Бумажный чародей и музыка сфер

      Ее письмо начиналось словами: «Конечно, у меня нет руки, но…»       В подсвечнике догорал остаток свечи; почерневший фитиль уже давно согнулся и то и дело грозился окунуться в огненный жидкий воск. Я перечитывал письмо вновь и вновь, не понимая, болит ли голова от едкого дыма или же от подробностей, которые мне доверяла совершенно незнакомая особа.       «Конечно, у меня нет руки, но я мила и радушна, а также очень терпелива и трудолюбива. Для меня не составит проблемы поладить с Вашими детьми и стать им хорошей гувернанткой. Да, признаюсь, я похоронена давно и совсем недавно вылезла из могилы, но мой разум еще не утратил ясности: кроме общих предметов, входящих в школьную программу, я могу обучить французскому языку, рисованию и составлению цветочных композиций. Также я неприхотлива в еде — в отличие от многих невольных коллег я не жажду человеческих мозгов и могу обходиться крысами и козами, если такие у Вас водятся. Не пуглива, готова занять самую холодную комнату — даже зимой ее не придется отапливать. Если моя кандидатура Вам приглянется, готова предоставить указанные рекомендации и приступать к работе.       С уважением,       Эмилия, при жизни — мисс Лаури»       Я долго рассматривал письмо; почерк был старомодный и довольно неуверенный — так могла бы писать покойница, скажем, двадцатилетней давности. Бумага была слегка помятой и немного затертой; принюхавшись, я уловил затхлый запах фиалок и роз — по всей видимости, перед написанием она натерла письмо лепестками цветов, что лежали на ее могиле.       Я хмыкнул и перевернул маленький конверт. На плотной желтой бумаге чужой рукой было выведено: «Кладбище близ Дорта, в …ширском графстве»; поверх же надписи стоял жирный штемпель, каким обычно пользовались почтальоны, когда получали письма от оживших мертвецов. Видимо, моя мисс Лаури — от волнения ли, от нерешительности — решила довериться живым и не перетруждать оставшуюся руку.       Какой она может быть, эта Эмилия? Я видел ее в старом белом платье моей матери и с венком на голове, с несколько усохшим лицом и впалыми щеками, под тонкой кожей которых резко выступали скулы. Воображение подрисовывало ей хрупкую талию и узкую грудную клетку, а заодно и небольшой рост и скромную, маленькую улыбку — такой образец английской сдержанности. Возможно, к губам ее уже никогда не вернется очаровательный розовый цвет, а глаза будут впадать все глубже и глубже, в желтовато-коричневые тени, но на то она и мертвячка, не так ли? К тому же, мое бедное романтичное сердце уже успело проникнуться сочувствием к несчастной девушке, ожившей не в свой век и еще думающей, что детям в приличном обществе не выжить без французского.       Пока я думал, огарок догорел, и комната погрузилась во мрак. Смирившись, что с ответным письмом придется отложить до утра, я лег спать, думая о том, как удивится дочь, узнав, что присматривать теперь за ней будет однорукий труп.