***
Маринетт не думала, что день победы над Бражником будет окрашен горечью и болью. Она всегда верила и надеялась, что это окажется знаменательным событием в их с Котом Нуаром жизнях — да и вообще для всего Парижа. Вот только вместо ликования — отчаяние, вместо триумфа — разочарование в человеке, которого ты когда-то считал своим идеалом, а вместо улыбки напарника — слёзы любимого человека убитого предательством последнего члена семьи. А потом и его собственное бегство из страны, после которого осталась лишь записка: «Прости, мне нужно побыть одному. Не ищи меня и живи, пожалуйста» — и горечь от невысказанного «Я же люблю тебя…» Не так это должно было быть. Совсем не так. Но что случилось — то случилось. Маринетт пыталась жить дальше, забыть, вычеркнуть из памяти прошедшие годы. Однако не так-то просто это сделать, когда всякий раз, проходя по памятным местам, в голове возникают образы случившегося: вот на той крыше они патрулировали вместе, в этом парке — гуляли, оторвавшись от вездесущих друзей… На одной из улиц они чуть не погибли, на другой — весело убегали от одной из самых смешных акум. Всё это рвало сердце и душу сильнее, чем самые острые когти, сильнее самого мощного заряда катаклизма. И в какой-то момент Маринетт даже стала понимать Адриана, который не выдержал и ушёл. Невозможно оставаться в трезвом уме и светлой памяти, когда каждый дюйм этого проклятого города напоминает о деяниях человека, который, казалось, был тебе самым близким, самым родным. Она продолжала жить — так, как могла. Пыталась ходить на свидания по совету Альи, но каждый раз уходила уже спустя минут пятнадцать, притворяясь, что ей звонят и требуют немедленного присутствия на работе. Потому что это всё было не то — эта безликая серая масса не была Адрианом. Эти люди, как бы они хорошо не разбирались в жизни и сияли порой не хуже алмазов, блекли на фоне Кота Нуара — кроме него Маринетт никто не нужен. Только он, только Адриан. Спустя два месяца Маринетт не выдержала: с помощью Альи всё же нашла последнюю ниточку, которая могла бы привести её к Адриану. Однако по прибытии в Лондон Маринетт ждали не особо приятные новости: Агрест-младший буквально на днях сорвался с места, сдал номер в отеле, в котором жил, и исчез в неизвестном направлении. — Ты придурок, — зло прошипела Маринетт уже на улице и в бессилии пнула урну с мусором. — Ты просто непроходимый упрямый тупой придурок. Прохожие с удивлением смотрели на ругающуюся на французском девушку, а Маринетт, нимало не заботясь о том, как это выглядело со стороны, направилась прямиком в ближайшую подворотню, отчаянно костеря при этом напарника. Через несколько минут улицу затопил розовый свет, и лондонцы могли успеть заметить проблеск костюма КосмоБаг. Маринетт понятия не имела, где ей искать Адриана. В особняке Агрестов? Так его продали год назад. В гостях у кого-то из друзей? Но Хлоя в свадебном путешествии, а Нино с Альей переехали не так давно, и как знала Маринетт, Адриан об этом не в курсе. Оставался ещё один вариант — кладбище. Где располагалась могила Эмили Агрест, Маринетт знала не понаслышке: за эти недели навещала её пару раз, чтобы выговориться насчёт непутёвого напарника. И пусть её никто не слышал, зато Маринетт становилось легче. Однако и там её постигла неудача. Только свежие цветы намекнули, что кто-то сюда всё же приходил недавно, и у Маринетт ёкнуло сердце в предвкушении. Вдруг Адриан? Вернулся-таки блудный котёнок в Париж? Поиски затянулись до позднего вечера. Как назло карта на йо-йо упрямо скрывала местонахождение Адриана — наверняка попросил Плагга скрыть, зараза ушастая. — Тикки, как ты думаешь, где он? — вздыхала Маринетт по пути домой. От частых трансформаций они с Тикки выдохлись, поэтому приняли решение дойти до пекарни пешком. Оставалось только пересечь их районный парк, но как некстати начал накрапывать мелкий противный дождик — впрочем, Маринетт было всё равно. Всплеск активности и желания надавать Коту по самое «не хочу» сменился очередным периодом апатии и жалости к самой себе — до тошноты противный и омерзительный. — Не знаю, Маринетт, — печально откликнулась