Tamura

Дождь. Дождь, который размывал очертания, с грохотом обрушивался на землю, казалось, разгневанные небеса плачут. Бушевал гром, вспыхивали молнии, разрывая облака на части, будто кто-то тяжелой поступью шагал по небу. Кодзюро склонил голову, прикрывая глаза от дождя козырьком вощеной соломенной шляпы. Его мечи с каждым шагом били его по бедру. Было довольно опасно гулять такой ночью одному, ведь дождь скрывал темным занавесом наемных убийц, создавая тысячи ложных теней. Тяжелые капли отбивали низкую барабанную дробь, способную своим ритмом прогнать прочь всех демонов. Рокочущий ветер гремел в его ушах, лишая возможности слышать даже собственные шаги, чего уж говорить о бесшумной поступи тренированных шиноби, которые могли следить за своей жертвой отовсюду. Обычно такие грозы, когда барабанные перепонки едва не лопались от грохота, Даймё со своими вассалами пережидали в замках за закрытыми дверями. Но для Кодзюро после привычной какофонии лязга тысяч сталкивающихся одномоментно на поле битвы клинков, сотен криков, пронзающих небеса, акомпанируемых тяжелыми хлопками крыльев птиц, сорвавшихся с насиженных гнезд, шум давно стал обыденным. Кодзюро никогда не гордился этим и не выставлял на показ, но он жил и дышал одной лишь битвой, чего разглядеть за его осторожно взвешенными словами и выверенной выдержкой было почти невозможно. Ему куда больше по душе было сжимать в ладони тяжелую рукоять меча, нежели кисть, хотя и с ней он легко управлялся. Так что какая-то гроза не могла его остановить. Не теперь, когда тяжелые слова застревали в горле. Не теперь, ведь человек, к которому он спешил, значил для Кодзюро больше, чем его семья, и даже больше, чем собственный клан. Выдох. Кодзюро разомкнул губы, выпустив облачко пара и передернул плечами, поежившись. Но он не позволил себе замедлить шаг, несмотря на то, что ветер стал завывать еще сильнее. Казалось, соломенную шляпу вот-вот сдует, но он придерживал ее рукой, чувствуя, как по коже от холода бегут мурашки, а по мышцам пробегает дрожь. Он знал, что поступает неразумно, безрассудно, скорее в духе того человека, которого он жаждал увидеть, нежели в привычной для самого Кодзюро манере, и все же... И все же после услышанной новости, осязаемая паника нахлынула на него и схватила за горло, лишая воздуха. Кодзюро немедленно оделся, захватив плащ и шляпу, перед тем как устремиться прочь из собственного замка, не беспокоясь о том, как глупо принятое им решение, и что небеса заметно потемнели. Случалось, когда Кодзюро мог действовать неразумно, позволяя чувству, которое характеризовало все его существо, взять верх. Его преданность была абсолютно безотчетной. В ней не было никакой логики, ведь Кодзюро мог не только назвать все причины, почему стоило служить его Господину, но и составить даже более длинный список его неудач и слабостей. Его дыхание сбилось, когда он остановился у ворот, чтобы закрыть их. Часовые, пытавшиеся спрятаться от дождя, удивленно распахнули глаза, узнавая своего господина. Однако слова приветствия ("Катакура-сама!") были унесены прочь ветром, рассеивавшем все звуки. Солдаты вопрошающе приоткрыли ворота снова, приглашая вернуться, однако Кодзюро не остановился, и они переглянулись между собой, точно сочтя его сумасшедшим. Возможно, так оно и было. Возможно было бы разумней подождать до утра и прибыть в паланкине в сопровождении слуг, надев парадные одежды, чем идти весь путь пешком, рискуя серьезно заболеть. И все же Кодзюро не желал ждать, потому что попросту не мог рисковать такой возможностью: он мотнул головой, точно пытаясь вытряхнуть из своей головы эти мысли, как старую пыль. Он не хотел даже думать о том, что может случиться в случае отказа. Главный вход в замок Датэ выглядел так же как и обычно. Однако Кодзюро остановился перед другими воротами, окончательно замедлив шаг после нескольких часов спешной ходьбы. Его пальцы вздрогнули, когда он коснулся ледяного от воды дерева. Ниточки сомнений обвивали Кодзюро изнутри, едва не душа. Но он не мог себе позволить сомневаться, так что только тряхнул головой, резко сжав пальцы в кулак, и толкнул