***
— Сейчас рухнет! Дирижабль ответил протяжным стоном и треском деревянных перекрытий. Через пробоину в воздушном мешке со свистом и содроганием вырывался воздух, и чем сильнее провисала ткань, тем ниже к земле клонилось судно. Если бы не ветер, думал Вариан, если бы он унялся хоть на мгновение… Но шквалистые порывы тащили безвольную тушу дирижабля, словно прибой мертвого кита, а следом за ним и огромные свинцовые якоря, которые представляли даже большую угрозу, чем сам падающий корабль. — Руби канаты! — донеслось и тут же утонуло в визге и скрежете. Послышались глухие удары о землю — падали привязанные к бортам мешки с песком. Вариан знал, капитан делал все возможное, чтобы не дать судну рухнуть прямо на головы солдат. Маневр не прошел даром. Ветер тут же подхватил дирижабль и потащил дальше, прочь от места высадки, но, пожалуй, чересчур быстро. Цепи, к которым крепились якоря, распрямились, натянулись, угрожающе заскрежетав металлом колец-звеньев. Тяжеленный якорь на миг повис в воздухе. А потом рухнул, всей своей массой пропахав борозду в мягкой от дождя земле, отчего увяз так глубоко и сильно, что потянул к себе дирижабль и три других якоря, тем самым ставя крест на отчаянных попытках капитана увести корабль как можно дальше от солдат. Ветер толкнул дирижабль в бок, развернул и швырнул со всей силы, как надоевшую игрушку, об землю. Вариана ослепило взрывом, он отвернулся, оглушенный грохотом, криками и собственной болью. Что они делают здесь, подумал король Штормграда, ради чего и с чем сражаются?... Разве способны смертные остановить это?... Твари Древнего Бога не давали передышки, не знали жалости. Стихия не знала снисхождения, и просьбы шаманов оставались без ответа. Разве это его война?... «Орда поможет драконам». Ну да, если жизнь короля Вариана Ринна шла под откос, значит, без орков не обошлось. Крики, всюду крики и смерть. Бессмысленная атака почти вслепую, ведь враг представляет нечто такое, что смертный разум даже неспособен осознать в полной мере. Где Алекстраза, которая втянула их в это? В небе красные драконы охраняли дальние рубежи, очищая для смертных путь к Редуту. Им нужно вернуть Редут, сказала Алекстраза, но почему должны они отдавать свои жизни ради деревьев с красными листьями, она не объяснила. Вариан стоял дальше, на пригорке, но не чувствовал себя в безопасности. Слишком шатким и переменчивым было их положение. И после взрыва дирижабля стало только хуже. Пламя хлынуло в подземные ходы вместе с черными ползучими гадами, которые горели, но не сгорали. Они сами стали частью огня, раскаленные добела, вопящие и извивающиеся. Стихия была на их стороне и не приносила вреда им, но не смертным. Вариан успел заметить поверх огненных языков, что где-то там, вдали, уже началась высадка Орды, и в то же время увидел, как бегут, извиваясь, по земле струйки жидкого пламени к оркам и их летающим кораблям. Земля под одним из дирижаблей взорвалась искрами, и вместе с огнем на поверхность вылезло что-то, отдаленно напоминавшее гигантского краба, только у него было втрое больше клешней, чем требовалось, а по черному панцирю бежали струйки лавы. Его клешни потянулись к дирижаблю, который завис над землей ниже положенного, чтобы, вероятно, обезопасить и ускорить высадку. Палуба накренилась и затрещала, когда клешни стал вгрызаться в податливое дерево. Огонь перекинулся на солдат и палубу, и по канатам стал подбираться к воздушному мешку. Несколько раз громыхнули пушки, но не нанесли чудовищу значительных повреждений. С ужасающим треском подземный монстр разломил дирижабль пополам. В его клешнях он превратился в горящий факел. Вариан увидел бегущих прочь солдат Орды, освещенных так же ярко, как днем. Увидел, как два других дирижабля стремительно разворачивались, поднимаясь в небо, но все происходило до отчаяния медленно. Тварь же сокрушала их с невообразимой, непредсказуемой скоростью. Вариану стало не по себе из-за осознания, что именно его решение повлияло на место и время высадки Орды. Он не ошибся, предпочтя скалистую почву равнине. Позиция Альянса была многим лучше — солдатам