Нежно-зелёный туман, только что распустившейся листвы...

А вокруг камни, камни, камни и... камни. Неожиданно, да? Всё чёрное, подпаленное, до сих пор чувствуется запах гари, словно пожар был не века назад, а лишь несколько дней назад, и это пугает, чертовски пугает, холодя душу в пока ещё живом теле. Но нет тепла, снова холодно, кончики пальцев колет, спину сковывает озноб. Вот конкретно сейчас меня напрягает городская пустота, хотелось бы знать, что я не один в этом чертовом месте, Лакс не в счёт, он номинальный. Хотелось бы успокоить себя мыслью, что, если я не вернусь через час-другой, родители кинутся обрывать телефон и искать у друзей. Нет, они, конечно, будь родители дома, не стали бы так поступать. Но ведь всегда можно было бы оставить записку, мол, папа-мама, я там-то. Вру! Не оставил бы, конечно, но мысли из разряда "знал бы, где упаду..." не оставляют моей гудящей головы. Шаг за шагом, переступаю с места на место, пристально смотрю под ноги, чтобы не навернуться, оскальзываюсь на гладких камнях, но продолжаю осматривать местность. Картина не радует и не воодушевляет. Не думаю, что тут что-то есть. Даже если бы и было, Господи, столько времени прошло! Как мне найти в этом хаосе то, что осталось от животного? Тут нет ни прелой опавшей ещё в том году листвы, ни сломанных веток, отвалившихся от стволов деревьев. Вообще ничего нет, только остов поместья. А оно, наверное, было красивым... - Очень, - голос исполненный грустью и болью. Он здесь. Со мной. И это пытка для Лакса. Я бы, наверное, будь я на месте Азгальта, вот так запросто пребывать в том месте, где когда-то был счастлив, не смог. - Не имеет значения. Это всего лишь дом. Кальт важнее... - чёткая расстановка приоритетов, за это можно только уважать, но вот самопожертвование его души, оно приносит лишь огорчение. - Эмм... - неосторожно оступился и стал глупо размахивать руками, ловя равновесие. - Значит... Лакс не твоё имя? - опасливо уточнил я. - Нет, - вместе с ответом ошейник дёрнуло вниз, к земле, заставив меня присесть на корточки, чтобы не рухнуть лицом в грязь. - А поосторожнее нельзя? - прохрипел я, ощущая, как прошлые синяки начинают ныть, да и дырки в коже от шипов не добавляют радужного настроя. - Нет, - шею сдавило, но не сильно, не перекрывая ход кислорода в тело, просто надавило на гортань. Порой мне кажется, что я его ненавижу! Но прям, чтобы ощущение было ярким и острым... такого нет. Скользкая мысль, не больше. - Так... так, как тебя зовут? По-настоящему? - тихо, сипло, с безумным интересом. - Мне не дали МОЕГО имени, - рык. Именно сейчас, после слов Лакса, я понял, какой мир порой сучный, как сильно я охладел в уважительном ощущении к родителям Азгальта, как нестерпимо захотелось сказать какую-нибудь глупость, только чтобы понять, он не переживает, ему не больно, он не зол... Желание - чушь, но оно не отпускает. - А... - Забей, - вновь потрепал по голове. А я ловлю телом каждый жест, каждое касание, сам себя настраиваю на волну его голоса, тянусь внешне и внутренне к Лаксу в надежде продлить контакт. Меня не заботит - что со мной. Меня волнует - что с ним? Но, сколько бы я ни задавался глупыми и серьёзными вопросами, в ответ была лишь тишина. Это расстраивает и опечаливает, заставляет грустить. Понимаю, что брожу по жертве вандализма уже не один час. Бесполезное занятие. Нужно идти вновь в библиотеку. Кое-как выбираюсь и тащусь, еле переставляя конечности, по какому-то там "цветочному-авеню". Уже неважно, я весь в себе. Солнце припекает, но я не чувствую тепла. Хочется плакать. Грусть всё больше и больше, с каждым шагом, вдохом, секундой занимает всё большее пространство во мне. И хотелось бы потешить своё самолюбие, отдав должное своей эмоциональности. Но это так бестолково, так безрассудно, так неуместно... - Я. Тебе. Не верю! - чётко, громко, почти решающе проговорил я. - Бром, слушай, - запнулся Лакс. - Скажи, - почти умоляя, мне это было необходимо узнать, просто, как дышать, чувствовал, ощущал, кипел жаждой. - Д..