Глава третья
28 июля 2015 г. в 22:36
— Перья … воск … мотки прочных нитей … прутья ивовые … ремешки … — Тиндар с подозрением смотрит на Дедала, перечисляя все запрошенное им. — Что ты задумал, Мастер?
— Дар хочу преподнести царю Миносу, — спокойно отвечает тот.
— Дар? — недоверчиво переспрашивает Тиндар. — С чего это вдруг ты решил одарить царя? Только не рассказывай мне, что смиренно принял свою участь. Мы-то оба знаем, как ты ненавидишь Миноса.
— Да, мне любить его не за что, — соглашается Дедал. — Я верно служил ему, благодарный за приют, что он предоставил нам с Икаром. Однако Миносу вздумалось обвинить меня в том, чего я не совершал.
— Значит, это не ты подсказал Тесею, как найти выход из Лабиринта? — усмехается Тиндар.
— Зачем же мне было рубить сук, на котором восседали мы с сыном? — задает встречный вопрос Дедал.
— Вот и я думаю, зачем? — не спуская глаз с лица Дедала, спрашивает Тиндар.
Дедал молчит. Он надеется, что Тиндар не знает всей правды … не может знать. В ту ночь царевна Ариадна пришла в его покои. Пришла одна, без служанок — боялась, что кто-нибудь из них донесет отцу о ее ночной прогулке. Со слезами молила помочь в своей беде — полюбился ей статный сын афинского царя. Всего раз видела она его, но уже воспылала страстью, сжигавшей ее саму, и в ужас приходила от мысли, что еще одной жертвой ее брата-безумца падет прекрасный юноша. К Дедалу же питала она глубокое уважение, да и он любил девушку, выросшую у него на глазах. Строителя Лабиринта молила Ариадна показать безопасный путь из логова Минотавра.
Тесей тоже пришелся по сердцу Мастеру Дедалу. Бесстрашным выглядел он, не высказывал тревоги, как собратья его и утешал плачущих девушек и юношей. Дедал понимал, что если и удастся Тесею одолеть Минотавра, едва ли он найдет обратную дорогу в той запутанной системе коридоров, которую он проектировал по приказу Миноса. Сам Дедал, даже держа в памяти план Лабиринта, с трудом находил выход из той части дворца, где позже поселят Минотавра. И потому, после долгих сомнений, он посоветовал царевне передать Тесею клубок особо прочной нити. Пусть привяжет конец ее у входа, да не выпускает клубка из рук всю дорогу в Лабиринте — так он наказал Ариадне. Ибо лишь таким образом он сможет отыскать выход.
Дедал опасался, что Миносу могут донести об их ночном разговоре. Но тогда он решил рискнуть. А потом … сам ли Минос догадался, что без Дедала здесь не обошлось, или подслушал кто их беседу — тот же, Тиндар, или служанки Ариадны, шпионившие за госпожой, или кто-то иной — теперь уже не важно. Сейчас главное заставить стражника поверить его словам и добиться, чтоб он принес Дедалу все необходимое. Иначе весь план рухнет.
— Послушай меня, Тиндар, — молвит он наконец. – Да, я огорчен, что мы вынуждены ныне пребывать здесь, но я не держу зла на Миноса — здесь ты ошибаешься. Наоборот, я благодарен ему за то, что он оставил нам с сыном жизнь, а ведь мог бы и казнить. Он не сгноил нас в сырой темнице, а позволил пребывать во дворце — пусть и под замком, под постоянной охраной. За это я и хочу отблагодарить его — за милосердие, проявленное к нам.
— Милосердие, — в голосе Тиндара звучит скептицизм. — Допустим, ты прав, и я поверю тебе. Но что ты намерен преподнести царю?
— Это будет небывалая вещь, — отвечает Дедал. — Ни у кого в мире еще нет такой. Минос — правитель могущественной державы. Он достоин этого Дара, поверь мне.
— И все же, что именно ты имеешь в виду? — допытывается подозрительный Тиндар.