удалось укрыться на скалах, с которых они теперь успешно отражали атаки подземных червей и отшвыривали прочь тонких черных змей, способных одним укусом убить человека. Орде же досталась плоская равнина, сейчас изрытая горящими лабиринтами и укрытая удушливым дымом. Разве это его война, повторил в мыслях Вариан Ринн, и понял, что не прекращал своего противостояния с орками, совсем наоборот. Властным решением он перенес свою цель, свое видение мира из красных пустынь Дуротара на пики Гранатовой Гряды. И теперь, когда остальные сражались с Древними Богами, он, Вариан Ринн, король Штормграда, бывший когда-то гладиатором в плену орков, по-прежнему стремился к уничтожению одной только Орды. Твари с их клешнями, щупальцами и ядовитыми жалами довершали то, чего ему так и не удалось добиться осадой Оргриммара. Вождь Орды где-то там, в огне, смраде и хаосе криков, думал Вариан, напряженно вглядываясь вдаль, и будет настоящим чудом, если он выживет. И вдруг с небес налетели красные драконы. Они пикировали на подземного краба, но лишь царапали когтями его панцирь, не в силах подцепить его, чтобы отбросить прочь. Драконы не выдыхали огня, хотя против других существ именно это было их главным оружием, лишь с силой налетали и били по панцирю задними лапами, один за другим, слажено, самозабвенно, оглашая окрестности злым рычанием. Только один красный дракон, немного крупнее других, оставался в небе, наворачивая круги, словно в ожидании чего-то или кого-то. Вряд ли черный дракон был тем, кого он ждал, подумал Вариан, когда увидел черного гиганта в окружении других, чья чешуя переливалась радужными бликами в свете пожаров. Но именно к Смертокрылу устремился красный дракон. Какое-то время красный дракон летел рядом с ним, казалось, его попытка окажется напрасной и ничто не остановит полета Смертокрыла. Но Вариан ошибся. Пластины металла, впаянные в чешую черного дракона, сверкнули молнией, когда он развернулся на лету и, не сбавляя скорости, устремился к чудовищу. Он протаранил его и протащил по земле, раздирая когтями, но именно от первого сильнейшего удара закованного в металл Смертокрыла панцирь хрустнул и проломился. Смертокрыл тут же отпустил тварь и поднялся в воздух, словно позволяя красным разбираться с нею дальше самим. Хроматические устремились следом за лидером, и они быстро исчезли из виду. На глазах Вариан красные драконы разодрали когтями и зубами беззащитную тварь на куски, а горящую плоть втоптали в землю. В этот миг он был почти счастлив. Вариан поднял меч и оглянулся. — Вперед! Честь стала главным правилом жизни Вариана. Если он захочет поквитаться с орками, он сделает это, когда придет время. Но Вариан Ринн не предает союзников, пусть и временных. Он вел своих солдат вперед, перепрыгивая через ямы и траншеи, трупы и отрубленные куски тварей, и солдаты кричали, чтобы павшие духом орки услышали их и ввязались в битву с новыми силами, уверенные в подкреплении и в том, что они не одни, кто сражаются против Древних Богов. И вдруг Вариан остановился. Несколько солдат толкнули его в спину. А он стоял и смотрел на Вождя Орды и охранный щит Света вокруг него. Затем медленно перевел взгляд с орка вверх, в небеса, где парил белый грифон. Он не мог разглядеть всадника, но этого и не требовалось. Хватило сияющего кинжала в его руках. Вариану вдруг захотелось прорубить себе мечом путь к Вождю Орды и проверить на прочность его защитный барьер, он даже замахнулся, но в этот миг с небес обрушились черные насекомые с длинными прозрачными крыльями, делавшими их похожими на стрекоз. Но их головы венчали острые рога, которыми они, словно олени, поддевали своих жертв, и если тем посчастливилось избежать гибели или серьезных порезов, то их душил длинный, словно хлыст, язык. Драконы в воздухе приняли удар первыми, и лишь несколько дюжин этих рогатых стрекоз прорвались к земле. Мечи и стрелы без труда пробивали их тела, а крылья — их слабое место — рубились еще проще, но только если удавалось миновать столкновения с рогами или длинным жабьим языком. Вариан разделался с двумя стрекозами, после чего