Из пламени

— Что за чёрт, мне мою Флаффи даже выпустить на улицу страшно! — А мой Фрэнк сам выходить на улицу отказывается. Я всё понимаю, малолетним извергам нечем заняться, но собаки-то с кошками тут причём? — Я тебя умоляю, даже крыс не встретишь. Ужас, да? А всё этот Фостер. — А чего он-то? У нас и без него мучителей хватает. — Ты что, не знаешь? Его мамка, Мэри-то, долбанулась слегка на Боге, наверняка секта какая-то. Представляешь, из проститутки в сектантки. А парнишка от её постов и голодовок голодный ходит. Ещё бы тут на собак и кошек не засмотришься, тут и блох их жрать начнешь. — Бедный мальчик…       Зак в недоумении стоял за углом, пытаясь осознать смысл сказанных слов. О чём эти женщины говорили? Зак слышал слово «Фостер», которое, как он понял, относилось к нему, и имя женщины, родившей его, Мэри. Но во всём остальном был тёмный лес непонимания. Так или иначе, его пугал диалог женщин, он чувствовал, что ничего хорошего его не ждёт. Страшно. Очень страшно. Мальчишка изо всех сил побежал домой, даже забыв о том, что у него спрятан окровавленный ножик, а слишком легкая для зимней куртка была в пятнах крови. Сейчас ему хотелось ощутить себя в безопасности, без догоняющего его шёпота, а этого он мог добиться только дома. В лесу его недавно застал местный охотник, но, пожалев «немого Дауненка», не стал сильно его наказывать за поедание, как оказалось, его собаки.       Дом встретил его скрипучими половицами, холодными стенами и грязью. Женщина стояла в коридоре, грозно взирая на Зака сверху вниз. Её чёрные засаленные волосы были собраны в хвостик сзади, лицо без макияжа не прятало морщин и мешков под глазами. Недавно она «уволилась», и теперь всё время отдавала Богу.       Зак не успел даже открыть рта, как его щёку обожгло. — Еретик! Безбожник! Как ты мог! С октября по январь идёт пост, а ты всё это время… Что за сын! Ты не можешь элементарно поддержать стремления твоей матери! — Матери?.. — от этого слова веяло теплом, которое не шло ни в какое сравнение с жаром пощёчины, оставленной женщиной. Зак не мог назвать её «мать», это слово просто не сопоставлялось с ней. — О, ну конечно, как я могла забыть! Какая поддержка, когда ты, маленький ублюдок, не умеешь даже говорить, а только повторяешь попугаем! Вот знала я, что надо было трубы перевязать, прежде чем идти на эту работу, может, не вылез бы даун вроде тебя! Какая ирония! — женщина сорвалась на хохот. — Слабоумный еретик! В точности как говорил Великий Пророк! Еретик не может быть умным!       Зак только в недоумении хлопнул глазами, и как-то по инерции достал нож, выставляя его впереди себя. Ноги мальчика задрожали, а на пол упала капля крови. — Н-на мать… нож поднять?.. Да ты не просто еретик… — в раз подлетев к мальчику, выронившему нож от неожиданности, она затрясла его, истерически крича: — Вылезай! Ведь это ты сидишь в моём сыне! Заставляешь его приносить жертвы тебе в виде животных, да?! Вылезай, Дьявол! — она затрясла его, как куклу, подняв над землей на уровень своего лица. — Отвечай! Ты сидишь в нём!       Когда его тряхнули слишком сильно, Зак закричал. Его всего трясло от страха и немого ужаса, с которым он смотрел на женщину, которой, казалось, было всё равно на иные эмоции, кроме крика. — Да-а-а, закричал, мразь? Вот, что значит, в моём сыне сидеть! — резко отпустив уже плачущего мальчика, она обняла его. — Не волнуйся, мой маленький Айзек, я вызову экзорциста, и всё будет хорошо. Его больше в тебе не будет, я обещаю. Обещаю, как твоя мама… Да, как мама! Как мама! — женщина смотрит в глаза Зака своими карими и улыбается. — И твои глаза снова будут прелестного темно-серого цвета… Да! Да! Всё именно так и будет! А пока жди, жди мой маленький Айзек! — короткий поцелуй в лоб, быстрое снятие с крючка пальто, и вот, заплаканный и ошеломленный Зак стоял в проходе уже один. — Экзор?.. — попытался повторить мальчик, но, тряхнув головой, решил не забивать свою голову слишком скучными словами и пошёл в комнату.       