дверь, входя внутрь. Вода нещадно хлюпала у него под ногами: его таби вымокли насквозь. Путь к дверям в покои его Господина был знаком как и прежде - Кодзюро ходил этим маршрутом каждую ночь еще месяц назад или около того. Его шаги эхом отдавались по деревянному полу, и он мысленно сделал пометку извиниться завтра перед слугами за грязные мокрые разводы повсюду. Конечно, если его Господин позволит ему остаться. Он остановился перед сёдзи, подняв руку. Вдох застрял у него в горле, и он едва не провернул прочь, ведь его Господин мог спать или быть занят. Однако эта мысль исчезла, не успев даже сформироваться, когда бумажная створка отъехала в сторону, и Масамуне, одетый только в ночную юкату, предстал перед ним. - Масамуне-сама! - Кодзюро едва не вскрикнул от неожиданности, широко распахнув глаза, однако не отшагнул назад. Просто потому, что он никогда бы не отступил, тем более при этом человеке. В Осю не было принято сдавать позиции. - Кодзюро, - произнес Масамуне. Их приветствия неуклюже столкнулись в воздухе и повисли неловкой тишиной. Единственный глаз Дате распахнулся, но он быстро скрыл свое удивление, самодовольная жесткая ухмылка искривила его губы. Он словно провоцировал Кодзюро к дальнейшим действиям, желая знать, чем же тот объяснит свое поведение. - Почему ты здесь? Это довольно странно, когда один даймё вторгается в замок другого под покровом ночи, you know? Награда Хидейоши за отличие в одаварской кампании против клана Ходзё. Подарок, который стал для Кодзюро настоящим проклятием. В голове его все еще отдавались эхом слова посланника: "Ему не обязательно возвращаться. Теперь Одноглазый Дракон прекрасно видит и без своего Правого Глаза. Не о чем беспокоиться". Кодзюро напрягся, выдохнул и сумел подавить дрожь, которая чуть не отразилась на его лице. Он опустил взгляд, сделав несколько шагов назад, наружу, снова под дождь, прежде чем опуститься на одно колено, низко склонив голову. Когда он заговорил, его голос звучал чисто и твердо, пронзая сносящий все вокруг шторм. - Я вернул владение Тамура обратно Тойотоми Хидейоши-доно, Масамуне-сама, - уверенно сказал он, со всей искренностью, на какую был способен. - Мне, Кодзюро, оно больше не нужно. Дате медленно приблизился, оказавшись всего в шаге от того, чтобы промокнуть под дождем. Произнесена была только одна фраза: - Почему же? Правый Глаз поднял голову, столкнувшись с Масамуне взглядом. И Кодзюро отбросил все свое хладнокровие, словно тысячу бумажных масок, позволил своей защите пасть. Он поднял ладонь, убирая промокшую прядь, скрывавшую его пылающий взор. - Потому что я ничего не хочу, кроме как служить вам, - повисла пауза. Масамуне молчал, точно взвешивая каждое услышанное слово, и Кодзюро виделась в этом некая ирония: он - порывистый и неразумный, каким обычно бывал его Господин, а Масамуне словно заполучил всю выдержку своего вассала. - Если Масамуне-сама позволит мне вернуться, я, Кодзюро, буду счастлив служить вам всю свою жизнь, - повторил он. Снова пауза. Тишина повисла, казалось, навечно. Кодзюро задержал дыхание, продолжая смотреть на Масамуне, в попытке прочитать отблески света в его единственном глазу. Масамуне улыбнулся. В следующий миг он вынул из ножен меч, наставив его Кодзюро прямо в горло. Обнаженный клинок опасно давил на кожу, вода стекала по лезвию, капая на кимоно Кодзюро. Но он не двинулся с места, не съежился и не попытался уклониться или даже моргнуть от холода или смертельной близости стали, потому что знал своего Господина. Он знал, что Масамуне не достаточно одних слов, и сейчас он проверял его, и ничто в мире больше не существовало. Кодзюро мог угадать все намерения Масамуне по лини его губ и выправке. Она стала мягче, его плечи слегка опустились и... Кожа на его шее все еще трепетала под лезвием, но Кодзюро выдохнул с облегчением, прочитав в этих мелких знаках всю мягкость, которой обладал Масамуне, невидимую за его привычной гордостью, агрессией и безжалостностью. Дате и сам почувствовал облегчение, о чем сигнализировала дернувшаяся морщинка в уголке глаза и расслабившиеся пальцы. Мелочи, которые Кодзюро успел изучить за