***
Их было одиннадцать. Каждому была отведена роль, каждый из них был рожден для того, чтобы выполнять свою единственную задачу. Но именно квотербек, на спине которого виднелся номер 61, был тем, кому они доверяли свои жизни, себя полностью. Жизни будут в его руках потом, на поле, а сейчас предстояло другое – процесс слияния. Торжественный момент окончательного выбора состава этого года. Все были предельно сосредоточены и молчаливы, все кроме одного. Никто не пытался отсрочить начало. Номер 04 стоял чуть поодаль остальных, наблюдая, делая вид, что ему все равно. Он шел последним и пытался скрыть свое волнение, покусывая травинку. Ему казалось, что так он выглядит расслабленным и равнодушным, бывалым игроком. Позже номер 99 сказал ему, что в этот момент он выглядел полным придурком с перекошенным лицом, жующим искусственную траву. И это было неудивительно, потому что 04 не знал, что именно будут говорит другие, но его собственные слова грозили дисквалификацией. 61 стоял возле линии тренировочного поля в метрах двадцати от сгрудившихся игроков. Те по очереди походили к нему, чтобы квотербек мог выбрать, кому он доверится в этот раз, с кем захочет выйти на поле. Мелькали номера на форме - 04 безошибочно определял позицию по телосложению, движениям и реакции: 21 – жилистый и крепкий, был фуллбеком – ловить мяч на кроткие передачи, расчищать дорогу остальным. 99 – рыжеволосый, с удивленным взглядом и лисьим прищуром, казался обманчиво хрупким, но 04 знал, угадывал внутренним чутьем, что под одеждой переливаются мускулы, что он сможет прорвать линию защиты – левый нет, скорее, правый гард. Левым гардом был 12 – тоже невысокий, хмурый, с неожиданно нежными губами в форме сердечка – они наверняка работали с 99 в паре, это было видно по зеркально отражающей синхронности движений. С ними проблем не было – быстро завершив процедуру, они вернулись обратно, встав чуть поодаль и ожидая остальных. Теперь шел номер 94 – истинный лайнмен - высокий, широкоплечий, по росту ничем не уступающий квотербеку. Лицо у него было равнодушное, немного нервное – уголок рта дергался, а левый глаз рефлекторно щурился в такт. За ним последовал тейлбек – 88 – смуглый, быстрый, как раз подходящий для того, чтобы уметь крепко держать мяч, находить прорехи в обороне и пытаться пробегать через них, обманывая финтами игроков противника. Лайнмен виновато опустил выбеленную голову, рассказывая что-то 61, тот кивнул, насупив брови, а потом движением руки показал ему отойти в сторону. Он вернулся, встав возле 04, по его лицу нельзя было понять, каким был разговор. Тейлбеку 61 долго что-то рассказывал, и 04 видел, как тот кивает часто-часто, переминаясь с ноги на ногу. На линию он вернулся злым и растерянным, на красивом лице горели красные пятна, а губы кривились – он подавлял желание ругнуться крепко или сорвать свою злость. Истинная агрессия тейлбека. Потом они оба вопросительно посмотрели на 04, показывая на линию, и он пошел через поле к 61. Он шел пружинистым, уверенным шагом настоящего раннинга, передвигаясь слишком быстро, а квотербек стоял возле бетонной стены, широко расставив ноги в высоких шнурованных ботинках, и ветер трепал его волосы цвета спелой пшеницы. Ремни на поясе и заклепки на куртке пускали солнечные блики просто в глаза 04, но тот шел, не останавливаясь, пытаясь разглядеть лицо 61. Внутри все пело: - Я – часть команды, совсем скоро я стану одним целым с теми, стоящими позади меня, теми, чье сердце бьется в идеально выверенном ритме, чье зрение безупречно, а реакция молниеносна. 04 был прав в своих мыслях: у них нет простуд, и никто из них не умрет от рака, равно как и от старости. Их мышцы напоены молочной кислотой, под неусыпным надзором врачей и тренеров они принимают идеально сбалансированные протеиновые коктейли, их выносливость феноменальна, их воля к победе поразительна. Они созданы для игры. Оглушенный радостным и волнительным предвкушением, 04 чуть не столкнулся с квотербеком. Тело отреагировало мгновенно, и он сразу отшатнулся, не успев коснуться 61, встал ровно, сохранив равновесие. - Раннинг? – спросил 61 низким голосом. – Да, – согласился 04 и посмотрел в его глаза. Квотербек стоял и ждал, пока 04 выскажет все, что требуется для слияния, но 04 не мог говорить – все его мысли были заняты лицом 61 – это было лицо человека, на котором лежит ответственность за жизнь команды, за его, раннинга, жизнь. Он был высоким, раннинг едва доставал ему до плеча, карие глаза были серьезны, но легкие морщинки в уголках глаз выдавали смешливость характера, оттопыренные уши делали его младше, а полная нижняя губа придавала лицу слегка обиженное выражение. Но для раннинга сейчас он был как минимум богом. 61 подождал несколько минут, а затем тепло посмотрел просто в глаза 04 и спросил: - О чем я должен узнать, пока ты не стал частью команды? Раннинг замялся, сжимая кулаки, а затем резко выдохнул, прямо смотря на 61: - Я не могу справляться со своими эмоциями. Тепло взгляда исчезло, зрачки квотербека теперь были как два пистолетных дула – черные и угрожающе опасные. Он обдумывал слова 04, покусывая губы, у раннинга от выступившего пота куртка прилипла к спине как ментоловый пластырь, холодя спину. Он ждал, ноги подгибались, а на лице блуждала нервная, неловкая улыбка. Наконец квотербек проговорил, чеканя каждое слово: - Игрок обязан уметь отсекать эмоции. Это обязательное условие. 