Биндюжница

      Весна цвела и пахла. Орали под окнами коты, стонали за окнами люди… От хронического недотраха ехала крыша вместе с верхним этажом и чердаком. Анешку моё состояние, выражавшееся в постоянном желании что-то делать — стирать, убирать, готовить — только радовало. Седрика, ставшего главным раздражителем, тоже всё устраивало. А я шла вразнос.       Первым звоночком, что так дальше продолжаться не может, стало уважение, с каким ко мне начали обращаться на рынке. Тяжёлый взгляд исподлобья с тёмными кругами под глазами из-за постоянного недосыпа пугал даже флотзамских стражников. Что уж говорить о портовых грузчиках и купцах?       Апофигеем этой феерии стал конфликт с правительством. В один из моих походов на городской рынок меня переклинило. Выразилось это в том, что я полчаса неотрывно наблюдала за прогуливающимся по площади Лоредо. Лысый жирдяй под моим пристальным немигающим змеиным взглядом заметно нервничал и потел. Я же мысленно прикидывала, кого назначат новым комендантом, если старый вдруг загнётся от инфаркта миокарда.       — Чего пыришься, убогая?       Для того, чтобы задать мне этот вопрос, милсдарь Лоредо долго храбрился и подошел близко только в компании пары дуболомов.       — Да вот, думаю, на ком бы испытать мой отвар от облысения? — хмыкнула я.       — Смотри, чтобы я на тебе новую верёвку для шеи не испытал, ведьма драная! — набычился плешивый как колено комендант.       — Пока ещё не ведьма, к сожалению, — без всякого пиетета к власть имущему лицу усмехнулась я. — Но проклясть перед смертью смогу. Так что лучше меня без уважительной причины не вешать.       — И что ты там наклясть сможешь, с заткнутой пастью? — ощерился оппонент, придвигаясь поближе. — Меня знаешь сколько баб уже проклинали? А хер как стоял, так и стоит.       — Ну, значит на вечный стояк и прокляну, — ухмыльнулась я. — Будешь всю оставшуюся жизнь ходить с торчащим сучком. И за всё им цепляться.       — Я не понял, — слегка офигел от такой нестандартной угрозы комендант, — ты меня благословить что ли собираешься?       Парочка бугаёв у него за спиной угодливо заржали. Наивные.       — Ага, — кивнула я. — Благословлю по самые гланды. Ещё и на вторую половину гарнизона останется. Ту, которая ещё с яйцами.       Гогот сменился испуганным молчанием. Зимняя история с краденными эльфками многих заставила призадуматься и пересмотреть свои отношения с эльфами и краснолюдами. Не понимаю почему, но горожане после того инцидента стали относиться к нелюдям куда более уважительно. Это же до какой степени надо ненавидеть лоредовских прихвостней! .       — Ты говори, да не заговаривайся, — набычился комендант, бочком увеличивая между нами расстояние. — А то ведь и впрямь вздёрнуть могу. Или на костёр, как натуральную ведьму, отправлю. Уж за тебя-то эльфы, небось, не заступятся…       Я безразлично пожала плечами и попинала носком немаленький мешок только что купленной прошлогодней картошки. Вяленькой, проросшей и потому дешёвой, но вполне себе съедобной. Пюре сделать, что ли? Так к нему подливу мясную надо готовить…       — Эй, ведьма, что молчишь? — не отставал лысый комендант.       Я тяжко вздохнула. Ну вот какого хрена я к этому уроду в залупу полезла? Теперь отбрёхивайся. Набрала в лёгкие побольше воздуха и звонко заголосила:       — Бернардичек, няша ты мой лупоглазенький, кавай толстопузенький! Я тебя люблю! Возьми меня замуж!       Площадь и пара прилегающих к ней кварталов замерли, поражённые моим предложением руки, сердца и прочего ливера с конечностями самому ненавистному жителю Флотзама. У комендантских «секьюрити» выпучились глаза на манер крабьих и некрасиво отвисли челюсти. Сам же «виновник торжества» стал похож на вытащенного на солнце утопца — так же пучил зенки и беззвучно открывал рот.       — Нет, я серьёзно! — я продолжала заливаться соловьём. — Мужик ты видный, при должности опять же. Я тоже девка почти не пользованная, в самом соку, можно сказать, да ещё и в травках всяких разбираюсь — считай, с образованием. Чем не пара? Поженимся, а там и детки пойдут! Я уж расстараюсь — каких хочешь тебе нарожаю! И с острыми ушками, и с волосатыми ножками! И вон, на бойцов твоих похожие будут — всё для тебя, любимый! И мамочек наших мы познакомим! Я уверена — старушки подружатся!..       В общем Лоредо бежал с угорающей от хохота площади со всех ног, проклиная на всю голову больную биндюжницу. Следом за ним под радостное улюлюканье, вжимая головы в необъятные плечи, семенили «шестёрки». Торговцы ржали им вслед.       