годы своей службы. - Встань, Кодзюро, - приказ прозвучал прежде, чем меч был вложен обратно в ножны, и Кодзюро встал, двинувшись навстречу своему Господину, а Масамуне инстинктивно шагнул назад, впуская его под крышу, чтобы спрятаться от дождя. Небеса прогремели над ними так оглушительно, что Масамуне замер на секунду, тряхнув головой. - Проходи, - уголки его губ приподнялись в насмешке. - Ты настолько отчаянно хотел это мне сказать, что бежал под дождем, huh? - Но его взгляд перечеркивал сказанные слова, говоря о том, что Масамуне оценил поступок. Кодзюро поклонился, чувствуя, как напряжение, сжимавшее его в комок, рассыпалось и исчезло. - Да, Масамуне-сама. Приглушенный свет мерцал, рождая длинные тени, тянувшиеся вдоль стен, пока он проходил мимо, держа бумажный фонарь в одной руке. Другой рукой Кодзюро придерживал длинный кусок полотна, которым вытирал свои мокрые волосы., он уже переоделся в сухую одежду, принесенную слугами из его покоев. У него было время принюхаться, прежде чем одеться, и он ощутил легкий запах нежилой комнаты. Его не было здесь три недели, Он улаживал дела в Тамуре и раздавал приказы, чтобы привести владения в порядок прежде чем отдать их обратно Хидейоши - но не прямо сейчас, ведь письмо все еще лежало у него на столе, приготовленное к отправке утром. Но Кодзюро знал, что вне зависимости от того, что ответит Хидейоши, он будет настаивать на отказе от земель. Даже если владение ими и принесло бы его клану больше веса, даже если это означало быть даймё, на равных с Масамуне... Кодзюро бы отказался все равно. И продолжал бы отказываться сколько угодно раз от подобных сделок. Правый Глаз просто не мог оставить Одноглазого Дракона. Он и так был слишком беспечным последние три недели. Он снова остановился перед дверями в покои Масамуне, раздвигая их. Затем, он вошел внутрь, закрывая их за собой с чуть слышным хлопком. Его Господин даже не поднял взгляда от свечи, над которой он держал свой влажный рукав, позволяя теплу сушить ткань. Стопка бумаг лежала справа от него, придавленная кусочком дерева, вырезанного в форме камона Дате. Кодзюро потушил огонь в фонаре, подходя ближе, чтобы сесть рядом с Масамуне. Внимательный взгляд сразу упал на записи, и Кодзюро улыбнулся, узнавая характерный отрывистый почерк: казалось, кандзи вырезаны лезвием меча, а не написаны кистью. - Масамуне-сама, - тихо пробормотал он, устроившись справа от Масамуне. Его движения были ненавязчивы, несколько осторожны, точно он был охотником, зашедшим в пещеру спящего дракона, чтобы похитить его сокровища. Масамуне ничего не ответил, позволив тишине пролечь меж ними, но Кодзюро давно к этому привык, ведь тишина говорила не хуже слов, как и их мечи, когда они сходились друг с другом в тренировочных поединках. Пустые слова слишком легко могли обернуться ложью, и Кодзюро прекрасно знал, как можно переиначить смысл на абсолютно противоположный. Так что он просто неподвижно и молча сидел, дернувшись только чтобы приподнять рукав Масамуне повыше, прежде чем пламя лизнет ткань. Кодзюро даже не моргнул, когда Масамуне шевельнулся в ответ, хватая его за запястье и разворачивая лицом к себе. Синий глаз ярко блестел, отражая свет, и Кодзюро мгновенно считал это выражение лица, догадавшись даже прежде, чем Масамуне выговорил его имя: тихий звук, полный так туго переплетенных между собой эмоций, что их было не отделить друг от друга, однако Кодзюро понял каждую из них. Он знал, что это осознанное предательство ранило его Господина глубже, чем он показывал. Это было предательством, не важно, насколько приемлемым его можно было выставить на словах, оправдываясь тем, что отказаться от подарка Хидейоши было невозможно или находя другие причины. Он однажды уже поклялся всегда быть с Масамуне, так что нынешние его слова были всего лишь повторением клятвы, данной еще Бонтенмару. Возможно, Дракон сумел бы обойтись без своего Правого Глаза, но это совсем не значило, что ему не было бы неприятно лишиться своего вассала. В конце концов, ни один человек не пожелал бы видеть только одним глазом. Кодзюро выдохнул, переждав момент, прежде чем