***
Цветастая гирлянда, годами так и не снимаемая, освещала комнату приятным теплым светом, добавляя ощущения уюта, защищенности. Игорь по-новому смотрел на знакомую с детства обстановку, которая заиграла совсем другими красками, перестала казаться угрюмым склепом, в котором добровольно замуровали себя двое людей, он и его мать. Антонова все вокруг себя окрашивала в ослепительно солнечный. Пробилась животворящим лучом из грозовых туч, выхватила Игоря из мрака рутины, показала, что жизнь может быть всякой, как плохой, так и очень хорошей. Мама Матвеева тоже воспрянула духом, она уже, очевидно, и не надеялась на то, что у непутевого сына появится девушка, а с появлением Ани вовсю начала мечтать о внуках. Марина Андреевна уехала на полгода на север за заработками, оставив молодым маленькую однушку. Все лучше, чем приводить девушку в затхлое подвальное помещение, в котором Игорь в последнее время по большей части не сколько работал, сколько жил. Аня во сне дышала тихо и размеренно, расслабленное лицо казалось почти детским, хрупким. Игорь едва слышно приподнялся на локте, любуясь девушкой. Светлые волосы сбились и растрепались по подушке, губы все еще были чуть припухлыми после поцелуев, ресницы слегка подрагивали. Матвеев нежно, чрезвычайно осторожно, словно новорожденного ребенка, погладил Антонову по голой спине, до сих пор слегка мокрой от капелек пота. Странно, но после секса Аня всегда засыпала. Потягивалась, говорила какую-нибудь нежную глупость и тут же проваливалась в сон. Игорю нравилась эта милая особенность. Он подолгу лежал на кровати рядом с девушкой, не смея нарушить ее тихое спокойствие, наблюдал за ее сном, думал. — Чудо мое, как же так ты появилась в моей жизни? — тихо прошептал Игорь, продолжая гладить Аню по нежной коже, — я так счастлив, что ты рядом. Аня не слышала Игоря, пребывая в царстве Морфея, но Матвееву это было и не нужно. Он чувствовал мягкое тепло, разливающееся по всему телу, приятное тянущее ощущение в мышцах и расслабленность. Ему было хорошо. Игорь искренне благодарил судьбу, сделавшую ему такой великолепный подарок. Матвеев всегда считал себя никому не интересным неудачником, бедным и скучным, помимо прочего. Отношения с девушками у него не складывались, и он уже и не надеялся, что кто-то сможет заинтересоваться им, ворваться в его однообразную и ненасыщенную событиями жизнь. И тут появилась Аня. Откуда она взялась, как так вышло, Игорь не знал, и предпочитал думать, что Антонова, как ангел сошла к нему с небес, превратив его серую рутину в настоящий рай. Ему хотелось беречь ее, как самое хрупкое существо на свете, носить на руках и беспрестанно радовать. Делать все возможное для того, чтобы она улыбалась и была счастлива. Аня так понравилась его маме, так гармонично вписалась в их маленькую семью, что Матвеев решил, что никогда ее не отпустит, и сделает все возможное для того, чтобы Антоновой никогда не захотелось уйти к другому. — Неужели ты правда думаешь, что это навсегда? — с легкой насмешкой прогремел незнакомый мужской голос, исходящий как будто бы отовсюду. Игорь едва подавил вскрик и судорожно вскочил на ноги, озираясь по сторонам. — Кто здесь? Кто это сказал? Никто не ответил Игорю, и через пару томительных секунд уютную тишину комнаты разрезал резкий звук входящего СМС-сообщения. Аня чуть дернулась, но не проснулась, сильнее обняла скомканное у груди одеяло. Матвеев осторожно подошел к прикроватной тумбочке, пытаясь всмотреться в окружающий полумрак. Сообщение пришло на Анин телефон, загоревшись на экране длинным текстом. Игорь недоуменно нахмурился, прочитав часть сообщения до того, как экран погас. В сердце закралось нехорошее предчувствие и, внимательно и виновато взглянув на Аню, Матвеев схватил телефон девушки. Пришлось закрыться в ванной. Замкнутое небольшое помещение. Тихо, Ане не слышно будет, и ему возможность сосредоточиться. Пальцы у Игоря вновь предательски задрожали, когда он ввел давно запомненный код и открыл сообщение. Сидеть на холодном бортике ванной было чертовски неудобно, но Матвеев даже не замечал этого, вновь и вновь пожирая глазами выведенные на экране строчки. Ань, привет. Это Паша, Паша Вершинин. С катка. Помнишь? Слушай, мы тогда не поговорили совсем, а я все никак не могу забыть. Все время о тебе думаю, и днем, и ночью. ПВ Наверное, так бывает. Что если встретишь своего человека — никогда забыть не сможешь. Может, это судьба так распорядилась, чтобы мы встретились. Я не могу это так просто оставить. Давай общаться? Ответь, пожалуйста. ПВ Игоря