смог, наконец, запрокинуть голову, но так и не нашел в небе белого грифона. В темных мрачных небесах, затянутых дымом, в которых удавалось без труда разглядеть драконов только из-за их размеров, крохотная птица, казалось, затерялась напрочь. С земли битва переместилась в небеса. Небо кишело тварями. Стрекозы были лишь малой долей, доставшейся смертным, они просто-напросто летали ниже остальных. Среди красных драконов метались твари крупнее стрекоз, с темными плотными крыльями летучих мышей и звук они издавали примерно такой же. Стоял невообразимый гвалт — хрустели ломающиеся панцири, рычали драконы, пронзительно-тонкими, похожими на свист, криками оглашали небеса летучие мыши. И где-то там, среди хаоса и парящей на крыльях смерти, верхом на грифоне был его сын. Вариан пошатнулся. — Эти дети, — прорычал рядом орк, — совсем не думают о родителях! Гаррош Адский Крик совершенно точно был зол не меньше его самого. Но это не успокаивало и не могло успокоить! Что орк может знать о детях, о его сыне и о том, что сейчас чувствует Вариан? Это из-за него, в конце-то концов, Андуин оказался здесь! Ледяной порыв ветра ударил из-за спины, а с небес с новой силой полился дождь, чередующийся с градом. Где-то в размытой, холодной вышине взревел дракон, и его полный боли предсмертный крик сжал сердце Вариана в холодные тиски. — Святой Свет… — выдохнул Вариан. — Там! — крикнул орк, указав в небо. Яркая вспышка зигзагом прорезала тьму и продолжила движение — она то взмывала вверх, то отскакивала в бок, и если резко обрушивалась вниз, то только, чтобы тут же взмыть выше. Андуин сражался. В белых вспышках Вариан узнавал атакующие и отражающие выпады, которым сам же когда-то обучал сына. Но он никогда не обучал его сражаться верхом на грифоне, в ночи и под дождем, под хлеставшим ветром и в окружении соперников, не знающих жалости. — Король Вариан. Он вздрогнул. Посмотрел на Гарроша. На плече орка кровоточила глубокая рана — должно быть, порез клешней. Рана на глазах медленно затягивалась под воздействием силы Света. — Дорога к Редуту свободна, — хрипло произнес орк. — Они летят туда. — Драконы? — Да. Драконы и один грифон с наездником. Если выживут, то они настигнут Редута. Впервые они говорят друг с другом, подумал Вариан. Первый прямой разговор, не через переводчиков и советников. Даже в Нордсколе во время Северной Кампании, когда Орда и Альянс объединились, он ни разу не говорил с глазу на глаз со вторым военачальником — тогда еще всего лишь сыном героя Орды, Гаррошем Адским Криком. Теперь он стал Вождем, предводителем этой Орды, которой Вариан, спустя год после Северной кампании, объявил новую войну. Гаррош был орком, а значит, одним из тех, кто выталкивал его на арену безоружным против хищных зверей или кровожадных огромных огров. Вариан подпитывал себя ненавистью к оркам в борьбе за свою жизнь, и это помогало ему там, на аренах, но сейчас?... Вариан впервые стоял так близко к Гаррошу, что видел даже сколы на костях демона, инкрустированные в наплечники Вождя, видел, как вздувались от напряжения обвитые цепями темные руки, в которых он сжимал знаменитый топор с зазубренным обухом, доставшийся Гаррошу от отца, Громмаша Адского Крика. У них была своя история, своя жизнь, правила и традиции. Они не были чудовищами, по сути, ведь и орки, и люди были созданы Титанами, как и остальные народы, населявшие Азерот. Истинные чудовища обитали в сырых подземельях и за стенами мрачной крепости, из которой немногим посчастливилось выбраться живым. Его сын понял это раньше, чем он. — На Редут, Вождь, — кивнул Вариан и, вскинув меч, крикнул: — НА РЕДУТ! Темнокожий орк взревел во всю мощь своей глотки: — Лок-та-а-а-ар огар! Гаррош вскинул топор. Ветер хлынул через отверстия орнамента на обухе, и Вариан снова услышал прославленный вой смертоносного оружия. Но на этот раз вой не внушал ему ужаса. А вспышка в небе плясала и вертелась...***