наклонился, тепло и целомудренно прижимаясь губами к чужим потрескавшимся от зимнего ветра губам. Пока его здесь не было... Вина сжала его изнутри. Но эти мысли были внезапно прерваны, мгновенно заглушены, когда Масамуне подвинулся вплотную, положив ему руки на плечи и толкнул. Кодзюро позволил повалить себя на татами, пальцами хватаясь за юкату Масамуне, сокращая расстояние между ними еще сильнее, пока они не столкнулись грудь в грудь, пока он не ощутил биение сердца своего Господина практически в собственной грудной клетке, такое громкое, что этот звук заглушил даже стук капель все еще продолжавшегося дождя. - Масамуне-сама, - обнаженным шепотом выдохнул он в губы Масамуне, когда они чуть-чуть отдалились друг от друга. И тот улыбнулся, садясь и откидывая голову назад, его юката распахнулась, обнажив бледную шею и ключицы. Кодзюро подался навстречу, касаясь губами чужого запястья, чувствуя как пульс бьется в его губы, пока снаружи сверкали молнии, на мгновения освещая их двоих полосой белого света. Ладони Кодзюро скользили по спине его Господина, останавливаясь на каждом позвонке, и Масамуне шипел, со всей нетерпеливостью, касаясь себя сквозь ткань одежды. Но Кодзюро не хотел, чтобы все завершилось так, он притормозил, пока одной рукой развязывал чужой оби, задев под юкатой край белья на мгновение. Затем, его пальцы спустились ниже, сжимаясь на чужом члене, так что Масамуне прикусил губу и тяжело выдохнул. Затем он усмехнулся, рванув на себя Кодзюро, точно зверь, заметивший свою жертву. Он был Дракон по натуре, его зубы царапали кожу вокруг горла Кодзюро, впиваясь ровно в том месте, где плечо переходит в шею, кусая до крови, и Кодзюро позволил тихому стону выйти наружу. Однако он не собирался сдаваться - это была битва двух желаний, и Кодзюро не мог отступить так быстро, хоть и позволял Масамуне действовать так, как тому будет угодно. В ответ он царапнул его кожу ногтями. Больше не было нужды в мягкости, потому что драконами были они оба, и Кодзюро достаточно знал своего Господина, чтобы понять, что капитуляция его не устроит. Потому что безразличное подчинение было тем, что утомляло Масамуне больше всего - его Господин хотел завоевывать, преодолевать. Так что предложить ему посоревноваться было лучшим подарком, который он мог сделать. И Кодзюро старался изо всех сил. Его руки проникли под белье Масамуне, сняв его, и, наконец, отбросили ткань прочь. Обычная грация Кодзюро и его хладнокровие практически полностью исчезли, смещенные его истинной натурой. Он был воином, столь же неистовым на поле битвы, как и его Господин. Только Масамуне удавалось извлечь эту его сторону наружу, заставить его отбросить свое благоразумие и самоконтроль и просто позволить желаниям обуревать его, разжигая пламя, которое лилось по нервам и ползло под кожей. Дыхание Кодзюро, касающееся шеи Масамуне, было горячим и влажным, его руки - все в мозолях от рукояти меча - касались члена Масамуне, поглаживая и сжимая. - Ты принадлежишь мне, - Масамуне прорычал насквозь пропитанным похотью голосом, толкаясь в ладонь Кодзюро, впиваясь ногтями в его спину, оставляя темно-красные следы, местами до крови. - Мой. Мой Правый Глаз. - Я принадлежу вам, - Кодзюро с готовностью согласился, несмотря на то, с какой силой он задел Масамуне по ключице, оставив синяк. Его Господин. Его Масамуне-сама. И хотя Кодзюро приходилось делить его со всем Осю, ибо он был его Господином, а не собственностью, он знал, что эту свою сторону Масамуне показывает только ему. Даже его собственная жена или наложницы никогда не увидят его таким неистовым, таким неудержимым, и Кодзюро врезался в него губами, пронзая языком, предъявляя свои права. Невысказанные бесконечные уверения "я не уйду", "не оставлю", "я никогда не предам вас" повторялись в каждом поцелуе, каждом касании. Во взгляде Кодзюро, сфокусированном на глазу Масамуне, плескалась непоколебимая преданность. Масамуне поднялся, уклоняясь от очередного поцелуя, и схватился за шнурок, позволил повязке упасть на землю, выставив на показ сшитый шрам вместо глаза и пятнышки мелких отметок вокруг - картина, которую Кодзюро видел