Without

========== 4. Pain (Часть 2) ========== Ёнгук, подперев щёку левой рукой, лежал на животе, прочерчивая новые штрихи пальцем на нагрудной татуировке Химчана. Той самой, которая обвивалась вокруг пулевого ранения. Его всего одолевала затвердевшая внутри грусть и тоска, из-за которой в последние дни Ёнгук особенно был не в духе. Возможно, «дни» уже давно растянулись на года. Возможно, это настолько уже растворилось в нём, что Ёнгук перестал различать отрезки времени. Возможно, он просто привык резать себя изнутри, внешне продолжая играть доставшуюся роль, за неимением лучшей. Химчан не умел считывать эмоции Ёнгука, он медленно курил сигарету в постели перед завтраком и щурился от приятных прикосновений омеги. Ёнгук вдыхал отлетающий от сигареты дымок, смешанный с запахом альфы, устало подняв глаза на Кима. Ему хотелось курить каждый раз, когда он унюхивал кисло-горький запах табака, исходящий от Химчана. И этот запах шлейфом полз за альфой едва ли не всегда. Но Ёнгук не курил с тех пор, как забеременел Минке. Уже почти пять лет, или около того. Ёнгук прикрыл глаза и втянул воздух. Ким раздавил бычок в пепельнице, потягиваясь, а потом сразу неожиданно ныряя к омеге и целуя того в сухие губы. Дверь в комнату скрипнула, и на кровать на высоких ножках вполз утренне растрёпанный Минке. Перевалившись через отца, ребёнок локтями распихал родителей и пристроился между ними, поглядывая на каждого из них большущими лисьими глазами. - Завтрак? – спросил Минке, широко улыбаясь. - Иди и умойся сначала, - Химчан за ворот футболки вытащил сына и мягко опустил на пол, отправляя в ванную шлепком по заднице. - Нет проблем, - весело крикнул тот и припустил вон из комнаты. - Вообще-то, он не постучал в дверь, прежде чем войти, - строго сказал Ёнгук. – Ты должен был сделать ему замечание. - Мне лениво с самого утра думать о такой фигне. Как ты можешь быть занудой, едва продрав глаза? – отмахнулся альфа в ответ. - Не у всех в голове ветер, - обиделся Ёнгук. Он поднялся с постели, не дав себя ухватить для объятий, и быстро удалился вслед за сыном. Едва ли ему самому хочется быть в таком возрасте учителем нравственности и морали для маленького человечка. И меньше всего он представлял себе свою жизнь именно такой… отвратительно застоявшейся, как затхлая вода в пруду. Химчан этого совсем не замечал. Альфу совершенно всё устраивало. Ёнгук помог вытереть умытое лицо Минке и, умывшись сам, взял его за маленькую тёплую ладонь, ведя вниз на кухню. Пока вечно счастливый от всего вокруг сын сжимал его своими детскими пальчиками, внутри Ёнгука, глухо постанывая и подвывая, разливалась уже привычная апатия. Кажется, у него просто новый вид аллергии – аллергия на очередной новый наступающий день. Сложно не страдать этим недугом, когда каждый день с тобой повторяется один и тот же алгоритм событий практически до мелочей. Его любви к сыну и даже Киму от этого меньше не становилось. Но этого явно не хватало, чтобы замедлить рост раковой опухоли внутри, отнимающей у омеги чувство радости. В таких ситуациях обычно говорят – смени место, развейся, съезди в отпуск. Но Ким даже слушать не станет. И хотя Ёнгуку ничего не стоит хотя бы попробовать спросить об этом альфу, он всё равно каждый раз отступал в последний момент. На кухне уже орудовал сам аппа семейства. Ёнгук усадил сына на стул и стал помогать Киму. С того феноменального вечера, когда омега отправился впервые за последние годы на какое-то подобие встречи с людьми, а вслед за ним прискакала гвардия обезумевших гангстеров, прошло недели три, не меньше. За