Идеальные противоположности

— Сюда давай! — Кеске захлебывается воздухом. Ноги горят, а легкие режет от драконовской тренировки, которая длится уже неопределенное количество времени. Несмотря на начинающееся лето, небо темнеет, а это значит, что время переваливает за привычные восемь вечера. — Отвали, — на ходу бросает она и несется к воротам, обходя соперников с какой-то удивительной плавностью, которая недавно стала очень остро проявляться в ее движениях. Тсуруги хрипит, и звук этот очень похож на озлобленное рычание. Потому что она так и не научилась играть не в одиночку. Хакурю пробивает удар. Их новый вратарь отчаянно сопротивляется, буквально взрывая подошвой бутс покрытие поля. Под свисток блондинка сгибается и упирается ладонями в острые колени. Кеске кажется, что он даже отсюда слышит ее свистящее дыхание. Неуверенно приближается к своей девушке. — Эй, — зовет, — ты в норме? У нее ко взмокшим от пота вискам липнут кипельно-белые пряди. Кеске в ужасе от ее нового осветления, потому что оно сменило ее спокойную платину в кудрях на безжизненный выгоревший белый. Нападающая поднимает на него голову и подмигивает. — Не помру, не боись. Он усмехается чуть-чуть. Закидывает ей руку на шею и притягивает к себе. Хакурю такой маленькой стала ему казаться с течением времени, что Кеске бы и прикасаться к ней боялся, если бы не видел, как она шарашит по мячу изо дня в день. — Фу, — блондинка извивается и порывается избавиться от его объятий. — Ты же весь мокрый. — Ровно как и ты, — Кеске ни капельки не смущает, что с него льет ручьем. Подруга выворачивается и отбегает в сторону. — Буду ждать у маленького корпуса, — у нее на лице ее задорная улыбка и какая-то типичная хитрость в глазах. Она по-простому смотрела редко. Подмигивала будто сейчас сорвется с места и испарится, точно ее и не было никогда. Девушка подхватывает свою сумку со скамьи и бежит в раздевалку. Молнии устало бредут до душа, потому что силы откровенно на исходе. Для Кеске старшая школа стала ударом под дых, потому что вдруг напомнила о том, что помимо футбола еще существует какое-то там высшее образование, экзамены и будущее вне сборов, матчей и чемпионатов. Оно казалось, конечно, достаточно очевидным, потому что обменивать спорт на профессию какого-нибудь менеджера парень точно не собирался. Да и сколько-нибудь престижное высшее образование уже вряд ли оставляло какую-то надежду, потому что вот так развернуть жизнь на сто восемьдесят и начать достойно готовиться к вступительным уже не представлялось возможным. Безусловно, спортивные заслуги такого уровня, какой у него был, дадут хорошую фору, но, опять же, куда поступать, оставалось вопросом нерешенным. Буквально недавно Кеске отметил семнадцатилетие и внезапно на своей шкуре ощутил неотвратимость времени и скорость его течения. — Ты какой-то загрузившийся сегодня, — Тенма, сидящий буквально в метре от него, сверлит глазами. Он, весь взмокший до невозможности, стягивает с себя форменную желтую футболку. Кеске на реплику отмахивается и дрожащими пальцами пытается расшнуровать бутсы. Напряжение пульсирует в ногах и отдается даже в кисти. Ступни после футбола такие красные, будто их обварили кипятком. Еще полторы минуты сидит, успокаивая дыхание, прежде чем пойти в душ. Кеске уверен, что опередит свою спутницу, потому не торопится и отпинывает с дороги мелкие камешки подошвой фирменных кроссовок. Вечер уже явно поздний, но парень даже не включает телефон, потому что знает, что мать волноваться начнет только за полночь. Раймон и не в такое время тренировки заканчивает. Особенно ближе к соревнованиям. Тсуруги заруливает за угол корпуса, который Хакурю ласково называет «маленьким». Да, по сравнению с корпусом средней школы, он чуть поменьше, но, в целом, кроме этого и не уступает основному зданию ни в