Живи в ритме сердца

Бабушка, мамина мама, была человеком старой закалки. Огромный отпечаток на её характере оставил дедушка — военный. С тех пор, как он умер, она вот уже десять лет жила одна. А тут мы свалились ей на голову. Нет, она нас любила и мы её тоже, но жить вместе оказалось задачей не из лёгких. Бабушка требовала соблюдать режим и в 23.00 выключать свет. О громкой музыке не могло быть и речи, да и места, чтобы её послушать у меня не было. Бабушка перебралась в детскую комнату дочери (моей мамы), уступив спальню моим родителям. Мне же выделили диван в зале и широкий подоконник для письменных заданий. И это после того, как моя собственная комната в проданной квартире была размером с две бабушкиных спальни. Привыкалось тяжело. Очень. — Ты понимаешь, что тебе был дан второй шанс? — в третий раз сказала бабушка, пока я собиралась перед зеркалом в коридоре. — Понимаю, — согласно кивнула в третий раз. — Тебе надо пересмотреть свои приоритеты и ошибки и всё изменить, — продолжала она. Я молча поправила воротничок ярко-красной рубашки, выправляя его на чёрный пиджак. — Ты не думаешь, что это слишком ярко для учебного заведения? — нахмурилась бабушка. Окинула себя взглядом. Действительно, ярко. С чего я вдруг вообще вспомнила об этой ужасной кровавой рубашке? Мне её когда-то двоюродная тётка привезла. Я и надевала-то её только пару раз, забросив на верхнюю дальнюю полку. А тут вот нашла и надела. Но времени на переодевания не было, поэтому, отмахнувшись от сомнений, вскинула сумку на плечо, чмокнула ворчащую бабулю и вышла из квартиры. Решено было обойти тот гараж, чтобы не наткнуться на ремонтников. Не то, чтобы я их боялась (вряд ли они намного взрослее меня), но никогда не умела отвечать таким самоуверенным ребятам. Поэтому я срезала на другой улице и, сделав петлю, вышла к нужной остановке. Преподаватель по социологии что-то монотонно бубнил, уткнувшись в собственные заметки, а за окном сияла весна. Она, несмотря на два заполненных ряда студентов, прямо звала меня, маня ласковыми солнечными лучами, звенела птичьими трелями… — Кёнсу, ты не мог бы, — нерешительно замерла возле стола старосты, — дать мне свой конспект. Я немного отвлеклась и пропустила там… — Нечего в окно глазеть, — буркнул он. – То, что я тебе немного помог, вовсе не означает, что теперь всегда буду писать за тебя, — бросил на меня колючий взгляд, продолжая аккуратно складывать тетради в сумку. — Ты присутствуешь на паре? Присутствуешь. Будь добра записывать за преподавателем. Вот и весь ответ. Стыд противно коснулся шеи и провёл вниз по спине. Что ж, Кёнсу, больше я у тебя вряд ли что-то попрошу. В столовой за тем самым вчерашним столиком сидел только Сухо. — Привет, — остановилась перед ним. — Можно мне… — Садись, — не отрываясь от альбома, бросил парень. Он что-то сосредоточенно выводил тупым карандашом. Я грустно посмотрела в свой капустный салат. Если в столовой не начнут делать другое диетическое блюдо, у меня начнут расти заячьи уши и зубы. — Ты можешь что-нибудь рассказывать, — нарушил моё сосредоточение Сухо, — я — идеальный слушатель. Я не вникаю, мне всё равно. И секреты никому не рассказываю, потому они у меня в одно ухо влетают, а в другое вылетают, - он, наконец, поднял голову и дружелюбно улыбнулся. — А что ты там рисуешь? — моя попытка заглянуть в его альбом тут же была пресечена ударом ладони по столу. — Нельзя! Это единственная тема, на которую я не хочу говорить, — огрызнулся Сухо, ревностно прижимая к груди свои художества. — Что тут происходит? — я обернулась на приближающегося Кёнсу. — Ничего такого, просто поспорили, — попыталась объяснить напряжённую позу Сухо. — Бери сумку и пошли, — бросив на моего соседа полный безразличия взгляд, сказал мне староста. — Куда? — Я говорил, что у нас есть место. — Иди, иди, — фыркнул Сухо. — Я знал, что ты здесь не задержишься. От этого высказывания мне стало ещё неуютнее и захотелось уйти. Я взяла сумку и поднос и пошла за Кёнсу. Как назло мне указали на место, как раз напротив Сухо. Он вновь углубился в свой альбом, изредка делая глоток