***
— Как ты, Зейн? — спросил Томлинсон у сонного Зейна, который сидел на своем скрипучем диванчике в позе лотоса. — Болит голова, — ответил Малик, а Луи передал ему стакан воды и аспирин. — Спасибо, но... Ты бы не мог дать мне... — Нет, Зейн. Не мог бы. Я пойду сейчас и выкину всё твое обезболивающее к чертовой матери. — Ладно, эй, успокойся. Спасибо тебе, за то, что делаешь. Где Гарри? — Он... Он ещё спит, и... Не за что, — Томлинсон сел на диван рядом с Зейном. — У вас что-то было? — спросил брюнет, после того как запил таблетку водой. — Нет. Только поцелуи, пока что. Он просто... Он другой и его не хочется трахать, ну... Я имею в виду, это не главное. Не то чтобы я не хотел, просто... — Я понял, Томмо. Я всё понял. Кажется, ты тоже принял это и ты влюбился. Мне нужно было это понять только тогда, когда он больше не мельтешит у меня перед глазами. Его нет и мне скучно. Я скучаю... Я становлюсь таким сопливым, мне даже немного противно. — Ты просто начинаешь чувствовать. Чувствовать что-то окромя своей «гнилой любви», Зейн, — сказал Томлинсон и не сильно ударил брюнета кулаком в плечо. — Мне нужно сходить в универ, а потом сделать кое-что ещё, а потом возможно продать картину. Думаю, Гарри поможет мне с этим и, эм, закроешь квартиру, как будете уходить или... Можете пошалить, только не на моей кровати, — Зейн встал с дивана и пошёл в свою спальню, где мило спал кудрявый. — Я не собираюсь шалить в твоей квартире, — прошептал Томлинсон. Зейн пожал плечами, говоря, мол, хорошо, как скажешь. Малик снял с себя вчерашние шмотки и надел чистую белую майку с каким-то глупым рисунком абстракции и свои любимые джинсовые шорты. Собрал аккуратно сумку и пошёл на выход. — Ты не голоден, Зи? Ты ведь... — Позже. Я не хочу. Позаботься о нём, когда он проснется. В холодильнике есть яйца и сыр Чеддер, — сказал Зейн обуваясь. — Какой богатый. Чеддер он ест, — съязвил Томлинсон. — Мне его продала соседка, совсем недорого. Ладно, я пошёл. Пожелай мне удачи. — Что ты намереваешься сегодня сделать? — спросил Луи, когда Зейн уже был одной ногой за дверью. — Собираюсь все исправить в своей жизни. Собираюсь переступить через гордость и выключить своего внутреннего мудака, — сказал Зейн. — Ох. Я кажется, догадываюсь, что ты собираешься делать. Удачи, Зи, — пожелал Томлинсон другу, и брюнет скрылся за металлической дверью. Томлинсон улыбнулся и пошел готовить своему, наверное, парню. Своему Гарри яичницу. Они ещё не обсуждали, кто они друг другу, но Луи надеется, что они обсудят это, после того как он сделает кудрявому завтрак. Если не спалит кухню Зейна, конечно. А он очень и очень надеется, что не спалит.***
Когда Зейн доходил до университета, в его наушниках доигрывала песня: One Republic — Good Life.This has gotta be the good life//Эта жизнь должна быть хороша, This has gotta be the good life//Эта жизнь должна быть хороша, This could really be a good life, good life//Эта жизнь на самом деле могла бы быть хороша! Got this feeling that you can't fight//Я испытываю чувство, которому невозможно сопротивляться, Life this city is a fine night//Словно этот город одна - прекрасная ночь. This could really be a good life, good life//Эта жизнь на самом деле могла бы быть хороша, A good, good life//Хорошая, хорошая жизнь!
Песня ещё больше зарядила его уверенностью в себе и огромным оптимизмом, потому что в его жизни серьезно может быть всё хорошо, и он сделает всё ради этого. Зайдя в здание, он сразу же направился в бухгалтерию, ему нужно ещё немного времени, да, ему дали неделю, но что эта неделя решит. Всё не может случиться так быстро, и деньги не посыплются ему на голову. Он постучал в дверь бухгалтерии и миссис Миллс — женщина лет сорока — разрешила ему войти. Малик сел на стул напротив неё и начал нервно постукивать пальцами по столу. — Мистер Малик, что вам угодно? — спросила женщина довольно-таки спокойно. Обычно она ведет с ним по-другому и будто пытается вцепиться ему в шею своими руками, когда он говорит, что задерживается с оплатой, а сейчас... Сейчас что-то с ней не то. — Миссис Миллс, я бы хотел... Хотел попросить отсрочить мне... Эм, дать мне ещё немного времени, чтобы всё оплатить. Я обещаю погасить всё. Правда. Мне просто нужно... — Мистер Малик, о чём вы? Вы всё погасили до конца семестра и можете спокойно доучиваться, да и я спокойна. Я больше не буду вас доставать, — перебила миссис Миллс брюнета. — То есть, как оплачено? Малик был удивлен и, кажется, начал понимать, кто всё-таки оплатил его обучение. Найл. Он же говорил ему. Он... Зейн чувствует, как его грудную клетку сдавливает, и он будто не может дышать. — Забудьте, я... Да, это был я. Надеюсь, мы больше не увидимся, ну при таких обстоятельствах, — сказал брюнет и, вставши со стула, направился на выход. — Возможно в следующем семестре, мистер Малик, — сказала она ему вслед. — Возможно, — улыбнулся Зейн. — До свидания и простите, что потревожил, — сказал он и вышел из её кабинета. Зейн достал