Становление Незрячего

Все было не так, не правильно. Стук в дверь и злые крики. Я дрожащий под кроватью на твердом пыльном полу. Можно было бы стянуть одеяло, чтобы сделать свое убежище более удобным, но я боялся шевельнуться от страха. Время уходило, люди наоравшись уходили, сменяясь другими, еще более распаленными и пьяными. Мышцы коченели, начинали ныть. Пол отдавал свой холод моему затекшему телу, пробираясь пустотой в мою душу. Было неудобно и страшно до боли. Хотелось кричать, но, не желая быть найденным, сжимал зубы до судорог. Даже не представляю как мне удалось уснуть. Но оказавшись в подсознании, я даже обрадовался, всего на миг, поверив в спасение. Но за тем лис начал свою извечную игру, продолжая кошмар с яви во сне. На этот раз Кьюби приготовил что-то новенькое. Он каждый раз делал что-то новое. Меня насквозь прошили тысячи мелких нитей из субстанции, с которой создан сам демон, обездвиживая. Я пытался убедить себя в том, что все это лишь иллюзия. Но тело не верило мне, пылая в агонии. И в итоге я сдался ему, утонув в боли. Очнулся я от резкого хлопка — дверь не выдержала под натиском и с грохотом упала в прихожей. Собственно после марафона боли я совершенно ничего не соображал. Не думал о том, что во сне расслабился и мои руки и ноги торчат из-под кровати. Даже если бы и успел осознать всю сложность положения, не успел бы вновь сжаться калачиком. Тело попросту не слушалось меня. Я практически не осознавал, когда меня за ногу вытащили из-под кровати, о сопротивлении не могло быть и речи. И удары, что сыпались со всех сторон, не помогли прийти в себя. Меня как тряпичную куклу возили по полу, пиная и смеясь, продолжая говорить гадости и восклицать проклятия. Просто боль реальная была естественным продолжением кошмара. Это было так естественно, что не вызывало отторжения. Вскоре их всех прогнали, кто-то ворвался в дом и выгнал пинками разгоряченный народ. Может это был человек Хокаге. Или может кто-то смилостивился. Говорю же, плохо соображал. Я пролежал на полу до рассвета. К телу медленно возвращалась чувствительность, накатывая волнами боли. Я, будто пребывая в невесомости совершенно потерял ощущение реальности, времени и прикосновения. Прекрасное чувство единения с пустотой. С каждым разом я ощущаю эту пустоту под кожей все ярче. Мысли вернулись ближе к полудню, когда моего тела коснулось солнце. Тепло было практически неприятным, не желательным. Отползаю чуть в сторону, упираюсь боком в тумбочку. Прикосновение отзывается новой волной боли. И на этот раз я позволяю себе вскрикнуть, но с горла вырывается лишь протяжный стон. И я вновь замер, больше не пытаясь шевелиться. В голове вяло текли мысли. Восьмая годовщина.. значит мне восемь… даже так… оказывается я не правильно считал годы… в прочем ничего странного… ведь первый год своей жизни мало кто помнит… отсчет же я начал тогда, когда мне было уже года два… наверно… зачем об этом вообще думать?... Краем сознания замечаю появление в квартире постороннего. Может это человек Минато-сана. А может кто-то пришел добить меня. Но мне он совершенно безразличен. — Айяй, что же с тобой сделали, — голос слишком низкий для девочки, в неожиданной манере. Я не счел нужным отвечать. Даже не пошевелился. — Стоило бы тебе умыться, — незнакомец приседает возле меня на корточки, вытаскивает с кармана кусок ткани, неторопливо и аккуратно стирает остатки крови с разбитого носа. — Рассеченная бровь, пустяковая рана, но крови много… Вот и все, а ты смазливый, когда не в крови, — лукавая насмешка. И вновь эта странная манера речи или же тон? Неприятный… — Но ты все также грязный, тобою, что пол мыли или протирали полки от пыли? Меня поднимают на руки, протестно мычу, делаю слабые попытки вырваться. Зачем меня поднимают? Холодный пол забирал часть боли, а теперь меня лишили этого холода. — Ну-ну, потише, — успокаивающе произносит человек, — я хочу тебе немного помочь. А вот и ванная. Не выпуская меня с рук, он включает воду и раздевает меня. Футболка шорты и трусы исчезают быстро, и я остаюсь абсолютно голым. И от этого ощущения обнаженности чувствую себя абсолютно беззащитным. Неосознанно пытаюсь прикрыться, но мне не дают этого сделать. Чувствую на себе чужой липкий и неприятный взгляд, что проходился по всем ушибам на моем теле, и от этого