Дюран... - тихо-тихо прошелестел голос в самое ухо. Мурашки агрессивным стадом прошлись по коже, оставляя за собой горячий след. - Дю-ура-ан... - протянул я, смакуя имя на языке, катая его, пробуя на вкус, изучая. - Да... мама... она говорила, что дала бы мне именно это... имя, - смущение, тихий восторг в голосе, и вновь касания, касания, касания, голову ведёт, и я счастлив, я так безумно счастлив тому, что Лакс, нет, Дюран, раскрылся, что он... доверился мне. Сейчас, как никогда, захотелось достать кусочек луны, чтобы подарить ему. И пусть этот камень бесполезен. Пусть. Ну и что. Он был бы доказательством того, что ради него я могу невозможное. Что могу сделать немыслимое. Что ради... чёрт. Него. Только сейчас задумался, что придаю Дюрану, да, Д-ю-р-а-н-у слишком большое значение. Что нарушаю свои принципы, рву себя прошлого в клочки, потому что это уже неважно, важно лишь то, что здесь и сейчас. То, что происходит за гранью мыслимого. То, что... что останется здесь и только здесь, и только... между нами. Отчаянная боль между висками, выстрелом между бровей, по центру грудной клетки - полураспадом ядовитого вещества, в ожог на память. Память... Лишь она сохранит, как хранила связь Дюрана и его брата Лакса все эти годы, столетия, всё прошедшее мелкими шагами время. А я хочу. Я так хочу... - А ты не хочешь принадлежать мне? - услышал я слабый, едва разборчивый голос. - Нет, - с усмешкой ответил я, понимая, что Дюран не оставляет меня на милость богов в апатичном пространстве. От этого взыграла радость, растягивая губы в глупую улыбку. - Почему? - непривычно кроткое, и касание к шипам, чуть-чуть больно, но почти нет. Дюран словно вытягивал неприятные ощущения, заменяя их щекоткой. Только бы не засмеяться. Его забота выглядит неуклюжим извинением за принесённый ранее им же дискомфорт. - Я - человек. Я не могу принадлежать кому-либо, только себе, - пожав плечами, произнёс я, сам, Господи, сам подставляясь под прикосновения. - А мне? - искренняя робость. - Тебе и подавно, - жестоко, но правда. Меня толкнуло, накрыло, сдавило, и нечем дышать. Испуг, паника, шок, ощущение животного притяжения. Всё смешалось в безумном вихре, свистя кровью в ушах и отдаваясь мурлыканьем глупой мышцы в груди. Давление больше, а мне и страшно, и нет, трепещу, пульсирую от чуждых, но не чужих касаний. И сладкий запах цветов, ЕГО запах - аромат тумана, забивает ноздри, лишая здравомыслия, подчиняя, покоряя, но не позволяя потерять себя. А мне бы раствориться... Но я лишь хватаю кислород, урывками, с натугой, хрипя и тараща глаза в никуда, ни на что, но зная, что ОН рядом. - Не дерзи! - и губы накрыл призрачный поцелуй. Чёрт, это... больше, чем я мог желать, больше, чем я мог позволить. Но не с чем бороться, вокруг пустота, а его губы чувствую. Губы Дюрана, что так жадно посасывают мои уста, заполняют собой, лижут фантомным языком, расходясь по телу кипящим жаром, что звенит, звенит в ушах и в пространстве вокруг нас. Хочу схватиться, обнять, прижать, насладиться полноценно, бесследно