Биндюжница

***       Когда Седрик увидел её впервые, то подумал, что безопаснее будет прибить эту amadan d'hoine. Лишь небу известно, как он не пырнул девицу ножом, когда она подпрыгивала, пытаясь ухватить его за уши. Уши у эльфов весьма чувствительны, особенно кончики, и прикасаться к ним имеют право лишь самые близкие…       Имя у девушки было странное, но красивое — Ekaterina. А уменьшительная форма — Katya — вообще вызывала стойкую ассоциацию с котёнком, попытавшимся пить молоко из взрослой миски и чуть там не утонувшим.       Ещё более странной была одежда девицы, точнее, практически полное её отсутствие, и невиданный двухколёсный агрегат, названный ещё более странным именем «velosiped». На вопрос об агрегате, она лишь пожала плечами и ответила, что это средство для езды, вроде механической лошади. А попытка обратить её внимание на скудность одеяний вообще натолкнулась на стену искреннего недоумения со стороны девушки.       — Так ведь лето же, жарко, — пожала плечами Катерина, нисколько не смущаясь того, что Седрику прекрасно были видны её возбуждённо заострившиеся соски под тонюсенькой белой тряпочкой, едва прикрывавшей грудь и еле доходившей до середины загорелого живота со сверкающей бусиной в пупке.       А её штаны?! Да у девушек из борделя мадам Гарвены панталоны скромнее выглядят! Гораздо скромнее. Но несмотря на наглые ухмылки, в глазах флотзамских шлюх всё равно плескался глубоко запрятанный стыд и понимание своего позора. А Катя носила куцые лоскутки, еле-еле закрывавшие самые стратегические места, и не испытывала при этом ни малейшего дискомфорта. Так носит свой мех лиса, не осознавая, насколько он ценен для охотника. И это восхищало и смущало пожилого эльфа одновременно. Давненько он уже не испытывал таких противоречивых чувств…       «Aen Woedbeanna», решил для себя Седрик, хоть на дриаду незнакомка из леса походила менее всего. Да и передвигалась по лесу с огромным трудом, цепляясь явно дорогими, тонкой выделки сандалиями за каждую кочку и корешок. Говорила девушка вполне понятно, но со странным акцентом, и в её речи постоянно проскакивали непонятные слова: «pizdetc», «yobaniyvrot», «ahuyet'»…       «Aen Saevherne», с благоговением подумал бывший скоя’таэль, когда, дождавшись темноты, привёл девушку к себе домой в Биндюгу и сходил к Анешке за платьем. Катерина подношение приняла с недоуменным выражением на лице. Похоже, она понятия не имела, как правильно зашнуровывать корсет и застёгивать все эти крючки. Конечно, Седрик взялся помогать. И по дурости предложил ей сначала снять свои слишком выделяющиеся вещи… И Катерина разделась. Совсем. Наличие светло-бежевых трусиков, состоящих из двух верёвочек и одного ажурного лоскутка, окосевший от впечатлений охотник не сразу заметил…       «A d’yeabl aep arse!», изо всех сил скрывая болезненно ноющую эрекцию, мысленно ругался Седрик, заталкивая в странного вида яркую сумку шёлковое кружевное бельё своей гостьи. Руки заметно дрожали, причём совсем не от выпивки, и мысль, что таких тонких и нежных на ощупь трусиков нет и у самой Энид Ан Глеанны, обещала ещё долго не давать спать по ночам. Что и говорить, перенервничал бывший скоя’таэль знатно. Одни «похороны» Катиного «velosipeda» чего стоили!..       И конечно же старый эльф не мог бросить свою находку на произвол судьбы. По счастью Анешка оказалась жалостливой бабой и расплакавшаяся у неё на пороге девушка, в сопровождении бледного и трезвого (!!!) охотника, смогла растопить загрубевшее знахарское сердце. Катерина осталась у травницы учиться её делу, а заодно помогать по хозяйству. Сплавив так не вовремя разбередившую душу гостью, охотник вздохнул с облегчением. Ненадолго. ***       Спустя неделю, дежуря на вышке, Седрик услышал разговор местных мужиков, обсуждавших достоинства недавно объявившейся у знахарки ученицы.       -…Я те грю, девка уж больно хороша! Вся чистенькая, да нежненькая, ровно княжна какая. И сиськи с жопой на месте, хоть и маловаты, а подержаться есть за что… — рассыпался в описаниях толстый пришлый мужик в полосатом жилете на голое тело, с сальным чубом, зализанным за ухо.       — Да видел я её, — авторитетно кивал местный скорняк Прожжённый, живший как раз на окраине и часто околачивавшийся с дежурившими у леса смотрящими. — Мордашка смазливенькая, да больно печальная… И неразговорчивая. Я уж с ней трижды с утра здоровкался возле колодца — без толку. Кивнёт и дальше пойдёт себе с вёдрами. А так да, хороша. Эх…       — Попользоваться бы по-тихому, — мечтательно протянул толстяк. — Эта всяк повкуснее Гарвениных блядей…       — Жить надоело? — хмыкнул скорняк. — Да Анешка за ней следит, ровно наседка за единственным цыплёнком. Деваху только тронь — вмиг проклянёт ведьма, да так, что хер не то, что не встанет, а на землю упадёт и как червяк туда зароется.       — Да брешешь ты всё, — не очень уверено отмахнулся от собеседника жирдяй. — Коли Анешка так могла колдовать, она б давно из Биндюги в Вызиму уехала. Или вообще в Оксенфурт. А она здесь, с нами говно месит, да от белок прячется. Ну и чего она мне за свою девку сделает?..       — Я ж сказал, проклянёт, — словно малолетнему неслуху, терпеливо повторил Прожжёный. — Для этого много сил не надо — токмо мастерство и опыт. А этого добра у нашей ведьмы навалом. Да и княжну свою приблудную, поди, чему научила… Хошь? Иди, пользуйся. Да только учти — я, если с тобой чего станется, ни ухом, ни рылом и знать тебя не знаю.       — Пф!.. — презрительно фыркнул толстяк. — И пойду! И попользуюсь! И тебе потом расскажу, как она подо мной пищала! А ты торчи тут и завидуй…       Договорить пришлый не успел — ему в глаз, коротко свистнув, воткнулась стрела с характерным полосатым оперением. Да с такой силой, что тихим «чвяк» проклюнулась из затылка, брызнув на лицо стоявшего подле скорняка мелкими бусинами густой крови.       — Уби-и-или-и-и-и!!! — после шокированной паузы взвыл Прожжённый, с размаху ныряя в заросли багульника и мандрагоры.       — СКОТОЕ-Е-ЕЛИ-И!!! — слаженным рёвом ответили сидевшие на вышке дежурные.       Началась организованная суета. Женщины и дети скоренько и без паники разбегались по домам. Мужики расхватывали вилы, топоры и прочий оборонительный инвентарь, готовясь дать отпор нападающим. Местные эльфы и краснолюды в этом от людей не отставали — каждый понимал, что распри между соседями чреваты гибелью всего посёлка. Поэтому народец Биндюги, в отличие от своих городских соседей, старался на чужие уши не смотреть, предпочитая оценивать по делам и поступкам.       Потому-то и прижился здесь бывший скоя’таэль эльф Седрик. Потому и приняли его, не осуждая за дела минувшие, но строго и внимательно наблюдая за всеми нынешними действиями. Годами храня деревню с факторией от чудовищ и «белок», старый охотник заслужил если не почёт, то уж точно уважение большинства местных жителей и какой-то кредит доверия. И это ему аукнулось. Потому что браконьер и неплохой охотник Прожжённый прекрасно видел, под каким углом вонзилось тёмное ореховое древко в тело недавнего собеседника. Знал он так же, что «белки» для стрел обычно используют осину… И выводы скорняк сделал правильные. ***       Вечером, когда бабы уложили детей, а сами занялись мытьём посуды после ужина и прочими бабскими делами, многие мужики, кто разжился деньгами, идут во Флотзам, в кабак.       Выгодно сбыв бобровые шкурки, Прожжённый довольно пересчитал выручку и решил, что не помешает на сон грядущий промочить горло, почесать языком, покидать кости и потискать одну из молодок мадам Гарвены. В этот вечер скорняк решил, что купит себе худенькую русоволосую эльфку со шрамом на всю левую щеку. Если поставить её раком и уши волосами прикрыть, так со спины будет похожа на знахаркину ученицу…       В кабаке было шумно и душно. Дрались в дальнем углу кулачники под крики азартных посетителей, тихо тарахтели костями за столиком около двери в бордель неразлучная троица Казимир-Бенедикт-Зындраб, что-то бормотал в дальнем углу залётный монах. Скорняк подошёл к стойке, заказал себе кружку Каэдвенского, сделал большой глоток и удовлетворённо рыгнул. Тишь да гладь, да божья благодать. Из-за приоткрытой бордельной двери слышались хмельные мужские возгласы и звонкое женское хихиканье.       