всё это время Химчан практически не отлучался из дома. Все переговоры вёл из кабинета. И постоянно шныряющие туда-сюда люди стали нервировать Ёнгука. Всё потому, что альфа, хоть и заговаривал омеге зубы, но не хотел выпускать его из-под контроля. А из-за присутствия в доме Минке, Ёнгук даже не мог сорваться на негодующие ноты повыше, когда от непроходимого упрямства Химчана его по-особенному припекало. Все его обещания больше никогда без ведома мужа не покидать дом не смягчали тихого домашнего террора, Ким был непреклонен. На усталость слой за слоем в нём намазывалось непреодолимое желание свежего воздуха – в любом из смыслов. - Если ты не ходишь на работу, может быть, съездим в парк аттракционов? Минке никогда там не был, - спросил Ёнгук, когда половина нехитрого завтрака уже исчезла с тарелок. - Папочка, ну пожалуйста! – запросился ребёнок. - Нет, - не раздумывая, отрезал Химчан. - Но аппа... – поджал губы Минке. - Я же предлагаю всем вместе поехать, - точно так же поджал губы Ёнгук. - Там опасно, - строгими глазами Химчан буквально впился в мужа. - В детском парке? – вознегодовал Ёнгук. - Даже если в парке не будет этого урода Инхо или каких-то других моих врагов, то вдруг ты или Минке пострадаете на аттракционах? – Ким покачал головой. – Я сказал: нет! - Химчан, ты сходишь с ума, - опешил омега, едва не подавившись глотком кофе. - Ну, а-ааппа! – скуксился ребёнок. - Минке, ты доел? Тогда встал и вышел из-за стола! – рявкнул Химчан. Минке не дрогнул ни одной частью тела, только сдвинул грозно брови на переносице, сверкнув глазами, прежде чем исчезнуть из помещения. - Нет, ты видел, как этот паршивец на меня посмотрел! – воскликнул Химчан, раздувая ноздри. - Твоя плоть и кровь, - сухо проговорил Ёнгук, отвернувшись от альфы. - Слышь, ты мне свой характер тут не показывай. Сказал «нет», значит, нет! Понял? – вконец разозлился Ким. - Чего уж тут непонятного, - прошипел Ёнгук. – Устроил тут нам домашний арест. Мы что, комнатные зверушки? Собак – и тех выгуливают хозяева. - Ёнгук, блять, не охуевай мне тут, а то огребёшь! – вскинулся альфа, подрываясь со стула. – Я, сука, о вас только и забочусь. С хера ты меня доёбываешь сейчас? Но Ёнгук ожидаемо промолчал, крепко сжав губы и закрывшись изнутри на все замки. Химчан тяжело дышал, нависнув над ним, но заранее знал, что ничего от него сейчас не добьётся. - Чёрт с тобой, - выдохнул Ким и быстро вышел из кухни. Ёнгук поставил локти на стол, опуская голову на ладони и зарываясь пальцами в волосы. Стены вокруг сдвинулись на несколько сантиметров ближе к центру. И ему было абсолютно всё равно, что это всего лишь его воображение, сейчас Ёнгук ощущал это слишком реально. Паранойя Химчана кипятила кровь внутри вен Ёнгука. Ему было настолько плохо, что иногда он готов был в отчаянии бежать и оформлять документы на развод. Но ещё не до конца остывший страх перед Химчаном словно отрезвляющей пощёчиной ударял по нему за секунду до того момента, как с языка едва не срывалась угроза разорвать брак. Как будто бы альфа даст ему уйти. И Ёнгука от этого раз за разом всё больше скручивало, ломало ему кости, вырывало нервы. Самое отчаянное было то, что он не знал, что хуже: быть с Химчаном или быть вне него. К исходу второго месяца давление импровизированного заключения вбило Ёнгука настолько глубоко в раздрай, что он перестал различать вкус еды. Ему было всё равно. Даже вечно улыбчивый Минке перестал улыбаться. Если раньше Ёнгук брал его с собой в какой-нибудь торговый центр, или магазин игрушек, или кинотеатр, то теперь они даже по саду гуляли в