Похищение строптивого

Дженсен уже давно не ждал от Праздника Летнего Солнцестояния ничего хорошего. Это молодые свободные омеги нетерпеливо считали дни до долгожданного события, надеясь на то, что им непременно удастся найти свою пару, он же распрощался со своими наивными иллюзиями раз и навсегда. Кто угодно может быть счастлив, но только не он. Такому ущербному омеге, каким считал себя Дженсен, вряд ли улыбнется удача. Не теперь, когда он уже встретил свою двадцать пятую весну. - Отец, я лучше останусь дома. Он не хочет снова проходить через это. Внимание чужих альф, их оценивающие взгляды, попытки завязать знакомство и оскорбительная, необъяснимая потеря интереса после нескольких минут разговора... Снисходительно-сочувствующие взгляды омег, смешки за спиной... Все это просто невыносимо. - Дженсен, мы уже не раз это обсуждали. Марджори слишком стара для таких путешествий, а кроме тебя некому ее заменить. Она свои бесценные снадобья доверит только тебе. Так что не упрямься, завтра на рассвете отправляемся в путь, - твердо сказал Алан. Насупившийся Дженсен, признав свое поражение и не проронив больше ни слова, повернулся к дверям. Спорить с отцом, когда он говорил таким тоном, было совершенно бесполезно. В такие моменты Алан Эклз был в первую очередь вожаком их стаи, предводителем, которого нужды доверившихся ему соплеменников в целом заботят гораздо сильнее, чем капризы одного отдельно взятого омеги. Пусть даже этот омега и был его единственным сыном. Алан лишь тяжело вздохнул, провожая взглядом поникшую фигуру Дженсена. Сына явно что-то гнетет, но он ни за что не станет делиться своими тревогами с отцом. Будь Дженсен альфой, Алан сумел бы вызвать его на откровенный разговор. Но когда его мальчик, обычно мягкий и покладистый, замыкался в своей скорлупе, наедине с печалью, плещущейся в омутах зеленых глаз, вряд ли нашлась бы сила, способная вытащить молодого омегу из трясины непостижимых для Алана переживаний. В такие моменты ему всегда особенно не хватает Донны - единственной любви сурового альфы и матери Дженсена, покинувшей их с совсем ещё маленьким сыном так рано и трагично. Давняя утрата всколыхнулась в душе Алана, щемящей болью отозвавшись в сердце. Альфа привычно потер левую сторону груди, стараясь избавиться от неприятных ощущений. Надо будет обязательно поговорить с Марджори о Дженсене. Старая знахарка, пожалуй, была единственным близким его сыну существом, с которым он мог быть до конца откровенным. И только она могла пролить свет на странное поведение Дженсена. Да, Алан непременно поговорит с ней перед отправлением. Но сейчас совсем не время предаваться раздумьям, сегодняшний день обещает быть длинным и очень хлопотным... Стремительно сбежав с крыльца, молодой оборотень, немного поколебавшись, направился к окраине посёлка, где на самой опушке леса, обособленно ото всех, в небольшой, но уютной хижине жила Марджори - его прабабушка по материнской линии. Дженсен торопливо шёл, обмениваясь приветствиями с оборотнями, которые, так же как и он, спешили по своим неотложным делам. Хорошо бы не столкнуться с кем-нибудь из приятелей. Хотелось избежать лишних расспросов по поводу своего далеко не праздничного состояния. К чему портить им настроение своим мрачным видом? Все племя разделилось на две части: тех, кто завтра отправится в дорогу и тех, кто в этот раз останется в поселении. Но как первые, так и вторые были одинаково охвачены приятной суматохой сборов и подготовкой к самому главному событию лета. Казалось, предвкушение праздника буквально витало в воздухе. И Дженсен, пожалуй, был единственным оборотнем в стае, кому эта суета изрядно действовала на нервы. Он не кривил душой, когда говорил отцу, что предпочёл бы остаться дома, среди своих, хотя домашний праздник и не шел ни в какое сравнение с тем торжеством, которое в эти летние дни вот уже много лет подряд традиционно проводится в одном и том же, специально отведенном для него месте, где вскоре соберутся представители всех дружественных волчьих стай, по сути объединённых в одно большое племя. Но все же, несмотря на охватившую его досаду, Дженсен не мог не признать правоту отца. Каждый оборотень должен ставить интересы своей стаи выше своих собственных. А значит, надо взять себя в руки и заняться делом. Сейчас они с Марджори ещё раз переберут и тщательно упакуют все снадобья, которые предстоит взять с собой на обмен и продажу. Еще раз пройдутся по списку всего того, что нужно приобрести у знахарей других стай и человеческих купцов, которым разрешено торговать на ярмарке, бывшей одной из важнейших составляющих предстоящего празднества. - Мардж, это я... Толкнув дверь, Дженсен скользнул внутрь хижины, сразу окунаясь в особую, знакомую с детства атмосферу. Он всегда проводил здесь значительную часть своего времени, охотно помогая Марджори и, незаметно для себя, перенимая ее весьма обширные знания, которыми она ненавязчиво