— Ты увидишь все сам, когда я закончу эту вещь, — Дедал старается сохранить терпение. — Но не раньше. И для того, чтобы приблизить этот миг, распорядись, чтоб мне доставили все, что я назвал тебе.
— Не нравится мне все это, — отзывается Тиндар. — Ладно, я выполню твою просьбу. Но буду присутствовать при создании этой вещи, и не вздумай мне перечить!
Дедал закусывает губы. Это может разрушить его план. Но если Тиндар выполнит просьбу, он уж как-нибудь найдет способ отослать его.
— Отец, зачем тебе все это? — с недоумением спрашивает Икар, когда Тиндар покидает покои.
Дедал улыбается.
— Сынок, я нашел способ вызволить нас отсюда, — говорит он. — Когда мне принесут все необходимое, я изготовлю для нас крылья.
— Крылья? — Икар взметывает брови. — Как у птиц?
— Верно, — кивает отец. — Мы улетим с Крита, вернемся в Афины!
— Но разве мы не изгнаны? — мальчик с беспокойством глядит на Дедала. — Позволят ли нам снова ступить на родную землю?
Дедал думает о том же. Афины не прощают преступлений, подобных тому, что совершил он. Но тревожить сына своими сомнениями он не хочет и потому деланно улыбается.
— Рано думать об этом, — произносит Мастер и ласково гладит сына по шелковистым волосам. — Сначала надо выбраться отсюда. Но для этого ты должен помочь мне.
— Что мне надо делать, отец? — Икар внимательно смотрит на него.
— Тиндар не доверяет мне. Он ожидает подвоха и потому собирается следить за мной. Это не на руку нам. Потому, пока я работаю, ты должен отвлекать Тиндара разговором. Еще лучше, если тебе удастся увести его в глубину покоев, и там ты можешь беседовать с ним сколь угодно долго. Расспроси его о военных походах — Тиндар обожает рассказывать о своих подвигах.
— Но как долго я смогу его сдерживать? — в голосе мальчика скользит сомнение. — Он ведь догадается, что я не просто так болтаю с ним.
— Чтоб этого не случилось, ты предложишь ему воды. Днем в покоях очень жарко, все мучаются от духоты и Тиндар не исключение. Можешь налить воды и себе, чтоб у него не возникло подозрений. У нас всего две чаши. Запомни — ты подашь ему мою. В ней будет сонный порошок. Не перепутай, малыш — своей чаши не преподноси.
— Я понял, — глаза Икара широко раскрываются. — Но откуда порошок?
— Я приобрел его несколько лет назад, еще когда мы были свободны. Тиндар выпьет питье и уснет — надолго — на несколько дней, если верить колдуну, у которого я покупал снадобье. Тогда никто не помешает мне закончить крылья, и мы, наконец, сумеем покинуть этот остров!
— Лишь бы все получилось! — Икар хлопает в ладоши. — Ведь, получится, да, отец?
— Если боги будут к нам благосклонны, — отвечает Мастер. — Но будь осторожен, Икар — ни единым словом ты не должен намекнуть Тиндару о нашем побеге!
— Ты можешь положиться на меня, — кивает мальчик.
Через два дня в покои Дедала вошли груженные поклажей рабы в сопровождении Тиндара. На пол сложили они мешок гусиных перьев, связку ивовых прутьев, двенадцать мотков нитей, баночки пчелиного воска и тонкие ремешки – все, как просил Дедал.
— Итак, — прогнав рабов, Тиндар уселся на пол. — Можешь приступать, Дедал. Мне будет любопытно взглянуть на твою работу.
Ничего не ответил Дедал. Опустился он перед мешком, распутал стягивающую его веревку, высыпал на пол часть перьев и остался доволен. Перо к перу стал складывать он, сортируя крупные и мелкие перышки, не обращая внимания на пристально наблюдавшего за ним Тиндара. Тому вскоре надоела однообразная работа Мастера, в которой он явно не видел смысла. Скорчив недовольную гримасу, Тиндар широко зевнул. Заметив это, Дедал сжал обеими руками голову и болезненно поморщился.