04 опустил голову. Он признавал, что квотербек был прав. Он сам наверняка умел принимать решения рассудком, а не сердцем – это залог выживания. Если в критический момент тебя одолеет жалость, желание помочь или любовь – ты подставишь всех ради одного. Этого нельзя допускать. 04 не знал, какие секреты рассказали 61 лайнмен и тейлбек, но был уверен, что раз их взяли в команду, квотербек знает, как обойти их недостатки в игре. Их изъяны были не столь серьезными. 04 рассматривался как кандидат на матч уже три раза, и каждый раз его отвергали из-за этой чертовой излишней эмоциональности. И он снова и снова проходил тесты, тренировался как одержимый, чтобы получить право быть включенным в список на следующую игру. Он потом не мог вспомнить, почему решил напоследок, уже уверенный в отказе, спросить квотербека: – А у тебя есть то, о чем ты не можешь думать спокойно? Но квотербек был лучшим из них. 04 тогда был готов поклясться, что он лучший, потому что квотербек улыбнулся широко и сказал: - К линии, раннинг. А это значило, что 04 в игре.***
Сверху, из стеклянного куба здания, за ними наблюдали двое в белых халатах. Один был высоким и плечистым, больше напоминавшим модель, чем врача или тренера. Другой, пониже, верткий, со шрамом под нижней губой озабоченно всматривался в фигуры игроков на поле. - Крис, думаешь, слияние произошло? – спросил он, покусывая нервно карандаш. Лицо Криса было абсолютно непроницаемым, только чуть дернулась бровь, он разжал губы и самоуверенно процедил: - Лухан, в этот раз мы хорошо подготовились, тщательно провели все тесты, они идеально подойдут друг другу. Так что стоит надеяться на победу. Лухан покачал головой, хмыкнув: - Я до сих пор не уверен в 04, он эмоционально нестабилен, и в критический момент может подвести всю команду. - Мы будем готовы к такому повороту событий, - Крис успокаивающе положил большую ладонь ему на плечо. – Тем более что замена уже невозможна. Ты знаешь правила комитета – до игры меньше недели, тебе никто не позволит нарушить порядок. Квотербек сделал свой выбор – из 52 игроков утвержденного в этом году состава он оставил именно их. Ты знаешь, что невозможно насильно заставить установить связь. - Да, да, - раздраженно перебил его Лухан, - это вопрос множественности выбора. Единственная переменная, на которую невозможно повлиять. Каждый раз уникальный, новый состав, понимающий друг друга без слов. Слияние. - Не забывай, что смерть игрока в первой линии даст возможность замены. На этот случай у нас в запасе есть 01. Лухан чуть нахмурился: - Я бы не хотел – по всем показателям, у него самый низкий порог эмпатии. Тем более что он – новый раннинг. У него вариативность выбора сведена до минимума. Подойди к нему и поздоровайся – он же через тебя посмотрит, потому что приказа нет. На остальное – внимания не обращает. Идеальный результат, да? SM к этому и стремились. Но когда я их вижу, мне кажется, что все зашло так далеко, что дышать нечем становится... - Ты слишком нервничаешь, Лу. И сам прекрасно знаешь, что первым и основным правилом биоинженерии остается правило: все, что выращено искусственно, не есть человек. И правило это раз в пятьдесят лет подлежит пересмотру. Пересматривают-пересматривают, но до сих пор не пересмотрели. А ведь в комиссии люди умные, Лухан. Так что... не надо. - А ты бы не нервничал? – взвился блондин, - сам знаешь, что в случае победы еще несколько смогут жить свободно. Те, кого выберут болельщики. Или почти свободно, остаться тут – стать тренерами, врачами... - Но, конечно, - поправляет тотчас он себя, – главная цель – получить самую большую долю в распределении ресурсов. Крис одергивает халат, тонкая ткань натягивается на груди, обрисовывая крепкие мышцы. Внезапным движением он ерошит волосы Лухана: - Раннинг, все будет в порядке. Ты сам был таким порывистым. И тебе не нужны были приказы. Лухан приглаживает волосы обиженно, поправляя растрепанные пряди. - Знаю, знаю, - тянет он, - но это было так давно... - И мы тогда выиграли, - напоминает ему Крис, чуть улыбаясь, - идем, номер 07. Теперь пора отвести их в общежитие и начинать готовиться к представлению команды.***
Блок общежития стоял отдельно от огромного здания тренировочно-исследовательского центра SM corporation. Небольшое здание на шесть комнат использовалось всего несколько раз в год. Пять команд проводили тут неделю до матча, пытаясь стать единым целым, чтобы потом выйти на огромное поле в центре города и под рев трибун сыграть матч. Их команда закрывала сезон. До игры оставалось пять дней. Для лучшей адаптации их поселили вместе, предоставив самим себе. Три раза в сутки приходили бесшумные служащие, принося белые протеиновые смеси, проверяя жизненные показатели, затем также бесшумно исчезали. Сразу же после слияния и формальных наставлений тренеров, 61 собрал всех в небольшой гостиной. Команда стояла растерянно, ожидая слов квотербека. Казалось, они были куклами – опустошенными и бездумными, с невидящими глазами. Но просто требовалось некоторое время, чтобы наладить связь. Было видно, что они чувствуют себя неуютно вместе, но 61, выйдя на середину, начал с самого главного: - Перед началом я хочу, чтобы мы сказали свои имена. Каждый из нас хотел бы носить имя, ведь так? И я знаю, что каждый из нас втайне придумал его. Пусть на наших спинах написаны номера, но мы не знаем, что ждет нас впереди – каждый метр будет даваться потом и кровью, поэтому я не хочу выкрикивать цифры - я хочу звать вас по имени. Начну первым. Ёль. 12 метнул в Ёля убийственный взгляд. Он был очень напряжен, и 04 подумал, что злится он в незнакомом окружении, но позже выяснилось, что у него просто паршивый характер и мечет гневные взгляды 12 постоянно. Откашлялся номер 88, темноволосый, с грацией ленивой, но опасной кошки, вышел чуть вперед, смущенно произнося: - Кай, я Кай. И видно было, что ему непривычно слышать это имя. Он обвел всех взглядом, остановившись на 94, будто подавая ему мяч. Тот, не изменив безучастного выражения, прошепелявил: - Сехун. 