Прожжённый допил пиво, вытер рукавом губы и с довольной улыбкой распахнул дверь в царство разврата. Парочка беседовавших, сидя на ближайшей лавке, шлюх замолкли и посмотрели на него с любопытством и ожиданием. Их Прожжённый проигнорировал, уверенным шагом направляясь вглубь помещения, где на дальней лавочке обычно ожидала клиентов русоволосая эльфка с изуродованной шрамом щекой. Девушка там и сидела, привычно пряча половину лица за длинными волосами. Вот ещё вопрос, мимоходом подумал скорняк, отсчитывая орены выскочившей не пойми откуда, как чёрт из табакерки, мадам Гарвене, почему у людских баб волосы всегда сальные и подобраны, а у эльфок, если не обрезаны по самое не могу, то обязательно распущенные и чистенькие, так и струятся?.. Мысль надолго в лысой голове не задержалась, оставив после себя лишь желание намотать длинные патлы эльфки на кулак и драть её раком, пока не запищит о пощаде. Что, зайдя с ней в одну из комнат свиданий, Прожжённый и сделал с особым удовольствием, представляя на месте шлюхи «Седриковскую княжну». ***       Старый охотник редко посещал таверну — здесь не любили эльфов вообще и Седрика в частности. Правда, наливали так же, как и любому другому, но постоянно приходилось следить, чтобы разносчицы не плюнули в кружку. Впрочем, гномий самогон таким не отравишь. Седрик привычно купил у стойки бутылку пойла, пару сушёных рыбёшек и сел за дальний столик в самом тёмном углу около выхода в коридор с «комнатами свиданий». Из ближайшей доносилось размеренное уханье и ритмичные шлепки, сопровождаемые женскими повизгиваниями. Судя по тональности, девушке было скорее больно, чем приятно, но она изо всех сил старалась этого не показать. Впрочем, силы, видимо, были на исходе… Бутылка опустела наполовину, а повизгивания переросли во всхлипы и громкие просьбы прекратить. Мимо эльфа торопливо простучала каблуками насупленная мадам Гарвена, сжимавшая в руке деревянный хер, при необходимости вполне способный заменить увесистую скалку. Седрик заинтересованно пронаблюдал, как за Гарвеной захлопнулась дверь, налил в кружку ещё самогону и прислушался. Мадам сердито отчитывала кого-то под аккомпанемент сдавленных женских рыданий. Видимо клиент переборщил с рукоприкладством и не мог оплатить нанесённый товарному виду работницы борделя ущерб. Вскоре дверь в комнату снова распахнулась и оттуда вышел, довольно хмыкая и на ходу завязывая портки, Прожжённый. В приоткрытую дверь эльф успел заметить сидящую на разворошённой кровати заплаканную эльфку Рианнон, утирающую распатланными волосами кровавую юшку, текущую из носа. Рядом квохтала Гарвена, заполошно комкая какую-то тряпку и пихая её девушке между ног… Жестяная кружка в руке охотника издала натужный скрип и прогнулась под сжавшими её пальцами.       — О, Седрик, приветствую! — не заметив потемневший тяжёлый взгляд соседа-эльфа, скорняк подтащил к Седриковому столику ещё один стул и уселся напротив. — Как жизнь? Как девка твоя поживает? Пищит по ночам?       — Какая девка? — безразлично пожал плечами хмельной эльф. — Ты о чём?       — Так об Анешкиной примке русявой, об ком ещё? — хитро подмигнул охотнику Прожжённый. — Видать хороша-то в койке, а? Раз уж ты через неё Гороха порешил и на скотоелей спёр.       Седрик молча сжал пальцы, окончательно сминая кружку — на ладонь выплеснулись остатки самогона — и поднял на собеседника внимательные совершенно трезвые ореховые глаза. До скорняка, наконец, дошло, что его вполне может постичь участь пресловутого Гороха, и он поспешно вскинул руки в успокаивающем жесте.       — Не трону я твою прынцесску, Седрик, не бзди, — торопливо зашептал он. — И тебя не сдам. Горох-то, по совести, сам ведь напросился… Да и мужик был говёный. Негодный был, ей-ей, мужичёнка!.. Туды ему, так-растак, и дорога! А ты в Биндюге нашей персона нужная и со всех сторон полезная. Да и девка твоя какая-никакая, а лекарка… Не боись, я молчать буду, как рыба об лёд. Ты только эта… Стрел осиновых наделай, а то твои из лещины больно приметные.       Охотник смерил собеседника задумчивым взглядом и медленно кивнул. После чего не напрягаясь расправил пальцами смятую кружку, вылил туда остатки пойла из бутылки, пододвинул посудину замершему в настороженном ожидании скорняку, поднялся из-за стола и ушёл из кабака, оставив после себя неприятное ощущение захлопнувшегося в пяди от ноги медвежьего капкана. ***       Киаран скучал, сидя на дереве на берегу заводи, и прикидывал, успеет ли до темноты поймать хоть что-нибудь. Удить рыбу в пруду за водопадом не имело смысла — утопцы настолько оголодали, что уже и средь бела дня с любопытством выглядывали из воды, лупатыми зенками поедая сидевшего на нижнем суку раскидистого граба эльфа. Киаран почесал зудящую от укуса комара щёку и метко цыкнул через губу, попав плевком прямо ближайшему утопцу в лоб. Монстряк откинулся назад, замотал лысой башкой, наткнулся на собрата, решил, что тот виноват и полоснул когтистой лапой. Завязалась потасовка. Киаран мысленно делал ставки, прикидывая, кто кого, решив для себя, что победителя пристрелит.       Развлекуху прервал громкий хруст валежника и тихие возгласы матерного характера со стороны болотца с накерами. Эльф поспешно ретировался на пару веток выше, технично, почти на уровне безусловных рефлексов, «растворившись» в густой кроне старого древесного гиганта. Обзор от этого стал только лучше и зоркий скоя’таэль с удивлением узрел прущую дуром напролом через гнёзда накеров встрёпанную девицу в тёмном мешковатом платье и с мотком длинной верёвки через плечо. Что самое интересное, при виде этакой «закуски», маленькие зубастые уродцы вовсе не спешили выбраться из своих убежищ. Наоборот, судя по громкому скрежещущему визгу, они предупреждали сородичей о серьёзной опасности. На памяти Киарана, накеры так орали при появлении на болоте эндриаг-солдат или вовсе главоглаза. Интересно…       Деваха тем временем подгребла к дереву, на котором восседал эльф, и по-хозяйски обошла его по кругу, явно что-то высматривая. Киаран напрягся, и на всякий случай заложил стрелу на зефар. Мало ли?.. Девка по виду, скорее, блаженная, чем, засланная… Но ведь одно другому не мешает. «Симпатичная», с ухмылкой оценил внешность незваной гостьи Киаран — в отличии от Йорвета, его младший брат не брезговал dh’oine beanna, и время от времени разнообразил свою половую жизнь отнюдь не с согласия противоположного пола — и устроился на ветке поудобней.       — Zaebali, suki!!! — с чувством сообщила девица дереву и принялась распутывать принесённую с собой верёвку.       Спустя пару минут стало ясно, что верёвку решили применить для чьего-то повешения. Иначе как объяснить тщательную обработку оной обмылком и завязывание на одном конце петли? Эльф напряжённо следил за действом, с каждой минутой всё больше озадачиваясь. Что задумала эта сумасшедшая?! Девица, меж тем, занялась попытками перекинуть второй конец верёвки с каменным грузилом через сук, над которым затаился скоя’таэль. Действия её были настолько неуклюжими, что Киаран не смог сдержать смех, когда, окрещённая им «Висельницей», dh’oine beanna получила своим же грузилом по макушке. На сдавленный ржач, донёсшийся сверху, девчонка внимания не обратила. Ругаясь на смутно понятном языке, она раскрутила верёвку, как лассо и… со свистом зафигачила камнем аккурат между глаз не вовремя высунувшемуся из кроны для лучшего обзора Киарану. Вскрикнув от боли и неожиданности, эльф сверзился со своего насеста и ухнул вниз, потеряв сознание