Биндюжница

      …Седрик двигался мощно и размеренно, словно паровой молот. Мышцы спины и рук напрягались и расслаблялись, подчиняясь заданному ровному ритму. Смуглая кожа полуобнажённого эльфа блестела от пота. Упругие ягодицы облепила влажная ткань подштанников. О да, охотник работал с огромным энтузиазмом и знанием, так сказать, матчасти!       Внезапно он замер, поднял выразительные ореховые глаза, откинул со лба намокшую прядь смоляных волос и улыбнулся мне — тепло так, по-дружески. Я с трудом перевела перехватившее от восторга дыхание и улыбнулась ему в ответ. Седрик немного изменил положение и снова приступил к своему занятию. Я чуть не взвыла от восторга.       Заставив себя отлипнуть от окна, я прислонилась спиной к стене и плавно сползла по ней на пол. Мать моя женщина! Да немецкая порно-индустрия просто нервно курит в пыльном углу, по сравнению с тем, КАК Седрик колет дрова!       Весна в Биндюге подползала к своей середине. И самым грандиозным мероприятием в это время года у биндюжников была заготовка дров на всё лето и половину осени. Причина тому проста и тривиальна — когда становилось достаточно тепло, из зимней спячки выходили эндриаги. И находиться в лесу из-за этих гигантских инсектоидов становилось весьма и весьма небезопасно.       Флотзам таких проблем не испытывал — топливо в город подвозили по реке. А вот заботиться о благополучии сельских соседей городские власти не собирались. Как говорится, проблемы индейцев шерифа не сношают. Вот и старались сельчане нарубить дров впрок, чтобы потом лишний раз не соваться в лес, рискуя нарваться на монстров или скоя’таэлей.       Анешке в этом отношении приходилось туго. Жизнь одинокой женщины, пускай и знахарки, вообще тяжела. Весной она буквально убивалась на поприще зельеварения практически бесплатно, весь доход отдавая тем немногим мужикам, согласным заготовить дрова и для неё. В принципе, приобретать топливо за деньги или отвары было ещё не самым плохим вариантом, учитывая, что несколько биндюжниц победнее расплачивались собственным телом и не по одному разу, и не с одним лесорубом…       Мою наставницу и меня в этом отношении, слава богу, не трогали. От надругательства травницу защищал страх местного мужичья перед проклятием или каким другим колдунством. Наученная ею, я тоже не спешила объяснять соседям, что магией вообще не владею и проклясть могу исключительно на словах. Я, конечно, не против покончить с собой, но познать перед этим всю незабываемую гамму ощущений насилуемой во все дыхательные и пихательные вовсе не стремлюсь.       Седрик неожиданно сам предложил Анешке заготовить дрова. Самой беседы я не застала, но со слов наставницы узнала, что платой за работу должна стать кормёжка. В идеале… Да. Борщ.       — Видать наш охотник без женского ухода замучился, — понимающе ухмылялась травница. — А ты ему своим супом с помидорами совсем душу растревожила… Раньше-то он и себе дрова не шибко рубил — собирал хворост в лесу весь год, когда обходил капканы.       — Ну вот видишь? — легкомысленно улыбнулась я. — А ты говорила, не прикармливай!       Блин, чему я, дура, радовалась?!       В первый же день Седрикова добровольного «вкалывания», я поняла, что погорячилась. Ну нельзя, нельзя мне показывать полуголого, потного, мускулистого, загорелого, красивого мужика! Я от такого зрелища начинаю… нервничать. Вернее, очень сильно психовать. К счастью, Анешке не пришлось наблюдать мои возбуждённые метания по дому в момент наполнения поленницы — она ещё утром с независимым видом собрала в большую корзину еду, одеяла и свинтила в лес «за травками». Уж не знаю, какую коноплю она там собирает, но с прошлого такого «загула» травница не потрудилась притащить даже пучок чабреца для вида. Зато какой довольной она тогда вернулась!       А мне после ухода наставницы пришлось наблюдать «порнуху» и тихо шизеть от осознания недосягаемости вожделенной эльфийской тушки.       