чем. Она сидит на траве, облокотившись о стену спиной, аппетитно хрустит кусочками яблок, которые вечно таскает с собой в целлофановом пакетике. Кеске даже непроизвольно замирает, наблюдая за ней, уставившейся на реку где-то за забором. Девушка реагирует бодрее, чем он и поворачивается на звук. — Капуша, — усмехается она, дожевывая. Губы форварда трогает легкая улыбка. Он присаживается рядом. — Я тебя этим не попрекаю, когда мы гулять ходим, — на его замечание Хакурю только высовывает язык. Молча протягивает ему раскрытый пакет с потемневшими кусочками фруктов, Кеске тянет пару штук и сует в рот. Небо у горизонта такого сочного фиолетового цвета. Хакурю, облокачивающаяся о его плечо, такая близкая и родная. И весь этот взрослый мир вроде уже кажется и не таким враждебным, а может, даже интересным и полным новых возможностей. Кеске знал, что им дорога в Большой Спорт. Они дети Пятого Сектора — им этот путь был уготован Свыше. Большой футбол сулил, наверное, еще более тернистый путь, чем тот, который уже остался у них за плечами, но и дверей открывал намного больше. Серьезные клубы, большие деньги, престижные чемпионаты, а там, может, и сборная. Кеске, сколько себя помнил, знал, что будет в японской сборной. — Ты будешь поступать? — он почти вскользь задает кажущийся ему риторическим вопрос. Сомневается, что Хакурю находится в меньшей прострации относительно высшего образования. — В Ниттайдай, — без колебаний отзывается блондинка. — Если позовут в команду, то пойду играть. Кеске даже не находится, что сказать. Высшее образование требует от людей очень мощных мозгов, которыми, как он считает, ни он, ни Хакурю не обладают, как бы неприятно это ни было осознавать. Футбольный талант — безусловно, но вот способности к обучению у них обоих не выдающиеся. — Ты потянешь? — с сомнением переспрашивает парень. Да, не очень тактично, но честно. Футболистка задумчиво поднимает глаза к небу. — Может, и нет, — соглашается. — Взять — точно возьмут, а как учиться, уже вопрос. Они еще пару минут сидят в тишине, прислонившись к стене. Кеске и сам думал о Спортивном Университете в Токио как о маяке, но умом понимал, что просто не вывезет медицину, которую там дают в больших объемах. Тем не менее, он знал, что много великих спортсменов выпускалось из этого вуза. — Если уж совсем тяжко станет, то можно и не оканчивать, — замечает Хакурю. Вроде как еще перекатывает мысль на языке. — Но такой опыт точно не помешал бы. — Диплом бы тоже, — смеется Тсуруги. Вообще-то он рассчитывает на приглашение во взрослую команду после летних каникул. Да и на такое же приглашение для Хакурю. Знает, что Эндо занимается какими-то бумагами по этой теме. Хотя мысль подруги о том, чтобы попробовать начать готовиться к сдаче вступительных, незаметно просачивается фоном и крепко поселяется в голове. Правда, Кеске об этом еще не знает. По аллее вдоль реки бежит мужчина, совсем молодой еще, куда-то явно опаздывающий. Тсуруги кожей ощущает спокойствие какое-то, умиротворение. У него есть часа полтора заслуженного отдыха после полного занятий дня. Он может себе позволить сидеть в темноте, грызть яблоки и пялиться на реку. Как-то даже и разговаривать не нужно, чтобы разбавлять тишину. Она им не мешает. Кеске и так знает, как подруга провела день, что по оценкам и как она себя чувствует после тренировки. Потому что у них эти пункты, по сути, одни на двоих. Девушка приваливается к его плечу своим и жмется поближе. Вряд ли холодно, может, просто хочется побыть вдвоем. С поступлением в старшую школу отношения пошли как-то уж совсем вторым планом, потому что изнурительные тренировки и забойная учеба выжимали все соки из юных футболистов. Хотя, может, поэтому Кеске с Хакурю все еще были вместе. Ругаться, выяснять отношения или что-то делить банально не оставалось ни времени, ни