Плачь, хрустальная Королева

Включаем и слушаем, окда? А. Соколов – Новое время - ОСТ Чернобыль. Эта тема меня не отпускала. Я должна была что-то сделать. Как просто Тьма извращает понятия о любви, как быстро обращает святых в юродивых, оставляя лишь уродство и безумие. Она пробуждает такую любовь, которая воплощается в голоде. С криком Эмма бросается на каменную стену. Боль пронзает тело, но не задерживается в сознании достаточно долго, чтобы отвлечь. Женщина с силой скребёт по камню до тех пор, пока на поверхности не появляются следы крови. Она отползает ближе к тёмному углу, не обращая внимания на то, как ладони неприятно вязнут в грязной воде, скопившейся у основания стен. Эмма заламывает руки назад, чувствуя, как кожа обтягивает выступающие ключицы. Будь они острее, то прорвали бы бледную кожу. Здесь так темно и сыро, Эмма так давно не видела солнца. Кусает губы в кровь, после поджимая, и закрывает глаза, когда слюна попадает в трещины – печёт. Над её головой скапливаются звуки, напоминающие скрежет или крик воронья. Будто они кружат над ней тысячами смольных стай. Они собираются в круг, Эмма смотрит на них снизу вверх, опасливо переводя взгляды от одного к другому. Дышать всё так же больно, она качается из стороны в сторону, упираясь руками в грязный каменный пол. Воздух спёрт и слишком тяжёл. Он держит её в своих удушливых объятиях, на даёт забыть, что она в ловушке, из которой нет спасения. Она словно отрава, закупоренная в стеклянный сосуд. Они стремительно приближаются, а потом показывают ей, кем она была, шепчут всякое, и Спаситель закрывает уши в попытке заглушить их голоса – бесполезно. Ни один из Тёмных не замолчит. Королева-Королева, приходи ко мне молчать. Я хочу тебя оставить на своих руках. Королева, твоё сердце жадно целовать. Закат будет чёрным. Эмма плачет протяжно, прижимая израненные руки к груди. Спутавшиеся волосы почти касаются земли, из-за того, как низко она склонена, в попытке не видеть. Но разве убежишь от того, что таится внутри. Даже закрывая глаза, она видит легион искушённых. Видения настигают её, и Эмма теряет контроль, наконец, падая. Она переворачивается на спину, чувствуя, как в утробе жжёт, как сводит желудок. Свон выгибается, изо всех сил крича имя Королевы. Нутро пылает, словно его залили кипящим сплавом, и всё пузырится. Жажда рождает самые страшные образы, заставляя желать того, что противоречит человеческой природе. Вырвись она наружу, падшего Спасителя выдернут из всех сказок, чтобы не было ни единого пугающего упоминания о том, какая скверна однажды отпечаталась на земле. Не зови меня именем прошлого, не ищи среди сказок, как можно скорей занавесь зеркала. Я до воя боюсь отражений. Как не убоялась зла. - Приди, пожалуйста, приди, – Свон умоляет, не в силах сопротивляться голоду, который сковывает, заставляет судорожно выкручивать руки и кричать. Увидеть бы её только на мгновение, чтобы ощутить запах, который она источает, чтобы посмотреть ей в глаза и молить, чтобы Регина протянула к ней руку. Жадно прижаться губами, не видя, как Регина меняется в лице. Провести языком по ладони, чтобы собрать воспоминания обо всём, чего касалась эта женщина. Спой мне о боли, серебряная Королева, я из голоса вытку шаль и укроюсь от бед. Неужели, не помнишь, как плавится кожа, когда твоё сердце в огне? Слышится приглушённый шум. Эмма резко переворачивается, приподнимаясь. Она прислушивается, пытаясь различить гостя, или гостей… Свон чует её. Страх бьётся внутри грудной клетки, сменяясь новой волной голода, вокруг неё снова снуют фигуры в балахонах, они перешёптываются, они так взволнованы. Эмма выделяет её шаги из прочих почти мгновенно, резко бросается вперёд, перебираясь на четвереньках ближе к решётке. Обхватывает пальцами прутья, протискивает лицо между ними, выжидающе глядя вперёд. Сердце неистово колотит по рёбрам, чувства путаются, скапливаясь в плотный, вязкий ком. Её спутники кружат всё быстрее, шёпот становится громче. «Пришла, она пришла. Возьми её. Попробуй её. Она слишком прекрасна, чтобы оставаться живой. Люби её» Эмму начинает трясти, и она не в силах совладать с ними, с собой. Она снова зажимает уши и кричит. Слишком громко, слишком страшно. Звук отталкивается эхом от стен, усиливаясь в сотни раз и разносясь по всему подземелью. Она кричит до тех пор, пока её крепко не хватают за руки, отнимая их от ушей, и прижимают к себе. Эмма не сразу понимает, кто находится рядом, потому что слишком огорошена этой близостью. Опасной и неумолимой. Несколько новых голосов вливаются в её слух, когда исчезает зловещий шёпот, она различает среди них