они ныли, отзываясь болью. — Испортили такое красивое тело, — не одобрительный, осуждающий кивок. — Что ты стесняешься, как девочка? Ты же парень, расслабься. Сможешь сам залезть в ванную? Киваю головой, не желая больше ощущать прикосновения к своему телу. Моя кожа слишком чувствительна, и чужие прикосновения омерзительны. Мне бы испытывать благодарность за помощь, но я чувствовал лишь призрение к своей слабости и не желание, чтобы этот человек находился рядом. Собственно я никого сейчас не хочу ощущать рядом. Мне нужно время зализать раны и переварить произошедшее. Встаю на слабые ноги, опираюсь на край ванны и переползаю за бортик, оборачиваясь спиной к незнакомцу. Теплая вода током прошибает все тело, отдается зарядами-импульсами в каждой клетке, вызывая волну неприятных ощущений в моем окоченевшем теле. А затем боль уходит, оставляя после себя покалывание на местах ушибов. Теплая вода расслабляет мышцы и согревает. Вздрагиваю от прикосновения к своим плечам, мгновенно напрягаясь. Мне бы хотелось отстраниться, но маленький размер ванной мне этого не позволяет. Приходится терпеть чужие руки, что размазывали мыло по спине, дразня ушибы такими неуместными прикосновениями. А затем эти руки ползли дальше, касаясь ноющих ребер и исцарапанных рук. — Не стоит… не надо… я сам.. Слабое бормотание вырвалось с уст, я даже не назвал бы этот набор букв протестом. — А я думаю, тебе нужна помощь, — уверенно, Он и не намеревался прекращать. Ему плевать, что я буду делать, он не прекратит. Во мне разрасталась уверенность, что ему нравится прикасаться ко мне. Я буквально чувствовал его удовольствие от процесса. И это было не нормально. Я просто чувствовал, что что-то тут не так, и это ощущение не давало мне расслабиться. Остаться в ванной не удалось, против моей воли меня вытащили с остывающей воды и протерли полотенцем, а затем принесли на кровать. Со всем моим не желанием прикасаться к этому человеку, я не был уверен, что смогу дойти до кровати самостоятельно, а потому не сопротивлялся. Заползаю под одеяло, скрываясь от изучающего взгляда, но меня вытягивают наверх, позволяя едва укрыться. Его пальцы касаются моего лица, изучая шрамы, медленно опускаются ниже на шею. Ощущаю на себе его сбитое дыхание и учащенное сердцебиение. — Ты такой никому не нужный, идеальная жертва. Избитый и слабый. Ты заводишь меня, невероятно заводишь. Слова липкими соплями падают на меня, опутывая своей отвратительной сущностью и грязным смыслом. Ведь как он и сказал, меня никто не защитит. Даже в лучшей защите есть слабые места. Для такого как я слабые места слишком большая опасность. Я знал, что в этом мире есть извращенцы, догадывался, что мне еще придется встретиться с ними. Но, черт возьми, не сейчас. Не сегодня. Не когда я слаб и беспомощен. — Хокаге накажет тебя, — делаю слабую попытку образумить. — Его здесь нет. И я осознаю, что нужно бороться. Биться до конца. Ведь, я никогда и никому не смогу рассказать об этом, и этот человек уйдет безнаказанным. Выскальзываю из удушливых объятий, становясь на холодный пол босыми ногами. Остро ощущаю свою беззащитную наготу, судорожно вспоминая уроки самообороны, пройденные в академии. Пытаюсь принять оборонительную стойку, но избитое тело замедленно реагирует на команды мозга. Мои руки за мгновение оказываются схваченными одной рукой. — О да, сопротивление то, что нужно, — шепчет он, прежде чем коснуться языком моей шеи. Меня всего передергивает от отвращения. Но мой мучитель неожиданно отстраняется. — Но ты слишком мал для того что я хочу сделать… Он покидает мою зону комфорта, отправляется на кухню. — Я оставлю кое-что для тебя вкусненькое, надеюсь, ты любишь сладости. Я буду ожидать, что в следующий раз ты примешь меня более радушно. Я буду заботиться о тебе, и ты наверно уже понял, чего я хочу от тебя взамен. В конце концов, за все в это мире нужно платить. И еще, прежде чем я уйду, позволь обработать ушибы, они быстрее заживут. Ты ведь не хочешь ходить такой побитый? Он возвращался, на ходу доставая что-то с кармана. И я знал совершенно точно, что ни за что не приму добровольно его помощь. — Вижу, ты не горишь желанием… я оставлю баночку с мазью… Я остаюсь совершенно один. Кожа зудит от воспоминаний от прикосновений этого чертового педофила. Вновь отправляюсь в ванную, на