ещё в полёте. На его счастье, земля под деревом была довольно мягкой из-за толстого слоя мха и палой листвы, так что приземление не принесло серьёзных травм. Так, пара ушибов…       Очнулся скоя’таэль одномоментно, распахнул глаза и рывком сел, опираясь спиной на ствол граба. Подождав, пока гудение в голове поутихнет, а звёзды в глазах перестанут плясать краковяк, Киаран осторожно огляделся. К немалому удивлению эльфа, девица никуда не делась. С настырностью, достойной лучшего применения, она карабкалась на одинокий валун, сжимая в зубах всё-таки закинутую на сук верёвку. Мыслей в оглушённой голове эльфа не было. Было только небывалое офигение и немножко любопытства. Пока он приходил в себя, девица забралась на самый верх валуна и выпрямилась там с гордым видом победителя. Летний ветерок заиграл лёгкими русыми волосами, подол платья взвился, обнажая бледно-розовые коленки. На левой ярко краснела свежая царапина. Киаран сглотнул. «Во даёт, дура пришибленная!..», мелькнула в голове восхищённая мысль.       Момент, когда девчонка напялила себе на шею удавку и, странно махнув крест-накрест рукой, сиганула вниз, вызвал у эльфа настоящий шок, заставив подавиться собственным ахом. А когда за спиной оглушительно затрещало и с диким хрустом рухнуло в воду огромное дерево, скоя’таэль вообще чуть позорно не замочил лосины. Сил хватило только на то, чтобы икнуть и поправить съехавшую на ухо шапку… «Я же не был в шапке», вяло припомнил эльф, поднося к носу всё это время зажатый в руке крупный сочный мухомор и нюхая, как какой-то цветочек. Мухомор пах… мухомором. Севшая на задницу в паре шагов от него девка, так же обалдело хлопала серебристо-серыми круглыми глазами в обрамлении длинных пушистых тёмных ресниц. Петля оставила на нежной бледной шее отчётливый бордово-сиреневый след. «Как это она шею себе не свернула?..», криво улыбнулся Киаран и нервно облизнул обветренные губы.       -…Это ты во всём виноват!!! — внезапно звонко выкрикнула девица, тыкая в сидящего скоя’таэля тонким дрожащим пальцем.       Если эльф думал, что ещё больше охуеть от происходящего уже нельзя, то обвинение в неудавшемся самоубийстве одним махом раскрыло перед ним новые радужные горизонты.       — Я-то тут причём?! — вопль души вырвался из сжатого спазмом негодования горла возмущённым фальцетом.       Киаран хотел сказать ещё что-то, возможно, даже встать и лично додушить неспособную элементарно удавиться идиотку… Но девчонка вдруг скуксилась, часто заморгала, сморщила курносый в меленьких конопушках нос… и горько расплакалась. Скоя’таэль растерялся. Висельница рыдала взахлёб, как по покойнику, уткнувшись в свои бледно-розовые коленки худым скуластым личиком. И матёрый скоя’таэль, изнасиловавший и убивший на своём веку не одну такую вот dh'oine luned, вдруг смутился.       — Neen duell*… — неловко промямлил Киаран, зачем-то протягивая ей проклятый мухомор.       Девчонка только отмахнулась. Поднялась, неуклюже путаясь в длинной юбке, и, спотыкаясь и оскальзываясь на каждом шагу, побрела через болотце в сторону Биндюги. О верёвке на шее и волочащемся следом обломке ветки она, похоже, напрочь забыла.       Когда горестные подвывания, хруст и шлёпанье стихли, Киаран вдруг сообразил, что находится у водопада не один.       — Это что сейчас было такое? * — озадаченно спросил подошедший к нему скоя’таэль-патрульный.       — Я сам не понял, — Киаран озадаченно потёр огромную шишку на лбу и поморщился — по ощущениям она была с рог единорога величиной. — Девка пришла вешаться… и нахрен граб обрушила.        — А… — только и смог ответить патрульный. — Может, пристрелить её?       — Не надо пока, — Киаран отрицательно мотнул головой, отчего с макушки таки свалилась шапка, оказавшаяся птичьим гнездом. — Что-то с ней нечисто… Выясните через Малену, что это за Висельница такая, и откуда взялась.       — Сделаем, — кивнул скоя’таэль, и протянул Киарану руку, помогая подняться.