сил. Когда ребята только начали встречаться, то ругались горячо и очень часто. На поле, в школе, после занятий. То внимания кому-то не хватало, то верх брала ребяческая ревность, то кто-то задевал второго — поводы находились повсюду, пока все-таки гормоны чуть ни подуспокоились и ребята не пришли к какому-то взаимопониманию. Теперь, по прошествии двух лет, буря утихла, футболисты друг к другу привыкли и уже пытались строить какие-никакие отношения. Уже с претензией на зрелость. Они, казалось, знали друг о друге буквально все, старались поддерживать друг друга и решать разногласия разговорами, а не руганью. — Эй, — Хакурю тихо шепчет и поворачивается лицом к парню. У нее лицо из девчоночьего озорного незаметно за последний год оформилось, черты заострились. Тсуруги стал видеть в ней намного больше, чем мог видеть в свои четырнадцать. Он различал ее настроение, замечал россыпь маленьких родинок у ее левого виска, и почему-то даже начал видеть, что в глазах у нее иногда всплывали остатки той тяжести, которую она волокла из детства. Она была очень сильной. И чем старше становилась, тем больше проявлялась ее эта внутренняя сила. Это не было силой в том понимании, что она сознательно взваливала все на свои плечи и презирала помощь от кого бы то ни было — нет. Она стойко выносила то, что преподносила ей судьба. Да, просила помощи, принимала поддержку, и за счёт этого не ломалась. Тсуруги было радостно думать, что самое тяжелое время жизни этой девушки уже осталось позади. Он чувствовал на себе какую-то долю ответственности за то, чтобы сделать счастливым и ее будущее. Хакурю встрепенулась и перекинула ногу через его ноги, устроившись на его коленях. — Я скучала, — она склоняет голову чуть набок и едва заметно улыбается. — Мы в одном классе, в одной команде, катаемся на одни и те же игры, — шутливо начинает перечислять Кеске. Кладет ладони на ее бедра, немножко притягивает ближе к себе. — Ой, да как будто тебе этого хватает, — она фыркает. Он знает, что вопрос риторический — ему не хватает. Разговор очевидно лишний и даже бессмысленный. Тсуруги скользит ладонями выше и прижимается к ее губам своими. Хакурю льнет к нему, обнимает за шею и самую капельку улыбается сквозь поцелуй. Она такая хрупкая, такая нежная, даже осторожная в своих прикосновениях. Они почти успевают отвыкнуть от тепла друг друга в такие вот перерывы «от случая к случаю». Кеске это, с одной стороны, бесит, потому что находится рядом со своей девушкой столько времени и не иметь возможности уделить его ей, почти что мучительно. Но, с другой стороны, он испытывал приятный трепет в те редкие моменты, в которые они могли себе позволить побыть вдвоем. Тсуруги уверен, что, дай им времени без ограничений, волшебство бы исчезло. Хакурю скользит своим языком по его нижней губе и осторожно обхватывает губами своими. Ее этот мило-нежный настрой совсем не вяжется с его просыпающимися желаниями. Кеске осторожно забирается пальцами под ее белую худи и проходится по чуть выступающим ребрам. Притягивает к себе еще ближе, чтобы почувствовать ее грудь под двумя слоями ткани где-то в районе своих ключиц. Чувствует, как девушка напрягается, как совсем немного подается к нему навстречу. Пока не понимает, хочется ли Хакурю большего или не очень. Она мажет губами по скуле и спускается к шее. Целует, касается языком. Чем старше они становились, тем больше друг другу разрешали. Один раз даже почти переспали, но Хакурю запротестовала, испугалась и так и не решилась на этот ответственный шаг. Они иногда проводили время у нее дома, потому что родители появлялись поздно, да и не лезли в ее личное пространство, насколько это было возможно. Отношение к родителям, то есть к людям, которых Хакурю привыкла считать ими, у девушки изменилось, но отнюдь не испортилось. Она точно была