Снисхождения

Вид огня, запах горящего дерева, блеск серых углей – раньше все это напоминало Михаилу лишь о войне, о чем-то уничтожающем, уж точно не дарующем благо. Своими глазами он видел, как человек освоил пламя, а потом предавал ему свой народ в жертву придуманному языческому бреду. Первая Мировая, Вторая Мировая, гражданские войны, войны на Небесах – всюду был огонь, сжирающий все, всех подряд, безжалостнее Отца, бездушный убийца. Полководцу Божьего воинства лагерный костер был непривычен. Подожженная куча полумокрых дров, мягкий свет, тепло десятка живых человеческих тел, кругом расположившихся на притащенных бревнах. За их спинами несколько палаток темного цвета, в руках банки с консервами, пластиковые тарелки, стаканчики. Люди тепло одеты, но жар костра заставляет их понемногу стягивать куртки, закатывать рукава. Никакой войны, их пламя приносит мир, уют, доверие. Они наткнулись на эту группу дня три назад. Пять человек с походным снаряжением, путешественники с разрушенным домом за плечами в поисках убежища и безопасности. Михаил не видит в них зла, и, оказывается, они с Джипом на пару далеко не внушают доверия; их приняли только за счет трогательно выглядящей Чарли с двухмесячным Мессией на руках. Имя малыша Джила – один из чуть ли не единственных моментов, когда его мать снисходила до сентиментальности. Соединила имена двух ее спутников. - Ангелам жарко не бывает, да? Джип был в одной майке, мятой и грязной, какая уж тут чистая одежда в таких условиях. Он сел рядом с Михаилом, чуть дальше ото всех. - Я был там, где жарче всего. - На Солнце или в Аду? В Аду на Солнце? - Ты в свободное время размышляешь? - Только если с тобой и поддатый. - Я был там, низвергая… Михаил нахмурился. Все испортил, подумал Джип. Испортил, потому что когда Михаил задавал вопросы и шел на обыденные разговоры (да, они обыденные), это значило, что он расслаблен. Джип обожал такого Михаила, никто кроме него эту прелесть не понимал. И увидев приближающуюся к ним девушку из группы, Джип даже обрадовался. Наверное, сколько бы времени с Михаилом не проведет, он не научится его утешать. В конечном счете, кто вообще знает, как утешить существо возрастом в несколько миллиардов лет? Она на шестом или пятом месяце, живот недвусмысленно выпирает. Духом она сильная, как и Чарли, мало кто в Апокалипсис может выносить ребенка. Но хватит ли ее сил на роды, такая худая, бедра слишком узкие, и широкие штаны не способны этого скрыть. Она улыбается, Джипа охватывает вязкий страх, ему уже жутко думать о ней. Такой печальный страх, безысходный, бестревожный. Джип улыбается в ответ, принимает из тонких пальцев мелкую стеклянную бутылку без этикетки и с улыбкой кивает на банку каких-то консервированных солений во второй ее руке. Она улыбается в ответ. - До смерти хочу соленого. Говорят, что такие желания к мальчику. - Софи, это девочка. Джип и девушка синхронно поворачиваются на Михаила, оба в ступоре. - Я не говорила своего имени. Джип все так же не догоняет. - Чарли сказала. – Господи, какой сухой ответ. - Почему девочка? – она делано расставила руки по бокам и засмеялась. Какая безунывная. - Я вижу. Его же мать. - Ну, знаешь, свое мнение, все дела, - подхватил Джип. – Правда, какая же чудесная дочь родится у такой красотки. Теперь на Джипа обернулся уже Михаил, чуть вскинув брови, и под смех уходящей к костру Софи тихо заговорил. - Это не мнение. - Ты видел ее имя? И девочку? - Да. У Джипа на секунду захватило дух. - Она… останется жива? Михаил пожал плечами. Без доспехов это, видимо, легко. - Будущее видит только твой Отец? - Да. Джип мотнул головой, унимая сердце. Он не понимал его. Ни Михаила, ни сердце. - Тебе не хватит этой мерзости? - У меня даже не двоится в глазах. Тогда сам допей, там немного осталось. Ты видишь, что в бутылке? На улыбку Михаил, как всегда, не ответил. - Не хочу видеть. Люди извращают меня, я чувствую. Михаил берет из человеческих рук бутылку и впервые пробует алкоголь. Он снова хмурится, но уже резко. - И? - Я могу выпить тонну подобного, но людского эффекта не будет. Как ваша вода. - Зато ты не пробовал запретного плода. – Джип выхватывает гадость обратно и прилично прикладывается. – Еве зачем-то нужен был желудок. Сегодня Михаил впервые пробует то, под влиянием чего умерший человек сразу катится в Ад. Сегодня Михаил впервые смеется, глядя на Джипа. Смеется тихо и коротко, снисходительно. Джип затронул такую ужасную тему, а Архангел еле заметно улыбается. - Ты его тоже не пробовал. И желудок был дан не для него. Михаил снова мрачнеет, но это не тревожит и не разочаровывает, он просто возвращается в привычное состояние. Светлые волосы и кожа его материального тела буквально не видны за темной хмуростью. Джип все рассматривает и рассматривает его, ссылается на жидкость из бутылки и вновь и вновь отпивает. - Что может опьянить Архангела? - Старшего брата опьянило самолюбие. - Что может опьянить тебя? Опять самые нежелательные темы. - Точно не жуть в твоих руках. Он… Михаил понимает его, не злится. Понимает человеческие слабости, даже некоторые желания понимает. Желание что-то узнать, например. Желание выговориться, хотя бы минимально. Желание спутника, беседы, размышлений, даже самых глупых. Не каждый день можно посмотреть в глаза предводителю Ангельского Воинства и услышать его смех. Услышать, увидеть его снисхождение. Позволить себе нечто, что никогда бы не позволил. Именно сегодня. - Я ведь... не опьяняю тебя?.. Это что-то выше, да? Но… не как к прочим. Даже не близко к опьянению, но похожее. Но совсем не оно. Джип посмотрел на Михаила, а уместнее было бы блевануть себе под ноги, действительно уместнее. Вот они, способности глупого пьяного человека к озвучиванию глубоких мыслей. От этого серьезного взгляда Джипа вправду замутило. - Да. Третье «да» за вечер.