Кое-что подороже

17. Тринадцать лет – балрогова дюжина. Дурной возраст – что для хоббита, что для гнома, что для человеческого ребенка. Потому что с одной стороны – ребенок он и есть, а с другой – как ты ему это докажешь?! Безобразно костлявый и голенастый, с несколькими красными пятнами на правой щеке и эльфийским плетением в волосах (вот они, обещанные в книжке протесты привычному мироуложению!), Фродо вдобавок был слишком подвижным. На него было страшно смотреть - как только умудрялся не надломиться и не свернуть себе шею, всеми днями лазая по таким закоулкам, что не всякому гному или хоббиту по плечу. - Юрок чересчур! - ругался мастер Двалин. - Ни усидчивости, ни сил в нем никаких, оно и понятно, если кормилица эльфка была, то уже добра не жди, да снюхался с эльфами слишком... Только и дел, что по деревьям скакать, ни оружия нормального... Под нормальным оружием Двалин, очевидно, подразумевал боевой топор, потому что с разной мелочью Фродо управлялся виртуознее иного взрослого: например, ножи метал только так. Да и в ближнем бою коротким клинком запросто мог достать своего учителя. Случайно, разумеется, но с каждым месяцем такие случаи повторялись все чаще. И в мастерских больше со всякой ювелирной мелочью предпочитал возиться. У него под эту мелочь руки просто заточены были: по-гномьи крупные, но узкие, словно у Бильбо, - вправду, будто, прости Махал, эльфеныш какой-то... - ...эльфеныш какой-то. - Ничего я не скачу, - пробубнил Фродо в ответ, но потолочную балку послушно покинул, в два прыжка приземлившись рядом. Понятно, почему он практически не рос в ширину, даром что ел все, что не приколочено: все уходило в рост; мальчишка даже зимой тянулся вверх с неудержимостью весенней травы. Оттого, наверно, и казался по-травяному зеленовато-бледным. - Бильбо тебя не узнает, когда увидит. - Наверно, - Фродо задумчиво поскреб макушку. Косы-косами, а заколки на них все гномьи... - Давай-ка рассказывай уже, Фродо Бэггинс, что за дела у тебя нашлись и что у них за важность такая, что раздумал ехать вместе со мной? - Говорил же - холод и снег! - А дальше? С каких именно пор ты боишься холода и снега? - Не поеду я. - Вот заладил! Не хочешь - не заставляю! Бильбо будет ужасно рад, что ты решил остаться дома... Этот разговор как с самого начала заходил в тупик, так и в этот раз зашел: зыркает исподлобья своими купоросно-синими глазищами и огрызается только. И того гляди каким-то собственным путем опять ускачет в неведомые дали... - А ну, стой! Сердито закушенная губа, торчащий из кармана сверток, из которого уныло выглядывает куриная нога - опять таскал из кухни, словно приблудный щенок... - Фродо Бэггинс, я не знаю, что у тебя на уме, но что-то ты темнишь. Пойдем-ка, сядем, поговорим... - Нет, - отрубил этот недоребенок, выворачиваясь из-под руки. - Не поеду, и говорить нечего! Это для кого-то могло показаться аргументом достаточным, но Торин уже знал, что говорить теперь точно надо. - Ты что-то натворил в прошлый раз в Зеленолесье? - Нет. - Если думаешь, что кто-то из эльфов будет все еще обижаться за то вино... но вы ведь тогда и сами все поняли, правда? - Я вообще ничего не делал, я сразу уснул! А что Гимли еще стошнило к Листку на сапоги, так за это Листок на Гимли наорал и забыл! Голова у Фродо была те еще лохмы, ториновы, гномьи, но под ладонью были совсем мягкими... - Фродо, если не нам, то кому можно рассказать-то?.. - Поклянись тем, что тебе дороже всего! - Тебе же и тобой? Фродо вроде как даже позволил себе улыбку; на его гладком и по-детеночьи круглощеком лице эта улыбка была куда как уместнее всех прочих выражений. - Я, Торин, сын Траина, клянусь тебе, Фродо, сын Торина, соблюдать твои тайны словно свои собственные... ну, что случилось-то, эльфенок? - Я не уверен, что она тебе понравится. - Она? Фродо, да ты не жениться ли надумал? Торин запоздало прикусил себе язык: как бы принц и наследник снова не вздумал обидеться. Грешно смеяться над чужими чувствами, даже если их только-только попробовал сопливый мальчишка. А то ведь и, чего доброго, унаследовал от своей эльфийской кормилицы дурную привычку остроухих к редкостному однолюбству в сочетании с редкостной невезучестью в этом вопросе... - Нет! - отмахнулся Фродо, покраснев. - Эру упаси! Но она... других таких не бывает! Она чудесная! - Познакомишь? - А у нее, когда мама умерла, то папа совсем сошел с ума и его убили... но ты не думай, она не опасная! Еще по дороге Торин