всей душой благодарна за заботу и внимание, с которыми они воспитывали взрослеющую футболистку. А то, что сейчас общения стало сильно меньше — оно у всей команды так было. Молнии уделяли спорту времени больше, чем чему-либо еще. Особенно это касалось остатков старого состава, потому что новички казались еще недостаточно прижившимися, а ребята постарше уже выпустились и пошли своими дорогами. Больше всего угнетало то, что их дороги как-то не вели в футбол. Шиндо занялся музыкой, Хаями подался в биологию, Кирино и Кария вообще исчезли с радаров в неизвестном направлении, а об остальных бывших членах команды и речи не шло. За них за всех Кеске хотелось отыграться. Отыграться на чемпионате мира, сражаясь с лучшими из лучших. Хакурю сидит у него на коленях и обнимает за шею. Утыкается носом в его плечо. Ему безумно уютно так сидеть и наслаждаться ее запахом, наслаждаться вечером и ее компанией. У нее фигура такая потрясающая, даже мощные ноги Кеске не смущают ни капельки — у него здоровое представление о женщинах, как он сам считает. Все эти миниатюрные девочки, у которых нога не шире коленной чашечки, кажутся болезненными и слишком уж хрупкими. Несколько таких даже бегали за Тсуруги уже в старшей школе, но их пламенные записки с признаниями ответа никакого не получили. Может быть, даже они и не знали, что Кеске в отношениях, но осадок все равно оставался. Да, Хакурю взрывная, да, излишне эгоистичная, да, несдержанная иногда, но все это невыносимо гармонично вязалось в ее образ. Тсуруги сложно было представить человека, который бы вынес его характер и мог бы составить какую-то такую внутреннюю конкуренцию, которая так мотивировала бы его к личностному росту. Парень считал, что они с Хакурю схлестнулись как две дикие стихии, смели все вокруг, разрушили до основания, а потом объединились в пустоте, чтобы восстановить миры друг друга. Более приземленного сравнения не находилось для того, что происходило между ними так долго. — Пойдем, наверное, — полувопросительно шепчет он, поглаживая ее по волосам. Уже время выдвигаться домой, чтобы попытаться выспаться до шести, а потом совершить маленький кросс по району перед школой. Домашку они на пару с Хакурю делали в перерывы на еду и перерывы между занятиями и тренировками, а крупные задания выполняли по выходным. В выходные тренировки тоже были, но все как-то укладывалось в дообеденное время. — Давай еще минуты две посидим и пойдем, — тянет девушка, которая, он знает, смертельно устала после сегодняшнего. Для нее их вечерние посиделки как отдушина, так же, как и для Кеске. В темноте ее белая худи как будто светится, волосы, чуть жженные осветлением, легко мечутся под редкими порывами теплого ветра. Он бы всю ночь так сидел, разглядывая крошечные родинки у ее левого виска. Хакурю тяжело выдыхает и выпутывается из согревающих объятий. Знает, что уже давно пора поторапливаться. Парень закидывает на плечо свой рюкзак и подхватывает спортивную сумку подруги. Как будто совместный вечер тоже часть их безумного расписания. Кеске и не успел заметить, как стены когда-то так ненавистного им Раймона стали для него родными. Капитан, которого он был готов размозжить о землю в день их первой встречи, его хорошим другом и все эти ребята, которые не относились к Пятому Сектору, оказались такими классными и сильными. И вот теперь, когда в школе ему остается меньше года, когда его кандидатуру рассматривают взрослые команды, когда его школьная жизнь внутри Раймона сдает позиции в пользу будущего, начинает казаться, что он еще недостаточно ею насладился. Ему откровенно жалко уходить. Хакурю отряхивает дорогущие спортивные штаны на коленях, которыми она пару минут назад протирала пришкольную территорию, и подхватывает своего спутника под локоть. У них вся спортивная одежда высшего класса. Да и