делилась со смышленым ясноглазым мальчишкой, так во многом похожим на ее любимую Донну... Комната, в которой оказался Дженсен, была обставлена простой, добротной мебелью, точно такой же, как и в других домах их поселка. Но висящее на стене зеркало в резной раме, шкаф, полный книг, изящные подсвечники на полке свидетельствовали, что жизнь хозяйки хижины когда-то была совсем иной. Никто и никогда не догадался бы, что эта невысокая седовласая женщина, сохранившая по-девичьи стройную фигуру и легкость движений, уже давно перешагнула свой столетний рубеж. По словам старших волков, она почти не изменилась за без малого тридцать лет, минувших с того дня, когда две чужих омеги, Марджори и Донна Шеффер, бабушка и внучка, просили приюта и защиты у волчьей стаи, возглавляемой Аланом Эклзом. Дженсен не раз слышал эту историю как от самой Марджори, так и от других оборотней. Альфа, совсем недавно взваливший на плечи обязанности вожака стаи, не смог отказать женщинам, доведенным до крайней степени отчаяния. Виданное ли дело, чтобы омеги из клана "цивилизованных" оборотней, живущих на человеческих землях, отважились пробраться на территорию диких волков? Такого еще не случалось. Но ни тогда, ни потом стае не пришлось сожалеть о принятом вожаком решении. Со слов Мардж Дженсену было известно, что ее сын со всей его семьей были убиты вломившимися в их жилище грабителями. Выжила лишь старшая дочь, Донна, по счастливой случайности ночевавшая в доме у бабушки. Грабителей не нашли, но все оборотни клана были уверены, что за этим преступлением стоит их новый глава, занявший место отца Донны. Этот негодяй, желая упрочить своё положение, хотел взять в жены дочь погибшего вожака, и уцелевшие омеги Шеффер, не желая оставаться в руках убийцы своих близких и не найдя справедливости в собственном клане, решились на отчаянный шаг. Дженсену, выросшему среди волков, было странно слышать этот рассказ. Такие подлые методы борьбы за власть были противны прямой волчьей натуре. Он, как и все другие оборотни, знал, что звание вожака - это не только почет и привилегии, это тяжкий труд на благо стаи и огромная ответственность, бывшая по плечу далеко не каждому альфе. Но даже если и находился желающий сместить действующего лидера, то этот спор решался в честном поединке перед всей стаей, и в случае победы претендента волки вполне могли не признать власть победителя, если не считали его достойным высокого звания своего вожака. Пришлые омеги оказались ценным приобретением для стаи, на удивление легко сойдясь с волками, обычно неохотно пускавшими в свой круг чужаков. Старшая Шеффер была целительницей, широко известной в человеческих землях. Раньше среди суеверных и невежественных людишек ходили байки о неуязвимости оборотней. Но эти россказни имели под собой не так уж много оснований. Оборотни, хоть и в меньшей степени, чем обыкновенные люди, но все же были подвержены травмам и болезням. Поэтому знахари и целители среди волков во все времена пользовались заслуженным почетом и уважением. К Донне же, словно к солнышку, тянулись все от мала до велика. Никто не мог остаться равнодушным при виде ее теплой, искренней улыбки. Вокруг молодой омеги всегда крутились стайки ребятишек, и она не жалела для них времени, охотно обучая малышню грамоте. Алан долго исподтишка присматривался к милой светловолосой девушке, не зная, что испытываемые им чувства давно не являлись секретом ни для кого в стае, включая и саму Донну. Но суровый, решительный альфа в делах сердечных оказался полным профаном, уверенным, что утонченная омега, привыкшая к совсем другой жизни, ни за что не захочет связывать свою судьбу с грубым волком. Спустя некоторое время Марджори, как раз во время очередного Праздника Летнего Солнцестояния, по одной ей известным каналам, получила сообщение из своего бывшего клана. Их враг погиб, пав жертвой собственных козней. Опасность, грозившая им, миновала, и теперь ничто не мешало двум омегам вернуться назад, к их прежней жизни. От многочисленных рассказчиков Дженсену было известно, что в те дни Алан ходил мрачнее тучи, распугивая всех своим грозным видом. И Донна, за нежной внешностью которой скрывался несгибаемый характер, способный дать сто очков вперед многим альфам, взяла все в свои руки. Понимая, что Алан так и не решится сделать первый шаг, она в присутствии и к вящему восторгу всей стаи водрузила на голову опешившему вожаку собственноручно сплетенный венок, что, согласно древнему обычаю, являлось признанием в любви. Мардж и Донне все же пришлось временно покинуть приютившую их стаю. Но через полгода, разобравшись со всеми делами, они вернулись назад, теперь уже навсегда. Вскоре волки весело отпраздновали свадьбу своего вожака, а спустя год, в первый день новой весны, у счастливой пары родился сын. Несколько лет пролетело, словно один миг, как вдруг спокойная и счастливая жизнь их маленькой семьи оказалась разбита