бросило в холодный пот от прочитанного. В голове растревоженным ульем загудели лихорадочные мысли. Снова этот парень. Снова. Что ему нужно? Зачем он лезет к его Ане и почему… Игорь до жути боится его? Они ведь даже не знакомы. Но стоит вспомнить лицо или открыть фотографию… Его охватывает первобытным ужасом, крупной дрожью загнанной добычи. Но ничего. Хищнику не пробраться сквозь светящийся экран. Пальцы на мгновение застыли над буквами. Привет. Не думаю, что это хорошая идея. АА. Телефон чуть было не выскользнул из вспотевших ладоней и Игорь чудом не уронил его на плитку. Спокойно. Главное, успокоить трепещущее сердце. Я не настаиваю, но что плохого в том, чтобы узнать друг друга получше? ПВ Ты интересная, красивая девушка. Мне бы очень хотелось узнать, что тебе нравится. ПВ Я тоже не диванный визор, многим интересуюсь. Я ведь ничего такого не предлагаю. ПВ Парень по ту сторону сети явно нервничал. Писал осторожные фразы, которые легко было пресечь, но Игоря это ни капельки не успокаивало. Нервы у него натянулись до предела от этой, казалось бы, достаточно безобидной переписки. Ревность, страх потери и неуверенность в себе вспыхнули с новой силой, лишая Матвеева возможности адекватно мыслить. Хотелось закинуть Вершинина в черный список без лишних слов, но это не сулило ничего хорошего: вдруг Аня потом найдет. Я все понимаю, но мне это не нужно. Пойми, у меня есть любимый человек, общения хватает, мне этого достаточно. Извини. Не пиши сюда больше. АА Игорь подождал какое-то время, но Павел Вершинин задумался, замер над Аниными словами, написанными чужой рукой. Видимо, размышлял, смириться с реальностью или продолжить бороться. Время шло, но новых сообщений больше не следовало. Очевидно, парень выбрал первый вариант, и Матвеев облегченно выдохнул, медленно сползая на холодный кафельный пол. И чего он так переполошился? Ну да, всякие отморозки бывают. Часто пишут незнакомым красивым девушкам. Надо поговорить потом с Аней, чтобы закрыла сообщения от всяких непрошенных. Станет знаменитой со временем, таких Пашей Вершининых сотни появятся, а Игорю очень не хотелось с каждым из них бороться за место под солнцем. Одним нажатием Матвеев стер диалог и, умывшись холодной водой, вернулся в спальню. Аня лежала по диагонали кровати, выставив красивые стройные ножки поверх одеял. Взглянув на прекрасное зрелище, Игорь ощутил поднимающийся изнутри собственнический инстинкт, заставляющий руки сжаться в кулаки, а тело принять оборонительную позу. Он никому ее не отдаст. Ни за что. Антонова его и точка. А если кто и захочет потягаться… Игорь не успел закончить мысль, как незнакомый голос, уже из ванной комнаты, произнес: — Ну —ну. Почти бросив телефон на тумбочку, Матвеев замер на подходе к кровати и неуверенно повернулся к ней спиной. — Кто? К-к-кто это говорит? Выходи, я тебя… Не боюсь! Сделав несколько неуверенных шагов в сторону ванной, Игорь быстрым движением включил свет и уставился в висевшее напротив себя зеркало. На него смотрело его собственное, побледневшее и напуганное отражение. Ожидаемо, никого постороннего в ванной комнате не было. Тем временем, незамеченное Матвеевым, на телефон Ани пришло еще одно сообщение.***
— Ну, Паш, такое бывает. Это нормально. Тем более, у нее парень, — Настя с нескрываемым сочувствием посмотрела на Вершинина, поджала под себя ноги в забавных пушистых носках. Паша грустно посмотрел на нее, оценил общую картину, хмыкнул, отметив милый домашний комплект девушки. Сильно изменилась за последнее время, стала более женственной, занялась собой. — И на какой хрен она тебе сдалась. Найдешь себе другую цацу с супер чсв, — Леха улегся девушке на колени, позволил ей запустить пальцы в ежик волос, — с тебя ж полшколы течет. Че, блондиночек в округе мало? — Да я пробовал, — Вершинин отмахнулся, — чет не катит. Не знаю, прямо заклинило на ней. А что больше всего бесит, так она мне не единого шанса не дала. Даже просто поболтать отказалась. И как тут узнаешь друг друга. — Да забей ты на нее. Тоже мне нашлась. Послал нахер и делов-то. — Да я и сам понимаю, что тупо. Ладно, забыли. Как у вас-то все? — А у нас че? У нас все чики-пуки. Завтра бухнуть собирались у Егора на хате. Пошли, развеешься, может найдешь кого, — Леха хитро улыбнулся, на что Паша пожал плечами, — Настюха вон уже давным давно хочет побухать, прям не может, да, рыжая? Мадышева ткнула парня под ребра, отчего он картинно ойкнул. — Может еще и чего-нибудь веселенького принесут… Ну ты как, с нами? — Почему бы и нет, договорились. — Гошан девку свою, кстати, притащит. Хоть заценим, кто на этого очкарика клюнул. Небось жирная, страшная и с брекетами, бэ-э-э-э, — Горелов скорчил такую рожу, на которую Паша просто не смог не улыбнуться.***