и бесстыже отдавая ему контроль. Хочу раскрыться и позволить, просто ответить тем же - остро, влажно, нереально. Зарыться руками в волосы, сжимать и тянуть, сталкиваться зубами в порыве нежности и страсти, забыв про всё на свете, хотя бы на миг. Тереться телом о тело, доводить до исступления, искушать и судьбу, и его. Пробовать на вкус, запоминать и снова подаваться вперёд, напирать и жаждать, языками сплетаться в единое и с хрипом стонать. Но руки ловят воздух, а губы всё ещё горят, а губ ещё касаются губы, и это мутит рассудок, это заставляет желать больше, хотеть, как никогда и никого, это... Безумие! - Хватит! - рявкнул я. Увернулся. Разрыв. И сразу пусто, холодно, одиноко. Не то. - А мне понравилось... - с ехидной хрипотцой. Мне тоже... - Я слы-ы-ышал, - пропел Дюран. Блять, а я краснею, как баба. Вот дожил-то! Стало волнительно и... стыдно. Сам не знаю, почему, но сорвался с места, бросился вперёд, не жалея мышц в ногах и объёма лёгких. Просто бежал, стараясь уйти от ощущения, что он со мной, он всё ещё рядом, прямо за спиной или передо мной, просто трогает губами губы. И только вперёд, и лишь бы скрыться, умчаться восвояси. Да только от себя-то не свинтить. Библиотека встретила меня унынием и тоской. Заныкался наверх и стал читать, перелистывая страницы дрожащими руками. Сердце так и стучит, гонит кровь, пульсирует под рёбрами, грозясь проломить кости, выпрыгнуть наружу и... Чёрт! Мотаю головой - не помогает. Вдох-выдох носом - пустое. И чешутся, губы чешутся - хотят повторить. Сука! Глаза не хотят читать строки, мозг не хочет вникать в информацию, но я, вгрызаясь ногтями в кожу ладоней, акцентируя внимание на боли, заставляю себя, как ненормальный стараюсь добиться хоть чего-то от этих чёртовых книг. Но веры нет, она пала прахом ещё дни назад. И, конечно же, это самообман. Я и хочу, и не хочу найти эту долбаную собаку, потому что боюсь, страшусь того, что будет после. А будет ли оно вообще, это самое "после"? Вскакиваю, мечусь, как в клетке, думаю, думаю, вспоминаю, сопоставляю имеющиеся факты, но всё не то. Шаги гулко врезаются в мозг, коверкая слух, раздражая. Постоянно веду шеей то в одну сторону, то в другую. Ошейник, падла, натирает. Он бесит! Бесит, бля! И день за окном бесит. И кофе горький бесит! Хотя нет его, кофе, не купил, но всё равно, сука, коробит. И мысли, мысли, их так много, топят, заполняют, наслаиваются. Дышу, задыхаюсь, сорвано, сипло, резко. Что-то где-то читал, урывками, по диагонали, но есть то, чего не учёл. Ищу в себе подсказку и топаю, сильнее и громче топаю ногами, сжимая и разжимая кулаки. Кусаю щёку изнутри, металл крови возбуждает, без пошлого, просто ухудшая невроз. Кулаком по столу, и сам вздрагиваю от шума. Пинаю стул - отъезжает, скрипит, заваливается на пол - грохот глушит перестук пульса. Не то, не то, НЕ ТО, блин! Собака. Собака. Собака... Была с ним всю жизнь. Животное, которому завидовали. Его должны были убить, как часть семьи. Да. Нет. Явно не убили, потому что хотели. Себе хотели, как диковинку, или как трофей. Значит, кто-то главный. Кто главный был в то время? Главный в городке. Да кто же был-то? Так, Симионсы, Таркчетты, Бляйбтрой, Эдгерны и Париолти. Пять семей, пять статусов, пять домов на разных улицах города. В основном всё осталось на своих местах, переносили только муниципальные здания, и то, перестройке подверглись лишь больница и школа, потому что здания разваливались из-за брожения земли и болотистой местности, на которой были построены. Ага! Земля