04 рассматривал свою команду. Квотербек, нет Ёль, казался реально удивительным, предложив такое. Теперь раннинг смог получше рассмотреть по-лисьи щурящегося рыжеволосого Мина, хищно-опасного, смотрящего исподлобья Дио, отпускающего шуточки за спиной Чена. Все взгляды теперь были обращены на него. - А как зовут тебя, раннинг? – спросил Дио, приглаживая волосы. Мин озирался в сторону 12, и улыбался, смущенно опустив глаза. - Ну же, смелее, раннинг, - Ёль посмотрел на 04 одобрительно. Раннинг отметил, какие у него удивительные глаза – карие, с золотистыми искорками и глубоким зрачком. Он вдохнул побольше воздуха, улыбаясь остальным, с интересом на него смотрящим, звонко выкрикнул, наслаждаясь моментом: - Меня зовут Бек! Ему хотелось обнять их всех, сказать, что теперь, когда они открыли друг другу самое тайное – они стали братьями, что отныне им предстоит играть и выживать вместе. Эта была та самая чертова эмоциональность, из-за которой он пролетел в прошлые годы отбора, и он сразу же сник, пытаясь напустить на себя равнодушный вид. Но Ёль только взглянул испытующе, потом хлопнул его по плечу: - Что же, Бек, это было вдохновляюще.***
Вечером они разошлись по комнатам – жили по двое, только Ёля поселили в отдельную комнату. Никто не был против – тому, кто поведет их на поле, возьмет ответственность, за всех, полагается чуть больше простора. Понемногу они начали осваиваться, разговаривать о мелочах, узнавая чуть больше о каждом. До этого никто из них не жил в окружении других. Всегда одни, в комнатках, похожих на ячейки для хранения. Чен стоял возле кровати, стаскивая футболку – невысокий, мускулистый. Застряв головой в вороте, он покачнулся, и упал на кровать. Бек подавил смешок, подавая ему руку. Чен ухватился и подтянулся, снова поднимаясь и выпутываясь из одежды. - И где только такие как ты берутся? - кошачья улыбка до ушей скрывала смущение. Вопрос был неуместен. Но Чен и вежливость даже рядом не валялись, и Бек ответил сухо: - Из EXO. - Как и я. Как сразу не догадался? – хмыкнул он, - SJuniour выглядят по-другому, а серия SRookies еще не вышла. Какой год? - 2992, - ответил Бек, щурясь и прикрывая глаза рукой. - И я тоже, - почему-то радостно ответил Чен, - одногодки, можно сказать. Бек осторожно спросил: - А остальные? Тоже? - Да, – ответил Чен, - казалось, он знал все. Старше всех Мин, он еще 2990, а самый младший – Се – 2994. Наш квотербек тоже 92-лайн. - Я думал, он старше, - удивленно проговорил Бек. По словам Чена, Мин был в игре уже четыре раза. Больше их всех, не считая Ёля, хотя он был младше. - Наверное, именно поэтому квотербек именно Ёль, - думает Бек. Ночью он ворочается, обдумывая услышанное, еле слышно скрипит кровать под его телом. Наконец не выдерживает, поднимаясь ловко и бесшумно, выходит в узкий коридор, скребет тихонько ногтями по белому пластику двери. Ёль открывает двери, сонный и лохматый, непонимающе смотрит на тонкую фигуру у входа, жестом приглашает зайти. Бек садится на кровать, поджимая под себя ноги, смущенно улыбается. Ёль садится рядом, от разомлевшего во сне тела веет домашним теплом. Бек изучающе смотрит на квотербека и задает вопрос, который вертелся у него на кончике языка все это время: - Почему ты выбрал меня для игры? Квоттербек посмотрел на него с какой-то ласковой тревогой и смолчал. Бек уже успел заметить, что он мало говорил, больше улыбался, но у него были очень говорящие глаза, по которым можно было определить, что творится у него на душе. Конечно, если он позволял это увидеть. Но пока что Бек не мог разгадать Ёля - таких он никогда не видел. В нем было что-то особенное, от формы губ до прямой спинки носа, но угадать, что творится у него в голове, было невозможно. Поэтому он не мог представить, почему его, совсем неподходящего, выбрал квотербек, прошедший через несколько игр, познавший соленый вкус крови и пота, горький вкус поражения и такой сладкий, тающий на губах вкус победы. Ёль подвигается чуть ближе, проводя пальцами по лбу раннинга, убирая длинную челку, наклоняется так близко, что Бек может уловить ток крови по венам. Пальцы скользят по груди Бека, останавливаясь под сердцем, он прижимает ладонь к гладкой коже и шепчет, щекоча дыханием шею: - Ты умеешь чувствовать, правда, Бек? Ты сможешь меня научить. Он не знает, что ответить, ему всегда казалось, что глупый изъян, заставляющий сожалеть и метаться в сомнениях, замирать от внезапно нахлынувших чувств только помеха. А тут оказывается, что в нем живет что-то ценное, делающее уникальным, а не просто одним из сотен. - Я не знаю как, - виновато говорит он.***