Взяв с пола старого кролика, Зак сел на кровать и тихо ойкнул — всё-таки сесть именно туда, где матрас прорвался, и проглядывалась пружина, было несколько неудобно. Всё же усевшись аккуратнее, он взял игрушку и поднял на уровень своих глаз. — Ты такой же… — мальчишка слабо улыбнулся, погладив зайца и посмотрев на глаза-пуговицы. Одна была черная, а другая белая. Заку невольно вспомнились слова женщины — если у него такие глаза, потому что в нём кто-то сидит, то и у зайчика, наверное, тоже? В руке Зака блеснул нож, и мальчик задумчиво посмотрел сначала на заляпанную кровью сталь, а затем на плюшевое изделие. Пожав плечами, он всё-таки разрезал брюхо зайца и начал вытаскивать оттуда плюш. Наверное, будь на месте зайца убитый Заком заяц из леса, то вместо плюша были бы те странные розоватые гибкие трубы, которые мальчик вытащил из него, а также разнообразной формы другие внутренности. Но не это интересовало мальчика — гораздо больше его интересовало, кто же сидит в зайчике, ведь он тоже разноглазый, как и он!       Тщательный поиск органики результатов не дал. Зак даже предположил, что некто внутри может быть невидимым и позвал его! Но, увы, ничего. Так что мальчик пришёл к выводу, что либо в зайчике никого нет (и женщина соврала!), либо этот кто-то невидим и нем. — Айзек, милый, спускайся!       Мальчик вздрогнул от неожиданности, что-то внутри отчаянно просило стоять на месте, но, заткнув это чувство, он всё-таки медленно спустился по лестнице и, выйдя в гостиную, задумчиво посмотрел на мужчину, который стоял рядом матерью.       Высокий, явно твёрдо стоящий на ногах, он мог вызывать уважение у любого человека, но у Зака невольно по телу пошёл озноб. Светлые волосы мужчины были где-то по плечи, а борода была недлинной и аккуратно обрамляла нижнюю часть лица, больше напоминая слишком отросшую щетину. Глаза его, светло-зелёные, мягкие, смотрели на мальчика с благодушием всезнающего мудреца, но Зак определенно чувствовал — это напускное. Он опасен. Всё существо Зака настолько кричало об опасности, что он невольно потянулся за ворот футболки. И вздрогнул. Ножа не было. Он оставил его в комнате. Он безоружен. Этот мужчина сделает страшное. Зак знает. Наверное, это единственное, что Зак знает.       Бежать!       Но и двинутся с места Зак не мог. — Здравствуй, Айзек, — мужчина медленно шагнул в сторону мальчика. — Моё имя Артур. Я духовный наставник твоей матери, — мягкий баритон мужчины прошёлся по комнате и отдавался в ушах Зака, словно звон больших колоколов. — Духо… Наст…? — сложные слова давались мальчишке тяжело, и он не мог даже повторить их. — Не умеешь говорить?       Мужчина говорил с пониманием, немного усыпляющим голосом. Зак бы непременно начал бы засыпать, если бы не слышал в своей голове какой-то чуть ли не клич об опасности, а потому просто сделал шаг назад. — Он боится? — неловко шепнула женщина, заправив за ухо прядь черных волос. — Ну же, Айзек, солнышко, подойди к маме… — Боится не он, а Он. — Так в Айзеке все-таки и правда демон? — Причём невероятно могущественный. Одного обряда будет мало. К тому же, возникнут проблемы из-за неумения мальчика говорить. Ты, Мэри, должна будешь стать гласом его, также за три дня до каждого обряда он не должен будет есть вообще. Оставшиеся дни дозволено давать ему воду, черный хлеб и, совсем немного, куриного мяса. — Д-да, я понимаю, — с благоговением прошептала она, на губах возникла светлая, полная надежды улыбка. — Айзек, мой мальчик, скоро ты будешь очищен, я знаю это…       Зак молча стоял с широко распахнутыми глазами, не понимая, что не так и о чем он, всё-таки, провалился. — Чем он приносил жертвы Сатане, Мэри? — Ножом. — Можешь принести его?       