— Что с тобою, Мастер? — встрепенулся стражник.
— Стар и нездоров я, Тиндар, — ответил Дедал. — Мучают меня головные боли, нападают внезапно и не отпускают, пока вдоволь не натешатся моим страданием.
— Это оттого, что ты много думаешь, — глубокомысленно заметил Тиндар.
— Может, да, а может, и нет — я того не знаю, — губы Дедала чуть дрогнули в улыбке — позабавили его слова тюремщика. — Но мне, и правда, нехорошо.
— Так позовем лекаря, — Тиндар шевельнулся, собираясь встать, но Дедал предостерегающе поднял руку.
— Не стоит, — молвил он. — Лекарь не сможет помочь, лишь отнимет время. Эта боль пройдет сама. Придется терпеть. А теперь не отвлекай меня. Я постараюсь сосредоточиться на работе.
До сих пор молчавший Икар подал голос.
— Тиндар, мне говорили, ты много воевал, — обратился к стражнику мальчик.
— Это так, малыш, — откликнулся Тиндар. — А почему ты спрашиваешь?
— Ты повидал разные страны, — заискивающе начал паренек. — Я же нигде, кроме Крита не был … разве что в Афинах, но их я совсем не помню. Расскажи о своих походах! Мне очень интересно, правда! А еще слышал я, что ты проявил себя там храбрым воином и много подвигов совершил, — добавил Икар, заметив, как заблестели глаза Тиндара.
Люди падки на лесть, любят, когда кто-то проявляет интерес к их жизни. Стражник не был исключением. Самодовольно улыбнувшись, он заявил:
— Такое желание достойно настоящего мужчины! Сразу видно, что ты миновал детский возраст, коли заговорил об этом. Хорошо, малыш, я поделюсь с тобою своими воспоминаниями!
— Тогда давай сядем у дальней стены, — предложил Икар. — Не будем мешать отцу. Он этого не любит.
— Что ж, можно и пересесть, — согласился Тиндар. — А ты знаешь, что собирается преподнести нашему царю Дедал?
Мастер насторожился.
— Отец не посвящает меня в детали, — улыбнулся Икар. — Так уж у него заведено. Но мы и сами все увидим — когда он закончит.
— Ишь, хитрец, — усмехнулся Тиндар, устраиваясь поудобнее. — Ладно, уж. Итак, с чего же нам начать? А расскажу-ка я тебе о походе на Мегару.
Аккуратно раскладывая перья, Дедал вполуха прислушивался к их беседе. Время от времени поглядывал он и на сына. Усердно внимал тот стражнику, хотя от рассказов его, изобилующих леденящими кровь подробностями, стыла кровь даже у немало повившего Дедала. Впечатлительный мальчик широко раскрытыми глазами смотрел на Тиндара, и Дедал опасался, что, в конце концов, сын не выдержит и расплачется — он не привык к таким подробностям. Однако Икар молчал, и даже пытался улыбаться, чтоб не вызвать подозрений у стражника, хоть и давалось это ему с явным трудом. А Тиндару, видимо, нравилось пугать Икара, за доблесть почитал он бессмысленную жестокость, что обращали против несчастных жителей Мегары воины Миноса.
Натужно закашлялся Дедал. И вновь верно понял знак Икар.
— Как жарко сегодня, — вздохнул мальчик. — А ведь еще утро.
— Настоящий мужчина не боится ни жары, ни холода! — хохотнул Тиндар.
— Я знаю это, — смущенно улыбнулся Икар. — Но в покоях, и правда, жарко. Я, пожалуй, выпью воды. Хочешь, и тебе дам напиться?
— Жажду лучше утолять вином, — стражник показал белые зубы. — Коли уж нет его, сойдет и напиток черни. Неси сюда свою воду, малыш!
Икар направился к столику. Две чаши стояли на нем и высокий кувшин с родниковой водой. Мальчик потянулся за отцовской чашей. На дне ее обнаружился белый порошок. Наливая воду, Икар вспомнил слова отца: порошок не имеет вкуса, а значит, Тиндар не сможет ничего заподозрить. Надо лишь, чтоб он хорошо растворился.
