Плевать

Максим Антонов. Он остался. Я отворачиваю голову, чтобы он не подумал, что это разозлило меня. Нет, я спокойна. Мне вообще плевать на него. Этот парень – просто одноклассник. Он мне не друг, не враг, просто никто. Никто. — Твой юмор такой же плоский, какой была моя грудь в четвертом классе, — спокойно отвечаю, направляясь к своему месту. — Не сильно-то она и изменилась за эти годы. — Не тебе ее оценивать, — оборвала я. — Ну да, куда уж мне. Поставив рюкзак на парту, я закрыла глаза и неслышно выдохнула. Он не увидит мое лицо, только спину. Спину, которая напряжена, потому что я знаю – он смотрит на меня. Те слова, что мы только что говорили друг другу… они пустые и ничего не значащие. Просто спокойные слова, не передающие того накала эмоций, что мы на самом деле чувствуем. Смешно играть в равнодушие, когда мои костяшки побелели от того, как я крепко сжимаю ремешки рюкзака, а его глаза сверлят во мне дыру на уровне лопаток. Смешно, но мы играем. Эта игра двух актеров будет продолжаться седьмой год. Мы не устраиваем сцен на потеху зрителям, не орем друг на друга, не натравливаем одноклассников против оппонента. Ну, я точно этого не делаю. Да и на что это было бы похоже? “Эй, давай обзовем того парня мудилой и посмеемся на весь класс!” Жалкое зрелище бы вышло. Мы оба терпим друг друга. Это звучит так легко – терпение, - что даже хочется рассмеяться из-за своих пафосных слов. Но как же тяжело это на самом деле! Видеть его, слышать его голос, дышать с ним одним и тем же воздухом, почти весь день находится в одном помещении – что-то внутри просыпается и скребется, превращая меня в сплошной комок нервов, реагирующих лишь на одного раздражителя. Наверное, это и зовется ненавистью. Это почти как любовь. Только в отличии от этого светлого чувства, при ненависти ум не туманится, а становится трезвым и холодным, как никогда. Очнулась от своих мыслей и открыла глаза, пытаясь не обращать внимание на неуютное чувство в груди. Это похоже на беспокойство. Или на ощущение, когда давно не катался на качелях, поэтому тебе кажется, что ты падаешь. Такое непонятное, заставляющее глубже и чаще дышать, от чего может даже немного закружиться голова. Антонов сидит на последней парте третьего ряда. Как я считаю, так намного удобнее, чем если бы кто-нибудь из нас сидел так, чтобы быть постоянно видным первому. А так, чтобы посмотреть друг на друга, нам надо повернуть голову, чего мы, конечно же, не делаем. Во время урока я все время сижу, глядя прямо перед собой, на доску. Движения парня могу уловить боковым зрением. Этого достаточно. Торжественное мероприятие, посвященное началу учебного года, закончилось. Под звонок ученики одиннадцатого класса увели первоклашек в школу, за ними потянулись и остальные. С учебой на нас еще наседать не будут, а традиционный классный час повторяется своим содержанием из года в год. Все уже расселись по своим местам и со смешками вспоминали ляпы ведущих, рассказывали, как провели лето. Я не участвовала в общем разговоре, а только прислушивалась к нему, глядя в окно. Солнечный денек уже не радовал своей жизнью и яркими красками. Самый обычный день. И что в нем такого особенного я заметила утром? В класс зашла наша классная руководительница Ирина Ивановна, и я перевела взгляд на нее. Женщина подошла к столу и остановилась возле него, выжидающе глядя на нас. Мы все опомнились и встали, приветствуя учителя. Были некоторые учителя, которые разрешали не вскакивать, стоило им только зайти в класс, но эта дама была категорически против такого. Во всем, что касалось школы и учебы, она придерживалась строгости и дисциплины. Ирина Ивановна редко повышала голос, ее трудно было вывести из себя. И она считала, что любые слова учителя ученики должны были внимательно выслушать и соблюдать неукоснительно. Думаю, будь ее воля, она бы и розги вернула, хотя никогда с ее стороны не было замечено даже ни одного намека на то, что ей хочется ударить кого-то или дать ученику подзатыльник. Просто в моем представлении она была из тех времен. Эмоции ее лицо не посещали. Казалось, что женщина родилась с этой невозмутимой маской на лице. Хотя при крайнем удивлении она слегка приподнимала левую бровь. Среди своих коллег Ирина Ивановна считалась уважаемым учителем, а что касается учеников… мне кажется, они сами, даже не смотря на годы, никак не могли определится. Еще поговаривали, что она старая дева. Не знаю, правда ли это, но мне ничего не было известно про то, были ли у нее муж и дети. Загадочная личность, с какой стороны не посмотреть. Ирина Ивановна кивает на наше молчаливое приветствие, разрешая садиться, и начинает говорить: — Добрый день, класс. Я рада вас снова видеть. Надеюсь, вы хорошо отдохнули и набрались сил для того, чтобы продолжить учебу. Многие из вас считают, что в десятом классе можно расслабиться, но я бы не советовала вам так думать и учиться спустя рукава. Если вы не будете старательно учиться в