгучей записки. Белый комочек мелькнул у моей ноги, и я тоже потянулась за ним. Мы с Кёнсу встретились головами, я скользнула пальцами по бумажке, и полностью скрылась под столом, ущипнув парня за ногу, чтобы он не мешал мне. Листок сверкнул под пяткой старосты, я потянулась, скользнув щекой по чужому бедру, и… — Дана Ли! Где вы находитесь?! — раздался громогласный голос преподавателя. — Совсем уже стыд потеряли! Я схватила бумажку, долбанулась затылком об стол, и только потом выпрямилась на стуле. — Это вам тут не Дом терпимости, чтобы выделывать подобное в Храме науки! — громко запричитал он. — Да чего? Чего он? — покосилась на Кёнсу. А староста сидел красный и… давился от смеха, еле сдерживая рвущийся наружу хохот. — Я понимаю, гормоны, — сам себя успокаивал мистер Чхве, — но чтобы прямо на парах! Нельзя ли подождать до вечера?! — плаксиво воскликнул он. — Так это ж долго ждать, — крикнул кто-то с последних рядов. — А иногда так сильно хочется, — громко пожаловался Тао, и вся группа покатилась со смеху. — Я… я чего-то не понимаю? — закрутила головой. — Это из-за записки? Чего все ржут? — Я потом… потом тебе объясню, — вытирая выступившие от смеха слёзы, пообещал Кёнсу. Пара была сорвана. — А ты — не промах, — подмигнул мне Тао, столкнувшись со мной в дверях аудитории. — Не понимаю, о чём ты, — поджала губы, чувствуя себя полной дурой. — И не с кем-нибудь, а со старостой! — восторженно продолжал мой бывший сосед. — Да на паре зам декана! Жжёшь, детка, дай пять! — Ой, Тао, отстань, — отмахнулась от него, пытаясь улизнуть от хихикающих и косящихся на меня одногруппников. — А теперь ты объяснишь мне, почему все ржали, как лошади, на прошлой паре? — прошептала Кёнсу, пригнувшись к самому столу. — Ты бы так больше не нагибалась, — хихикнул староста, — сядь ровно, а то опять пару сорвёшь. — Я? Так они надо мной? Это потому, что мы, как дети, записками перекидывались? Кёнсу подавился воздухом и закашлял. Кто-то сзади брякнул: «Она ему, наверное, предложила ролями поменяться», и парень закашлял ещё сильнее, краснея на глазах. — Перестань кашлять, — хлопнула его по спине, — всё равно придётся рассказывать. Кёнсу успокоился, сделал несколько глубоких вдохов, и зашептал: — Не обращай внимания, они всё неправильно поняли. — А как можно было понять по-другому то, что я ползаю под столом у тебя в ногах и… Ой… — до меня вдруг дошла двусмысленность нашего положения. Вот он сидит прямо, шипя, когда я его щипала, а меня в этот момент не видно, лишь спина, сама я где-то у него между ног шарю… — Вот блин… — протянула и, судя по тому, как Кёнсу отвёл взгляд в сторону, я догадалась правильно. — Я не буду больше нагибаться и поднимать твои бумажки, — обиженно откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди. — Пока не надо, — кивнул Кёнсу, и добавил тише: — Я не готов ещё перевести наши отношения на этот уровень, — и зажал ладонью рот, чтобы не засмеяться в голос. — Ч-что? Что ты сказал? — Я молчу! — прогундосил он, не отнимая ладонь ото рта. — Молчу! — Вот и молчи! А то я мистера… Э-э-э… — посмотрела на преподавателя и встретилась с недовольным взглядом миссис Пак. — А то я не слышу, что говорят, — и уткнулась в свой конспект. — Ну-ну, чья бы корова мычала, — фыркнул Кёнсу, и мы минут десять пытались сосредоточиться на учёбе, пока перед моим носом не оказалась бумажка со словами: «Из-за тебя я практически все лекции пропустил! Спасибо за выходной», и переписка возобновилась. В кофейню я пришла вовремя. Мама с папой уже сидели за столиком в углу. Три пустых стула напротив сильно напрягали. Осознание того, что я вот-вот встречу родственников своего сердца (если можно говорить о нём отдельно), нахлынуло неожиданно, до этого изо всех сил сдерживаемое наигранной беззаботностью. — Не волнуйся, мы с тобой, — папа ободряюще сжал мою ладонь. — Мы просто поговорим и всё, — погладила по спине мама. Мы вздрагивали каждый раз, когда со звоном открывались двери кофейни, но люди приходили и уходили, кто-то оставался, но не проявлял к нам ни малейшего любопытства. Сначала в кофейню вошёл высокий седовласый мужчина. Он подержал дверь, впуская следом хрупкую темноволосую женщину, которая взволнованно теребила в руках маленькую сумочку. Мужчина кивнул ещё кому-то, но больше никто не вошёл. Пара окинула взглядом помещение, скользнула по моим родителям и остановилась на мне. Это были они. Скромно присели рядом с нами и замолчали, не сводя с меня глаз. — Меня… меня зовут Дана, — нарушила затянувшееся молчание. Женщина сморгнула навернувшиеся слёзы и протянула мне руку. Пришлось пожать её в ответ. — А мы… кх-кх, — мужчина откашлялся, прогоняя комок в горле, — мы — родители Юджин, которая… она… — его голос сел, хрипло царапая горло. — А ещё у нас есть сын, но он не захотел войти. Вот он, — женщина кивнула на окно. Там, за прозрачным стеклом, глядя на меня ошарашенными, безумными глазами, стоял Кай.