Живи в ритме сердца

Всё закрутилось слишком быстро. Я влетела в клуб, и всех, кто там был, подняла на уши. Первым со мной выскочил Сехун, потом рабочие и мистер Пэк. Раздавались команды, все метались возле Чанёля, управляющий ещё четыре раза позвонил в скорую, прежде чем она всё-таки приехала. Кёнсу меня не бросил. Он всё время был рядом, комментируя происходящее: — Не волнуйся. Сейчас его отвезут в больницу. В центральной хорошие врачи, — приговаривал он, стоя сзади и поглаживая меня по плечу. — Ты не смотри, что так много крови, скорее всего, просто кожу на затылке сильно повредили. А без сознания из-за сотрясения, но это не страшно. Зашьют, проколют курс и отправят домой. Всё будет хорошо. Вы с ним близко знакомы? Дружите? Или… — Просто знакомы, — ответила высохшими губами, глядя вслед уезжающей скорой. Мистер Пэк поехал с Чанёлем, поэтому я не успела передать ему записку, найденную у его племянника. — Ты как? — едва скорая скрылась из видимости, ко мне подошёл Сехун. — Я… нормально. — Врачи сказали, что ничего страшного, и у молодого организма много сил на восстановление. — Угу… — Ты же на работу пришла? — Да, да, работа… — совсем вылетело из головы. — Я ей помогу, — вызвался Кёнсу, и они дружески пожали руки, узнав друг друга. — Через час — открытие, так что надо поторопиться. Все вместе быстрее управимся. Если бы не ребята, вообще ничего не сделала. Вроде и убирала что-то, и с тряпкой по клубу ходила, но как-то потерянно, без толку. Зато Кёнсу с Сехуном сработались. И если один привык к работе, то второй старался изо всех сил не отставать. Наверняка, завтра у старосты будут все ладони в мозолях от швабры. — Ты посиди, — он кивнул мне на стул, — нам тут чуть-чуть осталось, — и усиленно заработал шваброй, от чего рубашка на его спине натягивалась и грозилась разойтись по шву. А я всё думала о той записке. «Пэку — от дружков». Это угроза? Пэк задолжал, и они решили переключиться на шантаж? Надо ли идти в полицию? Возможно, на этой записке есть какие-то улики, ну, как в фильмах, отпечатки пальцев, ДНК. А вдруг я, отнеся бумажку, подставлю мистера Пэка? Вдруг там и Чанёль замешан? А если мистер Пэк скажет, что я тоже в деле? Чёрт! Вот так и укрывают преступников. Но если Чанёль видел нападавших, значит, как только очнётся, сможет дать показания, но захочет ли? С ним ни в чём нельзя быть уверенной. Не удивлюсь, если он… — Мы всё убрали, — прервал мои размышления подошедший Кёнсу. — Спасибо вам, — вымученно улыбнулась. — Пойдём домой, — он потянулся к моей ладони. — Мне надо забрать деньги, — непроизвольно сжала пальцы в кулак, избегая его прикосновения. — Администратор оставляет их для меня в своём кабинете на полке у двери. — Он не запирает кабинет? — удивился Кёнсу. — Всё ценное хранится в сейфе, а в кабинете — проходной двор: там и бухгалтер сидит, и гости приглашённые кофе пьют, — пояснила. — Я на минутку, подожди меня, — он согласно кивнул. Сначала я постучала, но ответа не последовало, и лишь потом робко вошла в чужой кабинет. Свет был включен, наверное, мистер Пэк забыл впопыхах погасить. Войдя, прикрыла за собой дверь и обернулась к полке справа. Там, если администратор отсутствовал, всегда лежал конвертик, подписанный «Дана Ли», с моей оплатой. Сегодня его там не оказалось. Я растерялась, не будешь же искать в чужом кабинете. Покосилась на заваленный бумагами стол, какие-то бумажки валялись даже на полу. Скорее по привычке, чем с умыслом, подошла и подняла одну, лежащую возле мусорки, и хотела уже бросить её в ведро, но моё внимание привлёк почерк и слова. У меня дрогнули руки, когда я развернула смятый листок и прочла: «Пэк, первое предупреждение». Ошибиться невозможно, те же самые рваные жирные буквы, что и на той записке, которая лежала в моём кармане. Я тут же присела и стала разворачивать другие бумажки, вывалившиеся из переполненной мусорки. «Пэк, сроки поджимают». «Пэк, я предупреждал». «Пэк, тебя ждёт сюрприз»… На