Пленение Альянсом не продлилось долго, да и солдаты Альянса, нужно отдать им должное, в течение этих полутора суток обращались максимально почтительно с Верховным магистром Луносвета. Роммат, конечно, все это время ожидал какого-нибудь подвоха, но все шло гладко. Ему предоставили просторную палатку и хорошую пищу, и пусть вокруг него простирался военный лагерь Альянса, он с каждым часом чувствовал, как крепнет его спокойствие. Но продлилось оно недолго. На исходе вторых суток в сопровождении генералов Альянса и лорда Фордринга из Серебряного Рассвета к Роммату пожаловал некий гоблин. — Представитель Вождя Орды, — отсалютовал коротышка. — Велено освободить вас и поручить командование над силами Орды. — Какое командование? — переспросил Роммат. — Орда заключила с Альянсом перемирие ради совместного удара по Сумеречному Нагорью, — объяснил гоблин. — Вождь поручил вам, Верховный магистр, командовать нашими силами. Это большая честь. Из его рук Роммат принял адресованное ему послание. «За причиненные неудобства и проявленные стойкость, мужество и терпение назначить Верховного магистра Луносвета Роммата главным в командовании отбывающих в Сумеречное Нагорье сил Орды. Начать мобилизацию в кратчайшие сроки и сразу после освобождения», гласило послание Вождя Орды, почти слово в слово повторявшее уже сказанное гоблином. Невероятная честь, по мнению орков, но это не было пределом мечтаний для эльфа крофи. Генералы Орды — пятеро суровых орков с топорами наперевес, — выслушали приказ о назначении Роммата дважды и без энтузиазма. Он стоял перед ними, в шелковых багряных одеждах, и в правдивость приказа орки поверили не сразу. Роммат надеялся, что не вернется сюда. Что не увидит вновь эти насупленные небеса и темную махину Грим-Батола на горизонте, что ему не придется вновь давиться терпким дымом пожаров, которые, казалось, и не прекращали своего буйства. А еще ветер, дождь и холод… Ему, конечно, пришлось облачиться в доспехи, он не мог оставаться и дальше в магической робе, но смена наряда не породнила его с орками. Впрочем, надо отдать им должное, орки только молча сплёвывали в сторону, когда выслушивали его приказы. А еще гоблин. Настырный коротышка не отходил от Роммата ни на шаг. Он постоянно тараторил, расспрашивая Роммата о магических трактатах и разных премудростях волшебства. Сам-то он тоже был магом, но довольно посредственным, как оказалось, когда Роммат попросил гоблина об услуге и протянул ему кисти рук, чтобы тот освободил его от наручников, блокировавших магию. Простецкий артефакт вызвал в гоблине бурю эмоций, он бился над ними и так и эдак, но не смог освободить Роммата, а из лагеря Альянса их выпроводили настолько быстро, что даже не озаботились полноценным освобождением пленного мага. Чтобы открыть наручники, не нужно было обладать каким-то невероятным знанием в области магии, в этом и была их основная хитростью — они разжимались с помощью простейшей магии, а не силой. И это мог сделать любой другой маг, тогда как заключенный своими силами воспользоваться попросту не мог, каким бы могущественным он ни был. После стольких бессмысленных попыток гоблина, пока они летели на дирижабле из Оргриммара в Нагорье, Роммат решил, что в лагере встретит кого-нибудь из эльфов крови и те обязательно помогут ему. — А может, и не нужно избавлять от них, — пошутил тогда гоблин. — В Нагорье сейчас, знаете ли, лучше магией не пользоваться. Роммат кисло улыбнулся в ответ, но разговор продолжать не стал. Он даже не удосужился узнать имени гоблина, да и зачем? Роммат надеялся, что их пути, наконец, разойдутся в Нагорье. Драконы помогли спуститься им с борта корабля, который отправлялся прямиком на передовую. Роммат боялся, что его отправят и дальше командовать солдатами Орды, и, ему казалось, орки опасались того же, но все сложилось удачно — в этот раз маги оказались не у дел. Задачей Роммата было только проконтролировать сбор и отбытие орков. Большая честь, по мнению Вождя Орды, и орки целиком разделяли его мнение. Каждый мечтал хоть раз оказаться у руля и каждый не понимал, за что этой чести удостоился эльф крови. Роммат и рад был покинуть дирижабль как можно быстрее. Вместе с гоблином — проклятье! — они взобрались на спину дракона, приземлившегося прямо на палубу, и отправились в лагерь, разбитый