Цена свободы твоей

Ранее утро встречает их богатырским храпом Тиндара. Тот спит крепко – можно не бояться, что он пробудится в ближайшие часы. Дедал чувствует себя неважно – смог заснуть он ненадолго – перед самым рассветом. Разбудив сына, Дедал торопит его. Наскоро перекусывают они вчерашней лепешкой и запивают ее несколькими глотками воды. Надевают заплечные сумы, где спрятан их нехитрый скарб. После Дедал закрепляет на руках сына длинные крылья, крепкие ремешки удерживают их, не дадут они развалиться всей конструкции даже при сильном ветре – Дедал надеется на это. Затем надевает свои крылья и он. – Теперь послушай меня, Икар, – обращается к нему отец. – Скоро мы отправимся в путь. Ты должен слушаться меня и ни в чем не противоречить. Помни – не спускайся слишком низко к морю, чтоб соленые брызги не замочили перьев, однако и не думай слишком высоко подниматься – иначе воск, скрепляющий перья, растает под жаркими лучами, что источает колесница Гелиоса. Если случится это, ты упадешь прямо в волны морские. Так будь же послушен и держись все время подле меня. – Я поступлю, как ты велишь, отец, – отвечает Икар. Дедал обнимает сына, целует его в лоб и не может скрыть своих слез – дрожат прозрачные капли на его ресницах. – Ты плачешь, отец? – поднимает глаза мальчик. – Нет, малыш, – Мастер через силу улыбается. – Просто я очень люблю тебя. Пообещай, что не поступишь необдуманно. – И я люблю тебя, – Икар серьезно смотрит на него. – Обещаю, я буду осторожен. – Тогда поспешим, – говорит Дедал. И вот покидают они свои покои, осторожно ступают по каменному полу, боясь лишним шумом привлечь к себе внимание. Многие во дворце еще спят, но стража круглосуточно обходит коридоры, поднялись и слуги – до слуха Дедала доносятся далекие голоса. Если увидит их хоть один из них – нипочем уже не выбраться из плена. Сгноит их Минос в подземельях. Лучше не думать об этом. Коридоры узки и извилисты, многочисленные комнаты, залы, кладовые и мастерские расположены, казалось бы, бессистемно, но Дедал не зря зовется Великим Мастером – он помнит схему построения всех помещений Кносского дворца, который возводил сам. Воздух прохладен, струится мягкий свет сквозь световые колодцы . С огромной предосторожностью следует Дедал по хитросплетениям дворца и про себя возносит молитву богам, чтоб позволили ему с Икаром покинуть Крит. Похоже, боги слышат его молитву, ибо ему удается выбраться на крышу дворца. Здесь их встречает резкий, дующий с моря ветер. Ветер напоен морскими брызгами, он приглашает присоединиться к нему. Взволнованно смотрит Икар на открывшийся перед ним простор. Дворец Миноса высок и, глянув вниз, на далекую землю, Икар невольно отступает прочь от края крыши. – Не бойся, сынок, – Дедал ласково берет сына за руки. – Ты помнишь все, что я сказал тебе? Мальчик кивает. – Просто делай так, как я учил тебя, и все будет хорошо, – Дедал старается улыбаться, хотя у него самого душа не на месте. Взмахивает крыльями Дедал и поднимается в воздух. Не отрывает взгляда от него Икар, пытается побороть внезапно возникший страх. – Ну же, Икар, – зовет его отец. – Последуй за мной, нельзя терять времени! И мальчик решается. Вслед за отцом взлетает он. Вниз старается не смотреть – высота увеличивается, и стоит бросить взгляд на далекую землю, как начинает кружиться голова. Но сделанные отцом крылья держат крепко, и постепенно Икар приноравливается к ним. Они удаляются от города, и уже над Эгейским морем Дедал оборачивается к Кноссу. Бело-голубые стены величественного дворца еще различает взор Мастера. Великий город предков критского царя, Дедал прощается