окружении конвоиров. Дёрнуло же Ёнгука как-то в очередной ссоре ляпнуть, что при желании Инхо способен засесть снайпером где угодно, и даже в саду запросто легко словить пулю в лоб. Это было пару дней назад, и с тех пор Ёнгук с Химчаном вообще не разговаривал, поглядывая волком из-под чёлки, всячески выворачиваясь из рук. Состояние Химчана пугало омегу, он подумывал о том, что Киму стоит поговорить с психологом очень серьёзно, поскольку того слишком опасно зациклило на опеке. Но он был так зол на альфу, что не мог вымолвить ни слова. Химчан бесился из-за поведения Ёнгука. Его корежило оттого, что омега отталкивает его руки, хмурится от каждого слова и злится из-за того, что он, Химчан, пытается защитить его и сына. Что за идиот. От этого факта хотелось намылить Ёнгуку шею, чтобы встряхнуть омежьи мозги. Ещё одна вечерняя ссора, и Ким снова заперся в кабинете и на кого-то кричит в трубку телефона, а Ёнгук упихивает не желающего слушаться Минке в кровать, заматывает его одеялом, подрагивая от подступающих слёз. Он даже не дождался, чтобы ребёнок уснул, выскочив из детской. Только ещё не хватало расплакаться перед ребёнком. В спальне Химчана нет, он всё ещё ругается внизу с подчинёнными, поэтому Ёнгук тихо прикрывает дверь, заходит в ванную и сползает по стенке на пол. Он так устал, что тело намертво припечатывает к нагретой плитке. В горле скребёт и тянет. Меньше всего ему хочется плакать навзрыд, чтобы услышал Минке или Химчан, и больше всего на свете сейчас Ёнгуку хочется реветь в голос. Как вообще в таком бардаке можно жить? Он честно совершенно не понимал. У него были свои планы на жизнь до Химчана. И даже если сейчас в его жизни есть нечто большее, чем он один, почему это должно запирать его в коробку без единого выхода?! У Ёнгука сейчас не осталось сил мириться с каким-то ненормальным рабством. Он готов уступать альфе, отчитываться перед ним и просить разрешения, но почему Ким так упрямо лишает его последнего – возможности заниматься чем-то для себя. Это абсурдно. Особенно воспитывать в таком аду ребёнка. Любая попытка вправить Киму мозги сталкивалась с каменной непреклонностью последнего. Ёнгук знал, что альфа потерял свою семью. Всю семью, кроме боковых родственных кланов. И предполагал вполне закономерно, что их убили враги клана. О таком в этом доме никогда не говорили. Для омеги все двери в «мир мафии» были перекрыты Химчаном. Он не позволял ни себе, ни другим болтать о работе или делах, как и о мафии в целом, рядом с Ёнгуком. И тому никогда не было это интересно. Но… такой сильный страх за него и Минке сводил Ёнгука с ума уже в прямом смысле. Он не знал, сколько кланов в мире, сколько врагов у Кима, всё ещё ли Инхо с ним враждует, но неужели теперь он вынужден сгнить в четырёх стенах из-за паранойи альфы?! Всё внутри Ёнгука билось в судорогах от одной мысли. Он не знал, куда это всё сбросить с себя, как избавиться от желания вырваться из замкнутого круга, какими ещё словами и обещаниями убеждать Химчана. Поэтому сейчас Ёнгук сидел на полу, вытянув ноги и без сил откинувшись на стену, размазывая по лицу горячие слёзы, тихо всхлипывая и кусая губы. От слёз хоть и было легче, но слишком эфемерно. Химчан концом карандаша почёсывал себя чуть дальше виска, бездумно уставившись на разбросанные по столу листы бумаги. Маленькие пальчики с другой стороны стола зацепились за столешницу, и откуда-то снизу вытянулся вверх на цыпочках Минке. - Ты почему не спишь? – раздражённо бросил Химчан. - Аппа, а там в ванной омма плачет. Я слышал, - испуганно заговорил ребёнок. Ким оторвался от