проседала и... Блять, не то. Нах мне административные дома? Пять семей, пять семей... Собака. Как узнать? Чёрт, мне нужен кофе! Я не сделал и шага. - Точно. Собака! Корова. Курица. Коза. Животные! - говорил я сам себе. - Это животные! - Браво! Ты сделал домашние задание по биологии за пятый класс, - съязвил Дюран. - Дюран, ты не понял. Это животные! - с благоговением отозвался я. - Хорошо, что не парафилетическая группа, а то бы я лично... - Завянь иронизировать, язва желудка, тебе это не идёт! - огрызнулся я и бросился к стеллажам. Хрясь! Я-пол, голова-кафель. Звон каждой клетки тела. На мат сил нет. Я и стонать-то не могу. Лёгкие сжало от удара, или отшибло, или они вообще нахер отвалились. Но слюна накапливается во рту быстро, грозясь меня утопить - дебильная смерть. Желчь катится по горлу, вверх, отдавая привкусом горечи и кислоты. В глазах плывёт, и конечности будто разбились, как у фарфоровой куклы. Шея? Она не болит, она противно пульсирует и давит на лоб, на глазные яблоки, на нос - свербит соплями и литрами не пролитых слёз - всё взаимодействует. Тварь! - Не смей со мной так разговаривать, Бром, - спокойный голос, а мне хочется рыдать. - Ты... мне... дол...жен, - прохрипел я. - Да неужели? С хера ли? - огрызнулась пустота. Я в восторге! Он ругается матом. - Я наш-шёл. Наш-шёл Кал..та... - язык совсем не слушался, кажется, я его прикусил, потому что рот наполнялся медно-солёным. - Где он? - всполошился встревоженный голос. А быстро слетела спесь. - А ком..пен..сация за мораль..ный врет? А за физьи..чьес..кий? - у меня ещё хватило сил на смешок. - Я тя поцелую! - обещание. Заверение. Клятва. - Луч.. кхе... ..ше тело мнье но..вое купи. Это ужье истас-скал..ось! - кое-как ложась на локти. - Где ОН? - звон стёкол и звон в ушах. Снова грохнулся на пол. Да пусть хоть потолок упадёт. Достало. - Бром... - паника, боль, надежда. - Пожалуйста... - голос-трагедия. Это выше моих сил. Гадство. - У вас ведь... был вете..ринар? - устало, сдаваясь. В принципе, все, почти все живут в родовых домах, так что... - Да, - молниеносный ответ. - И? - простонал я. - Он... А что ты хочешь знать? - взвыл Дюран, явно мельтеша где-то рядом, потому что движение воздуха таскалось то в одну сторону, то в другую резкими порывами. - Господи, Дю..ран, как его звали? - простонал я, на издохе, указательными пальцами растирая глаза. - Лимберт. Он жил на Пасифлора-сайд, - тут же отрапортовал голос. - Отлично, мне таки нужно выпить кофе и топаем туда, - хорошо хоть язык больше не заплетается, но двигаться в лом, тело саднит и ноет. - Зачем? - словно вздрогнул Дюран. - Записи искать, - кое-как садясь на месте, мыча от колющего ощущения под рёбрами. - Ты думаешь, они сохранились? - в шоке, с презрением. Странный он. Очень странный. Ага, сказал парень, который с этим "странным" и невидимым сосался недавно. - Да, Дюран, уверен. Это наследие. Ты не представляешь, сколько хлама можно найти в чужом гараже, - завесив глаза волосами, еле проговорил я, опрокидывая голову на грудь. Зря. Шипы врезались под челюсть, отчего меня, как током дёрнуло. А встать - это испытание. Идти - это пытка. Думать, что это конец - ад. Но я делаю то, что обещал. Я не джентльмен и я не весь из себя правильный, и уж точно не маменькин или папенькин сынок. Нет! Просто я... я должен. Просто должен. Ему. Дюрану. Кофе слишком сладкий, я выжал восьмёрку, но сахар снимает нервяк, шок от нападения (хотя он и так уже прошёл) и на пару с яркой горечью - прочищает мозг. К тому же - сладкое полезно