ходят они, по сути, исключительно в ней. Все это великолепие с брендовыми комплектами аккуратно обговаривалось со спонсорами их команды чуть ли не ежемесячно. Ребята медленно прогуливаются по узким улочкам города, предпочитая не думать о том, что вот минут через пятнадцать нужно зайти домой и снова приступить к граниту науки. Лето в этом году радовало мягким солнцем и теплыми вечерами. Зеленые ветви выбивались из-за заборов частных участков и свешивались над улицами, прикрывая от пурпурных закатных лучей. — Пока, — она чмокает в щеку и быстро растворяется в дверях. Немного переживает, что родители решат выглянуть в окно, услышав, что Хакурю пришла, поэтому предпочитает оставлять нежности для других моментов. Кеске до дома всего ничего, поэтому он с удовольствием растягивает свой последний кусочек свободного времени на сегодня. Буквально тащится как черепаха и разглядывает все вокруг. Каждый забор, каждый почтовый ящик и каждую собаку на участке. У него вечерний ритуал такой. Соответственно, когда Кеске добирается до дома, часы уже показывают очень ощутимое время. Он разувается у порога и сначала закидывает вещи из рюкзака в стирку. Только после этого уже идут все гигиенические процедуры и вечерний стакан чая без сахара. — Привет, — Юичи показывается из-за дверного косяка и насмешливо смотрит сквозь стекла очков. — Гулял? — Ага, — саркастично отзывается Кеске, — на носу отборочные в городе, а я болтаюсь по улицам. Брат, прихрамывая, подходит и опускается на соседний стул. Опускает рядом с собой на столешницу увесистую тетрадь. У младшего Тсуруги сердце щемит каждый раз, когда он смотрит, как Юичи ходит по дому. Форвард точно знает, что в руках больших людей невероятная власть, которая любого из-под земли достанет, не то что на ноги поставит. У Кеске из всей команды контракт особенный — все сворачивается в медицинское обслуживание его брата. Он судьбе невероятно благодарен за таких людей, как Эндо, который разговаривал со всеми серьезными дяденьками «сверху». И теперь Юичи сидит, готовится к сессии в меде. И каждый день улыбаетсяулыбаетсяулыбается. Младшему Тсуруги кажется, что жизнь слишком сложная и безумная, чтобы вообще успевать переваривать ее сюрпризы. — Вы как? Готовы к соревнованиям? — брат заинтересованно смотрит и даже очки на голову сдвигает, чтобы глазам дать отдохнуть. — Как ваши новые ребята? Кеске глотает горячий чай и отмахивается. — Да первый курс только-только явился. Им до соревнований еще далеко. Немного медлит. — Но основной состав в хорошей форме. Юичи кивает. — А Хакурю как относится к этой вашей поездке в город? У команды на этой неделе грядут матчи в городе, после которых начнутся основные игры юношеского Чемпионата Японии, который в этом году планируют уложить в летние каникулы. На отборочные приходилось выезжать из Города Молний, потому что он был уж совсем крохотным и не мог принимать соревнования. — Да она выжатая как лимон ходит, — Кеске облокачивается виском о кулак. — Как и все, собственно говоря. Брат понимающе кивает. — Это правда довольно важно. Форварду с братом было общаться даже слишком комфортно, потому что он по возрасту уже ощутимо приближался к нему. Пубертат был почти позади, а Юичи был слишком спокойным и понимающим, чтобы вообще с кем-то конфликтовать. Даже с Кеске, у которого характер был отнюдь не легкий. У старшего Тсуруги были невероятные сила и мудрость, которую он проявлял в общении очень успешно. В его ситуации мудрость и терпение приобретались мучительно, но для его возраста были абсолютно несоизмеримыми. Кеске нравилось его слушать, потому что он не учил, как это пытались делать родители, а делился. И парень выслушал бы все, что Юичи сможет сказать, до последнего слова, потому что слишком дорого ему обошлась возможность просто вот так сидеть на кухне и общаться.