Неся чаши, Икар старался унять дрожь в руках. Нельзя позволить Тиндару догадаться, что это не просто питье. Но вальяжно расположившийся воин, кажется, ничего не заметил. Залпом выпил он воду и самодовольно взглянул на паренька.
— Расскажешь еще что-нибудь? — с надеждой спросил Икар.
— Что, понравилось? — ухмыльнулся Тиндар. — Уверен, от отца ты бы ничего такого не услышал.
— Это точно, — закивал Икар.
Дедал стиснул зубы. Гнев плескался в нем. Сумел все-таки Тиндар вывести его из себя. Связывая нитями отдельные пучки перьев, Дедал пытался взять себя в руки. От надоедливой болтовни Тиндара у Мастера звенело в ушах. И как терпит это славословие Икар?
За эти годы Тиндар надоел ему безмерно. Сначала приставленный к нему Миносом в качестве телохранителя, потом также легко превращенный в тюремщика. Ни дня не доверял ему Дедал, хоть и пытался стражник втереться к нему в доверие. Мастеру была хорошо знакома эта порода людей, хоть и признавался он сам себе, что порой не знает, чего ждать от Тиндара. И он не очень удивился, когда именно на последнего возложили обязанность надзирать за ним и его сыном.
Поначалу Икар привязался к стражнику, и Дедала это очень тревожило — боялся, что дурного наберется сын от него, ведь юн был в ту пору Икар. Но, по счастью, не перенял он повадок Тиндара, мягкий, материнский характер сохранил. Учил его Тиндар стрельбе из лука и громко смеялся и успехам, и промахам мальчика. Упрямо сжимал Икар губы и тренировался до тех пор, пока точно в цель бить не научился, заслужив, тем самым, похвалу воина. Пытался Тиндар научить мальчика и игре в кости, но тут уж воспрепятствовал тому сам Дедал, не выносивший азартных игр.
В последние же годы Икар тосковал в одиночестве, проводя все свои дни взаперти в покоях, тогда как Дедал хоть иногда, но все же покидал их, отправляясь на стройку или в мастерские, где его ждали Критий и иные мастера. С Тиндаром же говорить ему ныне запрещалось. Бросив взгляд на побледневшее лицо сына, Дедал посочувствовал ему. Тиндар, похоже, пустился во все тяжкие, рассказывая о своих похождениях, обраставших с каждым часом все более жуткими подробностями. «Потерпи еще чуть-чуть, сынок! — мысленно обратился Дедал к Икару. — Скоро твой мучитель уснет, и мы покинем этот остров … вновь будем свободны … держись!».
Через несколько минут язык у Тиндара стал заплетаться, он и сам почувствовал неладное.
— Что … что вы мне подмешали? — глаза мужчины недобро сверкнули, он попытался приподнялся, и Икар резво отпрыгнул в сторону, но в следующий миг Тиндар рухнул на пол и затих. Хриплое, с всхрапываниями, дыхание стражника заполнило комнату.
— Он не умрет? — испугано спросил мальчик.
— Не должен, — Дедал поднялся и шагнул к Тиндару. Тот лежал на спине, раскрыв рот, и безобразно храпел.
— Он крепко уснул, — сказал Мастер. — Но я не знаю, как долго продлится его сон. Нам лучше связать его.
Разорвав свой хитон на отдельные полосы, Дедал с помощью Икара связал Тиндара.
— Теперь мне никто не помешает закончить крылья, — удовлетворенно произнес Мастер. — Ты же, сынок, собери пока наши вещи. Да не бери их много, иначе мы не сможем взлететь.
Икар кивнул и поспешил выполнять веление отца.
