107. Эрик/Трис/Фор. Дивергент.
4 октября 2016 г. в 21:00
Трис ему почти нравится — в ней есть стержень, есть сила воли, есть боевой дух.
Трис ему почти нравится — пока он не застает ее в объятиях Фора.
Именно с того самого момента Эрик и начинает выбивать из девчонки дерьмо — бессильная ярость выжигает внутренности, будто кислота, и жестокость помогает унять ее хотя бы на время.
— Ты должен понять, — говорит Фор, пряча от него взгляд.
— Но я не понимаю, — сухо произносит Эрик в ответ на это.
— Ничто не может длиться вечно, — туманно откликается Фор и уходит, а Эрику хочется скрежетать зубами, выть волком и голыми руками разрывать на части Трис с ее невинными глазами.
Фор прежде не отличался особенным фатализмом — по крайней мере, не в те ночи, когда делил с Эриком постель, и не в те мгновения, когда клялся ему в любви.
Сука Трис не имеет права забирать у Эрика то, что никогда ей не принадлежало.
И уж если Фор сам настаивает на том, что ничто не длится вечно, то и Трис ненадолго в его объятиях.
— Я знаю, за что ты так ненавидишь меня, — бросает девчонка ему в лицо однажды после особенно жесткого спарринга, в ходе которого Эрик разбил ей лицо. — Но сколько бы ты не бил меня, это ничего не изменит. Фор — мой.
— Ненависть — это слишком большая честь, которой я не окажу тебе, — мрачно улыбается Эрик в ответ. — Но не стоит дразнить меня. Обычно это плохо заканчивается.
— Мне спросить у Кристины? — вызывающе вскидывает подбородок Трис.
Эрик несколько мучительных секунд пытается припомнить, кто же такая Кристина — кажется, это та самая, со смуглой кожей, которая однажды решила, что достаточно интересна ему и скользнула ночью в его постель.
— Сломанная челюсть, — припоминает он, кивая и зловеще приподнимая уголки губ. — И осколок ребра, повредивший легкое. Да, конечно. Кристина. Но разве мертвые умеют говорить?
— Я знаю, что это ты убил ее, — шипит Трис. — Она сказала мне, куда идет.
— Ты пытаешься меня шантажировать? — уточняет Эрик с удивлением и даже неким восхищением.
— Я тебя предупреждаю, — цедит Трис. Она чудо как хороша в этот момент, охваченная гневом и праведным возмущением. — Оставь нас с Фором в покое, иначе…
— Я запомню тебя такой, — обещает Эрик, прижимая свой палец к ее губам, тем самым вынуждая девчонку замолчать, и склоняется к ней близко-близко, словно собирается поцеловать: — Постарайся, чтобы и Фору было что вспомнить.
Когда через несколько дней она тщетно бьется в стекло барокамеры, стремительно наполняющейся жидкостью, Эрик улыбается ей по ту сторону — он даже помахал бы ей на прощанье, но взгляд, которым она одаривает его напоследок, стирает улыбку с губ.
Она ему почти нравилась — даже перед лицом смерти Трис не сдалась, и в глазах ее не было ни мольбы, ни страха.
Она ему почти нравилась — и презрение в ее прощальном взгляде его уязвило.
— Это сделал ты, Эрик, я знаю, — той же ночью шептал в его объятиях задыхающийся от слез Фор. — Как ты мог? Как ты мог?..
— Это не я, Фор, это ты — мягко возразил ему Эрик. — Ты ведь сам сказал, что ничто не длится вечно. Вот и Трис… Закончилась.
— Но ты не намерен заканчиваться никогда, — горько обронил Фор, каменея в объятиях Эрика.
— Таков уж я, — просто ответил Эрик.
Было ли ему жаль?
Нет, нисколько.