с тобой. Не с Миносом – дружба царей изменчива, это Мастер понял на собственном примере, не с Пасифаей – хоть и спасла его от казни царица, все ж ни разу за эти годы не помогла освободиться от плена, и даже не с Критием – расставаться с ним было всего горше Дедалу. Кносс, тебе Дедал отдал долгие годы, его гением ты преобразился … и ты же удерживал Мастера все это время, до последнего принуждая творить во благо Крита. Теперь же свободен Дедал. Отчего же так тревожно, так страшно на душе? До беглецов доносятся отдаленные крики. На дворцовом балконе мечутся люди, они встревожено вглядываются в небо. Отсюда Дедалу не видать, кто это, но остроглазый Икар, прищурившись, различает на балконе самого Миноса и его свиту. – Отец, это царь! – восклицает мальчик. – И он разгневан! – Минос заметил нас? – с беспокойством спрашивает Дедал. – Тогда нам следует поторопиться! Все выше и выше поднимаются они. Теперь отец и сын недосягаемы для критских лучников. Кто еще может увидеть их? Возможно рыбаки – их лодки в изобилии качаются в водах залива, но те могут просто принять их за богов – кто же из черни догадается, что над морем летит сам Великий Мастер с сыном? На такой высоте свежо. Ветер дует им в лицо, он обтекает их тела, расправляя крылья, заставляя вертеться волчком в воздухе. – Слишком опасно! – кричит Дедал сыну. – Надо спуститься! К морю направляют беглецы свой полет. Точно стремительные чайки несутся они вниз, и в ушах свистит ветер. Море все ближе и ближе, но отчего не страшно Икару? Вся его боязнь вдруг куда-то ушла, он смеется, наслаждаясь полетом, и отец, оборачиваясь, улыбается ему. Но слишком низко они не спускаются, выравнивая свой полет, скользят над водою, вдыхают соленый, влажный воздух, и вновь взмывают ввысь. Дедал то и дело оглядывается на сына. Икар улыбается, он счастлив. Бедный мальчик столько долгих лет провел взаперти, солнце видел лишь в прорезях узких оконцев, и в ту пору, когда другие дети беззаботно бегали, предаваясь забавам и играм, он выхаживал из угла в угол, меряя шагами небольшие покои, скучая в одиночестве, по вине отца лишенный свободы. Теперь же долгие дни заточения закончились, и скоро они ступят на землю Афин. Лишь бы Икару хватило сил преодолеть этот путь, лишь бы не поддался он безрассудным желаньям! А Икар и не думает уставать. Радостью полон мальчик – оказывается, и он может летать! Когда-то он с тоской провожал птичьи стаи, завидуя им, в мечтах следуя за ними, пытаясь представить, каково это – летать. На деле все оказалось намного лучше. Икар не чувствует ни прохлады, что дарят воздушные потоки, ни усталости – равномерно взмахивает он крыльями по примеру отца, летит позади него, как и было ему велено. Хочется смеяться, обогнать отца и мчаться наперегонки с ветром, развевающим его волосы, рвущим тесемки хитона. Но Дедал сказал ему: «Береги силы!», и Икар следует его совету, ведь он привык во всем слушаться отца. Внизу проплывают Киклады. Дедал хотел было сделать остановку на одном из островов архипелага, но потом передумал: Парос и Делос, над которыми летят они – острова крупные, неровен час их кто-нибудь заметит. Нет, лучше дождаться островков поменьше, да побезлюднее – таких немало в Эгейском море, и сделать остановку там. Вновь оглядывается Дедал на сына. Размышляет, не подняться ли им еще выше, ибо опасается шальной стрелы, пущенной с островов. Глупо, конечно, так думать, но разве немало на свете безумцев? Вдруг разглядят, что летящие в вышине – вовсе не крупные птицы и не убоятся послать стрелу? Вовсе не был прежде так боязлив Дедал, но нестерпимое желание вернуться домой заставляет