***

Отборочные на Юношеский Чемпионат всегда для Молний проходил сложновато, потому что приходилось вставать как на ранний рейс и тащиться три часа на автобусе до города. Так что до зала они уже добирались довольно помятыми. Конечно, в оппоненты им ставили сильнейших соперников для уравнивания шансов на попадание в чемпионат. Так что с самого утра все были на нервах. Все это, разумеется, подгонялось воодушевляющими криками Эндо про силу дружбы и их фантастические тренировки. В совокупности всех этих факторов матч превращался во что-то вроде семестрового экзамена, после которого можно наконец-то выдохнуть, но осадок неприятный остается. Вот и сегодня после матча чувство было не из приятных. Вот этот несчастный гол, который еле вытянул игру в пользу Молний, разочаровал даже неунывающего Эндо. Мяч пропустили, по сути, просто по неосторожности вратаря. Понятное дело, ситуация, когда Раймон проигрывает на отборочных, тренерским составом не рассматривалась, поэтому впечатление складывалось от того, насколько хорошо вообще был отыгран матч. Так вот в этот раз игра была, мягко говоря, не очень. Поэтому на разговор со спонсорами, с которыми должны были заключать контракт на этот сезон, отправили Тенму и Кеске. Разумеется, под шефством тренера. Хакурю оставаться дожидаться конца этого мероприятия резона не было. Потому что «на ковер» вызывали надолго. А с учетом сегодняшней игры, ребятам можно было только удачи пожелать. Так что она оглянулась в поисках своих подружек, чтобы, может, двинуться вместе погулять и развеяться. На лице непроизвольно заиграла слабая улыбка. Потому что она увидела воздушную блондинку, которая висла у Шуу на шее и осыпала его поздравлениями с победой. Или что-то в этом духе. Это была Мия. Шуу с ней познакомился в прошлом году на городской олимпиаде по литературе, на которую его отправили, потому что предмет ему давался, а престиж футбольного клуба надо было еще и учебными успехами самих футболистов поддерживать. Так что более-менее соображающих ребят периодически припахивали демонстрировать всю свою образованность на городском уровне. Так как-то и повелось присутствие этой девчонки, которая была на год младше, на всех их играх и даже иногда тренировках. У Хакурю как груз с сердца упал, когда она узнала про эту сахарную феечку из художественной академии. Все эти ею отвергнутые чувства все время где-то в глубине беспокоили и не давали нормально относится к однокласснику. А сейчас он смеялся в объятиях своей воздушной принцессы и плевать хотел на саму нападающую. И это радовало, как никогда. Подружки так и не нашлись в густой толпе футболистов, зрителей, мамочек и персонала, так что Хакурю написала Аой сообщение и двинулась в сторону торгового центра, чтобы дождаться остальных с чашечкой красного чая в уютном кресле, а не на ступеньках у входа в спортивный комплекс. У них обычно было несколько часов на послоняться по городу, пока тренера решали организационные и бумажные вопросы, а автобус ждал на парковке. Людей в выходной на улицах было невероятное количество. Все бежали по магазинам, глянуть последний фильм, который только вышел, на свидание в кафешку на углу и бог знает еще куда. Толпа просто ходила волной на перекрестках со светофорами, которые то и дело мигали в ускоренном режиме, пропуская то нервных автомобилистов, то нарядно одетый народ. Хакурю какой-то парень вдруг наступил на ногу и начал рассыпаться в извинениях, пока его толкали плечом уже другие прохожие, которые куда-то безумно спешили. Девушка к шумной городской жизни была настолько непривыкшая, что даже растерялась. В их крохотном городке такой толпы не было даже на линейке в начале учебного года, не то что на какой-нибудь из улочек. Парень помчался дальше, а Хакурю так и осталась стоять на тротуаре у перехода. Да, выезжали они часто. Даже очень. Но все равно, не живя на постоянной основе в такой обстановке, приспособиться очень сложно. Она окинула взглядом толпу