десятом классе, то и резкого прилива любви к знаниям в одиннадцатом классе у вас не возникнет. Лучше не портите свои оценки и учитесь прилежно. Помните, что у нас в школе положено ходить в школьной форме, поэтому я не хочу видеть на вас джинсы и яркую одежду. Особенно это касается девочек. Никаких коротких юбок, туфлей на шпильке и высоком каблуке, кофточек с глубокими вырезами. Телефонами во время учебного процесса пользоваться запрещено, как вы тоже, надеюсь, помните. О последствиях, если вас заметят с сигаретами, говорить я уже не стану. – Учительница окинула взглядом весь класс, изучая наши лица. Вдруг она опять посмотрела как будто прямо на меня, а потом перевела взгляд в сторону. – Антонов, Бурая, сейчас у нас в классе не столько много учеников, чтобы занять все парты. Вам теперь незачем сидеть на последних. Ничего с вами не станет, если вы сядете вместе на второй ряд. Когда женщина договорила, я еще несколько секунд сидела, как ни в чем не бывало. Потом до меня дошло. Что она сказала? Мне сесть с ним?! Я, вспыльчивый от природы человек, после этого не вскочила, уронив стул на пол с жутким грохотом, и не стала ругаться, как сапожник. При этой подлянке, наверное, самой большой в моей короткой жизни, я сдержано впала в удивление. Нижняя моя челюсть медленно опустилась, хотя такого у меня не наблюдалось с самого детства, когда это у меня было постоянно, стоило задуматься. Опомнившись, я захлопнула рот, прикусив сбоку язык. Чего ж мне сегодня не везет-то так, а?! — Я не собираюсь сидеть с ней за одной партой. – Повернув голову, я посмотрела на Максима. В этот раз в его голос прорвалась толика гнева, что удивило. А маска ваша трещит-то по швам, батенька, что ж это вы? Так, стоп, отвернись от него! Послушавшись своего совета, я перевела взгляд на классную руководительницу и проследила за тем, как ее левая бровь приподнялась в каком-то насмешливом удивлении. Я не говорила, что наряду с непослушанием, Ирина Ивановна терпеть не могла любые разногласия между учениками ее класса? Ну вот, теперь сказала. Ничего удивительного в том, что сейчас она, можно сказать, лбами столкнет нас. — Антонов, если бы я предоставила вам выбор, я бы так и сказала. Взяли сумки и пересели! – В последней ее фразе прозвучал металл. Я спрятала руки под партой и посмотрела на них, сжимая ладони в кулаки. Захотелось зашвырнуть в Антонова чем-нибудь потяжелее. Вот если бы он не влез, все можно было бы уладить. Точнее, на это был шанс. Сейчас же Ирина Ивановна точно посадит нас вместе и будет следить за тем, чтобы мы не пересели и не поменялись с кем-нибудь местами. — Ну, я долго буду ждать, когда вы соизволите пересесть? Или еще раз повторить? — Тут много и других свободных парт. Можно нам сесть раздельно? – не унимался парень. Господи, да заткнись ты уже и не усложняй ситуацию! — Вас в десятый класс никто не гнал. Что-то не нравится – идите учиться. — Нда, эта женщина не та, с кем можно поспорить. Я продолжала молча сидеть и ничего не делать. Не буду же я вскакивать с места и быстренько пересаживаться, чтобы Антонов подумал, будто я сама мечтаю сидеть с ним! Услышав грохот отодвигаемого стула, я повернула голову и посмотрела на парня. Тот забросил свой объемный черный рюкзак за спину и со злостью зашвырнул стул обратно. Кинул испепеляющий взгляд на меня и язвительно процедил: — Бурая, не изображай из себя глухонемую, а поднимай свой зад! — Подбирай выражения, истеричка! – не осталась в долгу я. Он первый начал! Послышалось несколько смешков. Одноклассники ожидали наконец-то увидеть, как мы ругаемся. — Закрыли рот оба и сели молча, - прервала нас учительница, обламывая остальных. – Не забывайте, где находитесь. Встав, я сняла свой рюкзак, но, видно, сделала это слишком резко и злобно, потому что стул упал. Пришлось поднимать его и аккуратно пододвигать к парте под хмурым взглядом Ирины Ивановны. Я направилась к указанной парте, за которой уже вальяжно устроился Максим. Он откинулся на спинку стула и вытянул свои длинные ноги так, что те ботинками почти упирались в сумку сидящего впереди Вадима Давыдова. Он бы еще на парту лег! Я присела и постаралась отодвинуться от Антонова как можно дальше, сложив руки на груди. — Бурая, из-за твоего стула пройти между рядами будет трудно. Будь добра, подвинься, твой сосед тебя не съест. Мы оба неприязненно покосились друг на друга. Съест не съест, но куснуть попробует. Все же я немного подвинулась. Как там говорится? Держи друга близко, а врага еще ближе? Подбодрить себя этим у меня получилось слабо. Вообще не получилось. Этот учебный год с самого начала пошел наперекосяк. Где то наигранное безразличие и терпение по отношению друг к другу, про которое я недавно распиналась? Что-то слишком много эмоций начало вырываться. Мне это не нравится. Этак мы скоро начнем на каждой перемене устраивать скандалы, как престарелая супружеская пара, у которых весь экстрим в отношениях заключается только в этих ссорах.