Тихо шуршат перья, что связывают вместе умелые пальцы. Немало связок уже готово, но еще много перьев остается в мешке — для крыльев Икара. Скрепляет легкие перышки воск — чтоб не разлетелись они в полете. Гибкие ивовые прутья послужат основой — из них изготовит он скелет крыльев, и на них же лягут одна за другой связки перьев. Прочные нити удержат всю конструкцию, не дадут ей разрушиться при сильном ветре.
Незаметно бегут часы. Давно вечер глядится в окна, темнеет в покоях. Икар уже собрал их сумки, сидит он на ложе и смотрит на отца. Дедал внимательно осматривает готовые крылья — нет ли где изъяна. Уж лучше увидеть его сейчас, чем после, уже в полете, ощутить, как рассыпаются крылья. Но не замечает того Мастер и вздыхает облегченно — справился он с работой. Продевает руки в ремешки, закрепленные на ивовых прутьях, делает несколько легких махов и плавно поднимается в воздух.
— Здорово! — восклицает восхищенный Икар.
— Тише, сынок, — улыбается Дедал. — Осталось сделать крылья и для тебя. Утром мы, наконец, улетим с Крита! Ложись спать. Завтра долгий путь предстоит нам. Надо набраться сил.
— А как же ты, отец? — спрашивает Икар. — Может, мне помочь тебе?
— Мне будет спокойней, если ты выспишься перед дальней дорогой, — отвечает Мастер, осторожно снимая крылья. — Засыпай и ни о чем не тревожься. Я закончу работу и тоже лягу. Спи спокойно, сынок.
Икар закрывает глаза и сворачивается в клубок на своем ложе. Но еще долго не может уснуть, вздыхает и ворочается беспокойно. Мастерящий крылья Делал поглядывает на сына. О чем думает мальчик? Неужели … неужели и ему становится не по себе от мыслей о предстоящем?
Икар, его любимый, единственный сын, его радость, его боль. Радость — ибо мальчик смышлен и послушен. Боль — оттого, что не унаследовал он таланта отца, и теперь Дедалу некому передать свое искусство. В свое время, еще в Афинах, движимый гордыней не брал он учеников, хотя немало их приходило к нему со всей Аттики. В своей семье хотел оставить тайны мастерства, думал маленькому Икару их передать. Единственный же ученик его пал от руки своего учителя. Он давно раскаялся в том поступке, сожалел, что загубил талантливого юношу, родную кровь. Но боги ничего не прощают. Долгие годы изгнания, заточение в им же построенном дворце, невыносимая тоска по родине, муки совести — это ли не достаточная кара за его деяния?
Дедал очень боялся. Тревога охватывала его всякий раз, как он начинал думать о завтрашнем побеге. Никому из смертных еще не удавалось путешествовать по воздуху, подобно бессмертным богам. О, знать бы наперед, что все пройдет благополучно. У него никого не осталось, кроме сына. Он не может потерять его.
Вот готовы крылья и для Икара. Мальчик давно спит. Его грудь спокойно вздымается — он видит добрые сны. В углу, крепко связанный по рукам и ногам, сопит Тиндар. Дедал, не отрываясь, глядит на сына. Внезапно на глаза наворачиваются слезы. «Икар, Икар, Икар!» — шепчут беззвучно губы. Вдруг вспоминается, как акушерка впервые подала ему сына, крохотный пищащий комочек. Он родился слабым, и лекарша опасалась, что мальчик не выживет. Но Икар выжил.
Растила малыша Филомела, его рабыня и верная служанка. Она исправно ходила за ребенком, не доверяя никому единственное дитя Мастера. Уже тогда он заметил, что подросший Икар не проявляет никакого интереса к занятию отца. Но тогда он утешал себя тем, что Икар еще очень мал, и со временем он, Дедал, обучит сына секретам инженерного дела. Не получилось. Вначале умерла Филомела (пришедшая в Афины чума забрала многих достойных граждан, не пощадила она и его служанку). А спустя год и Дедалу пришлось бежать из Афин, просить покровительства критского царя и надолго остаться в его царстве. Икар рос, играл с местными детьми, учился у Тиндара воинскому искусству, послушно пытался вникнуть и в математику, которой его обучал Дедал. Но Мастер с годами все отчетливее видел: не лежит у Икара душа к делу, которому посвятил свою жизнь его отец, тяготится он точной наукой. Огорчало это Дедала, камнем на сердце лежала печаль о сыне.