на вершинах гор. Редут был брошен, об этом Роммат узнал еще в дороге от разговорчивого гоблина, теперь там хозяйничал какой-то невообразимый монстр, но скоро силы Орды и Альянса с ним расправятся. Роммат не понимал, зачем Алекстразе вдруг понадобились смертные солдаты, не понимал, на что надеялись сами солдаты и каких целей добивались Вождь и король. В их планах, присланных генералам, не было похода на Грим-Батол, а без него битвы с тварями на просторах Нагорья превращались в бессмысленную трату времени и жизней. В лагерь они прибыли в разгар военных действий, и всем — даже эльфам крови — было не до них. Роммат обратился к нескольким с просьбой снять наручники, но перепуганные насмерть от последствий применения магии они все отказались. От одного из них он и узнал, к чему привела его просьба к Джайне Праудмур заменить его на передовой. Больше Роммат не настаивал. Роммат видел шаманов, показавшихся ему единственным островком спокойствия среди хаоса. Они сидели вокруг потухшего очага и шептали обращенные к стихиям молитвы. Ветер обходил их стороной, хотя других в лагере сбивал с ног в два счета. Роммат и сам едва устоял, к тому же с вершин неслись настоящие грязевые реки, размываемые дождями. Он промок и замерз, а защиты нигде не было. Палатки, — какие еще остались, — срочно сворачивали и придавливали сверху камнями, чтобы их не унесло прочь. — Вы ведь совсем продрогли! — всполошился гоблин. И когда он только отстанет? — Пойдемте со мной, пойдемте, — тараторил гоблин. — Там, на вершинах, есть убежище, есть защита, пойдемте, давайте, не нужно нам тут оставаться, мы ведь маги, сейчас опасно, пойдемте… И вот так всю дорогу, словно бы на одном дыхании, десятки слов в минуту. Роммат позволил себя увести. Холод и напряженное путешествие совершенно вымотали его. Не без сложностей они взобрались вверх по размытому склону, и гоблин указал на пустой загон для верховых животных. — Лошадей забрали, зато крыша осталась! — хихикнул маг. — Заходите же скорее, Верховный магистр, вы продрогли и промокли, как бы ни заболеть, представляете, еще чтобы такое, это же надо, так глупо подставиться. Роммат зашел под крышу, в нос ударил запах прелой соломы и навоза, он зажал нос рукой и не сразу вслушался в речь гоблина. — Что? — гнусаво переспросил он. Гоблин не ответил. Как вдруг амулет на шее гоблина вспыхнул. Боль исказила черты его лица, он схватился будто за сердце, но на самом деле за амулет, но тот не желал быть пойманным. Камень на цепочке подпрыгивал, словно оживший, сверкая гранями. — Магия опасна! — крикнул Роммат не своим голосом. — Не творите волшебства! — Не… могу… — прохрипел гоблин и рухнул на колени. Звенья цепочки лопнули, но камень не исчез в ворохе соломы, наоборот, взлетел вровень с глазами Роммата. Свет ослепил его, он отступил назад и спина уперлась в доски загона. Бежать было некуда. И тогда камень взорвался, разлетаясь сотней искр, похожих на снежинки. Снежный вихрь закрутился, завертелся смерчем в центре конюшни, освещая неровным белым светом и гоблина, силящегося пробормотать какое-то заклинание, и пучки соломы, и необструганные доски крыши и стен. Подвижный смерч стал менять очертания, стал более покатым, плавным. Он принимал очертания женской фигуры. Роммат сразу узнал ее. Не в силах отвести от нее взгляд, он только коснулся браслетов на своих запястьях, дернул их, сначала еще, потом сильнее, но металл, конечно, не поддался. А Тиригоса — или ее призрак, или чем она была теперь, после ее смерти в Грим-Батоле, — остановила на нем свой взгляд. Роммат окаменел от ужаса. Она протянула призрачные руки, сотворенные снежным бураном, и сомкнула их на его шее. Ледяные пальцы впились в его кожу, губы призрака искривились. Она словно беззвучно шептала проклятия, поминая ему и обман, и отнятую жизнь. События, происходившие в Грим-Батоле, промелькнули перед глазами Роммата яркими вспышками, а за ними надвинулась тьма. — Нет… — прохрипел в этой тьме гоблин. — Тири, нет… Кем, на самом деле, был этот гоблин? Роммат собрал волю в кулак, легкие горели огнем, но он вцепился в руки призрака и выкрикнул