голоса родителей. Но она не смотрит на них, не смотрит на Румпельштильцхена и Крюка. Единственная, кого она видит – склонившуюся Регину, которая обеспокоенно, почти испуганно смотрит на неё. Глаза Свон расширяются от ужаса, когда она, наконец, осознаёт, что это реальность. Запах Королевы настигает её, просачиваясь в лёгкие, заставляя кровь бурлить желанием. Безумным желанием, которое только нарастает. Я бы сломала тебя, Королева, как лучник стрелу, как хищник хребет добыче. Прости меня, печальный мой ангел, что любовь моя с адом граничит. Я бы взяла тебя, Королева, чтобы вдеть в твою плоть язык. Храни тебя Бог, Королева, и каждый твой яростный крик. – Эмма? – это мать зовёт её, но Свон молчит, едва дыша. Она не может слышать этого имени не с тех губ, – тебе больно? Как они позволили ей зайти в клетку, разве они не знают, кого она сдерживает, что она сдерживает? Разве можно теперь не ощущать живого тепла, бьющегося под кожей Регины, которая всё ещё касается Свон? Эмма отстраняется, опуская взгляд на открытую шею Регины, где пульсирует жилка. Она тянется рукой, проникая под тёмные волосы женщины и едва проводя пальцами по линии, где бьётся жизнь. – Эмма, – шепчет Регина, чувствуя, как дрожь пробивает тело от затуманенного взгляда, – что с тобой происходит? Свон поднимает голову, долго глядя в карие глаза. А после шепчет: – Я покажу тебе, – она обвивает шею Миллс руками, чувствуя, как женщина напрягается, – я покажу, мой ангел. Королева цепенеет, словно её тело тонет в цементе, который каменеет с каждой секундой. Чувство тяжести обрушивается на неё так стремительно, что она не может сделать вдох, рвано хватая воздух губами. Прекрасные и остальные исчезают, как если бы она пришла сюда одна. Только Эмма. Чужая и холодная. Только Эмма, чьи руки сжимают всё крепче, горячие губы скользят вдоль шеи, обращая поцелуи в укусы. Регина не может сопротивляться, когда Свон целует её в губы, она не может понять, почему отвечает, будто совершенно не принадлежит себе. Кто-то чужой владеет её телом. Эмма рвёт на ней платье. Столько силы, столько ярости. Так много любви, тяжёлой, невыносимой, и Регина это чувствует. Регина сама становится голодна. Безумие сочится по пищеводу, наполняя собой до краёв. Такой любви не существует, человек не способен на подобное. Но Эмма не человек. Она даже не зверь. Эмма куда страшнее. Мы взойдём на вершину мира, оставив внизу разруху, печали и мор. Королева, повешенных не отпевают. Им ставят клеймо. Боль заполняет всё вокруг, когда поцелуй в живот сменяется укусом. Регина чувствует, как чужие зубы прорывают кожу, плоть, как кровь сочится по животу. Она не может кричать, горло забито землёй. Разум мутится от чудовищной боли, пока пальцы Эммы проникают под кожу. Она прижимается к женщине, утыкаясь носом в шею, а потом волосы, вдыхая тёплый запах. А после Эмма впивается зубами в шею, пытаясь вырвать кусок плоти, но так и не сделав этого, отстраняется. Регина видит её рот, испачканный кровью, и улыбку, от которой выворачивает внутренности. Свон прижимается к губам Регины, размазывая кровь между ними. И чувство, что ей никогда не уйти отсюда живой пронзает сердце. Поцелуй выходит долгим и с привкусом меди. Ей не забыть этого ощущения. Тьма вошла в меня, Королева, и имя застыло на острие ножа. Эта жатва важнее прочих, я не могу их сдержать. Ты поклялась, что спасёшь меня, Королева, ты не должна была обещать. Но всё прекращается мгновенно, когда оцепенение отступает, а обеспокоенные голоса разрывают тишину. Регина всё равно не может пошевелиться от ужаса, что испытала. От того, что теперь она знает, как смотрит на неё Эмма Свон. Серые глаза горят безумием и болью. Эмма шепчет: – Беги. Королева отстраняется, резко отталкивая от себя Тёмную. «Эмма» ей больше не имя. Женщина как можно быстрее покидает клетку, помешав Белоснежке войти. Она закрывает решётку, отходя на несколько шагов. Тёмная обхватывает пальцами прутья решётки, скалясь через них Румпельштильцхену. Она знает, что он тоже видел. Все Тёмные могут видеть. Тёмная переводит взгляд снова на Регину, которая будет помнить до самого конца. – Что с ней? – тихо спрашивает Принц, крепче обхватывая меч. – Это любовь, – с отвращением говорит Голд, отчего Миллс передёргивает. Эмма падает на колени и плачет. – Помолись за меня, Королева, ничто не скрасит мою печаль. Во мне не осталось света, а в камне – меча. Так не лучше ли нам молчать? – Как сталось так, Спаситель, что Тьма внутри тебя нашла ответ? Как сталось так, Спаситель, что Тёмных приняла ты не дрожа? – Ответ в том дне, Регина, когда впервые у колодца ты подняла кинжал.