Бумажный чародей и музыка сфер

      Открыв глаза, она поняла, что не мертва.       Но и живой Тезари себя не ощущала. Это было странное чувство — ей казалось, что она одновременно и стоит, и плывет в бежевой пустоте, в которой не нужно было дышать. Раны и ушибы ее исчезли — вернее сказать, перестали волновать девушку болью и не напоминали о себе ничем, кроме темных пятен на коже. Коже чернее самой глубокой ночи. Тезари непонимающе повертела перед глазами ладони. Выглядело неправильно. Само это место — чистый абсурд. Что же с ней произошло, когда разверзлась земля?       — Взлетевшая гора пробурила небеса, и ваш железный купол пал, — ответил ей глубокий, нежный голос, эхом отзывающийся от невидимых стен. — Вы получили еще один шанс.       Огромные, пятикратно превышающие ее рост пальцы, сотканные из чистой темной материи, бережно выдернули Тезари из пустоты и посадили на ноготь, мерцающий звездами, каждая размером с ее голову. Девушка изумленно выдохнула, и облачко пара, вырвавшееся из ее легких, заставило воздух перед ней пойти помехами. Из белого шума накатывающими волнами проступал то невероятной величины нос, то округлый лоб больше любого офиса МихоКорп, то блестящий на невидимом свету янтарный ушной протез.       — Не бойся, Тезари, — шептали пугающие чернотой губы. — Я не причиню вреда.       Ей хотелось верить, что нависшая на ней голова в старомодном фиолетовом капюшоне — лишь очередная голограмма, рекламирующая новую методику трансплантации органов. Но с ней общались, ее явно держали — однако, стоило заметить, не удерживали — и от нее что-то ждали. Знать бы еще, что.       — Кто ты? — осторожно спросила девушка, на миг испугавшись звуков собственного голоса — слишком звонкого и громкого в окружающей пустоте.       Звезды ярко сверкнули на месте глаз огромного лица; послышался тихий смех, похожий на шелест механизма часов.       — Я — это я, — гулко ответили ей. — И ты — это тоже я. Барнс — это я. Все вы — лишь часть меня, неизменно возвращающиеся к Истоку.       Тезари непонимающе изогнула бровь.       — Но как мы можем быть тобой, когда одни убивают других? — спросила она. — Сомневаюсь, что сердце смогло бы спорить с печенью.       — Ты мнишь себя столь же великой, как органы в теле? — издевательски спросила большая голова. — Ваша значимость сравнима с мыслями, непрерывно оживляющими меня. Пока я мыслю — я существую.       Девушке хотелось бы оскорбиться, но она не могла определить, на что. Да и поверит ли ее собственный разум, что она нашла логичным обидеться на безымянное лицо колоссальных размеров? Звучало как-то дико.       — Имя мне birthDATE, если тебя это смущает, дитя, — чуть тише, чем раньше, ответили ей. — Но, коли я открылось тебе, скажи и ты: что, по твоего мнению, заставляет людей жить?       Тезари нахмурилась, чувствуя, что тело ее тяжелеет и сильнее оседает на ноготь. Что-то странно трясло ее изнутри, сравнимое с разрядами тока, пронизывающими ее насквозь. Она посмотрела на молчащее лицо birthDATE, подключенное само к себе тремя проводами — синим, красным и зеленым. Цвета лазерных печаток. Значит, в этом был смысл?       В кармане щелкнули часы Кайла. Отвернувшись, девушка огорченно сузила глаза, сжимая в руке последнее напоминание о прежнем владельце. Он бы не хотел слышать ее молчание.       — Надежда, — сухо ответила она. — Надежда заставляет нас жить.