ползущих перед глазами строчек, Минке был и правда встревожен. - Аппа проверит, а ты пойдёшь спать, хорошо?! – он встал из-за стола, подхватил сына и быстро вышел в коридор. Подозвав кого-то из помощников, передал мужчине грустного малыша, а сам, перескакивая через ступеньки, вбежал на второй этаж. Подойдя к двери спальни, Ким прислушался, но ничего не слышал. Либо Минке заходил в комнату, либо Ёнгук уже успокоился, либо сын специально соврал. В третье верилось с трудом. Толкнув дверь, Химчан шагнул внутрь. Дверь в ванную комнату была закрыта и, подойдя к ней вплотную, Химчан уже сам уловил всхлипы. Чёртов омега, что он опять там себе в голове накрутил! Ким выдохнул, ещё больше раздражаясь. За последние дни батарея его терпения изрядно опустела. Он дёрнул ручку, но защёлка не поддалась. - Ёнгук, открой немедленно! Что опять за истерика? – крикнул альфа через дверь. - Иди к чёрту! – отозвался тот осипшим голосом. - Я выломаю дверь и всё равно войду! - Ты только это и умеешь! – выкрикнул Ёнгук. «Блять», - выругался про себя Химчан и с одного толчка плечом высадил дверь. Ёнгук уткнулся носом в локти, закрыв голову руками. - Да что с тобой? – рявкнул на него альфа, разводя руки омеги в сторону. - Отвали, не хочу тебя видеть! – Ёнгук попытался вырвать свои запястья из пальцев альфы. – Можешь хотя бы, блять, сегодня меня оставить в покое? Убирайся, ты меня бесишь! Я же сказал, уходи! Ким разжал пальцы одной из рук, замахиваясь и хлёстко шлёпая ладонью Ёнгука по щеке. Ёнгук приглушённо всхлипнул, заваливаясь на бок и вжимаясь в угол между стеной и комодом для полотенец. - Успокоился? – жёстко спросил Химчан, комом сглатывая наблюдение за тем, как омега до посинения сжал губы и отвернулся от него, держась за щёку. – Посмотри на меня и скажи, что за истерика. Ёнгук? – но тот только попытался ещё больше закрыться спадающей на глаза чёлкой и свободной рукой. Химчан всё ещё держал крепко другое запястье Ёнгука, пыхнув раздражённым выдохом, он дёрнул омегу за руку к себе, заставив того развернуться лицом. - Мне повторить? – Ёнгук продолжал всхлипывать. – Я сказал: мне повторить? - Заткнись уже, - тихо и зло проговорил Ёнгук, пытаясь унять дрожь. - Ты это мне? – Химчан чувствовал, как у него на загривке волосы натягиваются вверх, намагничиваясь яростью. - Тебя слишком много, Химчан, - Ёнгук резко вскинул голову, уставившись красными глазами на альфу. – Блять, тебя дохуя много! Мне дышать нечем! - Я тебя не понимаю, - нервно дёрнулся Ким, сильнее сжимая запястье мужа, и омега скривился от боли. - Я хочу… жить. Это ты понять можешь? – глаза Ёнгука снова размыло влагой. - Не понимаю, - онемевшими губами ответил Химчан. - Ты запер меня как купленную книгу в шкафу. А ты хоть раз подумал, чего хочу я? – взвыл Ёнгук. Его трясло. – Я всё делал так, как ты хотел. Всегда. Почему ты ничего не делаешь так, как хочу я? Я так устал. Блять, Химчан, у меня нет больше сил! - Ты из-за того, что я не даю тебе выезжать из дома? Из-за такой ерунды? Да я же для тебя стараюсь! – разозлился Ким. Он схватился руками за мокрые щёки омеги, за его шрамы по разные стороны рта. – Вот из-за этого! – он сжал пальцами разрезы и начал их растягивать. – Из-за этого! Ты забыл, что с тобой тогда произошло? А? – Ёнгук схватился за запястья альфы, снова начав непроизвольно плакать. – Тебе настолько противно быть со мной, что хочешь сдохнуть? – губы Химчана дрогнули, а пальцы слишком сильно сжали кожу Ёнгука. - Прекрати! – всхлипнул тот. Химчан с трудом разжал пальцы, отталкивая от себя омегу. - Я ничего не забыл, совершенно