Через несколько дней их представили общественности. Команда гурьбой прошла через двери в просторный холл. Впереди всех шел Крис. Его пшеничные волосы были уложены так, что открывали высокий светлый лоб, полные губы были крепко сжаты, он был глубоко сосредоточен и, казалось, вообще не обращал внимания на окружающих. Рядом с ним, плечом к плечу – квотербек – уверенный в себе, молчаливый неулыбчивый. Чуть сзади плелся Кай. Растрепанные волосы, сонный взгляд, светлая форма выгодно контрастировала с темной кожей. Ловкими, натренированными движениями он перебросил через плечо куртку, задев Дио, который шел рядом. Гард зашипел, бросая на Кая гневный взгляд. Он исподлобья посмотрел на людей за стеклом, ожидавших, когда их впустят на пресс-конференцию, и нервно облизал полные губы. Мин смущенно улыбался Лухану, тоже пришедшему с ними, разводя руки в жесте "ну, что поделаешь" в ответ на шепот светловолосого. Бек и Чен шли чуть поодаль. Бек смущенно опускал глаза, а Чен улыбался одними уголками замысловато изогнутых губ. Сехун вздрогнул, слыша за спиной приглушенные стеклом визги, и от этого почувствовал себя рыбой в огромном аквариуме, он еще больше нахмурился и ускорил шаг. Они вышли в парадной форме, подчеркивающей изгибы натренированных мышц и длинные ноги. Белый цвет оттенял загорелую кожу, придавал торжественности. Защелкали вспышки камер, мгновенно полетели изображения на экраны, побежали строчки сообщений, вспыхивая неоном: Новая команда SM corporation сегодня собралась для представления игроков. Торжественный момент! Какой из кантонов в этом году победит, получив доступ к ограниченным ресурсам континента? SM corporation или SM-mandarin? Посмотрите на этих парней – они просто великолепны! Стоит сказать, что корпорация вложила в них много денег и сил. Это будет захватывающий матч. Соперники очень сильны! Мы уже видели команду победителей прошлого года. Они и будут оспаривать свое право на победу кантона в игре года! Бек щурился с непривычки под вспышками, старался спрятаться за спиной Сехуна, стоявшего рядом, он чувствовал напряжение. Ёль, заметив это, незаметно поймал его ладонь, сжав успокаивающе. Так они и стояли, взявшись за руки, до самого конца.***
В этом новом мире, стоящем на пороге третьего тысячелетия, не осталось стран. Их заменили так называемые кантоны - объединения людей вокруг трансглобальных корпораций, прибравших все ресурсы к рукам. На территории стран бывшей Восточной Азии существовало четыре таких кантона, постоянно сражающихся за право распределения благ. Идеей нового тысячелетия стал "золотой миллиард" - избранные люди, достойные жить в процветающем обществе. Технический прогресс позволял переложить работу на плечи машин, но они не обладали должным интеллектом, и тогда в ход пошла идея выращивания искусственных людей. Большая часть из них служили военным, медикам – идеальный материал для клинических опытов и тестирования новых вакцин. Они работали на опасных для жизни предприятиях, были обслуживающим персоналом, с ними можно было заниматься сексом, если вам угодно. Но кроме того у них было особое назначение – игра, которую проводили каждый год. Поскольку человечество отказалось от войн и выборов, как от нерационального способа траты ресурсов и без того ограниченных, была придумана гениальная идея совместить зрелища, которых жаждали люди еще на заре человечества, наблюдая гладиаторские бои, и процесс передачи власти. Каждый год за право верховенствовать в Восточной Азии боролось четыре кантона – Cube, JYP, SM и SM-mandarin, когда-то бывший дочерним крылом SM. Последние пять лет в финал кубка выходили именно двое последних. Игра была кровавой и распаляла людей. Огромные средства тратились на выращивание игроков – по большому счету и не людей. Да, боль чувствуют, но боль чувствуют и люди: ударишь ножом – корчатся, стонут, кровь течет. Но это ничего не значит, просто реакция живой плоти, никак с человечностью не связанная, ведь их предназначение – игра. Эта грандиозное мероприятие заставляло людей создавать целые фан-клубы игроков, следить за перипетиями матчей, раскупать форму, фото и автографы – все это приносило немыслимый доход. Но звездный час был коротким – после матча или просто во время него игроки умирали от полученных травм – смертность была очень высокой, а лечить их не было смысла – дешевле создать новых, усилив характеристики. Выжившие ожидали следующего матча, если повезет с рассмотрением заявки. Особой изюминкой было то, что зрители в конце матча могли выбрать игроков, которые станут гражданами кантона, пусть и с урезанными правами. И именно эта игра в богов была самым любимым моментом.***
Шевелящаяся пестрая масса людей, затаив дыхание, следила за игрой года. Плексигласовые стены по всему периметру стадиона, в которые вмонтированы сотни камер и датчиков движения, должны были в мельчайших деталях показать сражение за победу на огромных экранах и в прямой трансляции во всех кантонах. Повсюду мелькают лайтстики, слышится гул голосов, предвкушающих кровь и пот на поле. Огромный стадион, казалось, готов был взорваться. Наконец-то предстояла схватка сильнейших. Игра продолжалась четыре периода по сорок пять минут каждый с перерывом на два часа после второго периода. Каждый такой период назывался «четвертью». Время останавливалось, когда мяч или игрок с мячом покидали поле, пас вперед не был пойман, мяч перешёл к другой команде, были заработаны очки, было нарушение правил. Поэтому матч обычно продолжался около шести