бессчетное количество раз. И все же его в очередной раз переполнила благодарность за то, что ему было разрешено это увидеть, просто потому, что это доказывало, что Масамуне доверял ему больше, чем кому бы то ни было. Доверял ему достаточно, чтобы позволить смотреть на следы своих страданий, боли и даже больше - позора. Доверял достаточно, чтобы позволить Кодзюро держать кинжал, которым в итоге и был вырезан этот глаз. Доверял ему в мире, где он даже не мог довериться собственной матери, которая его родила, или брату, с которым они выросли вместе. Кодзюро притянул к себе Масамуне, пальцами убрав чужую прядь, скрывавшую пустую глазницу. Затем он выдохнул. Дыхание легко коснулось скулы Масамуне, прежде чем его вассал двинулся выше, невесомо касаясь губами шрамов, целуя снова, осторожно и медленно. Дате полностью замер, негромко дыша. - Масамуне-сама, - голос едва касался ушей Масамуне. - Я, Кодзюро, буду служить вашим Правым Глазом до самой смерти. - Я не разрешаю тебе умирать, - прошипел его Господин, резко как и всегда, потому что драконы никогда не задумываются о таких вещах. - Мне нужен мой Правый Глаз в течение всей моей жизни, Кодзюро. Get that? Спорить было бесполезно. - Да, мой Господин, - выдохнул Кодзюро, чертя дорожку из поцелуев по щеке Масамуне, пока они снова не прижались друг к другу губами. Масамуне сразу углубил поцелуй, его руки сжали рукава юкаты Кодзюро, опрокидывая его на спину снова. Масамуне медленно опустился на его член, подаваясь бедрами, Но Кодзюро уже знал, чего тот хочет, и он двинулся быстрее, их губы слились в одно. Язык Масамуне безотчетно скользил по чужим губам, пока их тела бились друг о друга сильнее и сильнее. Дыхание Кодзюро застряло у него в горле, в то время как Масамуне плотно сжался вокруг него. Свободной ладонью Кодзюро схватил Масамуне за волосы, потянув на себя. Его Господин был уже на грани, пальцами впившись в плечи Кодзюро. Их губы столкнулись, но это уже не был поцелуй, потому что ни один из них не был способен думать о таких вещах в этот момент. Кодзюро двигался чисто инстинктивно, поддавшись желанию, он касался Масамуне, помня, в каких местах тому это особенно приятно. Сжав пальцы еще сильнее, Масамуне уткнулся в плечо Кодзюро, прежде чем со сдавленным стоном излиться. Вдох, выдох, Кодзюро задержал дыхание, с усилием сдерживая себя. Он так и не кончил. Но Господин знал его слишком хорошо, и резкая, отчасти даже озорная улыбка появилась на его лице, когда он сел. Волосы спутались и прилипли к щекам от пота, в его глазу исступленно бушевала буря. Возможно он и насытился, но дракону нужно было несколько больше, чтобы почувствовать себя полностью удовлетворенным. Кодзюро навис над ним, выдохнув, когда ладонь Масамуне коснулась его члена. Он прокусил губу, впиваясь ногтями в татами, пока удовольствие захватывало его разум, вытесняя все другие мысли. Он сдерживался слишком долго, он едва мог приподняться, чтобы поцеловать своего Господина, горячо дыша ему в губы. Волна удовольствия захлестнула его, и Кодзюро только и мог что выдохнуть "Масамуне-сама", предупреждая до того как кончит, плотно зажмурившись, в чем не было нужды, ведь он и так ничего не видел из-за белых звезд, взрывавшихся перед его глазами. Они оба немного полежали не шевелясь, прижавшись друг к другу, тяжело дыша и деля один воздух на двоих. Кодзюро медленно открыл глаза, осторожно поцеловав Масамуне рядом с пустой глазницей, собираясь подняться. - Останься здесь, - голос Масамуне был едва слышен из-за шумящего снаружи дождя, наконец-то ставшего тише. Кодзюро уже знал, что "здесь" - это не в Осю, не в доме Дате, но в этой комнате. Он закрыл глаза, и улыбнулся, прижавшись лбом ко лбу своего Господина. - Как пожелаете, Масамуне-сама. *** Семнадцатый год эры Тенсё. Тойотоми Хидейоши, Единственный под Небесами, наградил Катакура Кодзюро, Правый Глаз Дракона, владением Тамура в пятьдесят тысяч коку за его заслуги в одаварской кампании против клана Ходзё. Однако, вскоре после получения подарка, Катакура Кодзюро вернул его, в знак верности своему Господину, Одноглазому Дракону Дате Тоджиро Масамуне. *** Конец