сделал себе заметку, что вход в старые залы не смог так быстро найти и сам, и что Фродо очень сильно бережет свою любовь, раз старается встречаться с ней настолько подальше от чужих глаз. Правда, идти на свидание с вареной курицей в качестве подарка... - Мы пришли, сейчас позову ее. Только меч положи. Это было уже любопытно: не собирался же Торин воевать с девицей... - Пусть-пусть положит! - голос был приятным. Низкий и глухой, но явно девичий - правда, откуда-то из ниш наверху. - Я вообще еще жить хочу! - Снежные Лапки! - обрадовался Фродо. - Спускайся, я тебе курицу принес! С морковкой, как просила! - Это хорошо, - отозвалась из темноты девица, - А то из-за этого балрогова снега не поохотишься толком, хоть снова крыс лови... твой отец меня точно не тронет? И на отшлифованный камень пола аккуратно спланировал небольшой, всего-то с крупную рабочую лошадь, дракон. Черный, словно кусок угля, и только самые кончики лап будто бы припорошил уличный снег. - Я знаю, что это - ваш дом, но и у меня другого дома нет! - предупредила драконша. И потянулась к вынутому Фродо угощению. - Умм, спасибо, принц, ты меня спасаешь! - Ее на снегу видно, - сообщил очевидное Фродо, - убьют же. Они же никто не станут спрашивать, кто летит... Не было б так бело все - мы бы полетали... Седых волос у Торина в эти минуты явно прибавилось: его собственный детеныш умудрился притащить откуда-то детеныша драконьего, да еще и пристроить его в горных залах со всеми удобствами... По уму - истребить порождение тьмы немедля, а собственному порождению выписать такую трепку, чтоб и думать забыл о твари, не то что лезть к ней обниматься. Или еще что - что он там говорил про полеты? - Вы летаете вместе? - Я аккуратно! - в один голос отозвались и Фродо, и Снежные Лапки, и Торин никогда еще не слышал такого слаженного вранья. Вот незадача, Фродо исхитрился найти себе друга там, где любой другой нашел бы только врага! По уму следовало бы... много что следовало. Все, что угодно, следовало и кто угодно следовал, кроме Фродо, а в итоге - и Торина. Меч так и остался лежать на полу. - Вам, наверно, не очень-то сытно с такого угощения – может, на кухню?.. И ты ступай, Фродо: вдруг кто испугается твоей подруги! - Ты разрешаешь остаться? - И брать еду? Ела драконка, по ее росту, совсем чуть, а вот каравай черного хлеба заглотала, почти не жуя: - Печеный! Вкусно так! Я, когда была маленькая и легко было прятаться, иногда крала из кладовой или подбирала что брошено… Крыс тоже, конечно, можно, но их стало мало и они противные… сырые… Определенно, поддержать застольную беседу Снежные Лапки умела, но у всех, кроме Фродо (тех, кто отважился сунуться в кухню следом за Торином, Фродо и их странной гостьей), аппетит отбило напрочь. Этот чуть не из одной миски с порождением тьмы был угощаться готов: - Нам нельзя сейчас охотиться, вот я и не стану сейчас уезжать. Кто-то же должен… - Не сейчас, - покладисто отозвался Король-Под-Горой. – А вот дня через три, когда я сам успею доехать и по пути предупредить, что стрелять нельзя. Раз страшно оставлять ее одну, то сможете вместе добраться до Зеленолесья по воздуху? Бильбо, когда узнает, его точно убьет. Придушит его же косами. - Ты говорил, вы летаете… Фродо, до этого задумчиво точивший сливочные тянучки, неверяще оглянулся на питомицу. - В конце концов, эльфов она точно не объест. А объест – невелика беда, а вот сами эльфы наверняка штаны поначалу обмочат, и так им, остроухим, и надо. - Или тебе, может, просто никуда не хочется? - Как это – никуда?! – ребенок даже подпрыгнул на месте от возмущения. – Ни к эльфам, ни к папочке?! Щас! Мне, между прочим, он тоже не чужой и тоже интересно, кто… лучше, конечно, братик, потому что от девчонок мало толку. Лапки, я не про тебя! Драконица умильно моргнула осоловелыми глазами, разинула клыкастую пасть… и ласково лизнула Фродо в щеку. По-зимнему бледный ребенок исхитрился покраснеть от этих нежностей не только щеками, но и даже ушами. - Папочка всегда говорил, что я тебя боюсь и потому оставлять нас абсолютно нельзя, но, по-моему, он просто боялся, что при тебе я слишком много учусь плохому. - Заметь, что именно я учу тебя плохому, даже ты сам сказал ни слова. Кудряшки, по-гномьи густые и темные, но мягкие, будто эльфийский шелк – и Фродо еще несколько секунд не спешил увернуться из-под широкой ладони. Снежные Лапки, устроившись в тепле у кухонной стены, сыто подремывала. Где-то снаружи Горы падал снег.