часов. Обычным было, что дополнительный период при ничьей переносили на другой день, чтобы растянуть удовольствие. И тогда у игроков впереди была ночь, полная боли от травм и смутных ожиданий. Овертайм был последней возможностью победить, поэтому ничью не помнили даже старожилы. Квотербек стоит перед огромными воротами, за ним стоят на своих позициях еще десять. Его ум ясен, он предельно сосредоточен. Мысленно он представляет, что за сто метров отсюда, на другом конце, стоят одиннадцать человек, таких же собранных и настроенных на победу. Через несколько минут им предстоит сразиться с полем и друг другом. В миниатюрном наушнике стальной осой жужжит голос: - Тридцать секунд до начала, 61, и потом мы сможем только наблюдать. - Нет, - думает он, - я еще не готов. Мы еще не готовы. - Двадцать секунд, квотербек. - Еще немного, дайте еще немного времени. - Пять. - Нет. - Четыре. - Нет! - Три. - НЕТ!!! Он открывает глаза. Воет сирена, оглашая начало матча. Огромные прозрачные ворота распахнулись, чтобы впустить на поле одиннадцать потенциальных смертников. Команды выстроились на позициях друг против друга у пятой линии – центра поля. Посередине лежал мяч из лоснящейся кожи, похожий на перезрелую дыню. Форма на них ощетинилась иглами – на шлемах, щитках на ногах, налокотниках. На перчатках были насажены острые шипы для больших травм соперника. При столкновении кровь лилась потоками, а сильные и натренированные тела летели как тряпки – в ход шли самые грязные приемы - проломленные головы, распоротые щеки и животы были обычным делом. Конечно, каждому выдавали мини-аптечку, но правила устанавливали, что воспользоваться ею можно было только вовремя перерыва, а запас медикаментов был смехотворно мал. Кроме того, тренеры и врачи, которые усиленно следили за игроками в центрах, не имели права вмешиваться в ход игры. Парни были предоставлены сами себе до финальной сирены. Квотербек другой команды был высоким, плотным. Глаза смотрели презрительно, а нос с горбинкой выдавал недюжинную волю. Темные глаза в длинных черных ресницах, высокие скулы, плотно сжатые губы. За ним построилось десятеро абсолютно одинаковых, с обманчиво нежными лицами и непонимающим взглядом. Мальчишеское открытое лицо и улыбка, от которой по обеим сторонам рта – теплые неглубокие ямочки. Глаза лучистые, яркие. Ровная полоска белых зубов, темные волосы и кожа цвета топленого молока. - Как так? - ахнул Бек, - они же точные копии друг друга. Сехун по внутренней связи пробурчал: - Они использовали самого успешного игрока и модифицировали его. Я помню его лицо с прошлой игры. А внешность.... Говорят, раньше и у нас все были такие как квотербек, представь себе сотни только квотербеков. Все были одинаковые. Гарды, лайнмены, раннинги… все. Различались по способностям, а внешне – нет. Кай сонно добавил – его голос лился в голову Бека ровным потоком: - Кошмар просто – сотни лопоухих и улыбающихся шпал – такое не каждый выдержит. Мин, который легко перенимал чужие эмоции, хохотал как ребенок. Кай ухмыльнулся, показав ровные зубы: - Квотербек, ты слышал? - Слышал, - пробубнил Ёль, - и надеру тебе зад за такие слова после игры. Не известно, что там думали Кай и Сехун, но для Бека новость была чудовищной. Он был штучным экземпляром и это давало ему чувство индивидуальности, он мог говорить о себе в единственном числе и ощущать себя...личностью? А как ощущали себя игроки на той стороне поля, которые были одинаковы, совершенно одинаковы, и шли одной командой? Он смотрел на Ёля и пытался представить себе десять, двадцать таких же, светловолосых, высоких, с длинными ресницами и полными губами лайнменов и раннингов. Но не мог. Но Беку захотелось увидеть копии Ёля, чтобы снова и снова видеть эти глаза и эту особенную смуглую бледность, оттопыренные уши и яркую улыбку, помноженную на сто. Он разнервничался и не знал, как это скрыть. Ему хотелось дослушать Сехуна, и в то же время слушать его было сложно, а задавать вопросы – тем более, потому что игра началась. Сехун опередил центрального на долю секунды, ловким и точным движением бросив мяч между ног Ёлю. Противники сразу бросились в атаку, моментально сократив расстояние, гарды ушли в сторону, перехватывая мяч из рук квотербека. Мин изо всех сил саданул рукой в шипованной перчатке по боку гарда-близнеца. На форме расползлось красное пятно. Первая кровь. Дио держал локти опущенными, внимательно следя взглядом за мячом. Сейфти. Бек перехватил мяч, прорываясь вперед, к воротам, и сразу же получил ощутимый толчок в грудь от налетевшего квотербека, зубы лязгнули и язык сразу опух, закровив. От запаха крови мутило. Кровь шла внутрь, по носоглотке, и это теплое липкое ощущение вызывало тошноту. Сплевывать он ее не успевал. Дышалось сложно. Бек водил смуглого по кругу, размышляя, кому отдать пас, но обзор зрения уже сократился настолько, что круг пришлось сузить, и он это заметил, пробивая Бека всюду – торс, почки, руки, но не ноги. Они возились, зажав мяч между телами, но никто не хотел уступать. Бек упорно подсовывал ему все свои слабые места – не жалко. Жалко будет попасть на штрафную. Но пока у него целы ноги, он дойдет до конца. Ледяная злость вскипела, никакой боли он больше не чувствовал. Падая, он руками вцепился в плотную влажную траву и подбил квотербека под колено со всей силой. Расслышал хруст и поднялся раньше, чем поднялся он, только Бек на