его проявлять чрезмерную осторожность. Взлетает Дедал чуть выше и зовет за собою сына. А тот и рад последовать за отцом – нисколько не устав, мальчик никак не может насытиться новыми ощущениями. Все вызывает в нем живейший интерес – и острова, проплывающие внизу, и белоснежные облака, похожие на легкие перья и причудливые фигуры, подгоняемые ветром, мирно плывущие, сверкающие на солнце, ослепляющие своей белизной. А над ними и само Светило на недосягаемой высоте, великолепное и манящее. Все чаще поднимает мальчик голову к нему, вспоминает рассказы старой Филомелы, своей кормилицы. Странно, саму кормилицу он уже не помнит, но вот сказания ее, яркие, незабываемые, остались в его памяти. Однажды поведала она малышу о титане Гелии , что называют еще Гелиосом, и после много долгих вечеров говорили они о нем. Свой дворец есть у Гелиоса на востоке, и каждый вечер, пройдя дневной путь по небосводу на солнечной колеснице, запряженной огненными конями, опускается он на западе в воды Океана, садится в золотой челн и плывет в свой дворец, где и проводит ночь. И о Фаэтоне , безрассудном сыне Гелиоса, рассказывала кормилица маленькому Икару. Тот юноша, сын солнечного бога, вымолил у отца право проехать на его колеснице, да не справился с доверенным ему делом, и едва не спалил всю землю – слишком низко опустились огненные кони, и лишь Зевс остановил катастрофу. И столь же безрассудное желание посещает Икара – желает он взглянуть на золотую колесницу, один лишь раз увидеть прекрасного бога в сверкающем венце из солнечных лучей и его крылатых огненных коней, из ноздрей которых, как говорила Филомела, вылетает слепящее пламя. Да ведь он не станет приближаться к колеснице слишком близко, он понимает, насколько это опасно, о том и отец предупреждал. Но одним-то глазком посмотреть можно! Издалека! Всего на минутку! И сразу вниз – к отцу! Он и не заметит ничего. А коли браниться станет, что ж, Икар стерпит упреки, зато будет потом о чем рассказать, ведь не каждый смертный может похвастать, что воочию видел бога Солнца. Поначалу благоразумие берет в нем вверх, и гонит Икар прочь от себя эти мысли, но все ярче сверкает солнце, и все непреодолимей желание. И мальчик покоряется ему. Оглядывается на отца. Тот летит впереди, не оборачивается, как прежде – уверен, что помнит сын все его наставления. Взмахивает Икар крыльями и взмывает к облакам. Путь солнечной колесницы – на ужасающей высоте, выше самых далеких облаков. Ее блеск так велик, что Икар не смеет смотреть на солнце, но все равно упрямо движется вверх, ощущая на плечах жар светила. Мелькает мысль: как же увидит он сверкающего бога Солнца, если уже теперь не в силах стерпеть сияния солнечного диска? Но Икар отбрасывает ее – выше облаков хочет он вознестись. Однако задача оказывается непростой. Лететь над землей тоже нелегко – то и дело приходится взмахивать крыльями, чтоб удержать высоту. Но подниматься вверх – иначе. Нужно делать больше махов, и очень скоро мальчик устает. Ему бы прислушаться к утомленному телу, но разгорается неожиданно упрямство. Отчего же не может взлететь он выше? Мышцы болят, просят об отдыхе, но Икара неудержимо влечет вперед. Вот вырастают пред ним кучевые облака. С земли кажутся они небольшими, легкими мазками на синем небосводе, но Икар с изумлением взирает на белоснежные громады, больше многих дворцов, коими приходилось ему любоваться в Кноссе. Неумолимо движутся они на него, и мальчик пугается: думает он, что исполины сметут его, сбросят на землю, и не достигнет он желаемого. С усилием Икар продолжает свой полет, но проходит много долгих минут, прежде