ничего, но почему теперь я должен жить в тюрьме? – вскинулся Ёнгук. – Как можно вообще жить в этом театре одного короля? Ты творишь всё, что душе угодно, а я и Минке как загнанные звери в загоне, - альфа сжал кулаки при упоминании сына. – Как можно жить в изоляции? Ты хоть иногда задумывался, каково мне здесь? - Тебе что, так плохо в моём доме? Со мной? – каждый мускул альфы затвердел, делая его похожим на каменную статую. - Химчан, не с тобой и не в этом доме, а вот так. Внутри и без права хоть иногда делать то, что хочется, - Ёнгук умоляюще посмотрел на мужа, по лицу которого расползлась невидимая тень. Его брови были сдвинуты к переносице, губы сжаты, а глаза холодны. - У меня ведь были свои мечты и цели в жизни. Ты вычеркнул из моей жизни возможность их воплотить, но почему ты хочешь отнять совершенно всё? Я же живой человек, а не кукла. - Заткнись! – процедил Химчан. Его изнутри вспарывало каждое слово Ёнгука. Вспарывало осознанием, что он действительно никогда, ни единого раза, не задумывался о том, мечтал ли о чём-то Ёнгук, чего он вообще хотел добиться в жизни. Хорошо ли ему прозябать без дела, возиться с ребёнком, потакать Химчану. - А Минке ты тоже куклой сделаешь? – рвано выдохнул омега. - Замолчи. - Он не посещает детский сад, не общается с другими детьми, даже в парк ты отказываешься его сводить. Как он будет потом, когда попадёт в общество людей? А о здоровье его ты подумал? Без контакта с миром, без игр с детьми, без простуды и прочего, как его иммунитет будет укрепляться? - Я же сказал: заткнись! – бешено закричал Ким, вцепляясь пальцами в плечи Ёнгука и притягивая омегу к себе. – Замолчи, чёрт бы тебя побрал! - Что плохого в том, что мы иногда будем выбираться в город? – испугано попятился тот, но был подтащен обратно. – С охраной, с тобой. Я не могу так больше жить! - Никуда вы не будете выходить! – рычал Химчан. Он совсем не это хотел сказать, но в итоге сказалось именно так. Так как он на самом деле и хочет – посадить самых любимых людей под замок, чтобы ни волоска, ни пылинки с них не упало. Чтобы они всегда были здесь и никуда не исчезали. Чтобы никто не мог их отнять у него. - Я с тобой разведусь, - бледными губами едва пробормотал Ёнгук. Ким вздрогнул и так сильно сжал руки омеги, что Ёнгук весь скорчился от боли. - Что ты только что сказал? – будто бы нормальным голосом проговорил Ким, но в нём ровным слоем легла почти что смерть. - Я... я... – стал заикаться Ёнгук, вжимаясь спиной в стену. – Подам на развод. Химчан, я правда не могу так. Ёнгук замолчал, захлёбываясь поднимающимся страхом. Чёрные глаза альфы смотрели на него, не отрываясь. Он почувствовал, как одна рука Кима легла на его горло и несильно, но ощутимо сдавила шею. Ёнгук зажмурился и сразу же открыл глаза. - Никакого развода ты никогда не получишь, - пугающе спокойно проговорил Химчан. – Ни в этом городе, ни в этой стране, ни в этом мире. Мне проще тебя убить. Понял? - Аппа, - снизу донёсся пропитанный слезами голос Минке. Оба взрослых сразу же посмотрели вниз – заплаканный ребёнок тянул отца за рубашку, так отчаянно вглядываясь в его глаза. – Хватит. Малыш всхлипнул, Ким разжал руку, а Ёнгук сполз спиной по стене, падая на колени перед Минке и сразу обнимая напуганного ребёнка. Он хотел отвести сына в детскую и, успокоив, уложить спать, но Химчан оторвал омегу от него и потащил Минке из ванной. - Я сейчас вернусь, и мы договорим, - кинул он Ёнгуку голосом, не терпящим неповиновения. Ёнгук на ватных ногах поднялся с пола, кое-как справившись с краном над раковиной, и умылся прохладной водой, смочив