обе, а он на одну. Квоттербек снова развернул Бека, пока не подбежал Сехун и не выхватил мяч. Смуглый отступил, с него капала кровь вперемешку с потом. Бек отбежал назад, концентрируясь на мяче, форма влипла в разгоряченную кожу, и сознание плыло, но ноги держали крепко. Он услышал голос Ёля: - Молодец, раннинг! А почти перед концом второй четверти, через три часа после начала игры, умер Чен. На седьмой линии, когда он торжествующе хохотал прямо в зрачки камер, носившихся обезумевшими осами над ними, сделав тачдаун. Один из лайнменов саданул рукой по решетке шлема – спрятанная заранее в рукаве длинная спица стали вошла в зрачок, прошивая мозг. Дио рванул к нему, но Ёль кричал в наушник, срывая голос: - Не смей, не смей, гард, уйти оттуда, - голос рычал в ушах Бека, и он стоял посреди поля, всматриваясь туда, где лежал внезапно посерьезневший Чен. - Перерыв на два часа. Перерыв на два часа, - металлический голос разносился по стадиону. Игроки побрели к раздевалкам.***
Дио стонал, лоб покрылся мелкой испариной. Развороченные мышцы руки над локтем розовели, смешиваясь с обрывками формы, темная кровь капала на землю. Он зажимал эту кашу рукой, а в темных глазах плескалась боль, но сознание он не терял. Нижняя губа была закушена добела, он шел, еле переставляя дрожащие ноги и огрызаясь на призыв помочь: - Сам дойду, мать вашу. Дойдя до входа, он сполз, проговорив: - Вот и все, первый ушел, - в ответ его словам где-то вдалеке взорвались восторженными криками фанаты. Мин привалился к стене рядом и долго тупо смотрел на нос своего ботинка. Кай, зажав зубами жгут, пытался остановить кровь. Тейлбек разрывал белое нутро аптечки, вытаскивая искусственный заполнитель, заливая рану. - Потерпи, гард, потерпи еще немного, - цедил он сквозь зубы, - полчаса и затянет. Хуже всех пришлось лайнмену – живот был пропорот наискось. Его спокойное лицо напряглось, губы посинели и растрескались. Обычно невозмутимые глаза заволокло какой-то мутью. Квоттербек вколол ему стимулятор прямо через рукав формы. Навыка работы у него не было, он действовал наугад, но в конце концов собрал что-то, что смогло влить в Сехуна пол-литра витаминизированной крови, смешанной со зверской дозой антибиотика, а потом завозился, пытаясь наложить синтетик-кожу. Бек лежал обессиленно на холодном полу. Его лицо грязное, через всю щеку тянулась глубокая ссадина. В голове звенела пустота. Он знал, что Чен добежал, что он принес такие драгоценные очки. Но какой ценой? По щекам, оставляя светлые дорожки, текли слезы. Его лицо побелело, и уже через мгновенье все тело сотрясали рыдания, он сжал пальцы, его трясло. Мин пододвигается ближе, его голос бесцветный. Он говорит, успокаивающе поглаживая Бека по голове, стирая пальцами слезы: - Перестань, раннинг, так только хуже. Раннингов не надо учить ходить и бегать – это первое, что в них вложено. А вот нервы слабее, чем у лайнменов и квоттербеков. Точнее, психика раннингов должна быть гибкой и приспосабливаемой к изменениям. Это дает некий внутренний дисбаланс, но он должен быть в пределах допустимой нормы. Насчет гардов - неизвестно. Им, видимо, прикручивают руки, а остальное бросают на самотек. Иначе как объяснить такое чудовищное равнодушие? Мин ложится рядом, раскидывая руки, и шепчет страшные вещи так обыденно и просто. Раннингу повезло, что он попал на новый курс тренировок. Сам Мин, как старший, помнит, как их учили. Самый распространенный способ - после тренировочного матча связать, например, гарда и лайнмена и гарду перерезать горло. Лайнмен останется с трупом на долгие часы, и ему предстоит справиться с эмоциями, смириться с потерей и осознать, что сопротивление чужой смерти бесполезно. Беку хотелось зажать уши руками и кричать. В голове не укладывалось такое. Как можно было просто так, ни за что, убить игрока? Хорошо, тренировка это важно. Но кто дал право ради этого просто убивать? В тренировочном центре их обхаживали, поили витаминными и протеиновыми коктейлями, предоставляли доступ к информации, после тренировок их осматривали медики, им позволяли общаться. Его мир пошатнулся. Он считал – это их дом, куда приятно вернуться после игры, место, где их ждут. Ёль заставил всех принять стимуляторы, и добился того, чтобы сознание игроков прояснилось, а эмоции притупились. Они медленно вставали, собираясь отыграть вторую половину – окровавленные, измотанные. Эхо крика гулом снова пронеслось по стадиону, скандируя: - Добрались до линии – мало крови вылили! - Больше мяса, больше пота – ваша главная забота! Время тянулось, но подвижек в игре не было. Болельщики начали скучать. Команда SM-mandarin вела в счете. Бек сцепил зубы, следил за мячом, перехватывая подачу Дио. Он нацелился на ворота. Если идти – то к победе. Они отставали по очкам, времени оставалось впритык, а потеря Чена уменьшала их шансы на победу. Он просчитывал молниеносно – обойти центрального, поднырнуть под левого гарда, двинуть лайнмену, и ворота его примут в распростертые объятья. Он побежал. До Бека донеслось бормотание Мина и кашель Сехуна. Наушник в шлеме щелкнул: – Раннинг. Я сказал – на месте оставаться. – Ёль, – отозвался Бек, – я смогу забить гол. – Я знаю, – помолчав, ответил квотербек, – стой на месте. Это приказ. Бек поднял глаза и увидел его – он бежал навстречу, высокий и угрожающий. Приказ приказом, но Бек развернулся и побежал, выбрав стиль бега, при