с кармана телефон и начал набирать смс своему блондину. Он определенно его и больше ничей. Кому: Холодные глазки Время: 9:25 привет хх эй, не знаю, что ты сейчас делаешь, но... хочу сказать тебе спасибо за всё. ты оплатил моё обучение до конца семестра, хоть я и просил этого не делать. это многое значит для меня, Найл. я обязательно отдам тебе всё, когда продам парочку своих картин, кто знает, может я стану известным в будущем :) ладно, это не так важно или важно, но я бросил бои. всего второй день без тебя, а я скучаю. пиздец как скучаю. прости меня за мой блядский характер и что вел себя как мудак по отношению к тебе. я пытаюсь всё исправить. просто пытаюсь... в общем я надеюсь у меня всё с этим выйдет. позвони мне, как вернешься в Лондон. я буду ждать твоего звонка. я уже говорил это Томлинсону, но скажу ещё раз. ты делаешь меня немного сопливым и заставляешь что-то чувствовать. а я не против, совсем нет. хорошего дня и вообще хх можешь не отвечать мне, я заслужил. я всего лишь хочу, чтобы ты знал, что я прошу прощения у тебя. удачи тебе хх Зейн отправил сообщение и пошёл на свой любимый предмет — живопись. Всё должно наладиться, думает брюнет.***
После учебы Зейн шёл по улочкам Лондона и всё взвешивал в своей голове, думал о том, что правильно ли он поступает с тем, что именно он хочет. Он стоит сейчас напротив небольшого дома из белого кирпича и просто думает подойти или нет? Стоит ли вообще это делать? Это сторона северного Лондона, она что-то между западно-центральной и южной стороны. Что-то среднее. Во дворе видно детские качели, на которых качался ещё сам Зейн. Он помнит, как отец делал их для него с сестрой. Он помнит всё своё прекрасное детство. Малик собирается с духом и подходит к деревянной двери дома. Когда он решает замахнуться, чтобы постучать, дверь распахивается. На пороге появляется его старшая сестрёнка Дония. Девушка смотрит на парня долгих две минуты и тогда Зейн говорит: — Привет, — и в следующую минуту девушка закрыла дверь прямо перед его носом. — Эй, ну прости меня, — сказал брюнет. Дверь снова открылась, и девушка сделала шаг к Зейну и залепила ему пощечину. — Заслужил, — брюнет потер место удара. За последние дни его очень часто стали бить. — Дония, правда, прости меня. Дония плачет и затягивает брата в свои объятия, делая руками замок, чтобы брюнет ненароком не исчез от неё. Снова. — Ненавижу тебя, Зейн. Ненавижу, — говорила она и плакала, майка брюнета уже становилась слегка влажной от слёз сестры. — Прости, — всё, что он мог ей сказать. — Мама говорила нам, что видела тебя, но ты не оставил никаких контактов, а она не успела спросить, ты был... Боже мой, два года, Зейн. Два грёбаных года, — она толкнула его в грудь. — Мы, чёрт возьми, живем в одном городе, а ты не удосуживался даже прийти. Позвонить. Придурок. Все по тебе очень скучают. Отец, мать. Мы. Зейн... — Они выгнали меня. — Они поняли свою ошибку и приняли тебя. Полгода папа разрушает себя. Он начал пить. Да, он всё ещё работает, но... Вечерами сильно пьет и говорит, что потерял единственного сына. Зейн прикусил губу. — Я пытаюсь всё исправить и хочу потом поговорить с ними. Где они кстати? — спросил Малик у сестры. — Мама в больнице. Ночная смена. Отец тоже ещё на работе. Сафаа ночует у подруги, а Валия у парня, — ответила девушка. — Я как видишь, приглядываю за домом. — У Валии уже есть парень? — спросил Зейн. — Представь себе. Девочка выросла, Зейн. Малик обнял свою сестру и сказал: — Я вернусь через три дня. Обещаю. Подготовь родителей и девочек. Нам всем нужно поговорить. Всем. — Я чертовски сильно скучала по тебе, Зейн. Очень сильно, Зейн. — Я тоже, — брюнет поцеловал сестру в щёку и отошел на шаг назад. — Ты обещаешь, что вернешься, а не пропадешь опять на год?! Где ты живешь, Зейни? — Брикстон-роуд. И я вернусь. Правда. — Ох, — открыла девушка рот в букве «о». — Я надеюсь, ты мне всё-всё-всё расскажешь позже, да? Зейн кивнул. — Да. Только... За два дня мне нужно кое-что сделать. Я встретил человека и мне с ним очень хорошо. Я обидел его и мне... — Ты влюбился? — спросила она. — Скорее да, чем нет. Из-за него я и пришёл сюда. Я... Не то чтобы он сказал мне, нет. Он просто... Он заставляет меня мыслить по-другому. Заставляет переосмыслить всё в своей голове, и... — Я рада, Зейни. Хочу, чтобы ты познакомил нас потом, хорошо? Зейн... — Д-да. Конечно. Увидимся, ладно? Я серьезно, — сказал брюнет. — Ловлю на слове. Дашь мне свой номер? — спросила Дония. Зейн снова кивнул. Они обменялись номерами, опять обнялись и, Дония долго не могла отпустить своего брата куда-то обратно в свой мир. Ей было тяжело расцепить свои руки и отпустить его. Но она сделала это переборов себя тем, что брат вернется. Он пообещал, а то, что он обещает, всегда выполняет. Ну, вы помните, ведь так? Он всегда держит свои обещания. Дония широко улыбнулась и начала звонить своим сестрам, рассказывая о том, кто к ним только что приходил и ещё обязательно придет. Обязательно.