чем оставляет он под собою облака. Он уже так высоко забрался, что не видит отца. Но это не пугает Икара, наоборот, он еще сильнее хочет добраться до своей цели. Однако как бы высоко он не поднимался, солнечная колесница не становится ближе, хотя все также слепит глаза. Сколько же ему лететь? Здесь поднимается ветер, попав в студеный поток, Икар крутится, словно, мячик и отчаянно бьет крыльями, пытаясь сохранить равновесие. Чудом удается ему вырваться, и паренек, собрав все силы, взмывает еще выше – спуститься вниз, вновь в объятия жгучего ветра, он не решается. Как странно, он приближается к солнцу, но отчего больше не чувствует его жара? Наоборот, становится все холоднее и холоднее, капельки влаги, оседающие на крыльях, с высотой превращаются в иней. Каждый вдох дается с трудом, и он уже не насыщает живительным воздухом. Чего-то не хватает в нем Икару, мальчик делает резкие вдохи, но в груди точно растет пустота. Резкая боль растекается по телу, звон нарастает в ушах, и с ужасом видит Икар, как расплывается все перед глазами его. Хочет закричать, позвать на помощь отца, но голос предает его: ни звука не вырывается из горла испуганного мальчика. Из последних сил он резко взмахивает крыльями, и те ломаются. Камнем вниз падает Икар, так и не узревший бога Гелиоса, и последнее, что видит он – яркое солнце в недосягаемой вышине. Мальчик теряет сознание и уже не чувствует, как неудержимо влечет его к морю. Поглощен невеселыми мыслями Дедал. Тяжела дума Мастера. Стремится он в Афины, но примут ли их там? Сестры давно не видел он, да и не простила его она – не прощают такое. Что же, опять скитаться неприкаянным, по чужим землям, на милость царей уповая? Не того желал он для Икара. Одно лишь хорошо – освободились они от гнета Миноса. Осознав, что давно не слышит шороха крыльев сына, Дедал оборачивается и сердце обмирает от страха – не летит за ним сын. – Икар! – в ужасе кричит Дедал. – Где ты, сынок? Отзовись! Небеса окидывает он быстрым взором, но нигде не видно Икара. Тогда, дурными предчувствиями полон, бросает он взгляд на море и успевает заметить далеко вдали мелькнувшее бездыханное тело сына. Миг – и исчезает Икар в море, волны смыкаются над ним. Отчаянный крик разрывает небеса. – И-Ика-а-р! – кричит несчастный Мастер. Мчится он к морю, еще не верящий в случившееся, словно надеется увидеть мальчика, но лишь перья да фрагменты крыла качаются на волнах. И вновь кричит Мастер – громко, страшно, в том крике – жгучая боль, и нет от нее лекарства, потому что нет больше Икара. – За что? – Дедал запрокидывает голову к небесам. – За что Вы забрали моего ребенка?! За грехи мои караете меня смертью сына! Вам было мало моих терзаний, боги?! Вам надо было отнять еще и Икара?! Жизни лишить ни в чем не повинное дитя?! Забрали бы меня, меня, МЕНЯ, не его!!! Он рыдает, но слезы не приносят облегчения. Горечь одиночества обрушивается ледяным дождем. Он один отныне, один посреди моря, один на всей земле. Он так хотел вновь обрести свободу. Теперь ты свободен, Дедал. Но какова цена свободы твоей? 12 апреля 2015 г. – 30 мая 2015 г. Глоссарий: Гелиос (Гелий) – сын титана Гипериона и Тейи, бог Солнца. Ездит по небу на золотой колеснице, несет людям и богам свет, тепло и жизнь. Световой колодец (световая шахта) – оборудование для освещения помещений при помощи естественного солнечного света. Представляет собою трубу, передающую свет с минимальными потерями. Фаэтон – сын бога Гелиоса и нимфы Климены. Выпросил у своего отца разрешение проехать на его золотой колеснице, но не справился с нею и едва не сжег небо и землю. Был убит молнией Зевса.