Ты дал мне шанс.

…and remember when I moved in you, The Holy Dark was moving too…

— Поцелуй меня. — Что, прости? — Поцелуй меня. Немедленно.       Они сидят здесь уже почти сутки. Джон Константин, экзорцист, магистр темных искусств, и этот чернокожий мальчишка, так не вовремя возомнивший себя великим колдуном и повелителем демонов. Восемнадцатилетний безумец, решивший, что ему все по плечу. Позади — мили бешеной гонки по выжженной солнцем Мохаве*, когда растрескавшиеся от жары и ветра губы плотно сжаты, потому что все, что можно было сказать — уже сказано, и ничего не изменить. Попытки изгнать демона — Джон уже сбился со счета, сколько их было, на разных языках, в разных традициях — бесплодны, словно сама пустыня, и жгучее чувство безысходности и разочарования прорастает в душе, подобно колючей юкке у подножия Техачапи. Мальчишка ухитрился не просто призвать тварь из иного мира - он, словно нарочно, выбрал самого цепкого, самого упорного мерзавца, не желающего покидать так удачно обретенное тело. И теперь Джону остается лишь наблюдать, как демон пожирает его изнутри, то искажая черты лица в уродливой маске, то вытягивая зрачки в узкую вертикальную щель, заставляя пальцы впиваться в пол, оставляя глубокие борозды в рассохшихся досках.       Времени нет. На исходе ночи тварь окончательно подчинит мальчишку себе. Да что там — разрушит его, оставив лишь пустую оболочку с беснующимся внутри злом. Его душа не попадет в ад — попадать будет некому. Эти удивительные создания, некогда привезенные предками его подопечного с Черного Континента, слабы лишь на первый взгляд. Демоны Нового и Старого Света, по крайней мере, предсказуемы. Их можно изгнать, подчинить, с ними можно договориться, в конце концов. Но дети древней Дагомеи** иные. У них свои цели, свои средства, свои способы достижения желаемого. Говорят, некогда они были людьми, величайшими колдунами своих племен. И после смерти накопленная сила отрезала им обычный путь к предкам в небесные селения, проторенный поколениями живших до них. Этот мерзавец, например, при жизни имел мерзкий и склочный характер, а потому за обиды мстил, как полагается верховному жрецу племени и правой руке вождя. Как рассказал в самом начале всей этой истории Джону его заклятый приятель, колдун вуду и просто редкая язва, этот колдун с помощью своей магии систематически отравлял воду в колодцах, реках и ручьях, поивших враждебные племена, чем обеспечил собственному племени главенство в регионе, а вождю — торжественный вход в священный город Ифе***, богатство и почести. Но в конце концов, как объяснил тот же приятель, богине Ошун****, Госпоже пресной воды и Матери рыб, надоело смотреть, как оскверняются ее дары, убивая все живое. И она прокляла колдуна, обратив его в злого духа. И изгнать его, не говоря уже о том, чтобы убить, может лишь воин, посвященный ее мужу — Шанго*****, богу огня и грома. А потом мальчишка нашел записи какого-то миссионера тысяча-восемьсот-мохнатого года. И решил воззвать к могущественному и славному предку своего народа, не удосужившись даже узнать, чем же именно этот самый предок был так славен. А предок, как оказалось, только этого и ждал. И теперь Джон вместе с этим экзальтированным идиотом вынужден нестись из Вегаса в Ньюберри-Спрингс, где, если верить Лестеру, живет посвященный жрец Шанго, способный прикончить старого говнюка.       Точнее, БЫЛ вынужден нестись. Потому что время на исходе и они критически, безнадежно не успевают. Движок старого «Форда» вскипел аккурат на окраине одного из тех городов-призраков, оставленных людьми давным-давно, которыми так изобилует Мохаве к югу от Долины Смерти. Называется, срезали напрямую. Идиоты. И сейчас у Джона в активе армейская фляга с полутора литрами воды, пожираемый демоном парень и собственные мозги, в которых только что сформировалась совершенно безумная, но тем не менее имеющая право на жизнь идея. В пассиве — «Форд» со сдохшим движком и сто пятьдесят километров пешком до Ньюберри-Спрингс. — Поцелуй меня. — Что, прости? — Поцелуй