из бутылки колы. Минут через пять к нему присоединилась Зизи. Сегодня она была в длинной синей юбке и голубой блузке. Всё это сочеталось с некоторыми ленточками в её дредах. Она напоминала заплутавшую хиппи. Она что-то спросила, Сухо ответил, и девушка тут же посмотрела на меня. Я тут же отвела глаза, уткнувшись в тарелку. «Надо пересмотреть приоритеты, — говорила бабушка, — надо что-то изменить…» — Извините, я, — подала голос, и все за столом замолчали, уставившись на меня, — уже всё, — кивнула на свою полную тарелку. Капуста уже не лезла. Встала и направилась к мойке, оставив там поднос и тарелку. — Можно я к вам? — остановилась возле Зизи. — Ты разве не поела? — она откинулась на стул и, прищурившись, посмотрела на меня. — Нет, — махнула бутылкой с йогуртом. — Ну что, задрот, дадим ей ещё один шанс? — спросила Зизи у соседа. — Не знаю, психопатка, как захочешь, мне всё равно, — он безразлично пожал плечами. — Я, правда, не хотела лезть, Сухо, — виновато произнесла, присаживаясь на свободный стул. — Ты спросила про его рисунки? — усмехнулась Зизи и откусила сразу чуть ли не половину хот-дога. — Угу. — Это запрещённая тема, — ответила она с набитым ртом, — но я тебе расскажу, если захочешь. И не пинайся, идиот! — Это было глупо, — перед моим носом приземлилась тетрадь. — Теперь все будут думать, что ты такая же чокнутая, как они, — поморщился Кёнсу. — А ты думаешь, что это не так? — брякнула, не сдержавшись. Он пристально посмотрел на меня сверху вниз. — Верни мне тетрадь завтра, — он постучал костяшками пальцев по обложке. — И сокращение «соц-й» означает «социальный». Я не рассчитывал, что буду опять с кем-то делиться записями, поэтому не расшифровывал. — А до этого расписывал всё для меня? Он открыл, было, рот, чтобы возразить, я это чувствовала, но сказал: — Забудешь принести, отдашь свой конспект, - и, поджав пухлые губы, вернулся на своё место. Сначала я по-шпионски выглянула из-за угла. Всё-таки это была кратчайшая дорога домой. Вчерашнего автомобиля не было, никаких высоких брюнетов и блондинов тоже. Путь был свободен. Я вышла на дорогу. Меня обогнал большой мотоцикл. Он затормозил у закрытых ворот гаража. Водитель спустил на землю длинные ноги, снял шлем и тряхнул отросшими каштановыми кучеряшками. Я непроизвольно прибавила шаг. Мне вдруг так сильно захотелось увидеть его лицо, что я почти вприпрыжку побежала к гаражу. Но опоздала. Резким рывком он распахнул ворота и вошёл внутрь, захлопнув их за собой. Я остановилась в трёх шагах от чёрного хромированного мотоцикла. Интересно, разве не страшно ездить на таком? Он кажется неповоротливым и тяжёлым. Если он упадёт кому-нибудь на ногу, наверняка сломает и… — Пошёл вон, урод! — ворота распахнулись, и недавно вошедший туда мотоциклист вылетел прямо на асфальт. Я еле успела отскочить, а то бы он сбил меня с ног. — Если ты ещё раз появишься на горизонте, чмо, я тебя убью, ты понял?! — накинулся на него вчерашний мастер, но его вовремя перехватил тот блондин. Мотоциклист медленно встал, проверяя, на месте ли его нижняя челюсть. — А ты чего встала?! — закричал на меня взбешённый брюнет. — Пошла вон отсюда! — у меня словно ноги в асфальт вросли. — И ты свали отсюда, ублюдок! Все проваливайте! Все! — Кай, успокойся, — приговаривал блондин. — Уезжай, Чанёль, — сказал он мотоциклисту. — Уезжай. О, — он заметил меня, — привет, — натянуто улыбнулся, — у нас тут немного… ну… Я мелко-мелко закивала. — Ну, я рад, что ты не в обиде, — хмыкнул он. Кай и Чанёль, казалось, взглядами медленно расчленяли друг друга. — Всё-всё, брейк, — блондин потянул мастера к гаражу. — Я тебя предупредил, — прошипел Кай, не сводя глаз с обидчика. — А мне плевать, ясно? — от голоса мотоциклиста у меня волосы на руках встали дыбом. Глубокий и бархатный, терпкий, как вязкая хурма, он оседал шероховатой пленкой на верхнем нёбе. — Если я захочу, то приду снова, — твёрдый голос Чанёля ещё больше заводил с трудом успокоенного Кая. И какого чёрта я стояла там и наблюдала всё это?! Но ноги не двигались с места, и сердце… Мое новое сердце так быстро билось.