котором покрытие поля не преграда скорости. Скинув все болевые ощущения, на полной экономии дыхания, он рванулся с низкого старта и за несколько секунд уже полностью взял себя под контроль. Ёль выматерился в наушник. Бек, стремясь выиграть время, пошел на такой разгон, который мог выдержать не более пяти минут – бесценное время. Гард налетел сзади и сбил его с ног. Вместе они пропахали метров десять, не в силах преодолеть инерцию. Распластались на горячей траве, и гард распял его одной рукой, а второй стащил с себя и откинул в сторону шлем: – Раннинг, – выдохнул он, – я тебя прикончу. Сзади налетел Кай, подминая гарда под себя, давая возможность выскользнуть. Бек вцепился в мяч и снова побежал. Закинув мяч в ворота он почувствовал чудовищный удар сзади, и боль в правой руке, обмякая и падая на траву вместе с финальной сиреной. Он лежал на боку и наблюдал за вспыхивающими цифрами на табло. Ничья. Его рука еще хранила ощущение мяча, он видел ее, видел все неровности кожи и синий рисунок вен на запястье. Он лежал, стараясь не шевелиться. Он вспоминал, как писал заявку на матч, как медики сообщили, что изъян психики может существенно осложнить прохождение линий. Вот он бегает. Месяц за месяцем проходит маршруты разной степени сложности и дает результаты, превосходящие все ожидания. Вот ему подписывают очередную заявку. Он видит квотербека. Тот стоит возле стены, широко расставив ноги в высоких шнурованных ботинках, и ветер треплет его волосы цвета спелой пшеницы. Ёль походит к нему, неловко приседает на корточки. Бек цепляется за его бедро, привставая. - Хреновая ничья, Ёль, хотя филд удался на славу, – хрипит он. - Мы сделали все, что могли, - голос Ёля непривычно ломкий, – скажи, что еще мы могли сделать? - Ничего, - шепчет Бек, качая головой, нижняя губа дрожит, а лицо обиженно-детское, - Это все из-за меня, не надо было брать меня, тогда бы и Чен... - Заткнись, - бормочет Ёль, - наклоняясь вперед, - он берет лицо Бека в ладони, большим пальцем поглаживая уголок губ. – Раннинг, – с какой-то странной ноткой говорит Ёль. – Раннинг... Маленькое тепло разгоралось в Беке.***
Овертайм назначили на завтрашний день. Обессиленные и молчаливые, они разбрелись по комнатам, закинувшись всем содержимым аптечки. Регенерация их организмов была несравнима ни с чем. Процессы, протекающие в них, были нацелены только на то, чтобы заживать, срастаться, восстанавливаться и восполняться. Впереди у них была вся ночь. Бек чувствовал себя чудовищно виноватым. Он все обдумал. Есть возможность замены. Ведь есть? Он проговаривает про себя все слова, которые скажет Ёлю. Он готов умереть, чтобы не подвести команду. Пусть лучше вместо него игру закончит кто-то другой. Другой раннинг.***
Дверь не заперта, в комнате Ёля полутьма. Он лежит на узкой кровати, закинув руки за голову и прикрыв глаза. Медленно произносит: - Входи, Бек, я знал, что ты придешь. Бек мнется у входа, не зная, с чего начать. – Раннинг, – сказал Ёль, медленно поднимаясь, – ты знаешь правила игры? – Я знаю правила... Ёль подходит ближе: – Что ты еще знаешь кроме правил? – Кроме правил я… я не знаю ничего, кроме правил, но... – Вот когда ты сможешь продолжить объяснение, начнешь разговор с самого начала. Он мягко заканчивает: - Чего ты боишься, раннинг? Бек сдавленно то ли хнычет, то ли бормочет: - Мои эмоции подвели всех. Из-за меня мы не сосредоточились на игре и Чен погиб. Я боюсь, что завтра это может повториться. - Ты слишком переполнен ими, - шепчет Ёль, наклоняясь, обдавая дыханием его шею, притягивая Бека за бедра к себе, - тебе нужно избавиться от них. Выплеснуть все. Стать опустошенным. Он проходится губами по ключице Бека, оставляя влажный след, дергая футболку наверх. Ёль наслаждается терпким вкусом губ своего раннинга, обнимая его, притягивая к себе. Бек стонет протяжно, а затем скулит, когда Ёль щипает его соски. Он тянется наверх и прикусывает губу Ёля так крепко, что, наверное, останется фиолетовый след. Отступает - он, раннинг, привыкший всегда бежать вперед, - прижимаясь спиной к стене. Ёль приспускает свободные штаны, освобождая ноющий член Бека, а тот стонет под тяжестью впечатывающего его в стену тела, дергается то ли от боли в руке, то ли от возбуждения. Бек тяжело дышит, его зрачки расширены, он облизывает губы, судорожно выдыхая, когда Ёль ведет теплой, грубой рукой по его члену, размазывая капельки смазки по головке. Чанёль разворачивает его так, что щекой Бек прижимается к холодному бетону, чувствуя, как длинные пальцы скользят по позвонкам ниже, оглаживая ягодицы. - Раннинг, ты такой красивый, – шепчет он низко, и от его голоса мурашки бегут по телу. - Ёль, прошу... - всхлипывает Бек, и пальцы снова перебираются к ноющему члену, ритмично поглаживая его. От этой ласки хочется расплавиться, он стонет, вжимаясь в холодную поверхность. Член Ёля ноет, не в силах сдерживаться, он резко разворачивает Бека, тянет его за собой, усаживаясь на кровать, высвобождая и высвобождаясь сам из одежды, притягивая раннинга на свои бедра. - Это будет твой самый лучший забег, - тянет он, поглаживая свой член, проводя пальцами свободной руки по губам Бека, заставляя облизать их. Он чувствует жаркую мягкость языка и в животе холодит от мысли, что так же жарко у Бека внутри. Пальцы, скользкие от слюны, медленно поглаживают тугое кольцо мышц, заставляя расслабиться, впустить внутрь в восхитительную