Стремясь отвлечь себя хоть чем-то, решила навести порядок в хате. А что? Вон, Седрик дрова колет… Мда, Аполлон, мать его остроухую за ногу! А я что, без дела сидеть буду? В результате к вечеру домик знахарки блестел изнутри. Я не только пыль с балок и из углов смела, но побелила стены и печь, отскоблила до желтизны деревянный пол, перебила свежим сеном и травами тюфяки и подушки, вывесила проветриться на солнышко одеяла, перестелила постели и приготовила ужин из трёх блюд.       Накормленный ухой, голубцами со сметаной и оладьями с клюквенным морсом Седрик с трудом выполз из-за стола, сыто икнул и посмотрел на аккуратно застеленные шерстяными одеялами кровати с плохо скрываемым вожделением. Я с трудом удержалась от того, чтобы предложить ему здесь и переночевать.       Всё-таки я уже достаточно долго прожила в Биндюге, чтобы понимать — подобное предложение из уст незамужней девицы (да и замужней тоже) означает вовсе не сон мужчины в отдельной постели, а совсем даже наоборот. Вдобавок в глазах всех биндюжников я буду выглядеть падшей женщиной. Мол, травница за порог, а ученица перед первым же мужиком ножки-то и раздвинула, подстилка эльфячья!       В ушах очень реалистично зазвучал голос старосты, болтуна и балагура, увлечённо рассказывающего возле костра мужикам, как «Седрик её и сбоку, и сверху, и по-собачьи!..» Бр-р-р-р!.. Я даже головой затрясла от ужаса, подхватила сложенные стопкой миски и сгрузила их в бадью для мытья. Потом сняла с гвоздика седриков лук в налуче и всунула его нерешительно замершему у двери владельцу.       — Седрик, темнеет уже, — как можно доброжелательнее улыбнулась я ему. — Спасибо за помощь и спокойной ночи.       Эльф грустно усмехнулся перекидывая через плечо своё имущество.       — И тебе dearme, Сathu mo, — он внезапно нагнулся и чмокнул меня в лоб.       От неожиданности я икнула и шарахнулась, прижимая ладонь к месту поцелуя. Внутри всё оборвалось, а низ живота скрутило так, что аж дыхалку перехватило.       — Quess aen? — напрягся Седрик.       — Всё нормально, — отдышавшись просипела я, судорожно соображая, чем оправдать своё поведение и перекошенную морду лица. — Просто… Седрик, ты только не обижайся… У нас в лоб обычно покойников целуют перед похоронами.       — Squaess me! — глаза эльфа испуганно округлились. — Я не знал!       — Я же сказала, всё нормально, — мне даже стыдно стало за своё враньё (хотя, какое враньё — правда, хоть и частичная). — Не бери в голову. До завтра.       — Va faill, — Седрик виновато коснулся моего плеча и быстро вышел за дверь.       — Va faill, — тихонько отозвалась я, запирая дверь на засов.       Всю ночь мне снились эротические сны с участием смуглых остроухих брюнетов.       Утром я сбегала в порт и купила целое ведёрко извести, намереваясь побелить наш дом и снаружи. Если так дальше дело пойдёт, я до возвращения Анешки капитальный ремонт сделаю.       Седрик пришёл после полудня, когда я добеливала стену со стороны оврага. Я выпросила у старосты стремянку и теперь старательно возюкала щёткой под стрехой, уже распугав гнездящихся там воробьёв.       — Катя, ты где? — громко позвал он, выныривая из-за угла.       Неожиданно раздавшийся за спиной мужской голос заставил меня вздрогнуть и выпустить из рук берестяное ведёрко с остатками побелки. По закону подлости эта проклятая посудина, естественно, приземлилась прямо на голову эльфу.       — Аn’abadraigh aen cuach!!! — выдал на едином дыхании пострадавший.       — Ой, Седрик, прости, я не хоте… Ай! — я начала извиняться, неловко повернулась, нога в растоптанном чувяке соскользнула с перекладины и я, пискнув, свалилась следом за ведром.       На моё счастье, Седрик второй раз под удар свою голову не подставил. Подставил руки, в которые я и приземлилась. Вот так вот, в обнимочку, мы и укатились в овраг, густо заросший крапивой и ежевикой.       