для мозга. Так говорят учёные, но я им не верю. Они много чего говорят и много чего доказывают, но по большей части это всё такая галиматья, как будто их новый день начинается с лозунга "Ну, какой хернёй мы ещё не страдали?". Я не обобщаю, но конкретика именно такова. В желудке горячо и липко от сладости. Фу, но бодрит - это главное. Мотаю головой, забывшись, проводя ладонью по шее. Больно. Родителям скажу, что завёл дикую подружку. - Хм? - Блять! - Хахаха... - Пошли уже, эскулап чёртов! - фыркнул я, пряча лицо за волосами. Шёл медленно, не трудно, просто усталость свинцом гремела в теле. Удивлялся тому, как мне Дюран ещё все кости не переломал своими выходками. Но злиться на него было тупо утомительно, надо бы, да ведь всё равно от него завишу, так что, что бы я ни делал, всё это в моих же интересах. Улица сменяет улицу, солнце нитками лучей путается в ветвях деревьев, а шаги шуршаще хрустят по асфальту. Пустота уже не радует - утомляет. Уже хочется встретить хоть кого-то, поговорить, хотя бы просто кивнуть в знак приветствия, хочется чего-то материального, точнее кого-то. Всё вокруг такое красивое и такое пустое, что на душе зияет рана. А вот и дом, тот самый который. Гараж открыть не составило труда, везде одинаковые замки, так что уловки известны. Но помещение пусто. Отлично. Придётся переться либо в подвал, либо на чердак. Кое-как дошёл до подвала через внутреннюю дверь, и эти лестницы просто убивают, каждая ступень отражается на теле, кажется, что новым синяком. Жесть. В подвале сухо, пыльно, лампочка слишком яркая. Тоже, как и везде. И хлама до ужаса много. Цепляясь за перила, прямиком вниз. Осмотрелся: лампы, мебель, пыль, утварь, книги, альбомы, столы, пыль, садовые инструменты, банки разносолов, пыль, качели, газонокосилка, ПЫЛЬ, тряпки, вёдра и ещё чёрт знает что. Стал рассматривать печатные издания - не то. Рыскал по закуткам и коробкам, осматривал полки и ниши, чихал, кашлял, матерился, но упорно продолжал поиски. Нашёл! Ветеринарная практика. Благо, датирована. Уже слипающимися глазами читал всю ту чушь, что была записана аккуратным почерком в книги-регистры. Блять, и чё сейчас-то врачи пишут, как курица лапой? Кто их на это надоумил? Рисунки животных, операции, описание приёмов, даты, числа, пятна чернил, страницы хрустят, пахнут ветхостью, корешки чуть ли не в руках рассыпаются, но листаю дальше. Лабрадор, сенбернар, такса? Окей. Коровы, коровы, козы, овца, бык. Пудель. Волк! Волк! - Волк был определён (и слово-то какое!) в семью Бляйбтрой. Шикарная фамилия, - пробормотал я, силясь не позволить глазам закрыться на время сна. - Их сын Якоб любил играть со Сваллоу... - задумчиво и грустно. - Ты назвал собаку Ласточка? - шокировано уточнил я. - Да! У тебя какие-то проблемы? - тут же взъелся Дюран. - Н-нет. Определённо нет! - фыркнул. - Якоб, да? А говоришь, друзей не было. - Якоб приходил к Сваллоу, а не ко мне, - ни капли разочарования в голосе. - И вы не общались? - зацепился я за информацию. - Нет! - резко и излишне громко. - Отлично. Бляйбтрои жили на Раффлези-хилл, - тут же сдулся Дюран. Точно. Ещё одна дебильная улица! - Они и сейчас там живут, - отозвался я, зевая. - И чё сидим? Пошли! - рявкнул Дюран. - Грр!! КАК мне сильно хотелось кинуть в него книгой. Да так, чтобы уголок корешка аккурат ткнулся в глаз. - Мечтай, детка! - вновь съязвил юноша, и мне пришлось отодрать зад от пола, а он был, пусть пыльным и холодным, но уже таким родным. Как смог, быстро привёл в порядок место вандализма и потопал на