Бабы, всегда судачившие около лавки с благовониями, уже объявили меня бывшей любовницей коменданта, которую он обрюхатил и бросил. А она теперь всюду за ним таскается и так мужика достала, что он уже и не знает, куда от дурной бабы деваться. И прибить нельзя, поскольку порешить беременную, да ещё блаженную — грех страшенный…       Слушавшие этот бред мимо проходящие краснолюд с эльфом счастливо плакали от смеха в обнимку.       В общем, народ я развлекла. Зато теперь Лоредо ко мне близко не подойдёт и повесить тем более не посмеет. Разве что в тёмной подворотне зарезать. Но я по таким местам не хожу. Да и невыгодно ему — всё равно народ сразу смекнёт, что к чему, и тогда коменданту вовек не отмыться. Впрочем, Лоредо не дурак. Ему действительно проще будет действовать по принципу «не трожь говно — вонять не будет».       Короче. Мешок мне зеленщик не только донёс до дома, но и деньги за картоху вернул. И сказал, что овощи теперь мне будет продавать со скидкой. То же самое клятвенно обещали и другие торгаши. Выгода, однако. ***       Ближе к вечеру из леса вернулась Анешка, и мы уселись на завалинку возле дома разбирать и сортировать травы. В процессе работы я рассказала ей эту историю. Выслушав меня, знахарка выразительно покрутила пальцем у виска.       — Вот смотрю я на тебя, Катерина, и думаю: дура, не дура — и умной не назовёшь. А ну как он тебя и вправду повесит?       — Ну, значит, буду висеть синяя и некрасивая, — фыркнула я. — Но скорее виселица рухнет, чем я удавлюсь.       — Твоя правда, — кивнула травница. — Я вот никак не могу понять — то ли это тебя так благословили, что ничем не прибьёшь, то ли прокляли, что никак не помрёшь… Тебе лет-то сколько?       — Двадцать восемь, — я осторожно отделила плотный большой бутон синюшника краснолистного от стебля и положила его к остальным в маленькую корзинку. — Мы с тобой примерно ровесницы.       — Сколько-сколько?! — опешила Анешка, выронив из рук пучок донника. — Тебе ж по лицу больше семнадцати не дашь! А по фигуре да со спины — так и вовсе пятнадцать!       — Ну, я не виновата, что у вас такие условия жизни, что девушки в семнадцать лет выглядят хуже, чем я в свои неполные три десятка, — огрызнулась я. — А вообще — мыться чаще надо! И ухаживать за собой нормально. Вот если тебя, допустим, качественно в баньке попарить, расчесать, а потом дать хорошенько выспаться и одеть в нормальное платье по фигуре, то ты сразу помолодеешь лет на десять.       — Ага, — хмуро кивнула Анешка, — и все мужики мои будут. А оно мне надо, от ревнивых баб отбиваться?       Я лишь плечами пожала — у каждого своя мотивация. Лично мне просто не нравиться ходить и вонять.       Знахарка задумчиво помолчала, словно собираясь с духом, а потом понизила голос и продолжила:       — Вон, за тобой по деревне уже хвост из холостых парней таскается. Девки наши до сих пор тебе «тёмную» не устроили только потому, что ты этого хвоста в упор не видишь. Да ещё к нам Седрик каждый день ходит. По слухам у вас с ним всё серьёзно. А сама что скажешь?       Теперь настал мой черёд ронять траву. Тому, что вокруг меня в последнее время вертелось как-то слишком много мужиков, я особого значения не придавала. Присутствие молодых биндюжников в непосредственной близости от моей скромной персоны казалось мне нормальным. В деревне вообще женщин меньше, чем мужчин. Это легко объяснить тем, что молодёжь, а особенно девушки, стремились выйти замуж и перебраться в менее опасное для жизни место. Парни мне не мешали, были вежливы, насколько могут быть вежливы кметы, и услужливы. Правда, все они почему-то шарахались от Седрика и Сегерима, но я это объясняла просто нелюбовью местных людей к эльфам. Сама же никогда не упускала возможности лишний раз улыбнуться эльфу-охотнику и перекинуться парой слов с супругом Мориль.       Последняя, кстати, была уже на седьмом месяце. Дочку обещала назвать Катрианной. Просто Катерина по-эльфийски не очень звучало, вот и адаптировали.       — Ну так что с Седриком-то? — продолжала допытываться наставница.       