шелковистую узость. Их члены соприкасаются и Бек стонет, сдувая потную челку, упавшую на глаза. Ёль добавляет еще один палец, наблюдая, как меняется лицо раннинга, как он неистово хочет большего. Ёль отстраняется, позволяя ему самому контролировать процесс. Бек изгибается в спине, когда квотербек снова касается его там, приподнимается, помогая себе рукой, насаживаясь на Ёля. Тот любуется, как напрягается пресс раннинга, как он хрипло постанывает от боли, смешанной с удовольствием, постепенно впуская его в себя. Квотербек стонет, он приподнимает Бека за бедра, вверх и вниз, все ускоряя ритм, пока раннинг сам подается ему навстречу, полностью впуская в себя. Он шепчет бессвязные слова, вцепившись тонкими пальцами ему в плечи и откидывая голову назад. Ёль усиливает хватку на бедрах раннинга, чувствуя, как тот начинает дрожать от настигающего его оргазма, его член прижат к животу, все еще напряженный, и Бек ласкает себя, раскачиваясь на бедрах Ёля, закрыв глаза, коротко стонет, подпрыгивая, комнату наполняют непристойные шлепки двух разгоряченных тел. Ёль краем глаза видит в зеркале напротив бледные луны ягодиц раннинга, ритмично поднимающиеся и опускающиеся на его мускулистых бедрах. Этой мимолетной картины хватает, чтобы квотербек резко подался вверх, проникая до основания, чтобы волна оргазма затопила его как цунами. Он стонет: - Бек, - чувствуя, как сперма толчками выплескивается, разделяя наслаждение на маленькие четверти. Тачдаун! Раннинг стонет от чувства пульсирующего члена Ёля внутри него, умоляюще шепчет в желании кончить скорее. Ёль кладет руку сверху на изящные пальцы, обхватившие напряженный член, скользит, помогая ему, пока он не выплескивается белым на подтянутый живот, напрягаясь, подрагивая и задыхаясь. Кончив, он прижимается к квотербеку, так и не выпустив его уже начинающий обмякать член из себя, не обращая внимание на липкость между ними. Ёль приподнимает его за бедра, выскальзывая, целует Бека в ключицу, прижимая к себе. - Теперь ты опустошен до дна? Раннинг только слабо кивает, не в силах сказать ни слова.***
Они выходят на поле, полные решимости. Солнце было в зените, палило нещадно, Дио пробурчал, скривившись: - В такую жару хрен доползешь до отметки. Мин только широко и беспомощно улыбается, Сехун сосредоточенно пинает носком траву, выбирая позицию поустойчивей. Кай откровенно пялится на его обтянутый белой формой зад и мечтательно закатывает глаза. Мяч летает по полю на сумасшедшей скорости. Молниеносные подачи, подсечки, грубая игра – у одного из близнецов сломана рука, двое – не могут продолжать игру, отползая за черту и корчась от боли. Кай откровенно ржет, обводя лайнмена соперника, перебрасывая легко мяч Ёлю, чтобы тот передал его раннингу. - Давай, раннинг, давай, беги, четвертый! – хором скандировали трибуны. - Давай, - слышит в наушнике он голос Ёля, - не подведи нас, раннинг! И Бек побежал, прижимая мяч к животу. Его пятьдесят шесть килограммов веса, маленький рост, хрупкое телосложение – все, над чем подсмеивался Кай, - все это сейчас стало неоценимым подспорьем и помогало бежать так, как он никогда не бежал. Вот он, раннинг, олицетворение скорости и выносливости, гордость команды, второй по значимости после квотербека. Его скорость приближена к скорости биомашин, он способен взять старт с любого участка поля, меняет траекторию под любым углом, не теряя ни секунды. Он – раннинг. И он бежал, превозмогая боль в мышцах, видя перед собой приближающуюся рогатку ворот, забрасывая изо всех сил мяч. Рука чертовски ныла, а еще не зажившие мышцы будто огнем жгло. Он забросил! Ревет сирена. Он стоит, уперев руки в колени, согнувшись, тяжело дыша и сплевывая на землю. Изодранное, окровавленное колено квотербека – это было первое, что Бек увидел. Посмотрел выше и понял, что он улыбается. Синие тени у его глаз разгладились, длинные ресницы прикрыли заблестевшие глаза. Он одержал победу – они одержали победу, и было чему радоваться. Трибуны ревут, взвиваются баннеры, люди визжат и верещат. Безжизненный голос где-то над головой выдает: - Победа за кантоном SM. Осталось выбрать победителя. Стадион замирает. Голос монотонно оглашает: - Штрафы за нарушения и дополнительное время – в этот раз предоставляем право только для одного. Проголосуйте за номер. Все замерли в ожидании. Бек видит, как Кай устало сплевывает под ноги тягучую слюну, вытирая лоб, Мин напряженно уцепился за Дио – его и так большие глаза сейчас, кажется, занимают половину бледного лица. Через всю левую щеку тянется кровавая полоса. Квотербек стоит рядом, сняв шлем, ветер развевает волосы, он натянут как струна, выпрямившись, смотрит на трибуны вдалеке. Взмывают таблички. На них светятся синим цифры 04. Стадион скандирует: - Раннинг, раннинг, раннинг!!! Бек беспомощно оглядывается на остальных. Это нечестно, это несправедливо! Они все вместе заслужили эту победу! Ёль подходит к нему ближе, сгорбленному, жалкому, приобнимая за хрупкие плечи: - Ты заслужил, Бек! Теперь беги дальше, за черту поля. Теплое прикосновение немного успокаивает, Бек шмыгает носом, давясь словами: - А что будет после матча? Как же мы? Вы? - Тихо, раннинг, все в порядке. Нас ждет новая игра. Но Бек не хочет слышать его, он зажмуривает глаза, отбрасывая шлем в сторону, и вопит во все горло: - Я раннинг этой команды, слышите? И я остаюсь! Мы пересечем черту только вместе!