Но теперь Икар вырос. Еще год — и он достигнет совершеннолетия. Может, когда они освободятся от гнета Миноса, ему удастся настоять на более усердных занятиях сына науками? Лишь бы все прошло удачно …
Дедал пытается уснуть, но сон нейдет. Ворочается на ложе и зубами скрипит в бессильной злости на себя. Нет сна, хоть ты плачь! Пытается он заставить себя забыться, но вновь — непрошеные, незваные — приходят воспоминания.
… Тронный зал. Не раз Дедал бывал здесь. Вот трон царя, высеченный из алебастра. Украшенный морскими волнами, покоится он на сплетенных в единый узел каменных стеблях диковинных растений. Белые стены расписаны красочными фресками — спокойно возлежат грозные грифоны меж цветов папируса. Вдоль стен — искусно вырезанные каменные лавки, вдали высятся три коричнево-черные колонны.
Когда-то он входил сюда свободно, как друг, как верный подданный. Ныне же поставлен на колени перед царем.
Сам Минос восседает на троне. С трудом сдерживает он ярость.
— Ты предал меня! — бросает он Дедалу. — Ты указал этому мальчишке, Тесею, путь из Лабиринта!
— Это не так, мой царь, — возражает Дедал. — Оговорили меня. Я бы никогда не пошел против твоей воли.
— Ты лжешь мне в лицо! Мне, сыну самого Зевса! — голос Миноса срывается. — Обманными речами пытаешься прикрыть свое предательство! Ведь это ты строил Лабиринт, и кому, как ни тебе, знать план покоев моего пасынка Минотавра! По твоей вине Минотавр мертв, а Афины освободились от наложенной на них дани! Что, пожалел родной город?! Город, так легко изгнавший тебя?! Уже забыл, как явился ко мне искать защиты от разгневанных старейшин Афин?
Дедал выпрямляется.
— Нет, не забыл, — молвит он спокойно. — Я благодарен тебе за приют. Мой царь, ты вправе считать меня виновным, хотя тобою сейчас движет лишь гнев, а не холодный разум. Что ж, поступи, как считаешь нужным. Можешь казнить меня …, но прошу, не вымещай зло на Икаре. Он еще мальчик, мой сын ни в чем перед тобой не виноват!
— Значит, казнить? — прищуривается Минос. — Ты так легко примешь смерть?
— Если на то будет твоя воля, — отвечает Мастер. — Просить о прощении я не стану.
Стоящая рядом царица Пасифая склоняется к супругу и что-то шепчет ему. Минос недовольно морщится.
— Глупая женщина! — бормочет он чуть слышно.
— Он очень много сделал для города, — доносится до Дедала тихий голос Пасифаи. — В Кноссе не поймут тебя.
Дедал ждет. Наконец, хмурый Минос поднимает голову.
— Увести его! — приказывает он.
Вот и все. Поддерживаемый под руки стражниками, он покидает Тронный зал. Дедал уверен — его ведут в темницу. Сожалеет он, что не попросил о милости — еще раз встретиться с сыном. Но, может, это и к лучшему? Мальчику не стоит видеть его казни.
Однако их догоняет слуга Миноса и что-то тихо говорит одному из стражников. И вновь уводят Дедала. Но на сей раз Мастер удивлен — они направляются не в подземелья. Вновь в покои, где ждет его Икар, возвращают Дедала. Отныне — они пленники в прежде гостеприимном доме царя Миноса. Под неусыпным надзором стражи проходит каждый день. И так — год за годом.
Глоссарий:
Алебастр — мелкозернистая просвечивающая разновидность гипса снежно-белого цвета, переходящего иногда в бледно-красный или серый.
Мегара — древнегреческий город в юго-западной части Мегариды, в полутора километрах от берега Саронического залива.