меня. Немедленно. Ты что, никогда женщину не целовал? — Ээээ… Но ты ведь не женщина. — Слушай, ты, идиот, — говорит Джон, обращаясь уже не к парню, а к тому, кто сейчас внутри него, — твое тело слишком молодое и слабое, оно долго не выдержит. Предлагаю сделку — ты перебираешься ко мне и мы поглядим, кто из нас двоих сильнее. Если я — тебе придется убраться восвояси. Если ты — получишь мое тело, мои связи, друзей и вообще все, что есть на данный момент. Черты лица парня искажаются. Голос хриплый, каркающий. — Зачем это тебе, хунган*****? Джон морщится. — Интересно. — Ты не знаешь ритуал перехода. Ты не сможешь построить мост, по которому я приду к тебе. — Ерунда. Ритуал не нужен. Есть же способ, древний, как мир. Или у вас, детей Дагомеи, он был не в ходу? Да в жизни не поверю, детка. Парень — демон — хрипло смеется, запрокинув голову. Отсмеявшись, заинтересованно смотрит на Джона, склонив голову набок. — Не боишься? — Если твой хрен вдруг внезапно не пророс шипами — не боюсь. И демон, наклонившись к нему, накрывает губы Джона своими.       Это ощущение похоже на что угодно, но только не на обычный поцелуй. Джон не знает как это бывает у мужчины с мужчиной, в его копилке экспериментов однополый секс не значится. Но сильно сомневается, что так бывает у всех и всегда — когда с первого прикосновения губ начинает кружиться голова, весь мир вокруг несется вскачь, а низ живота словно скручивает желанием в тугой узел. Демон, усмехаясь, проводит кончиками пальцев по его подбородку, спускается ниже, не разрывая поцелуя, и Джон стонет, стискивая кулаки. Прохладные (здесь? в этом аду, где даже ночью — пекло?) пальцы оглаживают его скулы, шею, расстегивают рубашку — медленно, пуговицу за пуговицей, проникают под ремень брюк, едва уловимо касаясь головки, размазывая по ней выступившие капли смазки… Джон стонет, подается бедрами вперед, трясущимися руками пытается стянуть с себя одежду. демон наклоняется ниже, прикусывая сосок, щекоча его кончиком языка, и Джон уверен, что еще пара движений -и он кончит. НО тут с него сдергивают штаны — одним движением, резко, чужие руки разводят его колени в стороны. Он чувствует как в него аккуратно, медленно проникает палец, массируя сфинктер, помогая расслабиться, затем второй. Когда палец находит бугорок простаты и начинает надавливать на него, Джон едва не забывает, как дышать. Ему уже все равно, что будет потом, ему хочется большего — чувствовать себя заполненным, ощущать того, другого, внутри себя, и плевать, кто он на самом деле — человек, демон или иная тварь. И когда демон резко входит в него и начинает двигаться — жадно, нетерпеливо, быстро — Джон, уже не сдерживаясь, кричит. Кричит до хрипоты, до боли в сорванных связках, подается вперед, стремясь принять в себя член как можно глубже. Он чувствует, как демон сжимает его член рукой, как резкими, рваными движениями начинает ласкать его, подводя Джона к наивысшей точке наслаждения. В тот момент когда они оба уже на грани, демон впивается в губы Джона, одновременно изливаясь в него и заставляя того выгнуться, орошая вязкой спермой собственный живот. И по жилам Джона словно пробегает волна пламени, захватывая каждую клетку тела, проникая в каждый уголок.       После они с мальчишкой, едва пришедшим в себя, сидят, привалившись к стене, по очереди судорожными глотками приканчивают запас воды. Мальчишка покрыт испариной, руки у него трясутся, но Джон знает, что это вскоре пройдет. Максимум через пару часов парень окончательно придет в себя и можно будет двигаться дальше, в сторону Нидлз Фриуэй, а там какой-нибудь дальнобойщик довезет их до Ньюберри-Спрингс. И все наконец закончится. Так или иначе, но закончится. Кто его знает, этого Шанго, может, уничтожение злого духа, по мнению, бога, должно обязательно повлечь за собой испепеление его носителя. Кто знает? Да и какая разница? Главное, что у него появился шанс….. Стоп. Что значит «у него появился шанс»? У кого? Внезапно страх ледяной волной накрывает Джона. Демон внутри довольно ворочается.