столе, среди отчётов, накладных и графиков обнаружился и мой конверт. Я немного потопталась, не зная, можно ли взять то, что принадлежит мне, но ещё для меня не приготовленное, и в итоге забрала. Перед тем, как покинуть этаж, остановилась перед дверью в комнату Чанёля. Там, внизу меня ждал Кёнсу, а я замерла, чувствуя, как вспотели ладони, перед дверью другого. Холодная ручка послушно опустилась вниз, впуская в незапертую комнату. И что у них тут за безалаберность. Нащупав выключатель, щёлкнула и зажмурилась от ударившего света. Пустая комната казалась нежилой. Ни разбросанной одежды, ни фото, ни памятных вещиц. Здесь словно только ночевали, а не жили. Вот здесь, возле кровати, я нашла его без сознания с шишкой (так и не знаю, ударили его, или он сам упал с кровати неудачно, зацепившись об тумбочку). Вон там он сидел с ноутбуком на коленях, пристально вглядываясь в девичье улыбчивое лицо. Рядом с дверью в ванную я плюхнулась в поломойное ведро. Даже пустой эта комната уже хранила какие-то мои воспоминания, и все они были яркими, отрицательными, оглушающими. Но мне всё равно до дрожи, до наворачивающихся на глаза слёз было жаль того, кто так яростно охранял свою пустоту. Кёнсу терпеливо ждал внизу, о чём-то тихо переговариваясь с Сехуном. Мы попрощались с барменом, который обещал держать меня в курсе, если что, и вышли из клуба. Пару кварталов прошли молча. Если у старосты и были какие-то вопросы, он разрешал мне рассказать, если я сама этого захочу. Но говорить не хотелось. Мы расстались сухо, мне хотелось лечь и уснуть, и он это чувствовал. — Тогда до завтра, — потянулся к моей руке и легонько сжал мои пальцы. Я ответила ему тем же жестом. — Вечер немного… — хотелось извиниться. — Не волнуйся за него, всё будет хорошо, — сказал он, имея в виду Чанёля. — Да… А ты? Твой вечер… — Это ведь не последний наш вечер? — неуверенно спросил Кёнсу. — Надеюсь, не последний. — И я на это надеюсь. Напряжение ощутимо висело в квартире. Мама и папа непривычно вдвоём сидели на кухне, и взволнованно переглянулись, стоило мне показаться на пороге. — Дана, — позвал папа, привлекая и меня на кухню. — Только давайте не будем воспитывать меня на ночь глядя и объяснять, как надо разговаривать с пожилыми людьми, — тяжело вздохнула, предвкушая вливания по поводу того, как я разговаривала с бабушкой. — Я так устала… — Мы… не будем воспитывать, — в маминых глазах плохо скрываемый страх. — Что-то случилось? Бабушка выгоняет нас из дома? — Присядь, — папа придвинул табуретку. — Да что такое? Вы меня пугаете, — присела за стол. — Дана, мы сразу уточняем, что не будем настаивать, полагаясь в решении этого вопроса полностью на твои чувства, — папа начал издалека. — А можно попроще, для тех, кто не заканчивал юридический? — Сначала мы с папой отказались от этой идеи, но потом… — мама сделала паузу, — решили всё же спросить у тебя. — Господи, я сейчас от напряжения в обморок упаду! — Это не по правилам, и мы можем отказаться! — папа взволнованно взмахнул рукой и чуть не сбросил чашку на пол. — Просто мы поставили себя на их место и… — мама замолчала, уставившись на скрещённые руки. Предчувствие у меня было паршивое. — Семья того человека, чьё сердце бьётся у тебя в груди, очень хочет встретиться с тобой, — на одном дыхании выпалил папа. — Ч-чего? — Сначала нам позвонили из больницы, но мы отказали во встрече, потом нам стали приходить письма… — мама взяла с подоконника пачку сложенных листов. — Наверное, они подкупили кого-то из медперсонала и узнали адрес, — пробормотал папа. — Они хотят увидеть тебя и осознать, что сердце любимого ими человека бьётся, что он в какой-то степени жив, — голос мамы дрогнул. — Если ты не захочешь, я могу подать на них в суд, так как это нарушает законодательство о трансплантации органов, и… — Я согласна, — и сердце внутри томительно сдалось. — Я… Мы, — приложила ладонь к груди. — Иногда мне кажется, что нас двое. Я хочу с ними встретиться. Мы хотим.