заодно разодранное горьким комком и словами горло. Химчан на удивление вернулся очень быстро. Наверное, он просто наказал сына, закрыв того в спальне. Даже к Минке он был иногда неоправданно строг, притом, что любил сына до одури. - Химчан, я вовсе не хотел сказать, что готов пойти на развод, потому что не хочу жить с тобой, но ты должен понять хоть немного, что так жить невозможно, - Ёнгук попытался объясниться первым. Ким хмуро глянул на омегу с порога и в несколько шагов подскочил к Ёнгуку, сразу хватая того за грудки, приподнимая над полом и встряхивая так, что у того круги поплыли перед глазами. - А теперь запомни до конца своей жизни! Да, ты будешь моей куклой и будешь сидеть дома! Я тебя никуда не выпущу, если надо – и на цепь посажу. Если надо, я всё сделаю! – прорычал альфа, и Ёнгука стало колотить. Впервые за столько времени Химчан снова превратился в того, кем был до появления Минке. Он выволок Ёнгука из ванной и швырнул на кровать, наваливаясь сверху, беспорядочно целуя. И, наверное, Ёнгук бы впал в новую истерику, если бы в этих поцелуях не сквозили неприкрытые отчаяние и боль. Это странное состояние охватывало Ёнгука не раз за всё время, что они с Кимом вместе: когда есть повод злиться, но что-то идёт не так, и вот он опять прощает, понимает, мирится, тормозит сам себя. Омега осторожно обнял руками Химчана за шею, позволяя стянуть с себя штаны. Минуту назад Ким представлял собой монстра, рвущегося из долгого сна, а теперь по напряжённой спине Ёнгук пальцами ловил его же страх. - Почему ты так боишься, Химчан? – прошептал Ёнгук, не сразу поняв, что проговорил это одними лишь губами, потому что голос зарылся куда-то глубоко внутрь, боясь сорваться с губ. Боясь спрашивать о таком Химчана. Боясь узнать что-то настолько страшное, что Ёнгук сам может заразиться Кимовой паранойей, всю жизнь прячась потом по углам. Альфа горячо дыхнул в ухо Ёнгуку, обхватывая мочку губами. Все его движения были болезненно резкими и с крепкой хваткой. Наверняка, завтра Ёнгук обнаружит на себе множество синяков от сильных пальцев. Он нахмурился и закусил губу, когда Ким грубо вошёл в него, так рвано толкаясь в неровном ритме. Ёнгук мог только сдавленно всхрипывать в ответ ободранным голосом, всё ещё желающем сбежать вниз по глотке в чёрную тьму нутра. Приподняв веки, омега выдохнул, слегка прогибаясь от очередного толчка, замечая, что Химчан сам жмурит глаза. Он никогда не видел такого Химчана раньше, а у того никогда не было такого выражения на лице. Сжав пальцами твёрдые плечи альфы, Ёнгук, повинуясь какому-то порыву, подтянулся вверх и прижался губами к губам Химчана. Ким медленно открыл глаза, замирая внутри Ёнгука, после чего отталкивая омегу обратно на спину, полностью ложась сверху и пряча лицо в сгибе шеи Ёнгука. - На цепь посажу, - слабо выдохнул Ким, кончая в Ёнгука и натягивая на них двоих одеяло сверху. Ёнгуку хотелось принять душ, сперма неприятно вытекала из него, расползаясь под задницей, но Химчан вцепился в него мёртвой хваткой, прежде чем уснуть. Будить его омеге совсем не хотелось. Неровный запах с привкусом беспокойства исходил от кожи альфы, вызывая ответную тревогу у Ёнгука. Он крепче прижался к спящему Киму, закрывая глаза и прислушиваясь к сердцу Химчана. Измотанный последними неделями и вечерними ссорами, упрямством альфы и последним скандалом, Ёнгук так и не смог уснуть до самого утра. Всю ночь его с разных боков кусали мысли. Он не знал, каким сегодня проснётся Химчан. Поймёт ли он, что нужно как-то изменить себя, или по-прежнему продолжит свою тиранию в