этот раз принять ледяной душ. Холодная вода успокаивающе гладит синяки и ушибы позволяя забыть о боли и забирая с собой остатки сил. Я чувствовал себя растоптанным и разбитым. Холод проникал под кожу, заползал в мышцы, но я не спешил покидать душ. Не скажу, сколько простоял вот так, замерзая с каждой минутой все больше, будто холод мог бы отобрать мою бессмысленную жизнь. — Наруто, — окликнул меня голос Ируки, приводя в себя, — ты дома? У тебя дверь выбита.. Пф, тоже мне джонин Очевидность. Желание видеть кого-либо не было. — Я.. — слабый удушенный голос заставляет замолкнуть, набираю сил и уже громче кричу: — Я в ванной. — С тобой все в порядке? Я видел как Нана-сан, ирьенин, уходил отсюда. От меня уходил только один человек. Ну что ж я теперь знаю имя своего извращенца-благодетеля. — Все хорошо, можете, не беспокоится, — отзываюсь, все так же прячась за стеной ледяной воды. Едва не начинаю смеяться от лжи в своем собственном голосе, ведь, ни черта не в порядке. А может быть ли у меня вообще "в порядке"? — Точно? — не доверчиво. — Да. Вы что-то хотели? — Проведать тебя, и собственно сказать, что завтра практические занятия, нужно взять с собой кунаии для метания. Закручиваю кран. Посетитель не очень-то спешит покинуть квартиру. Мой слух улавливает тихие слова. —.. она же стоит бешеных денег… Хокаге явно не скупится на лекарства… Он о мази наверно. Больше в меня вроде как нет никаких лекарств. — Что-то еще? — Да нет, тогда до завтра. — До завтра, Ирука-сенсей. Он покидает дом, и я вздыхаю с облегчением, расслабляясь. Быть в одиночестве такое прекрасное чувство. Одеться и залезть под одеяло. Закутываюсь в кокон из одеяла, согревшись, засыпаю. На мое удивление мне ничего не снится. Демон не забирает меня в подсознание, лишь прорычав что-то на периферии создания, но не трогая меня. И к нему я чувствую большую благодарность, чем к человеку, что оставил меня перед Ирукой. Заставляет проснуться, как не странно, голод. Судя по времени суток, где-то далеко за полночь. Бреду на кухню, закутавшись в одеяло, с которого выползать совершенно не хотелось. Всего миг испытываю удивление найдя на кухне бенто* и данго*, а затем вспоминаю кто их мог оставить. Швыряю бенто на другую половину стола, отодвигая подальше. Едва не тошнит от этого. Но как бы я не хотел их выбросить, голод оказывается сильнее. Значит ли это, что я принимаю сделку Нана? Об этом даже думать не хотелось. Но я ведь всегда выбирал выживание… И этот случай не стал исключением. Быстро расплавляюсь с едой. Но вот перед данго сомневаюсь, ведь я уже не голоден. Сладости вполне можно выбросить в знак неповиновения. Но в конце концов разум берет верх, выбросив данго я всего лишь переведу продукты и это не изменит того факта, что я уже съел бенто. Да, злюсь на себя из-за этой слабости. Если бы можно было бы не есть, это так бы упростило жизнь. Но приходится смириться с этой потребностью, ведь это все равно, что злится на кровать за то, что она кровать. Не спорю дурацкий пример, но не суть. С утолением голода ярче проступили не приятные ушибы. Если раньше голод отвлекал от них, то теперь они вышли на первый план. И я вспоминаю о мази. О той, чертовой, мази. Я знаю, что еще пожалею об этом. Но это будет потом. Мазь убирает боль, принося настоящее блаженство. Это так прекрасно, когда тебе ничего не болит и ничего не жжется при движении. Места на спине, как которым я не смог добраться не в счет, когда большинство ушибов молчат, оставшиеся легко игнорировать. С полчаса сижу на кровати, ожидая пока мазь впитается в тело. Не хотелось бы пачкать постель. Уснуть к утру так и не удается. Оставшиеся время провожу лежа на кровати и думая-думая-думая. Мне нужно стать сильнее, чтобы никто не притрагивался ко мне без моего разрешения. И это нужно сделать быстро. Едва начало светать покидаю кровать, собираю кунаи и отправляюсь в академию, находиться в квартире совершенно не хочется. Перед началом занятий провожу время на качели во дворе перед входом в академию. Мое любимое место. Качаясь, я успокаивался, находя вновь душевное равновесие, и этот раз не стал исключением. ==== * Бэнто́[1] (яп. 弁当 бэнто:?) — японский термин для однопорционной упакованной еды. *Данго (яп. 団子?) или оданго (яп. お団子?) — японские шарики моти на палочке, обычно подаваемые с соусом.