Оцепенение спало. Резко сорвавшись с места, Зак рванул в комнату, где взял нож и, когда следом влетела женщина, выставил тот перед собой.       Зак закричал. Говорить он не мог, не зная слов, подходящих к ситуации, поэтому из горла вырывались только хрип и истерический крик. Он убьёт тех, кто приблизится, он зарежет. Он зарежет. — Ты не сделаешь этого, Айзек Фостер, — мягкий ранее, голос священника (ли?) приобрел стальные ноты. Нет, даже не так. Целиком и полностью этот голос стал состоять из металлических нот. И Зак не мог не повиноваться. Пятясь дальше и дальше, он врезался в кровать и упал на неё. — Не беспокойся, Мэри, это творил демон, а не он. — Рана…       В истерическом припадке Зак, даже сам не заметив, махнул лезвием по своей руке, отчего оттуда посочилась кровь. Мужчина улыбнулся краешком губ: — Всё правильно он сделал. Мальчик сопротивляется демону и делает всё, как надо. А надо в первую очередь оставить больше проемов, через которые демон сможет выйти. Мэри, сними с мальчика футболку и поставь в центр комнаты. Затем принеси мне кадило и ту чашу. Я принес их с собой.       Мальчишка даже очухаться не успел, как оказался стоящим посреди комнаты с ножом в руках и без футболки, а рядом с ним уже стояла большая чаша. Он всё ещё не понимал, чего от него хотят и только в непонимании переводил взгляд с женщины на мужчину. — Айзек, — мужчина сел перед ним на корточки и взял его руку с ножом в свою, — сейчас ты должен будешь ранить себя. — Всё ещё руководя рукой мальчика, он поднес ту к противоположному предплечью. От соприкосновения с ножом, из бледной, немного сероватой коже образовалась рана из которой засочилась кровь. — Продолжай так сам, и чтобы кровь, — он указал на стекающую по коже жидкость, — капала вот сюда. — Указал на чашу.       Пусть Зак и не знал многих слов, соотнести речи этого человека с его действиями, было не так сложно. Аккуратно кивнув, он оставил порез чуть ниже того, что оставил ему его рукой мужчина.       Мужчина тем временем встал, принял из рук Мэри какую-то чашу на цепи (видимо, странное «кадило») и книжечку, начав монотонный бубнёж.       Голова начинала кружиться, запах, исходивший из чаши, был ужасен. Нет, так-то он был приятен — какие-то травы — но в сочетании с раздражающим бубнёжем мужчины и запахом дыма от свечки, которую держала женщина, это сводило с ума.       Зак ощущал, как его тело становится липким, покрываясь красными линиями крови ниже и ниже, доходя до штанин и пачкая их, спускаясь ещё дальше к старым ботинкам, а там и на пол. То, что мог, Зак проливал в чашу, не прекращая порезов. Постепенно к бубнёжу мужчины прибавился звучный голос женщины, тянувшей нараспев какую-то непонятную мелодию хриплым прокуренным голосом, из-за чего у мальчика голова начала болеть ещё сильнее. Кровь стекала по нему, лишая жизненных сил, Заку казалось, что силы постепенно покидают его. — Изыди, сатана, измыслитель и хозяин всякой лжи, враг спасения человеческого… — Повелевает тебе высокая Богородица Дева Мария!..       Голоса мужчины и женщины сплетались в единую какафонию звуков, начавшая сказываться потеря крови лишала сил. — Склонись под всемогущей Десницею Божией…       Запах дыма проникал в легкие, не давая спокойно дышать. Зака разрывало изнутри. Больно. Больно. Больно.       Боль эта была совсем непривычна — она не была резкой или острой — тупая и ноющая, она с каждым разом нарастала, сводя с ума, уничтожая, убивая, разлагая разум.       В какой-то момент обессиленный мальчик рухнул на пол без сознания, опрокинув чашу с уже налившейся в неё кровью. — Он крепко зацепился за это дитя. Мэри, придётся проводить ещё ритуалы, уже куда более серьёзные, чем этот. — Я… Я понимаю…       Это было последним, что мальчик услышал прежде чем полностью потерять сознание.