выход. Нельзя оставлять следов. Всё осторожно закрыл, убрал и даже протёр тряпкой из гаража следы в доме от обуви. Раффлези находится за углом, поэтому шёл ровно сорок шесть ударов сердца. Да, я считал. А больше заняться нечем, иначе тело вырубится в движении. - Ну и? Мы на месте! Напоминаю, что прошли века! - рыкнул я, - что дальше, Шерлок? - со скрипучим вздохом. - Копай, - было мне ответом. Мне очень хотелось взглядом красноречиво послать Дюрана на хуй! Но я не смог, потому что не знал, куда смотреть. - Где? Чем? И нафиг надо? - повышая на октаву каждый слог. - На заднем дворе. Лопатой. Искать останки, - добродушно, мило, радостно. Заебал! - У вас что, собак после смерти хоронили на заднем дворе? - А у вас нет? - удивился он. - Понятия не имею! У меня не было животных. - Ко-пай! - чёткий приказ, и попробуй ослушаться, шею точно переломит. Жаль. Пришлось снова тащиться в гараж, вскрывать замок, искать лопату. А потом долго тупить на солнце, потому что уже скоро вечер, не хочу вновь спать на земле. Лопата - орудие пыток, руки трясутся от напряжения, но упорно втыкаю остриё в дёрн, подцепляя горсть земли, и откидываю в сторону. Понятия не имею, как буду заметать следы ЗДЕСЬ! И всё же... Стало жарко, почти душно, тело взмокло, слепив пряди волос в какие-то острые сосульки, постоянно дёргаю плечом, отирая влагу со лба. Шея ноет, руки отяжелели, голова гудит, дышу через раз, а яма всё глубже и глубже. Где я копаю? Что я копаю? Чёрт, вообще ничего не ясно. А костей всё нет и нет. Кстати, разве они не должны были разложиться или что-то в этом роде? Не, я не настаиваю, просто абсолютный профан в физиологии животных. Горло уже ожигает хрипом, слишком много и часто дышу. Переминаюсь с ноги на ногу и чувствую, что начинаю психовать, потому что ничего не выходит. Я уже не понимаю, зачем и почему я здесь. Мысли уходят в сторону, и трясёт, всего трясёт так, словно бьюсь в лихорадке, бьюсь чёртовой вазой об пол, разлетаясь кусками-ошмётками-осколками в стороны, бьюсь в припадке агрессии, паникую, бешусь, кусаю губы и фыркаю сам на себя. Бесит! Вылезаю из ямы и бегу в другую сторону двора, копаю там, и вновь по кругу. Ладони саднит, где-то содрана кожа, но всё равно упорно рою этот долбаный чернозём, стараясь сделать хоть что-то, чтобы потом... потом, если не выйдет, если не получится, я смог оправдать себя мыслью "я пытался!", и никто не сможет возразить. А тело держится в реальности уже просто на нитках, что так быстро расползаются, обрывая связь. Держусь на упорстве, энтузиазме и ебучем адреналине, что вкатывается кубометрами\литрами или чем там ещё в мою кровь, удерживая меня в реальности. Но ноги подкашиваются, всё чаще оступаюсь, сползаю вниз, встаю и снова падаю, рою, рою, копаю, откидываю землю и вновь валюсь вниз. Не встать. Не могу, не хватает силы. Раскидываю землю руками, отшвыривая комья куда-подальше, выдёргиваю траву, режусь об остроту растений, чуть ли не ломаю пальцы о корни, что попадаются под сведённые фаланги, и почти плачу, почти рыдаю, чуть ли не ору в голос, потому что я близок, я чертовски близок, но всё не то, всё не так, всё, блять, не по плану! - Бром... - мягко зовёт меня Дюран. Не оборачиваюсь, стискиваю зубы и резко выдыхаю через нос. А тело мокнет сильнее, мышцы сводит, тянет, меня словно дробит заживо, перемалывает в фарш, но я тружусь, не чувствуя боли, шмыгаю носом и изо всех сил стараюсь сдержать предательские слёзы, что так и порываются пролиться ненужной, постыдной влагой, высыпать дорожками соли на