Миловидная девушка кокетливо подмигнула Паше, возвращая надорванный билетик на спектакль. Паша на заигрывающий взгляд не ответил, прошел мимо, высматривая в небольшом зале свободные места. Народу уже собралось прилично. То ли студия была довольно-таки популярная, то ли все приглашенные родственники и друзья выступающих не постеснялись прийти. Знакомых лиц, слава богу, не было, и Паша приметил себе местечко на самом последнем ряду. Вокруг что-то живо обсуждалось, сидели, сцепившись пальцами редкие влюбленные парочки, какие-то бабки обсуждали покупку семян, а подростки, как обычно, зависали в телефонах. Вершинин занял место в углу, в самом дальнем закутке. Рядом с ним никого не оказалось, только неоформленной кучей на два сидения распростерлись чужие куртки. Хоть ничье соседство терпеть не придется, и на том спасибо. Паша мельком взглянул на экран мобильного. Пять минут до представления. Скучающим взглядом окинув собравшуюся публику, Вершинин внезапно отметил знакомое появившееся лицо. Ну как, знакомое. Мельком виденное. Анин парень. Злобно проскрежетав зубами, Паша беззастенчиво уставился на него, и если бы взглядом можно было бы прожигать, на месте Игоря давно бы уже плавилась обугленная по краям воронка. Вершинину парень показался бесконечно отвратительным. Как дождевой червяк, выползший на асфальт в жуткий ливень. Беспомощный, жалкий и ничтожный в своих попытках спастись. Такого не хотелось поднимать с земли. Такого хотелось раздавить. Тем временем, лампы, висящие под потолком, погасли и спектакль начался. Паша честно пытался вникнуть в сюжет, но то и дело отвлекался, то на Игоря, то на порхающую по сцене Аню. До чего же ей шло где-то раздобытое старинное голубое платье. Широкая юбка до пола, корсет с шнуровкой на спине. Ее фигурка казалась еще более точеной. В свете софитов она больше всего напоминала фарфоровую куколку, которую очень хотелось забрать себе и поставить на полку. Видеть каждый день. Любоваться. Сдувать пылинки. Рот Игоря корчился в блаженной улыбке, глаза блестели, он чуть ли не плакал от умиления. Пашу от этого зрелища затошнило, и он поспешил отвернуться. Лучше смотреть на Аню. Только на Аню. Смотреть и запоминать. Каждое движение, каждую черточку, каждый, пусть и наигранный, влюбленный вздох, направленный другому. Чертов Евгений Онегин, до чего дурацкая пьеса. Рука непроизвольно потянулась к натянувшейся ткани джинсов. На всякий случай прикрывшись пальто, Паша неторопливо расстегнул молнию, запустил руку внутрь, сжал покрепче, начал двигать потной ладонью. Как-то это все было неправильно, глупо, и в чем-то мерзко, но Вершинину было все равно. Он смотрел на Аню, и плевать ему было на текст диалогов. Только глаза, только губы, только красиво подтянутые платьем аккуратные груди. Появлялись новые герои, что-то на сцене происходило, сидящие спереди соседи тихо перешептывались, обсуждая игру, но Паше было совсем не до этого. Он тонул в ощущениях и представлял, что не собственная рука доставляет ему удовольствие, а горячий ротик девушки, которая не пожелала уделить ему хотя бы каплю своего внимания. В одно мгновение глаза Ани замерли на Паше, и он даже остановился. Но во взгляде не промелькнуло узнавания, наверное, Антонова даже не видела его из-за света софитов, но Паше хватило этого короткого мгновения, чтобы утонуть в льдистых глазах. Утонуть и представить недостижимое невозможное. Слишком реально. Слишком желанно, до одури, патологически. Рваные вдохи и горячее тело, в которое он мог бы вбиваться. Податливое. Мягкое. Чужое. Разрядка не принесла желаемого удовлетворения, он почти ничего ничего не почувствовал, так, словно чихнул. А по пальцам неприятно растеклось горячее, вязкое. Вершинину стало противно от самого себя и он быстро вытер руку салфеткой. Пьеса же в это время тоже шла к своему завершению. Аня с холодным презрением отшивала Евгения Онегина, еще одну жертву неразделенной любви. Скоро наступил конец спектакля и зрители с готовностью захлопали. Даже пару раз проскандировали «Молодцы», для одобрения. Паша тихонько встал со своего места, направляясь к выходу, а Матвеев с готовностью выскочил на сцену, одаривая Аню прекрасным букетом белых роз. Лицо Антоновой, чуть раскрасневшееся от волнения, осветило искренним счастьем. Вершинин отвернулся и поспешил скрыться. — Да идите вы реально нахер, оба.