вдребезги. Донна, сопровождаемая двумя увязавшимися за ней девчушками, собирая в лесу ягоды, столкнулась с отрядом незнакомцев, тайком проникших на территорию их стаи. Это были люди - браконьеры, охотники на оборотней. И хотя их жестокий промысел был уже под запретом в человеческом обществе, но иногда еще находились негодяи, желающие быстро разбогатеть таким бесчеловечным образом. Неважно, кто и с какой целью платил им деньги: извращенец, пожелавший стать владельцем экзотической игрушки, или старый и больной безумец, уверовавший, что сердце оборотня вернет ему утраченные молодость и здоровье, лишь бы только заказчик был достаточно богат, чтобы выложить кругленькую сумму. Но судьба несчастных, попавших в руки этих нелюдей, в любом случае была ужасна. Если бы Донна была одна, ей, без сомнения, удалось бы скрыться. Но с ней были девочки, совсем еще дети, и она отвлекла внимание охотников на себя, подарив своим спутницам шанс на спасение. Заплаканные и испуганные девчушки вбежали в поселок, призывая на помощь альф. Разъяренные оборотни во главе с вожаком бросились в лес. Они настигли негодяев, но Донна, отбивавшаяся до последнего, к тому времени уже была мертва. Ее убийц постигла заслуженная кара. Уготованная им смерть не была легкой, волки, не желая мараться в грязной крови подонков, загнали их в болото, из которого не выбрался ни один из них. Бездонная трясина не упустила своей законной добычи. Но боль потери свершившееся правосудие смягчить не смогло. Алану казалось, что в его глазах померк солнечный свет. Он будто обезумел, обвиняя себя в смерти любимой. И если бы не Марджори, неимоверным усилием справлявшаяся с постигшим их горем и каким-то чудом сумевшая выдернуть его из этого кошмарного состояния, Алан вполне мог утратить свою человеческую сущность, навсегда оставшись зверем. Только что потерявший мать маленький Дженсен, которому недавно исполнилось три года, едва не лишился и отца тоже. В тот страшный для всей стаи день Алан полностью поседел, и больше никто не видел на его губах даже тени улыбки. У оборотней не бывает покинутых сирот, к волчонку, лишившемуся кого-то из родителей, все члены стаи, относятся, как к своему собственному. Вот и Дженсен рос, никогда не испытывая недостатка во внимании окружающих, и даже в любви его вечно занятого отца, всегда выкраивавшего для сынишки хоть немного свободного времени. К тому же, у него была еще и Марджори. Но все же отсутствие в его жизни самого родного существа не прошло бесследно, оставив на его характере незримый отпечаток. Дженсен почти не помнил Донны, детская память сохранила лишь светлый, ускользающий образ. Ему не раз говорили, что он унаследовал ее улыбку и ее глаза... - Здравствуй, милый, - улыбнулась Марджори, сидящая за столом, погребенным под ворохом высушенных целебных трав и кореньев. - Ты как раз вовремя. Будь добр, принеси короба из кладовки. Дженсен, кивнув, сходил в кладовку, откуда приволок несколько вместительных берестяных коробов. Потом подошел к большому шкафу в глубине комнаты, полки которого были сплошь заставлены баночками и бутылочками разных форм и размеров, наполненных мазями, настойками и порошками, которые они с Мардж приготовили за год. Кому-то постороннему нелегко было бы разобраться во всем этом, но Дженсен, чувствовавший себя среди множества снадобий словно рыба в воде, стал проворно отбирать необходимые, оборачивая стеклянные сосуды заранее приготовленными тряпицами, и бережно складывать в короба, заполняя промежутки кусочками мха, дабы уберечь хрупкое содержимое от повреждений в дороге. Некоторое время они с Мардж увлеченно работали, лишь изредка обмениваясь негромкими фразами, понимая друг друга буквально с полуслова. Монотонное занятие было Дженсену совсем не в тягость, оно помогало отрешиться от неясного беспокойства, с недавних пор прочно обосновавшегося в его душе. Молодой оборотень был благодарен Марджори за эту тишину, она всегда очень чутко улавливала его состояние и никогда не лезла с навязчивыми расспросами. Он чувствовал её внимательные взгляды, понимал, что она тревожится за него, но ещё не был готов к откровенному разговору. Кажется, он и сам до конца не понимал, что послужило главной причиной его нынешнего взвинченного состояния. Неужели фраза, вскользь брошенная отцом в разговоре с другими альфами, и случайно подслушанная Дженсеном? Алан небрежно упомянул, что в этом году на Праздник непременно прибудет стая их северных соседей... Северяне... Чужаки... Растерянный взгляд миндалевидных глаз... Дженсен чуть ли не до крови прикусил зубами нижнюю губу. К усилившемуся беспокойству примешалось острое чувство вины. Нет, ну что за глупость-то?! Почему ему внезапно пришел на ум этот незначительный и давно забытый, в общем-то, эпизод? Но было уже поздно. Пока его руки механически совершали все положенные движения, память услужливо воскресила перед внутренним взором Дженсена события восьмилетней давности.