лицо. Тварь! Ногтям больно, и вновь оцарапался, на руке кровь, мало, но есть - не замечаю. Делаю вид, что всё хорошо. Но не понимаю, перед кем я чинюсь. Перед Дюраном? Так ему это ни к чему. Перед собой? Мне это и подавно ненужно. Но чувствую, что так нужно, что я прав. Что... - Бром? - с нажимом. А я всё так же не здесь, я в чёртовой яме, изображаю крота. - БРОМ! - вереск. - ЧТО? - с ненавистью к самому себе ору в ответ, оборачиваясь. Ну конечно, а за спиной пустота. Да только пальцы - ловкие и тёплые, такие нежные и осторожные - касаются волос. И мне хочется отшатнутся, заорать "Не трогай!", ну они же грязные, но я лишь покорно принимаю его жалость, чуть прикрывая глаза и делая вид, что Дюран видим, что он рядом со мной, что он блядский человек и вообще - всё просто пиздец, как отлично! - Иди домой... - ласково говорит он, губами касаясь ушной раковины. Дрожь стрелой в теле, и я чувствую, как полыхаю, горю, как рождественская ёлка, отсвечивая радужной улыбкой. Чёрт! - Н-но... - я не сдался, я всё ещё хочу продолжать. - Завтра будет новый день. Ты молодец. Ты заслужил отдых... - медленно, добродушно, голос-мёд ласкает слух. - Так это моя награда? - почти выплюнул я. Обидно прозвучали его слова. И где-то там, во мне, узел стягивается в плотный пучок, выдирая напрочь струны души. - Нет, моя благодарность. А это разные вещи. Иди... - бережно, чувствительно, прочти хрупко прозвучал Азгальт. - Дю... Сухие губы по моим влажным губам. Лишь миг, наикратчайшее касание, и я чувствую, что я могу, я всё смогу, у меня получится перекопать этот участок, весь, за ночь и тогда... - Тогда ты свалишься трупом к моим ногам, - назидательным тоном. - Я не этого хочу, Бром, - забота, в голосе лишь чистая забота. - А чего тогда? - сердце замерло в груди в ожидании ответа. - Приятных снов, Бром. И да... - движение воздуха и прикосновение к уху, - не спи на диване, ложись в постель. Пустота. Я чувствую, что его здесь нет, запах и иррациональное ощущение тепла - исчезли. Нет, не грустно, не одиноко, не больно, не обидно. На хуй! Спать хочу. Как добрёл до дома, не помню. Как принимал душ - и подавно. Помню, что что-то сожрал, помню, потому что оно было сладким и вкусно пахло, остро и заманчиво - как и Дюран. Ипать, я теперь и еду уже с ним сравниваю. Дожил, чёрт меня побери! Уснул в полёте, пока голова стремилась к подушке, одновременно с рухнувшим на постель телом. Сон без сновидений, но не в этом суть. У меня, всё не как у людей. Но так часто бывает - устаёшь, как лошадь, а отдыхаешь чутка. Проснулся резко, вскочил на постели, бешено озираясь по сторонам. Два. Часа. Ночи. Это блять просто! Послонялся по дому, впервые за долгое время вылез в сеть и понял, что не хочу заползать в социальные. Даже почту не проверил, снова поел под громыхание какого-то нового хита по радио, мне опостылела тишина, и, не долго думая, я сорвался... Выбежал из дома, напялив на себя спортивный, ужасно-кислотный костюм, спеша к дому Бля-кого-то-там. Во дворе темно, но у нас же в городке всё продумано, романтика, ёпта. Включил фонарики - за подсветку прокатит, и стал копать дальше. Это. Было. Кошмарно. Но я всё равно старался изо всех сил. Копал то там, то тут, не представляя, где точно могли зарыть пса. И вообще, а вдруг его выкинули или сожгли, или... Да нет, глупости. В то время ко всему живому относились с уважением. Ведь даже Азгальтов сожгли с почестями и им отдали должное и после их смерти, оставив память в камне. Всё выглядит слишком трагично и слишком мило одновременно. Просто