Бумажный чародей и музыка сфер

      По воскресеньям тетя Джил отпускала Бобби погулять по Овечьему острову. Не то, чтобы он как-либо располагал к прогулкам: на его крохотной территории не нашлось места ни леску, ни озерку, ни даже хоть сколько-то загадочной груде камней — одна лишь низкая трава да холмы, с каждой точки которых открывался вид на Атлантический океан. Конечно, если верить Мурдаг, на северо-западе острова — там, где заброшенная бухта — находился огромный грот, куда она ходила варить зелья, практиковаться в магии и просто помедитировать. Грот Бобби крайне интересовал, но взрослые строго-настрого запретили ей даже идти в его сторону — вероятно, опасались, что она вновь расшибет себе голову.       Поэтому Бобби брала Бакса, раскладывала по карманам пальто резиновые мячики и спускалась к пляжу — пустынному и туманному, с дальней точки которого порой можно было разглядеть старый маяк на соседнем острове. Похоже, он уже давно не горел и просто белел вдали, покрываясь мхом и сливаясь с безжизненной скалой, у основания которой его когда-то воздвигли. Он не манил ее, этот маяк, хотя Бобби страсть как любила всё брошенное и забытое; он выглядел слишком одиноким, побитым временем и холодным океаническим ветром, и это так неприятно отзывалось в ее душе, что она стала считать маяк знаком, отметкой в духе «дальше пути нет, разворачивайтесь и уходите», чтобы с чистой совестью окликнуть Бакса и поманить его на обратный путь.       Вообще говоря, Бакса ей выдавали для защиты, хоть Бобби и искренне не понимала, от кого. Из опасностей на Овечьем острове были разве что сотни чаек, снующих туда-сюда по маленькому проливу между двумя клочками шотландской земли, и девочка наперегонки с эльдертерьером гонялась за ними, сшугивая птиц с мокрого песка. Чайки деланно оскорблялись, усаживались на бревенчатый забор, за которым прятались лодки, и выжидали, презрительно посматривая на них черными глазами-бусинками. Иногда Бакс с радостным лаем бросался в воду, пытаясь поймать хоть одну, и Бобби каждый раз смеялась, зная, что этого никогда не произойдет.       И еще смеялась, чтобы не задохнуться от тоски.       Темно-зеленая вода с белыми пятнами пены доводила ее до тошноты. Тем, что была повсюду, что отдаляла ее от большой земли и в принципе цивилизации, что являлась здесь единственным развлечением. Да, Бобби могла бы вернуться в дом и порыться в дедушкиной кладовке, поговорить с дедушкиным портретом или на худой конец почитать что-то из дедушкиных книг — но ведь все остальные шесть дней она только этим и занималась в перерывах между учебой. Мурдаг с удовольствием взяла бы ее набрать пробы в бутылки, но погода не всегда располагала к водным прогулкам. У тети Джил ответ всегда был один: если паразиту нечем себя занять, значит, паразиту самое время взять в руки учебники, ноты и рабочие тетради и еще раз повторить пройденный материал.       В итоге Бобби гуляла по пляжу, пиная гальку и комки водорослей и придумывая острову различные чудеса. Вот сейчас очередная волна размоет песок и из-под него покажется угол каменной плиты — могилы воительницы древних времен; его украшает высеченный лик дракона, которому она отсекла голову в долгом бою. Крышка чуть-чуть приоткроется и из него покажется рукоять меча — небольшого, как раз для руки Бобби; он будет сиять, как утренняя звезда, и с ним она ринется в бой против драконьего выводка, очнувшегося от долгого сна. Или лучше: кит, чей хвост она видела на прошлой неделе, вернулся, принеся на горбу целый лес гарпунов. Бобби залезет и вынет их один за другим, кит станет ее лучшим другом и унесет ее далеко-далеко, в более теплые и приятные края. Или, может, океан вынесет на берег ракушку, на звуки которой из глубины вылетят волшебные птицы? Или ей прямо перед ней откроется дедушкин тайник? Или с маяка принесет какую-то важную улику, благодаря которой найдут дедушкиного убийцу, и тетя Джил наконец-то будет ей довольна?       Бобби с грустью понимала, что всё это — лишь мечты. Она не завидовала птицам за то, что они летают, но завидовала мечтам, поскольку на них нет оков. Лето стремительно кончалось, а ее знание языка по-прежнему было далеко от идеала; в мечтах она ехала в школу без акцента, готовая ответить на любой вопрос чистым, ровным тоном, с нотками нежного очарования Джоан Фонтейн или джентльменского озорства Лесли Говарда. В реальности же она, как ни пыталась, говорила в нос, проглатывала звуки и забывала слова. Тетя Джил так и не смогла отучить ее от пагубной привычки произносить фразы на одном дыхании, и Бобби лишь сильнее нервничала, понимая, сколькими проблемами ей это еще грозит.       Ей хотелось бы забыть о стрессе, как мечты забывают о времени. Ей хотелось бы избавиться от страха, как мечты избавляются от связи с реальностью. Но ей лишь хотелось — а мечты бежали дальше, обнимая и раня своими чудными красками.       В очередной раз не найдя на берегу ничего примечательного, Бобби позвала Бакса и поплелась к крутой лестнице, ведущей к верхней части острова. Маяк, ее каменный близнец, лишь тихо скрылся в тумане.