короткое резкое заклинание. Его обожгло защитной реакцией наручников, но магия помогла — Тиригоса отшатнулась, ослабляя хватку. Из глаз Роммата текли слезы, он жадно хватал ртом воздух, но все же вытянул правую руку и стал шептать еще одно заклинание. Нет! Он не даст уничтожить себя сейчас! Никто не узнает, кем он был в Грим-Батоле! Он расправится с призраком, а затем с гоблином, кем бы он ни был и что бы его ни связывало с погибшей драконицей. Ведь она была возлюбленной Аригоса, тогда кто же он? Неужели тоже дракон?... С кончиков пальцев Роммата сорвалась стрела тайной магии, только такая могла одолеть призрака, и он закусил губу, чтобы не завопить от боли. Почувствовал во рту кровь, ощутил, как по обеим рукам потекла кровь из-под обжигающих, плотно прилегающих браслетов. Он едва устоял на ногах. Пурга утратила очертания девичьего тела, снежинки вспорхнули и взмыли в разные стороны, наполнив собой и холодом все пространство конюшни. Они бились о стены и крышу и жалили холодом лицо Роммата, словно белые разозленные осы. Может быть, призрак еще соберет силы для последнего удара, думал Роммат, заклинание развоплощения остановило его лишь на какое-то время, но сейчас ему нужно заняться этим настырным, надоедливым гоблином, который корчится от боли, облепленный сеном и грязью. — Кто ты? — прорычал Роммат, приближаясь к нему. — И что скрываешь от меня? — А ты сам, не хочешь ни в чем признаться? Роммат резко обернулся, но снег залеплял глаза, нос и уши. Он не верил в реальность происходящего. Ему сразу припомнился пережитый в долгую ночь кошмар, насланный Древним Богом, когда он встретился лицом к лицу с той, что олицетворяла для него смерть на земле. — Сильвана? — выдохнул Роммат. Мир пошатнулся. Сквозь белую пелену снега Роммат увидел, как горизонт взорвался изумрудным пламенем, и зеленоватый столб завладел темными небесами, разгораясь все ярче. Вот оно, последнее оружие в борьбе против тварей Грим-Батола, понял Роммат, и тогда же различил, как колыхнулся снег вслед за бесшумной тенью, скользнувшей ему за спину. Стальной клинок коснулся его шеи. Возможно, тот самый, что она держала в руках в их последнюю встречу. Она обещала хорошо наточить его. — Лучше не сопротивляйся, Роммат, — прошептала Сильвана, касаясь губами его щеки. — Ты нужен мне живым. На какое-то время.***
Тиригоса вырвалась. Это было последнее, что помнил Кейлек, — как амулет ожил и сорвался с его шеи. Дальше только боль от собственного заклинания, обращенного против него же. Она отразила его, когда вырвалась. Кейлек не знал, может ли озлобленный призрак, жаждущий мести, до сих пор зваться Тиригосой. Была ли это она или остатки ее сущности, смешались с чем-то иным во время последнего заклинания в Грим-Батоле, когда Кейлек эгоистично желал лишь об одном — иметь при себе хоть что-то в память о ней. А ведь она просила отпустить ее… Она управляла Кейлеком. Кейлек успел понять, что угодил в ловушку, когда осознал, что и шага не может ступить без Роммата. Он постоянно держал его под наблюдением, следовал за ним повсюду, его второе «я» хотело убедиться, что никто иной не настигнет его первым и не нанесет главный удар. Роммат, конечно, обратил на это внимание, но эльфийское воспитание и высокомерие не позволили ему грубо отослать настырного гоблина прочь. Любой орк не церемонился бы с ним и поступил бы именно так, если бы гоблин и дальше продолжал лезть в душу со своими расспросами. Роммат, несомненно, оказался тем самым. Больше не могло быть сомнений в том, что Кейлек мог обречь невиновного на гибель, да и могла ли эта призрачная сущность ошибаться? Она знала больше, чем было известно Кейлеку, в том числе и про Верховного магистра. Кейлек не мог простить себе, что не задумался раньше, кто же обрек его возлюбленную на гибель? Если на руках Тиригосы были браслеты, значит, кто-то надел их и этот кто-то, без сомнений, был магом. Но кто мог подумать, что он выжил? И когда сбежал из крепости — до Оков Магии или уже после того, как они пали? Кейлек никогда не узнает ответов на эти вопросы, да и нужны ли они ему? Ведь они ничего не изменят — виновный так или иначе понесет наказание. Кейлек был прав, смертные и без него разобрались с предателем в их рядах. Королева Подгорода явилась в выверенное до секунды мгновение и незамедлительно покинула лагерь вместе с пленником, Кейлек был уверен, никем не узнанная и, скорей всего, незамеченная. Это было частью плана, в который он так нагло вмешался, выказав свое желание доставить послание Гарроша. Ведь даже за намерениями Вождя возвысить Верховного магистра скрывалось гораздо больше, чем подразумевалось. Кейлек перевернулся на бок, глаза застилали слезы — от боли и обиды. Сейчас ему придется сделать то, на что он так и не решился в Грим-Батоле. Вокруг все еще бушевала метель. Заклинание Роммата развоплотило призрака, а заклинание Кейлека Тиригоса своевременно отразила, ведь она стала частью его души и сердца, она знала наперед все его мысли. Сейчас Кейлек был полностью дезориентирован, ведь он вложил в заклинание как можно больше собственных сил… Он опасался голодных до магии тварей, но появление Сильваны и изумрудные взрывы доходчиво объяснили, что больше не стоит их опасаться. Изумрудное свечение и теперь пробивалось через снежную крупу, и оно крепло, а значит, он мог теперь без страха использовать магию, если бы только нашел для этого силы. Не прекращая кашлять, он перевернулся на живот и уперся короткими руками и ногами гоблина в застывшую черную жижу. Хоть немного сил, ему не нужно многого… Но их не было. Даже для того, чтобы сменить облик. В шкуре дракона он перенес бы заклинание легче и быстрее. Мокрый снег обжигал холодом, ослеплял, налетал на него с силой. Обозленный призрак все еще был здесь, и спустя какое-то время он вновь восстановится. Ему нужно сделать это сейчас. Короткие зеленые пальцы не гнулись, губы замерзли и едва шевелились. Холод вдруг усилился невероятно, и Кейлек увидел собственное прерывистое дыхание в виде пара. Значит, скоро она вернется. Он начал читать заклинание. Ледяные осколки посекли слабое тело гоблина. Она не даст ему закончить заклинание, понял Кейлек, ей наперед известно каждое его слово. Он слишком тесно связал ее с собой, когда заключал в Грим-Батоле частицу ее души в медальон. Ведь он так любил ее… Заклинание Роммата рассеялось. Разъяренный призрак бросился на него, повалил с ног, заклинание сбилось и прервалось, и Кейлек, закрыл глаза, чтобы хотя бы не видеть этого дорого сердцу лица Тиригосы, обезображенного злостью и обидой. Он не встал на ее сторону, не отомстил за нее! И вдруг вой стихии стих, острые осколки чистого льда обрели мягкость, невесомость. Внезапная тишина оглушила Кейлека, вконец обессиленный, он прислонился спиной к необструганным доскам конюшни и открыл глаза. Светловолосая волшебница опустилась перед ним на колени и, заглядывая ему в глаза, кажется, что-то спрашивала о том, как он себя чувствует. Вокруг нее тихо падал снег. Джайна Праудмур, вспомнил Кейлек. Она жива! — Дух… вернется, — выдавил из себя Кейлек. — Нужно… Джайна кивнула. Она знала, что делать. Она была сильным магом, вспомнил Кейлек. Хорошо, что она жива. Волшебница стала творить магию, буря сопротивлялась ей, но Джайна полностью контролировала призрака и заклинание за заклинанием отправляла его обратно, в Круговерть Пустоты, освобождая его от наложенных Кейлеком чар. Снегопад редел и замедлялся, становилось все тише, и наконец, исчез совсем. И звуки живого, реального мира, ворвались в конюшню: — Бейте их! — услышал снаружи Кейлек вопли. — Бейте их! Твари слабеют из-за чумы! Джайна спешно оглянулась и быстро сказала: — Впредь будьте аккуратны с призраками, с ними не так-то просто совладать. Кейлек не сдержал улыбки. — Хорошо, — пообещал он. — Вы знаете, кто я? — Нет. — Аспект Магии. — У всех бывают неудачи, — с улыбкой ответила Джайна. — Думаю, дальше вы справитесь без меня. Удачи. Она ушла, и Кейлек услышал, как захлопали совсем рядом драконьи крылья. Он пригнулся так, чтобы балка не мешала обзору, и увидел хроматических драконов. На спине одного из них сидела Джайна Праудмур. Хроматическая гвардия спешила к Грим-Батолу. А на горизонте зарождался рассвет.