доме. Говорить в случае последнего исхода о разводе вновь Ёнгук вряд ли снова решится. И сколько тогда сможет ещё выдержать такой жизни? Ким пошевелился под неровными лучами солнца. Ёнгук быстро зажмурил глаза и притворился спящим. К его удивлению, альфа не стал его будить разными щипками или тычками, как делал обычно, а просто встал с кровати и скрылся в ванной, потом так же тихо вышел из спальни, прикрыв за собой дверь. Омега с тяжёлой головой сполз с кровати, наконец-то сам смог вымыться и вышел вслед за альфой. Минке осторожно выглядывал из щели между косяком и приоткрытой дверью своей комнаты, Ёнгук поманил его пальцем, и ребёнок аккуратно вышел наружу. Они вместе спустились вниз, робко заглядывая на кухню. Ким курил в приоткрытое окно, пока тостер поджаривал хлеб. Он повернул голову в сторону застывшего Ёнгука и Минке, взбирающегося на стул, но не сказал ни слова. Ким молчал настолько долго, что повисшая пауза прогнала галопом по спине омеги стадо мурашек. - Я думаю, мы сегодня можем съездить в парк. Но обычный парк, без всяких аттракционов. И посторонних людей там не будет, мои парни проследят, - заговорил, в конце концов, альфа. Минке подорвался со стула и бросился обнимать отца, тут же выбегая из кухни с криком: - Дядя Бад, готовь тачку! Ёнгук проводил глазами сына, не заметив, как Химчан затушил сигарету и оказался к нему совсем близко. Ему стало неловко. - Только вякни ещё раз про развод, - властно произнес Ким, сжимая в ладонях лицо омеги. – Ты как никто знаешь, что у меня нет чувства юмора. Я не шутил, когда говорил, что мне проще тебя убить. Ким грубо поцеловал Ёнгука, подтягивая его к себе, перекладывая руки на спину омеги и ещё теснее вжимая в себя. - Ещё раз что-нибудь подобное вчерашнему устроишь, накажу, - пообещал Хичан, оторвавшись от губ Ёнгука. – На месте закопаю. Омега поджал губы, переваривая слова. Внутри всё ещё кровоточила открытая нервным срывом рана. Его всё ещё трясло и колотило, тяга к ощущению свободы только усилилась, а брошенная Химчаном кость расхуячила к чертям хрупкие стены вновь выстраивающегося смирения с желаниями альфы. Рядом послышались тяжёлые шаги Бада и тонкий детский голос Минке. - Аппа, а мы только сегодня в парк пойдём или потом тоже будем вместе гулять? – вновь подбежал к Киму сын. - Будем, но только строго вместе. Шаг в сторону – расстрел. Понял? – Минке закивал, бросаясь к столу и нетерпеливо ожидая завтрака, чтобы поскорее пойти погулять в городе. Ведь для него город был практически инопланетным миром. - Бад, подготовь нам машину, - верзила кивнул и лукаво подмигнул Ёнгуку, у которого немного отлегло при словах Химчана, что это будет не единоразовый выезд. Уже в парке, боясь упустить Минке из виду, Ёнгук почувствовал, как холодные руки Химчана забираются под его свитер, обвиваясь вокруг талии, а к уху сзади прижимаются сухие губы. - Я хотел спросить, - тихо прошептал альфа. – За какие мечты ты меня вчера упрекал? Ёнгук вздрогнул так сильно, что наверняка Химчан почувствовал это. Но ему было всё равно. На миг картинка с бегающим сыном словно оторвалась от плёнки кадров, отматывая всё назад. Что-то ухнуло вниз живота, как недоношенный выкидыш вываливаясь из Ёнгука. Наверное, это была боль от нереализованного себя. От запечатывания своих амбиций и изломанной гордости, когда Ёнгуку пришлось прогибаться под волей Кима. Вчера он сорвался, а сегодня откат настиг его самого. Химчан, почувствовавший неладное, развернул омегу к себе лицом, требовательно заглядывая в глаза. Ёнгук не хотел вспоминать о том, что оставил за чертой, попав в