на другой стороне улицы и у нее как стекло над ухом разбилось. Внутри людской бешеной массы растворялась маленькая девочка, с белесыми кудрями, которую Хакурю могла бы узнать из тысячи маленьких блондинок. Присутствие Сайори не беспокоило уже очень давно и сейчас сердце ушло в пятки от ужаса, который каждый раз нагоняло это видение. Девушка еле сдержалась, чтобы не выбежать на оживленную проезжую часть. Догнать сестру возможным не представлялось. Футболистка не знала, как реагировать, как действовать и что она хотела ей сказать. Люди вокруг гудели не лучше машин и в ушах тяжело ухало. Мир как будто замер и одновременно не останавливался. Толпа хлынула через переход, а нападающая все так же не могла заставить себя хотя бы пошевелиться. Между ребрами пульсировало и сдавливало от страха, который Хакурю испытывала очень и очень редко. Понятия не имела, что делать с этим. Подвисшее состояние затянулось еще на две порции людей, несущихся на сигнал светофора. Только после этого сердцебиение пришло в относительную норму, и девушка поспешила в торговый центр, чтобы успокоить себя теплым чаем, пока крыша совсем не съехала. Уже никакие игры не волновали. Волновала сохранность собственной психики. Хакурю за это время уже почти успела убедить себя в том, что в четырнадцать эти видения были спровоцированы взрывом гормонов и неокрепшей нервной системой, да и вообще уже сомневалась в том, что это все действительно когда-то происходило. А теперь оставалось только догадываться, с чем такие всплески должны были быть связаны. Возможно, можно было списать видение на существование все-таки просто какой-то девочки со светлыми волосами. Она ведь ничего от нее не хотела. Ничего не говорила. Не спрашивала. В прошлые разы Сайори явно высказывалась, зачем она пришла. А тут ничего такого. Девушка расплатилась за чай и забилась в самый дальний угол кофейни, чтобы переваривать свои мысли в одиночестве. Страх отступал. Хакурю на полном серьезе сидела и думала, зачем видение явилось, ничего не объясняя. Нападающая была уверена, что все закончилось еще тогда, когда жизнь вошла в спокойное русло. Еще в четырнадцать. Что ей так необходимо знать именно сейчас? Раздумья прервали девушки, ввалившиеся шумной компанией в кофейню и сразу налетевшие на Хакурю с поздравлениями. С менеджерами она общалась с большим удовольствием, потому что они были какие-то простые, не агрессивные. Рю привыкла к более «колючим» людям в Пятом Секторе, в котором провела все свое детство. Жизнь в Раймоне была совсем другой. Тут ребята себя совсем по-другому ставили. Доказывать свое превосходство грубой силой было не надо — лидера признавали по внутренней его силе. И самое забавное было то, что капитанское место Тенмы никто даже не собирался оспаривать, потому что он мог вести за собой. В Пятом Секторе такого она никогда не видела. Там командовал тот, кто мог «задавить» остальных. Она как будто попала в другой мир, оказавшись в Раймоне. С Кеске, который вообще-то тоже воспитывался по тому же принципу «задавливания». Команда собралась уже под вечер, загрузилась в автобус и под ощутимо грустные воодушевляющие речи Эндо покатила в свой городок. Дорога убаюкивала. Кеске сидел рядом и дремал, сложив руки на груди. У него разговор со спонсорами выдался не такой плохой, как можно было подумать вначале. Их, как оказалось, очень порадовало наличие победы в матче как таковой. Хакурю положила голову ему на плечо и тоже прикрыла глаза. И даже если ее снова глючит, то она точно знает, что жизнь за эти два года развернулась на все сто восемьдесят. Она обрела друзей, человека, который поддержит ее в любую минуту, надежду на светлое будущее. Войдя в комнату уже глубоким вечером, Хакурю увидела, что окно настежь распахнуто, чего никогда не случалось. На столе у ноутбука лежала яркая красная лента, которую она точно уже где-то видела. И почему-то от сердца мгновенно отлегло. Почему-то знала, что теперь все точно будет хорошо.