Ругались оба. Седрик на Hen Llinge, я — на русском. Причём неизвестно, у кого выражения получались сочнее и забористее. ***       — Катя, — сидя вечером за неубранным после сытного ужина столом, робко спросил меня Седрик, — а что значит фраза «ah tyg yobaniy ty nahuy»?       Я аж травяным отваром поперхнулась от такого вопросика.       — Ну, это, скажем так, непереводимая игра слов на моём родном языке, — смущённо краснея, пояснила я. — А значение примерно такое же, как и у той фразы, что ты после падения ведра побелки на голову сказал.       Теперь и Седрик сидел красный как рак. Я задумчиво почесала всё ещё свербящую после крапивы задницу и покосилась на горящий в печи огонь.       — Надо кресла купить, — сама себе сказала я, — чтобы возле печки удобно вечера коротать было… Или хоть стулья какие со спинками.       — Стулья со спинками я тебе и сам могу сколотить, — усмехнулся охотник, приваливаясь спиной к свежевыбеленной стене. — Два стула за один день сделать можно.       — Делай три, — великодушно кивнула я с самым невозмутимым видом. — Вдруг Анешка с нами тоже посидеть захочет.       Такой ответ заметно ошеломил Седрика. Он долго молча сидел с пришибленным видом и смотрел на огонь, беззвучно шевеля губами, словно что-то решая для себя.       — Катерина, — впервые обратился он ко мне полным именем, — я понимаю, эльфы для тебя что-то вроде сказочных героев, но от dh'oine мы отличаемся лишь формой ушей и долголетием. Поверь, Aen Seidhe подвержены тем же порокам, что и люди. И я тоже… Ты мне интересна. И как существо из другого мира, слишком сильно отличного от нашего, и как… женщина. Yea, пожалуй, даже больше как женщина. Но ты же понимаешь, что dh'oine… другие жители Биндюги вряд ли одобрят, если я буду слишком часто посещать твой дом и задерживаться здесь допоздна?       Я внимательно слушала сбивчивый монолог Седрика. Интересно как получается. Из контекста сказанного можно сделать заключение что саму меня он dh'oine не считает…       — Седрик, не переживай по этому поводу, — улыбнулась я, с трудом сдерживая желание подхватиться и утащить смущённого мужика в койку. — Я очень хорошо осознаю последствия такого союза и насиловать твой во всех смыслах безотказный организм свыше приличий не собираюсь. Но видишь ли в чём заковыка… У женщин моего народа есть одна жизненная необходимость, основной инстинкт, если угодно. Мы, русские бабы, отчаянно нуждаемся хотя бы в номинальном присутствие в своей жизни… даже не мужчины, не дёргайся, а, скажем так, объекта заботы. Кого-то одинокого, лишённого домашнего уюта, нуждающегося в регулярном кормлении…       — Родить не пыталась? — сообразив, к чему я веду, Седрик облегчённо фыркнул и попытался съязвить.       — От кого? — с готовностью навалилась я грудью на столешницу. — Покажи мне пальцем на хоть одного местного мужика, который может стать пусть не хорошим отцом, на такое счастье я не претендую, а хотя бы качественным самцом-производителем, способным произвести на свет здоровое сильное красивое потомство.       Седрик тяжело вздохнул и виновато опустил глаза.       — Я так и думала, — хмыкнула я. — Прости, дружище, но придётся тебе взять на себя бремя моей материнской заботы.       — Понял, — покорно кивнул эльф. — Ну… Тогда я пойду, пожалуй. И так засиделся… Va faill.       Когда за Седриком закрылась дверь, я мысленно поздравила себя с идиотизмом. Никогда не умела говорить мужчинам «давай останемся друзьями». Интересно, как у других женщин так хорошо получается?       Впрочем, унывать не стоит, ибо, как говорила моя бабушка, лиха беда начало. В конце концов путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. А с любопытными соседями я со временем разберусь.       Конечно, если раньше мне всё-таки не удастся покончить с собой. Эльфы эльфами, а отсутствие тёплого ватерклозета, шампуня, тампонов и горячей ванны меня уже достало до чёртиков!       И да. Надо придумать, чем себя завтра занять, когда Седрик опять дрова колоть придёт. Может, крышу перекрыть?