Тикки из сумочки. — Я не чувствую Плагга. Но это не значит, что он не может быть в Париже. Он вполне мог закрыться от меня — нам, самым сильным квами, такое под силу. — Два мелких вредных… Договорить Маринетт не успела. Совершенно случайно она подняла голову, чтобы взглянуть на памятник их супергеройскому дуэту, как увидела знакомый силуэт в дальнем углу парка, который потерянно оглядывался. Сердце совершило предательский кульбит. Мог ли это действительно быть Адриан, или глаза просто обманывали Маринетт? Она и так сегодня обыскалась его, истратила все силы: физические и магические, поэтому вполне могла ошибиться. И всё же… всё же… Человек в дальнем углу парка, похоже, тоже заметил её. Потому что довольно резко направился в сторону Маринетт, а она вдруг остановилась, как вкопанная, опасаясь верить собственному ненадёжному зрению и нарастающей пелене дождя — мало ли кто это мог быть. Однако интуиция не обманула. Это действительно был Адриан: заполошно дыша, он остановился в каком-то жалком метре от Маринетт и смотрел на неё безумными глазами. — Где ты была? — Где ты был? Они выпалили это одновременно. Но вместо того, чтобы обронить нервный смешок, Маринетт стиснула зубы, а вместе с ними и кулаки, борясь с желанием поколотить Агреста. Дождь усиливался, одежда промокала всё больше, однако это было не так важно. Главное, что Адриан в порядке, что он тут, здесь, живой и невредимый, хотя насчёт его мозгов Маринетт не была так уверена. — Почему ты бросил меня? — хрипло спросила она. Слёз не было — или их скрыл дождь? Оставались только усталость и опустошение. А ещё — надежда. Может, он вернулся не потому, что захотел… а вернулся именно к ней? — Прости, — лицо Адриана исказила судорога боли — или то всего лишь отблеск струй воды? — Но… я… был так виноват… так… — он судорожно провёл руками по щекам, пытаясь собраться с мыслями; несколько секунд Адриан простоял молча, пряча глаза за ладонями, а потом резко отнял их и пристально посмотрел на Маринетт. — Мне было так стыдно, что я не разглядел Бражника под своим носом. Я так виноват перед тобой… перед Парижем… Маринетт уставилась на него в полнейшем шоке. А спустя полминуты её накрыл ужас: Адриан, по всей видимости, считал виноватым себя во всём, что творил все эти годы его отец. Желание дать увесистого тумака испарилось, как будто его и не было. Вместо этого захотелось обнять, притянуть к себе так близко, насколько это возможно, дать понять, что всё, что он себе надумал — неправда. — Нет-нет-нет, — в отчаянии выдохнула Маринетт и сделала несколько шагов вперёд: теперь их разделяли лишь жалкие сантиметры. — Как ты вообще мог такое подумать? — прошептала она, поднимая на Адриана голову. Зелёные глаза напротив печально смотрели на Маринетт. На дне их глаз она не видела былого веселья, и ей стало больно. Надо было сразу отправиться за ним, не отпускать от себя, когда ушёл — как и коты, которые, чувствуя свою смерть, уходят, чтобы умереть в одиночестве. Но Адриан всё же вернулся. И чёрта с два Маринетт ещё куда-то отпустит его в одиночку. Она обхватила его лицо ладонями. — Никто тебя ни за что не винит, Котёнок, — проникновенно сказала Маринетт, глядя прямо в глаза Адриану. — Понимаешь? Ты не виноват в том… что случилось. Ты не несёшь ответственности за своего отца — он взрослый человек и ему не нужна нянька в лице собственного ребёнка. Не позволяй ему даже сейчас разрушать свою жизнь, слышишь? Это он внушил тебе, что ты виноват — неважно, в чём. Но ведь это неправда. Адриан тяжело сглотнул. Его холодные мокрые от дождя пальцы легли поверх ладоней Маринетт, мягко сжали. Прикрыв глаза, он подался вперёд и неуклюже ткнулся лбом в лоб Маринетт подобно слепому котёнку, которому так остро, так срочно требовались хоть чьи-то крохи тепла. И Маринетт готова была дать их ему. Дождь барабанил по листьям, но Маринетт практически не слышала этого. Только чувствовала, как холодные капли падали на лицо и голые плечи, и майка от этого тяжелела, липла к телу и очерчивала всё, вплоть до узоров на бюстгальтере. Однако и это мало волновало Маринетт. Горячее тело Адриана напротив затмевало