лапы босса мафии, и не хотел говорить об этом. А ещё он не знал, что сейчас видит в его глазах Химчан, потому что тот хмурился всё сильнее, мрачнея как грозовая туча. Наконец он не выдержал и встряхнул омегу, прижимаясь лбом к его лбу и не сводя взгляда с глаз Ёнгука. - Чего ты хочешь? Я сделаю это для тебя, - выдохнул Ким. Ёнгук опустил голову, ему стало болезненно стыдно и болезненно обидно. Стыдно за истерику и обидно за то, что Химчан просит вывернуть из себя то, что не способен позволить Ёнгуку. - Аппа, покорми со мной уток. Пойдём, пойдём быстрее! – Минке вцепился в рукав Химчана и потянул его за собой. - Вы помирились? – спросил Бад, жующий на ходу огромный гамбургер. - Не знаю, - пожал плечами Ёнгук. - Ну вообще с Кимом и поссориться трудно. Как можно поссориться с тем, у кого за пояс брюк засунут револьвер?! – хохотнул альфа. Омега горько улыбнулся. - Слушай, Бад, - тяжело вздохнул Ёнгук. – А как умерли родители Химчана? - Хмм, - Бад прожевал последний кусок и посмотрел на пруд, рядом с которым носился наследник клана Ким. – Смекнул, значит, что это из-за прошлого босс такой дурной? - Не был уверен, - втянул носом воздух Ёнгук и серьёзно посмотрел на главного помощника Кима. - Ну, когда на их дом напали, всю семью согнали в подвал. А потом в порядке очереди по старшинству стали казнить на глазах у Химчана. Ему тогда едва пятнадцать исполнилось. Он был в семье самым младшим, поэтому в очереди на казнь был последним. И видел, как одного за другим убивают его близких. После этого один из нападавших приставил дуло к затылку Химчана. Нет, ты представь, эти трусы даже не могли с достоинством застрелить последнего из клана! В затылок, блять, стреляли! – вскричал Бад, но тут же успокоился. – Меня ранили в плечо, и от ранения я сначала потерял сознание, а когда очнулся, никого из них в доме не было, только трупы повсюду. А пуля та до сих пор у босса в голове. Оно как бы опасно, но до сих пор живой, сучок, - усмехнулся верзила. – Кушать хочешь? У меня ещё бургер есть. Но Ёнгук уже не слушал хвальбы Бада о чудо-котлете и мягкой булочке. В нём раз за разом тянулись струны и обрывались одна за другой. Он знал. Он чувствовал, что ему нельзя спрашивать о прошлом альфы. Он не хотел услышать именно это, но зачем-то сам и спросил. Сорвавшись с места, на негнущихся ногах, Ёнгук побежал вниз к пруду, едва не скатившись с него кубарем. И, возможно, он бы свалился в воду, если бы Ким не успел затормозить его, поймав на подлёте. - Блин, ты чего, Ёнгук? – улыбнулся Химчан, но тут же оборвав улыбку, стоило ему только взглянуть на омегу. – Что случилось? – Ёнгук почувствовал, как по его щекам потекли слёзы, настолько всё внутри заворочалось. – Прекрати, а? Да что произошло-то, ты можешь мне сказать? – вскрикнул Ким, пытаясь ладонями стереть слёзы на щеках омеги. - Прости, Химчан, - всхлипнул Ёнгук, повисая на шее альфы. – Прости меня, пожалуйста. Я не знал. Химчан робко обнял Ёнгука, совершенно не понимая, откуда такой всплеск нежности и очередных слёз. Рядом застыл Минке, круглыми удивлёнными глазами глядя на обнимающихся родителей. Ким посмотрел туда, откуда прибежал Ёнгук, и успел урвать глазами, как Бад, заметив смотрящего на него босса, крайне не по-мужски нырнул в кусты. У Дона Кима задрожала челюсть, то ли от леденящего страха, то ли от ярости. Он прикрыл глаза, пытаясь посчитать от одного до десяти и надеясь, что Бад наговорил Ёнгуку какой-нибудь хуйни вроде смутно неточного списка омег, с которыми Ким успел переспать до встречи с Ёнгуком. Главное, чтобы не сболтнул одного-единственного.