Я грустно вздохнула. Нет, я не против переспать с ним, но что соседи скажут? Если бы деревенские сплетни коснулись только меня одной, я бы наплевала на мнение окружающих и растёрла, но чмырить в этом случае стали бы в первую очередь мой объект воздыханий. То, что деревенские бабы не решались устраивать «тёмную» мне, вовсе не значит, что потерявшие надежду на мою благосклонность холостяки не организуют разборки «по понятиям» эльфу. Всей дружной толпой против одного, ага. Я, конечно, не отрицаю, что бывший скоя’таэль крут, как варёное вкрутую яйцо, но не до такой же степени.       — А что с Седриком? — я опустила взгляд в корзину с травами. — Он эльф, я — нет. Мне двадцать восемь, а ему, быть может, уже за тысячу перевалило. Между нами нет ничего общего… Ну, кроме любви к борщу, разумеется.       — И правильно, — успокоено покивала Анешка, — нечего себе жизнь портить. И ему тоже…       До темноты мы перебрали травы, поужинали и отправились на боковую. ***       Ночью мне снова не спалось. В щель в рассохшихся ставнях нагло светила полная луна. Анешка дрыхла без задних ног. В голове вертелись мысли одна другой кручинестей. Депрессняк опять захватывал по полной. Хотелось секса, домой, напиться и подохнуть. Почему-то первый и третий варианты времяпровождения казались наиболее достижимыми.       Тихонько встав и одевшись, я вышла на крыльцо и сонным взглядом оглядела спящую деревню. На окраине леса, на вышке горел огонь, и слышались пьяные голоса. Понятно. Я тут страдаю, а Седрик там уже пьёт. Обидно, блин! Впрочем, что я, хуже него, что ли?       Решено! Пойду и во второй раз с троллями забухаю!       Тристану и Изольде, как я нарекла моих синекожих собутыльников, тоже не спалось. Поэтому они обрадовались мне как родной и тут же предложили угоститься ухой из утопца. Сначала я отказалась. Но после второй распитой на троих бутыли ядрёного краснолюдского первача, жирный наваристый супчик с ударной дозой укропа, петрушки и ещё какой-то зелени пошёл, как детки в школу. Потом были танцы с бубном вокруг костра и песни из репертуара Волоцкой и Хелависы, наскоро переведённые с русского на Всеобщий. На трезвую голову, наверное, и строчки бы не срифмовала, а так жарила куплеты один за другим!       Домой возвращалась под утро, в сивых предрассветных сумерках, уставшая и морально глубоко удовлетворённая. Даже специфический аромат тролльего логова, пропитавший меня насквозь, совершенно не огорчал.       Философские рассуждения на тему, могут ли нормальные люди жрать уху из утопца или всё же отравятся, были нарушены дивным видением… тощей бледной задницы, расположившейся под кустом боярышника с максимально возможным для столь непрезентабельного места комфортом.       Я несколько секунд заинтересованно разглядывала загадочно мерцающий в свете заходящей луны филей, а потом всё же сообразила, что своим присутствием несколько отвлекаю владельца оного от созерцания глубокого внутреннего мира. Да и вообще тупо мешаю незнакомому засранцу удобрять лесопосадки.       — Ой, пардон, пардон, не хотела мешать, — пробубнила я и попыталась сдать назад, в заросли лебеды, из которой только что вынырнула. — Продолжайте, не обращайте на меня внимание…       Владелец задницы подпрыгнул на месте от неожиданности и сделал попытку повернуть голову, как филин, на сто восемьдесят градусов, не меняя позы орла на горной вершине. В полумраке занимающегося зыбкого рассвета гневно сверкнул выпученный глаз, а потом меня обложили восьмиэтажным матом на Старшей Речи. В принципе эльфа, а никем иным матерящийся на Hen Llinge субъект быть не мог, можно было понять. Пристроился, понимаешь, покакать тёмной ночью в дремучем лесу, а тут какая-то пьяная баба из кустов подглядывает и нарушает этим так необходимую сосредоточенность и концентрацию внутренней энергии Ци… И всё удовольствие от процесса дефекации обратно в жопу. Обидно, блин!       — Сидите-сидите, — замахала я руками, видя, что незнакомец судорожно путается в штанах, пытаясь их натянуть. — Я уже ухожу!..       Не успела я закончить фразу, как дёрн под ногами поехал, и я, слабо пискнув, сверзилась с обрыва прямиком в овражек, коими так изобиловал флотзамский лес.       Приземлилась на спину, плашмя. Несмотря на то, что дно оврага заросло мхом и травами, удар выбил из лёгких весь воздух, основательно оглушив и контузив.       Пока я пыталась определить своё местонахождение в пространственно-временном континууме, на моём горле сомкнулись жёсткие ледяные пальцы. Похоже, застуканный мной за непотребным делом эльф, решил не оставлять живых свидетелей своего позора…       Похрипев немного в тщетной попытке вдохнуть, я благополучно потеряла сознание.