собой всё. Поразительный контраст его холодных пальцев и жара всего остального заставляли разум на время поплыть куда-то не туда. Мир вокруг будто остановился. Словно кто-то могущественный наверху щёлкнул выключателем, оставляя напарников один на один среди хлещущих потоков воды — чтобы никто-никто не вздумал помешать им. Реальность стёрлась, границы размылись. Для них обоих существовал только этот миг, когда они держали друг друга в неловких объятиях. Её пальцы заметно подрагивали, когда Маринет прикоснулась к рубашке Адриана, которая тоже была мокрой и так отчётливо показывала все рельефы. В горле у неё пересохло. Руки Адриана огладили запястья, осторожно скользнули вверх по рукам — словно он опасался, что его сейчас поколотят от таких вольностей; пальцы коснулись плеч, мягко сжали, а потом, помедлив, опустились ниже, привлекая Маринетт ближе, впечатывая её в горячее тело. — Моя Леди, — задыхающимся голосом прошептал Адриан, уткнувшись губами куда-то в её мокрую чёлку. — Прости… Мне было так плохо без тебя… так плохо, что я… — Больше я тебя никуда не отпущу, понятно? Серьёзные нотки в голосе Маринетт перемешивались с щемящей нежностью. Она подняла на Адриана голову, и они долго — на самом деле, долго смотрели друг на друга, словно не могли налюбоваться спустя два месяца вынужденной разлуки. И с каждой секундой внутри рождалось странное щекочущее ощущение. Хотелось быть ближе, никуда больше не отпускать, остаться вот так навсегда — или стать одним целым, навсегда, на каждую секунду этого равнодушного мира. — Мне нужно было подумать, — одними губами ответил Адриан. — И как? Подумал? Он кивнул, медленно и торжественно. — Я не могу без тебя, — просто ответил Адриан. — Я сдохну, если останусь один… без тебя. Прости… — Не надо. Маринетт положила пальчики ему на губы; она догадывалась, почему Адриан приносит извинения: она ведь так долго отвергала Кота как Леди, не могла признаться Адриану как Маринетт — он не знал, как именно она относится к нему, а потому не хотел давить. Теперь Маринетт всё поняла. И ей как будто кто развязал руки. — Не извиняйся, любовь моя, — она улыбнулась, глядя Адриану в глаза, и с удовольствием отметила, каким потрясённым он сейчас выглядел. — Теперь всё будет хорошо. Мы ведь снова вместе, да? Ты и я против целого мира. Помнишь? — М-Маринетт, — выдохнул Адриан ей в губы, и Маринетт задрожала, когда его горячее дыхание опалило лицо. Никто и ничто не был для неё важнее, чем Адриан, её самый лучший, самый верный напарник. — Пойдём домой, — предложила она срывающимся голосом; вопреки холоду дождя внутри всё пылало и горело. — Я мечтал поцеловать тебя под дождём, — еле слышно признался Адриан и погладил Маринетт по щеке. — Я ведь… я могу это сделать? Маринетт нашла в себе силы лишь кивнуть. В горле в один миг всё пересохло, как будто за секунду там воцарилась Сахара, и только Адриан мог утолить охватившую её жажду. — Я люблю тебя, — на выдохе шепнул он, дразня опаляющим дыханием. Веки Адриана, дрогнув, опустились, и Маринетт подалась вперёд навстречу его пьянящим губам и суматошным поцелуям, которые Адриан не скупился дарить, компенсируя всё: и годы ожидания, и его бегство, и прочее невысказанное… Сильные руки на талии Маринетт словно согревались, она чувствовала только жар его ладоней сквозь мокрую майку, тепло разгорячённого тела, так сильно, так властно прижимающегося к её. Голова кружилась от эмоций, но Маринетт решительно не собиралась прекращать всё это. — Люблю, люблю, люблю, — шептали они друг другу между лихорадочными поцелуями, и случайный прохожий вряд ли бы понял, кто именно это говорил. Голоса слились в единой поток признаний подобно дождю, который смывал всю горечь, всю боль, приносил долгожданное облегчение, неистовую радость и обещание нового — лучшего дня. Ведь даже после самой тёмной ночи всегда наступает рассвет. А после унылого скучного дождя — непременно расцветает всеми цветами жизни яркая радуга: главное успеть вовремя заметить её. А Адриан и Маринетт не собирались сдаваться: их новое утро начиналось здесь и сейчас.День 17: Поцелуй под дождём
19 апреля 2023 г. в 08:08