катастрофа с восприятием действительности. Ну и ладно. Я безумно, до щенячьего восторга рад, что двор не такой большой, каким мог бы быть. Ибо в пять утра я таки нашёл их - кости. Они были завёрнуты в истлевшую тряпку и жутко воняли. Тут должна была проснуться моя природная брезгливость, но этого не произошло, я осторожно выкопал ткань и, прижав останки к груди, воровато вздохнул. - Привет, Ласточка, - прошептал я, чувствуя, как слёзы всё же занимают глаза, они крупными тяжёлыми каплями набухают в глазницах и резко срываются вниз, едва-едва касаясь кожи щёк, разбиваясь о материю савана. - Твой брат ждёт тебя... - срывающимся шёпотом проговорил я, безбожно хрипя голосовыми, и разрыдался в голос. Слёзы? Я не уверен в том, что именно они значили. Страх проститься с Дюраном? Может быть. Боль за душу Лакса? Наверное. Просто нервный срыв и чуткое облегчение? Не отрицаю. Может, что-то одно, может, всё вместе, а может, я просто сорвался, потому что... я человек. Просто человек, и мне ничто не чуждо. Я не знаю. И анализировать не хочу. Шёл долго. Коряво. Хромал. Спотыкался. Но продолжал движение. Рук было не разжать, они, как заиндевели. А внутри была стихия, просто бедствие какое-то, но я держал себя в руках. Когда пришли к камню, я осторожно уложил останки рядом с деревом и прислонился спиной к "Азгальт - прах к праху". Сил не было даже на то, чтобы дышать, было больно, мучительно больно, просто чудовищно больно. Шмыгал носом и постоянно тёр шею. И глаз... Глаз от савана не оторвать. В какой-то момент я подумал о том, что я ведь не уверен, Ласточка ли там. Не, ну в самом деле, за века животных много могло передохнуть. Где гарантия того, что в тряпке именно те самые кости? Ответа не было. Но была слепая уверенность, что я прав. Солнце кралось по небу, словно ещё не выспалось, и шло на вахту, шатаясь, зевая и потягиваясь. Утренние сумерки - противное время суток, уже не ночь, ещё не день, и роса блестит на траве. Будет тепло сегодня. Лай, тихий и неуверенный, ознаменовал, что туман набирает силы, но пока не проявляется. - Ты нашёл его! - выдохнул голос. Хочу увидеть. - Да, - я кивнул. - Спасибо... - с благоговением в нотках облегчения. - Куда теперь определить останки? - спросил, а сам дрожу душой, рассматриваю руки и боюсь сделать вдох. - Закопаю. Тут. Под деревом. Мой прах остался здесь, впитался в землю вместе с влагой ливня, что пошёл после нашего сожжения. Сваллоу должен быть с нами. Един, - прозвучало сорвано, хрипло. - Помочь? - ногти интереснее дерева, камня, Сваллоу и тумана, не могу перестать смотреть на них, как заворожили, блин. Ага. - Я сам... - извиняясь тоном. - Хорошо, - киваю болванчиком, а глаза так и вперены в руки, надо же, какие интересные линии на ладонях. И что я раньше не озадачивался тем, чтобы их рассмотреть? И молчим, а туман клубится, зеленеет, и я вижу краем глаза уже очертания фигуры, без чёткости, смазано, но это он. Это ОН. Всё-таки нахожу в себе силы - встаю, смотрю на фигуру в упор. И снова руки... И куда их деть? - Теперь я свободен? - спрашиваю у подкрадывающегося образа. Пульс долбит в виски, грохает сердцем в затылок, давит, душит, стучит даже в запястьях. Ноль концентрации, слабость, сухо во рту, и язык прилип к нёбу. ...он не ответил, просто давление с шеи исчезло. - Эй! - возмущаюсь я. Тишина. Хватаюсь за горло, ошейника нет. Паника нарастает. Туман глубже цветом. Нихера не видно, только стена едкой зелени. - Эй... Тишина. Туман есть, но Дюрана нет. НИЧЕГО нет. - Дюран! ...тишина...